Сказки старого Абати. Ты только позови меня

   
   Утро следующего дня выдалось ясным, но тепла солнца не чувствовалось.
Абати ждал меня на другом берегу реки, облокотившись на свой посох. Как только я подошел к мосту, Абати выпрямился во весь рост.
-Э-э-э, подожди. Куда ты полез? Снимай обувь и носки, закатывай штанины и переходи брод. Вода не холодная, – крикнул он, пытаясь придать голосу строгость.
–Пусть будет добрым для тебя утро, – ответил я, призывая его к миру.
– Не виляй хвостом. Ты же сам еще вчера говорил мне, что мост уже не нужен. Вот и будь верен своим словам. Лезь в воду.
– Абати, у тебя с памятью что-то не так. Я это говорил еще до того, как мы его с тобой починили. Не ты же на своих плечах тащил из-за семи гор весь этот лесоматериал.
– Ты хочешь сказать, что ради меня?
– Именно для тебя. Для кого же еще?
– Ну что ж, если это так, значит мост мой.
– Да. В ауле так и называют его – «Абатин мост». С усмешкой, между прочим.
– Тогда я на законных основаниях запрещаю тебе пользоваться им.
Я стал демонстративно снимать обувь, искоса подглядывая за своим старым другом. На лице Абати не было и тени сострадания ко мне.
– Главное, чтобы носки и обувь не замочить. Ноги в тепле – и никакая простуда тебя не возьмет.
– Абати, ты меня позвал ради своих нравоучений? Если так, я пойду обратно. У меня своих дел полно.
– Ладно, – примирительно сказал Абати. – Я просто хотел тебе объяснить – то, что ты делаешь ради других, очень часто бывает нужным и тебе.
– Ну, зачем ты это не сказал сразу? Зачем ждал, когда я разуюсь, закатаю штанины?
– Это чтобы ты помнил всегда. Представь себе, каждый раз, снимая обувь и носки, ты будешь вспоминать наш мост и меня на этом берегу. А теперь освежи свои ноги в холодной воде и полезай на мост. Проверь его крепость.
Я последовал совету старика. Холодная вода горной реки действительно вернула телу былую легкость. Проснувшаяся обида на друга сменилась благодарностью. Он умел заботиться обо мне даже в мелочах. Я взбежал на мост.
– Смотри, Абати, – окликнул я старика и подпрыгнул несколько раз на середине пролета.
Мост стоял крепко.
– Внимательно запомни все, что нужно для устойчивости моста. Мало вбить в грунт опоры и накинуть на них пролет. Нужно, чтобы он еще и не качался. Пригодится, когда сам будешь строить мосты для людей.
– Абати, это же был мой первый мост?
– Поэтому и подпрыгивал, как весенняя бабочка.
Абати улыбнулся и, одобрительно покачав головой, быстро зашагал в гору. Я побежал за ним.
Мы поднялись на широкое плато и зашагали к его краю, где начинались кусты боярышника и кизила. Подойдя к ним, Абати остановился. Прислонив к себе посох, стал читать молитву по умершим.
Я знал про это старое заброшенное кладбище. Бывал здесь много раз, но даже представить себе не мог, что оно хранит какую-то тайну, которую и хотел открыть мне Абати.
– Ты знаешь это место? – спросил он меня тихо.
– Да, Абати. Здесь когда-то был аул, который расстрелял из пушек генерал Бакланов во время войны с Великим Учителем. Ташу-хаджи отступал с боями в горы, а этот аул оказался на пути наступающего генерала.
– Мало кто уцелел тогда после этой бойни, но и они больше сюда не вернулись. Разошлись по другим аулам. А кладбище осталось, – промолвил с печалью Абати и зашагал вглубь кустарника. Я молча последовал за ним. Остановились перед старым дубом. Он был не очень высок, но ствол в два обхвата и толстые скрючившиеся ветви свидетельствовали, что этому крепышу не меньше лет, чем моему Абати. Постояв немного, старик присел на корточки перед широким плоским камнем, торчавшим из земли в шаге от дуба.
– Вставай, Абати. Земля еще холодная. Простудишь колени, мне потом тащить тебя на себе.
Абати меня не слушал.
– Здесь покоится Бибулат, сын Тайми – сказал он тихим голосом.
– Я не ослышался?
– Тебя это удивляет?
Я погладил рукой могильный камень и опустился на колени рядом с Абати.
– Абати, как он мог быть похоронен здесь, на старом заброшенном кладбище, если жил в Иласхан-юрте? А туда можно добраться отсюда за полдня. Неужели тот, кто его хоронил, поленился отвезти тело на родовое кладбище?
– Не думай плохо о тех, кто его хоронил. Они знали, что нужно делать.
– Как же так?
– Я же объяснял тебе, почему могилы наших героев должны быть безвестны. Ты же знаешь, как поглумились над телом Талхига.
– Почему его похоронили здесь?
– Его тело нашли недалеко отсюда. В часе ходьбы, на берегу Ясси. Если бы не рана на правом боку, можно было бы поверить слухам, что он был убит в честном бою. Но это было не так. Он уже перешел реку, когда убийца выстрелил из кустов. Бибулат упал с коня и уже мертвого убийца два раза полоснул по лицу шашкой.
– Он был один.
– Да. Он был один.
– Как так получилось, что он остался один? Великий воин, вожак «конахов» перед которыми трепетал весь Кавказ.
– Народ отказался от него в пользу какого-то Магомы из Дагестана.
– Почему? Какая необходимость была искать вождя на стороне, когда был Бибулат?
– Тот чужак спустился с неба на крылатом коне Бурак в сопровождении ангелов. Нашлись люди, которые поклялись, что видели это своими глазами. А Бибулат был всего лишь сыном колесного мастера. Поэтому народ пошел за святым.
– А Бибулат, получается, не был свят? С юношеских лет бескорыстно сражался за свободу своего народа. На войне не наживался, был скромен даже в одежде. Я читал о нем даже у Пушкина.
– Чтобы признали святым, для чеченцев нужно ходить по воде или летать по небу. Праведность и жертвенность человека здесь не принимается в расчет.
– Наш народ был неграмотен в те времена. Можно понять их.
– Он и сейчас пойдет за всяким, кто пообещает золотые города. Представь себе, завтра народу предложат выбрать тебя или того «кабана» из Грозного, кто разъезжает с такими же бездельниками, как сам, и мутит головы людей. За кем пойдут люди? За ним. Потому что ты знаешь, что мосты и дороги люди должны строить своими руками, а они считают, что кто-то должен за них. Люди делают святым того, кто обещает сытую жизнь в роскоши, не делая при этом ничего, и ненавидят тех, кто призывает к праведной жизни, кто добывает себе хлеб честным трудом. Так было всегда, так будет впредь. Придут времена, сам все увидишь своими глазами. А теперь не спрашивай меня больше ни о чем и иди за мной. Я покажу тебе могилу Закри.
Вскоре мы очутились на небольшой полянке, заросшей чертополохом и полынью. Прямо по ее середине стояли две плиты, обросшие мхом. Рядом с ними из земли торчал камень, такой же, как и на могиле Бибулата. Едва заметный бугорок указывал на то, что человека здесь хоронили гораздо позже.
Абати снова оперся на свой посох.
Я встал рядом.
– Эту могилу знали только двое. Я и Белая Альбика! – сказал Абати.
– Альбика? – переспросил я с удивлением. – Та самая Альбика, которая поклялась выйти замуж только за Закри!
–Та самая – подтвердил старик.
– Как она узнала?
– Я ее привел сюда. Не удивляйся. Весть о том, что Закри убили, облетела Чечню очень быстро. Многие вздохнули с облегчением. Теперь можно было вести себя распущенно и на свадьбах, и на вечеринках, и на сходах. Другие не сразу, но все же начали понимать, что после Закри жизнь стала сначала скучной, потом серой, потом уже и тоскливой.
– А для тебя, Абати?
– Я и тогда был слишком стар, чтобы его смерть что-то изменила во мне. Разве что появление в моем доме Альбики напомнило мне, что сам был когда-то молод и кипел страстями.
– Альбика, самая красивая и гордая девушка Чечни, приходила к тебе?
– Да, это было через год после смерти Закри. Когда у нас во дворе появилась девушка в черном одеянии, я подумал, что пришла родственница моей жены, но Румани после короткого разговора с ней окликнула меня.
– У нашей гостьи к тебе дело. Выслушай ее.
Я зашел в дом. Гостья и Румани последовали за мной.
– Что у тебя за дело ко мне? – спросил я.
– Во имя Того, кто сотворил нас, прости, что беспокою тебя. Позволь быть откровенным с тобой, Абати. И не подумай обо мне плохо, – ответила она с дрожью в голосе.
– Кто ты?
– Я – Альбика.
– Альбик много в Чечне.
– Абати, к тебе могла прийти только одна Альбика.
– Почему ты пришла одна? Не пристало девушке ходить одной по чужим людям.
– Ты не чужой мне, Абати. Ты был ему другом, хотя и годился в отцы.
– Что привело тебя ко мне?
– Расскажи мне, что ты знаешь о случившемся.
– То же самое, что знают все.
– Мне не нужно то, что знают все. Люди разное говорят. Мне же нужно то, что знаешь ты. Именно ты.
Я никогда не думал, что чеченская девушка обладает таким холодным умом. Она спросила так, что не оставила мне никакой возможности уйти от ответа.
– Успокой свою душу, Альбика. Он не был самоубийцей.
– На нем была кровь?
– Нет.
– Он обесчестил женщину?
– Нет.
– Что он сделал такого, за что его нужно было убить?
– Ничего такого, что требовало бы его смерти, он не совершил.
– Значит, это было просто убийство!
– Да, Альбика.
– За него отомстили?
– Нет
– Как такое может быть?
– Наш мир рухнул, Альбика. И вместе с ним наши адаты. Никому они больше не нужны.
– Но мы же есть!
– В этой истории есть ты, Альбика, со своим раненным сердцем. И больше никого.
– Кто его убил?
– Зачем тебе это знать?
– Я хочу отомстить.
– Ты не имеешь права мстить. Он был чужой для тебя. Адат не дает тебе права.
– Ты сам сказал, что наши адаты рухнули.
– Да, но не потому, что ты их отвергла.
– Тогда я отомщу за себя.
– За Закри должны отомстить его родственники. Тебе убийца ничего не сделал.
– Он и меня убил, Абати. Похоронил живой.
– Выйди замуж и забудь про Закри.
– Я поклялась, что выйду только за Закри. Неужели ты думаешь, что его смерть освобождает меня от клятвы? Ведь ее я давала не Закри, а самой себе.
– Мертвых не вернешь, живые должны жить. Выйди за другого. Не морочь себе голову дурными мыслями.
– Я не могу предать себя, Абати, и того, кто мог бы стать мне мужем. Неужели тебе так трудно это понять?
– Мне не трудно, но тяжело. И говорю тебе то, что должен сказать. Не имеешь права. Закри тебе не был ни мужем, ни братом. Если убьешь, кровь падет на твою семью – на отца и братьев. Ты об этом подумала?
– Нет у меня никого, Абати. Отца с моим единственным братом расстреляли русские за то, что приютили раненного русского. Мать не вынесла такую потерю и умерла через несколько дней. Я одна, Абати, под этим небом.
– Послушай, Альбика. Я понимаю твое горе. Но адат разрешает месть только кровным родственникам. В противном случае это обыкновенное убийство и родственники убитого имеют право убить любого мужчину из твоего рода. Если нет у тебя брата, то двоюродного, если и такого нет – троюродного.
– Не справедливый закон.
– Не тебе решать, Альбика.
– У подлых людей больше защиты в этих адатах.
– Не буду спорить.
Альбика встала.
– Выходит, у меня нет права на справедливость?
– Он тебе лично ничего не сделал, даже плохо не посмотрел в твою сторону, дурного слова не сказал.
Альбика умолкла. Потом спросила.
– А если он попытался бы меня обесчестить?
– Даже если просто коснется тебя против твоей воли или оскорбит словом…
– Хорошо, Абати. Я все поняла. Можешь показать мне его могилу?
Что мне оставалось делать? Кто бы мог устоять перед ее красотой? Я привел ее сюда. К этой поляне. И знаешь, я даже не успел прочитать молитву перед кладбищем, когда она сама без моей подсказки нашла могилу Закри.
Она переночевала у нас. Утром я предложил ей остаться с нами навсегда.
– У тебя нет близких родственников, у нас с Румани – нет детей. Будешь нам дочерью.
– Спасибо тебе, Абати. Какая девушка не мечтала бы иметь таких родителей, как вы. И я бы приняла твое предложение с большой радостью, но тогда мне придется заплатить за это слишком большую цену. И день не пройдет, как к тебе придут сватать меня.
Она вышла. Румани пошла провожать ее.
Я позвал их обратно в дом. Достал из сундука пистолет и кинжал.
– Закри хранил их у меня. Пусть дальше они будут у тебя.
– Но они же для тебя память о нем…
– Мне не нужна вещь, чтобы помнить о человеке. Да и сам я оружие не люблю.
Альбика взяла и прижала их к груди.
– Абати, его же убил Довта? Тот, который работает в милиции?
– Не знаю я никакого Довту.
– Довта, сын Абусолты. Он вызывал ночью Закри из дома.
Я не ответил ей.
Она и не переспросила. Просто посмотрела внимательно в мои глаза и, молча, вышла на улицу.
Я не пошел провожать ее, но видел в окно, как она выходила со двора. Мне думалось тогда, что никогда больше ее не увижу.
Абати умолк.
Молчал и я.
Солнце встало прямо над нами. Приближалось время полуденной молитвы. Я не стал просить старика продолжить свой рассказ. Спросил только, где будем делать омовение.
– Спустимся другой дорогой через Ореховую лощину. Там у родника помолимся и перекусим слегка. Ты, наверное, не успел утром даже чай попить.
– С чего ты решил?
– Глаза у тебя красные. Заодно и родник почистим.
Я хорошо знал это место. Дорога к нему вела через крутые тропы, поэтому и пошел впереди Абати. Он не стал возражать.
– Когда спускаешься с горы, сильный должен идти впереди, чтобы в случае чего подхватить поскользнувшегося. Когда поднимаешься в гору, наоборот, сильный идет сзади, – учил он меня, когда еще мальчишкой лазил с ним по нашим горам.
Родник действительно был занесен прошлогодней листвой и истоптан лесными обитателями.
Я предложил Абати отдохнуть.
– Здесь мало работы. Управлюсь быстро.
– Хорошо, – согласился Абати. – А я разложу наш обед.
Не прошло и пяти минут, как я гордо расправил свои плечи.
Абати улыбнулся и покачал головой.
–Ты слышишь, как журчит родник?
Теперь покачал головой я.
– И я не слышу. Значит, он не свободен и его нежелательно пить. Пройдись по оврагу вниз до водопада.
Старик был прав. Стоило мне расчистить от листвы и прогнивших сучьев русло родника, как раздалось его пение.
– Подожди немного. Пусть вода очистится.
– А как узнать, чистая она или нет?
– Родник должен журчать звонко, а не шуметь. Тогда она и пригодна для питья.
Абати снова был прав. Прошло немного времени и шум падающей воды сменился ласковым журчанием.
– Как ты думаешь, нам сначала покушать или помолиться?
– Я не голоден, Абати.
– Ты прав, мой сын, сытому скучно стоять перед Богом.
Я любил молиться рядом с Абати. Это было единственное место, где надо мной нависали его долгие годы жизни. Мой старый друг был почти с меня ростом, но в тот миг, когда он, выпрямившись во весь рост лицом на юг в сторону Каабы, приказывал мне: «Становись», – превращался в нарта. Мне нравилось слушать его дуа на родном языке. Он никогда не просил для себя ничего, кроме прощения за свои грехи и сил удержаться в вере. Его голос, полный старческой нежности, просил у Бога мира между людьми, еды – голодным, крова – бездомным, здоровья – больным.
– Абати, – спросил я, когда присели обедать. – Ты больше не видел Альбику?
– Да, видел. В ту осень и зиму только у нас с Румани можно было купить зеленого лука и свежей моркови. Поэтому мы не пропускали ни одного воскресного базара в Хаси-юрте. Товар наш расходился за какой-то час. Возвращаться домой одному в те годы было боязно. По всем дорогам и даже лесным тропам сидели в засадах банды абреков. Поэтому приходилось ждать полудня, когда соберется в обратную дорогу большой обоз. Знаешь, я всегда удивляюсь людям, живущим в ауле. Много ли труда нужно, чтобы присыпать землю песком и соломой, чтобы иметь под рукой свежую морковь и зеленый лук? Так нет же. Нужно обязательно ездить в Хаси-юрт и там у меня покупать то, что можно найти у себя в огороде. Главное – не ленись. Даже ты, лентяй, зная, как выращивают овощи осенью и зимой, и то палец о палец не ударишь.
– А зачем, Абати, возиться в своем огороде, когда все, что мне нужно, растет у тебя?
– И то верно, – согласился старик. – Зачем тебе копаться в холодной грязи, когда у меня можно забрать очищенное? Вот скажи мне, что ты будешь делать, когда я умру?
– Успокойся, Абати. Когда ты покинешь этот мир, я в первую же осень посею семена моркови и укрою их пшеничной соломой. Ты только не отвлекайся на другую тему. Ты же обещал мне рассказать все.
– Да-да, обещал. В тот зимний день мы с Румани повезли на продажу зеленый лук, сыр, сметану и немного моркови. Румани быстро продала наш товар, и мы прилегли на своей арбе, укутавшись тулупами. Я уже стал засыпать, когда Румани толкнула меня в бок.
– Смотри, опять этот юноша появился. Какой красавец!
Я приподнялся. Сквозь толпу не спеша в нашу сторону пробирался всадник в белой бурке и папахе.
– Он каждое воскресенье здесь прогуливается, – сказала Румани.
– Как и мы. Что тут особенного?
– Мы здесь продаем, а он ничего не покупает. Никогда. Просто прогуливается по базару. Кажется, ищет здесь кого-то.
– Тебе какое дело? Не морочь себе и мне голову пустыми мыслями. Лучше дай мне поспать перед обратной дорогой.
Я откинулся на спину. Посмотрел на холодное синее небо и заснул. Ты же знаешь, как сладок сон в морозные дни под тулупом. Проснулся от резкого крика.
– Стой, слезай с коня и руки верх!
Я приподнялся.
Это был Довта. Он встал перед всадником, нацелив на него свой «Маузер».
– Иди своей дорогой, – ответил всадник и его голос мне был знаком.
– Еще одно слово и я выбью твои мозги, – пригрозил Довта.
– Иди своей дорогой, – все также спокойно повторил всадник.
– Слезай, – повторил Довта. – Чтобы твой отец пас свиней. Не испытывай мое терпение. Слезай, говорю.
– Оставь моего отца в покое.
– Чтобы твоя мать таскалась с каждым.
– Моя мать прожила свою жизнь с честью. Зря ты сказал про нее так.
– Да будь прокляты твои предки в седьмом колене, слезай. Ты арестован.
Всадник слез с коня.
– А теперь подними руки вверх.
– Зачем? Ты не имеешь права на это.
– Это мне решать, – сказал Довта.
– Не трогай меня руками, – громко, чтобы слышали все, потребовал всадник и оттолкнул Довту.
Довта пришел в ярость.
– Я таких, как ты, расстреливал без колебаний, как мух, – крикнул он с надрывом и бросился на всадника.
Раздался выстрел. Но почему-то упал Довта, лицом в слякоть, схватившись за живот, а белый всадник медленными шагами подошел к нему и застыл, как могильный камень.
Говорят, те, кто убивал людей, страшатся своей смерти и до последнего цепляются за жизнь.
– Не убивай меня, – взмолился Довта. – Ради Аллаха, не убивай меня.
Всадник наклонился к нему и в этот момент Довта неожиданно обхватил его руками за грудь. Раздался второй выстрел. Довта опрокинулся навзничь.
– Она женщина – сказал он слабеющим голосом. – Меня хочет убить женщина. Люди, не дайте ей меня убить.
А народ молчал.
Довта, собрав последние силы, крикнул толпе.
– Спасите меня. Не дайте этой шлюхе убить меня.
Всадник не спеша засунул «Маузер» за пояс, вытащил кинжал и медленно присел на одно колено перед умирающим. Кто-то из толпы дернулся к ним. Заметив это, всадник резко обернулся в его сторону. С головы упала папаха, обнажая толстую белую косу.
В толпе раздались возгласы удивления.
– Не подходи, – крикнула девушка.
И этот крик, клянусь нашими святыми, в один миг превратил того человека в ледяную глыбу.
Она стала молча обводить взглядом толпу и когда наши глаза встретились, крикнула так, что народ содрогнулся от страха.
– Я мщу за себя! – и вонзила блестевшее на морозном солнце стальное лезвие в горло смирившегося со своей участью.
Потом Альбика встала во весь рост.
Ни до того дня, ни после я не видел подобного. Это была ужасная картина. Лежащий в луже труп мужчины в кожанке и застывшая, как чурт  девушка необыкновенной красоты. И тысяча каменных лиц вокруг. И мертвая тишина, прерванная голосами милиционеров, пробивавшихся к месту казни Довты.
– Милиция идет, – раздался голос издалека.
И тогда Румани крикнула толпе.
– Сомкнитесь, люди. Дайте ей уйти.
И люди, повинуясь голосу Румани, сомкнулись, не давая возможности милиционерам пробиться к месту казни своего товарища. И только когда девушка скрылась, толпа разомкнулась.
Милиция вызвала свидетелей и тогда Румани подошла к ним и сказала:
– Я видела все и и слышала. Он стал домогаться девушки на виду у всех, а она умоляла его не порочить ее честь. Этот, – показала Румани на лежащий труп, – не унимался. Стал угрожать пистолетом, а она, увидев, что никто за нее не собирается заступиться, выстрелила в него. Он упал и стал кричать, что она шлюха. Тогда она его добила кинжалом.
Потом Румани крикнула в толпу.
– Так же все было, люди?
И из толпы крикнули в ответ десятки голосов.
– Эта женщина говорит правду.
И тогда их начальник приказал своим.
– Узнайте, чья это падаль лежит и передайте его родственникам.
– Абати, он не приказал задержать Альбику?
– Это был Баудди. Тот самый Баудди, который потом стал знаменитым абреком.
– Абати, получается, что сама судьба дала возможность Альбике поквитаться с Довтой.
– Судьба тут не причем. Я думаю, Альбика подговорила кого-то донести Довте, что по базару разгуливает пособник абреков. Все знали, что он готов убить родную мать, чтобы выслужиться перед начальством. Вот и заманила его на базар, где много людей.
– Этой доносчицей была Румани?
Абати не ответил на мой вопрос.
– Ты оправдываешь это убийство?
– По адату чеченцев она была права. Посягнули на ее честь. Прилюдно коснулись руками. Оскорбили ее родителей. Грязно обозвали. Довта трижды заслуживал позорной смерти. Права ли была она перед Богом, не знаю. Не мне судить…
Стало душно. Назревала первая в этом году гроза.
Мы начали спускаться вниз к реке, когда засверкали молнии над Беноем.
– Похоже, будет паводок. Пока не поздно надо перебраться на наш берег. Иначе придется переночевать здесь, – сказал Абати.
Мы ускорили шаг, но все равно не успели к мосту раньше, чем услышали глухой шум. По мере приближения он усиливался. Наконец, огромные волны вырвались из теснины ущелья и разлились по широкой долине Ясси. Никогда не видел ничего подобного. Взбесившаяся река несла столетние деревья, как соломинки. Огромные валуны перекатывались, словно мячи.
– Мы можем успеть перебежать на наш берег, – предложил я старику.
– Можем, – подтвердил он. – Сил хватит и легкости в ногах, но мы останемся здесь. Всякое может быть, пока добежим. Нога подвернется, судорога схватит. А от этой волны спасенья не будет. Я за всю свою жизнь не видел такого. Вижу, что волна может достать нас даже здесь. Поднимемся на пригорок.
– Абати, давай вытащим наш мост на берег. Я один не осилю.
Абати покачал головой.
– Сил у меня не хватит помочь тебе.
– Тогда я попробую сам.
Абати улыбнулся.
– Я понимаю тебя. Ты ценишь свой труд и это очень хорошо.
– Но там же больше твоего труда! – попробовал я возразить ему.
– Да, но твоя жизнь мне дороже, – ответил Абати и направился к тропе, по которой поднимались утром.
Волна сходу подхватила наш мост, как хворостинку.
– Теперь я понял, Абати, почему говорят, что человеку, трижды видевшего паводок Ясси, уготована прямая дорога в рай. Жуткая картина.
– Я о другом думаю, – ответил старик. – Видишь эту реку. Еще утром она мирно катила свои воды под ясным небом. Но грянула в горах гроза и она разошлась в слепой ярости, сметая все на своем пути. И ничто ее не остановит, пока не стихнут ливни в горах. Вот так и народ наш
Абати замолчал. Слышен был только тяжелый гул потока воды, усиливаемый иногда грохотом обвалов подмываемых берегов.
– Тебе не жалко нашего моста? – неожиданно спросил он меня.
Я посмотрел на Абати.
– Нет, не жалко. Все равно наши с тобой аульцы за лето растаскали бы его на хворост. А осенью я построю новый мост. Ты поможешь мне?
– На самом деле не жалко нашего моста?
– Нет, Абати. Не жалко. Ведь кто-то же успел по нему пройти за эти дни.
– Тогда помогу. Ты только позови меня