Попутчики

                Попутчики.
                Попутчик – тот, кто временно и только
                внешне примыкает к кому-либо…

Забытьё было удивительным, выпал я из яви. Вагон дернулся. Меня охватило блаженное чувство. За стеклом уплывала платформа вокзала. Уплывала выбоина в бетоне, в ней скопилась вода, в воде отражалось небо.
Я пропустил миг, когда женщина вошла в вагон. Она почему-то уселась напротив. Проскользнула по мне нехорошими, серыми, слишком светлыми, неуютными, непонятного цвета холодными глазами, мне показалось, не согретыми душевным теплом. Такие глаза, мне подумалось, сводят на нет красоту женщины. Для неё я был словно штора на окне, ничтожная частица движущегося вагона. 
Повторюсь. я не сумел заслужить у неё ничего, кроме равнодушного взгляда. Но мне стало тесно, моё пространство теперь заполняла не только женщина, но и её воспоминания. Я стал раздваиваться, одно за другим проносились пережитые ею чувства. Вначале ничего не получалось распознать. Я как бы продвигался по её памяти. Не мог только определить, по лабиринту иду, по тоннелю, по разрушенным ли катакомбам?
Прежний «я» разглядывал из-под ресниц женщину, второй «я» получал информацию. Переходил из одного ответвления в другое.
Какие-то ходы были заложены. Раствор в кладке был ещё свеж. Недавно, знать, события происходили.
На женщине была надета модная дублёнка, меховая шапка. Замшевые сапоги. Она аккуратно повесила дублёнку на крючок. Вещей с собой никаких, значит, едет пару остановок, не больше.
Раскрыла журнал, стала его листать. Я смотрел в стекло окна, отражение оттуда смотрело на женщину. Острота пережитых женщиной чувств, начала колоть моё второе «я», предлагая докопаться до сути её воспоминаний. Перескок шёл с яруса на ярус.
Её чувства переходили в слова, слова входили в меня сами собой, я их только осознавал. При этом притворялся, что совершенно ко всему равнодушен.
 Кидаю взгляд. В моём настроении произошла перемена.
Полумрак вагона. Поезд шёл вдоль края озера. Стук колёс ритмично накладывался на слышимые фразы. Я считываю их с судорожно сжатых губ. Губы готовы скривиться в плаксивой гримасе.
Не мне предназначены слова.

«Нам посчастливилось стать избранными – совпасть в двух главных проявлениях любви и человечности – в чувственной близости именно друг к другу и в интеллектуальном интересе именно друг к другу. Ты сам признавал, что это редкость, это – чудо, и это нужно беречь и лелеять. Я так и делала. Совершенно переформатировалась под тебя, дома сидела безвылазно, хотя это невероятно для того, кто привык сутками лазать с фотоаппаратом по окрестностям. Я совсем перестала писать, потому что утром непривычно, а вечером уже нужно спать.
Я вовсе не призывала тебя меняться. Я приняла тебя таким, каким увидела, встретила – как и ты меня. Страсть первых дней узнавания улеглась, она успокоилась, и нам нужно было жить друг с другом КАЖДЫЙ ДЕНЬ, ИЗО ДНЯ В ДЕНЬ. Оставаясь желанными и приятными друг другу.
Но, прости, ты выбрал не того человека, ты меня никогда не смог бы превратить в кухонную принадлежность. Я выше этого, я – лучше.
Меня нельзя контролировать Я такого не потерплю. Но с тобой, что удивительно, я первое время могла быть сама собой. А потом, как-то уяснилось, что ты не принял меня полностью такой, какая я есть, вот я и посчитала, что поэтому у нас нет будущего. А без будущего, зачем всё было начинать, не правда ли?
Тем не менее, ты мне был нужен – с этим не поспоришь. Мы стали попутчиками. Я не предполагала, что дорога. по которой пошли, окажется такой короткой.
Попутчикам, что и надо, так внимательно относиться друг к другу. Уважать взаимно мнения, решения «второй половинки», поддерживать и помогать. Возможно, я что-то не видела, в чём-то поступала не так, как ты это видел. Так подсказать надо было. Но и самому, будь ласка, надо было учитывать мои пожелания, решения, потребности.
Не надо было дразнить меня, как обезьяну в зоопарке, если мои решения расходились с твоим видением жизни. Но, даже живя непохожими вместе, мы были не одно и то же, мы разные, и в этом была вся прелесть, тайна и жажда.
Мы как два ключика стеклись в один ручеёк. И течь надо бы согласно, не баламутиться, взбивая ил, а прозрачно сливаться».

Странно мне было слышать упрёки. Косился я на женщину: что слышал, не вязалось с тем, что видел. Женщина изливала свою душу. Она разговаривала не со мной. Поразительно, если бы она могла только предположить, что моё второе «я» стало её собеседником, как бы она поступила?
Ещё поразительней было бы, если б вдруг открылась дверь, вошёл и к ней подсел тот, с кем она разговаривала…
Никак не получалось представить того, кому обращены её слова. Конечно, к мужчине. который был старше её.
Прошло несколько секунд…И тут же слышу ответ. Начинаю ей отвечать. Не я сам, а он. «Он» отвечал через меня. Повторюсь, я её вижу в первый раз. Ни - кто она, ни - куда едет. Приблизительно ей тридцать с гаком. Теперь женский возраст определить трудно. Львиная доля денег тратится, чтобы скрыть возраст.
 Мне как-то всё равно, куда она едет. Может, от кого бежит. Я для неё тоже попутчик, не любезный. Не удосужился помочь снять дублёнку. Не завёл разговор.
А Он между тем отвечает. В стекле видно отражение, может, это Он?
Женщина взглядом прошлась по мне. Отметила, что у меня спокойное лицо. У меня, оказывается, крупные ноздри. У меня шевелятся губы.
Он начал с ней говорить. Голос взволнованный, с хрипотцой.

«Я считал, что лишь на время человек прилепляется к другому человеку, до тех пор, пока в сердце сохраняется привязанность. Привязанность имеет свой срок. Ты, кажется, с самого начала для себя установила такой срок. Год, три года, пять лет? Сколько поживётся. На моё предложение, выходить за меня замуж, ты ответила, что никогда замуж не пойдёшь. Замуж – это лишиться свободы. 
Я понимаю, у тебя богатое прошлое, такое редко когда сразу отпустит. Оно постоянно будет выглядывать из-за плеча, оно будет подталкивать под руку, оно будет подмечать просчёты и огрехи. Оно будет сравнивать. Оно иногда холодным сожалением нелюбви наградит.
Тебе, как наркоману, нужны новые ощущения».

         «С чего ты взял? «Поживётся», - зависит от тебя. Я тебе очень благодарна, мне с тобой было хорошо. Повторяю, насилия не переношу, а его постепенно накопилось до предела - и секс без желания, и диктат режима жизни, и ковыряние в мозгу. Просто стало невыносимо. Моё состояние - свобода, и я вернулась в неё. Уступки каждый день это - тюрьма. Я спасла свою личность. И теперь мне очень хорошо»

«У моего прошлого тоже свой набор привычек, оно тоже сравнивало и сравнивало, выгребало из далёких тайников прошлые встречи, прошлые связи, сопоставляло. Лучше, хуже…Тебя морщило от моей сдержанности, от неласковости, от нежелания говорить доброе утро и спокойной ночи. Тебя хотелось чего-то особенного.
Раз за разом задаю себе вопрос, что лучше, когда соединяются двое неумех, или, когда, обременённые каждый своим опытом, неординарные, создают союз? Союз чего? Союз для чего? Союз ли?»

. «Я живу теперь отлично - наслаждаюсь одиночеством и свободой. Связала декоративный элемент к одной из юбок. Никого не вижу и счастлива этим. Завтра будет весёлый день - всё утро составляла себе вкусный маршрут праздничного передвижения. Конечно, не всё намеченное сбудется, но буду стараться. Я выхожу редко, но метко»
.
«Мне раз за разом приходилось сдавать свои позиции, уступать в мелочах, не договаривать, подмечать несуразности. И молчать. В ушах стоит твоё: «Не говори мне это, я не хочу это слышать. Мне это не нужно…Я не боюсь, если ты меня выгонишь».
Почему «выгонишь»? Значит, ты в себе не уверена? Значит, такое уже было?
Спешка, с которой ты уехала, породила неясное чувство. Что-то мне нужно было делать не так? Что?
Сдувать пылинки? Влюблено глядеть в глаза? Ворковать? Засыпать подарками? Так многое из этого я проделал до привыкания, до насыщения, до пресыщения, которое в позевоту стало выливаться. Я ведь не сразу понял, что ты начала, спустя пару месяцев, искать, к чему бы прицепиться. Это стало потом. Мелочи начали главенствовать: не так посмотрел, не то сказал, не так держу ложку. Запахи тебя начали преследовать. Тебе тошно стало. Ты ждала большего.
Ты глаза стала отводить в сторону. И эта дурная привычка - втиснуться в угол кресла и молчать. Делать вид, что книга заинтересовала. Ты молчанием отгораживалась от меня. И как-то исподлобья поглядывала. С этого начались сомнения. А сомнения - они жизненные качели».

Монотонно постукивают колёса. Этот стук готов был ввергнуть в равнодушие и сон. Никак не получалось представить того мужчину. кто говорил. Голос слышу. Странны мне эти мысли вслух. Тот мужчина не обличал, он пытался что-то понять. Он растерян. Удивительно, его как бы и нет, а я его слышу. Краем бы глаза сопоставить их обоих…А вообще-то. мне показалось. что женщина сожалеет. Я стараюсь стать ко всему равнодушным, отдаться забытью, в нём отвратительное противостояние двух забудется.
Негодование и досада, скопившиеся за несколько минут, превращали меня в съёжившуюся оболочку. Я стараюсь смотреть в окно, чтобы избежать взгляда с женщиной.
Мне ничего нельзя принимать всерьёз. И он, и она отплачивают долг. Мужчина виноват, больно сдержанным он оказался. Ни разу не опустился на колено, не осыпал цветами, не спел серенаду. Подобные мелочи имеют огромное значение.
Женщина с рассеянным и равнодушным видом перелистывала журнал. Она перелистывала совместно прожитые дни. Она упрекала себя за сентиментальность романтической дурочки.

«Я вообще никогда ни с кем не мечтала соединить свою жизнь. Вольный поэт жизни. Хоть это и звучит смешно, но я гордилась своим эгоизмом. Никому не обязана. Кто-то возил, кто-то кормил. А ты почему-то сразу заговорил о долгосрочном узаконенном отношении. Меня сначала вполне устраивали наши отношения. Сегодня, сейчас – хорошо, ну и нечего загадывать будущее. Я боюсь будущего. Беспокойство не по мне. А ты повёл себя странно. Надеюсь, теперь сожалеешь о своих поступках? Что-то хотел бы исправить, но поздно. Уже не вернуть тех счастливых минут. Теперь мне трудно было бы тебе поверить. Встреча с тобой вызовет панику, она не будет возвратом чувств, любое твоё слово не отзовётся во мне. Ты вдруг стал не тем. А я, повторюсь, с тобой чувствовала себя счастливой. Я была готова простить тебя за всё, забыть те минуты, когда ждала слов любви и готова была плакать из-за их отсутствия. Что ни говори, а ты подарил мне надежду».

«Не сердись. Просто радуйся. Помнишь, что ты говорил, каким был в начале нашего общения? Вот и будь таким же. Просто радуйся, что я у тебя была. Ты считал, что я - подарок судьбы. Я - подарок судьбы тебе. Что у тебя есть ещё? Неужели твоё одиночество тебе приятнее? Тебе выпало счастье, а ты всё время хотел его прикопать поглубже. Зачем? Теперь просто живи и радуйся. Не грузи себя вопросами».

«Когда я была с тобой, меня постоянно целый день угнетало чувство, что ты ждёшь только одного - тактильной близости. Сидеть рядышком или лежать.... Я ж и не против - часок поваляться. А ты бродил по дому и тянул из меня жилы ожиданием ночи. Ну как я могла расслабиться, когда целый день в таком напряжении? Я уверяла тебя, что можешь напрочь выбросить из головы свои фантазии о моих вероятных изменах - я уставала от секса с тобой. А теперь я просто летаю от ощущения свободы и независимости, телесной пустоты.   
Ты убедил меня в самом начале нашей жизни, что близость необходима - я согласилась и несла это согласие старательно - не отказываясь. Но и ты меня пойми - то, что было вначале это - страсть. Оно могла повториться только если бы ты как-то вызывал у меня аналогичную вспышку страсти. Страсть из ничего не сделать, потому что я всё пропускаю через мозг.
Женщины вообще сложнее мужчин, которых тронь - и готово. Просто многие во благо добрых отношений врут и притворяются, а я тебя уважала и была предельно честна - даже в постели. Повторяю, я ничего не требовала, я была честна и открыта. И мне было тяжело, когда ты бродил вокруг, вздыхал, какие-то гадости думал…»

«Ты почему-то решил манипулировать мною. Я, наверное, проявила слабость.
Я через некоторое время трезво посмотрела на вещи, никакой совместной жизни у нас не получится. Я не Золушка, - прекрасный принц не для меня.
Ты, кажется, навоображал про меня, точно даже и не знаю, что. Я ведь сама к тебе приехала. Я не такая, какую бы ты хотел рядом с собой женщину. Да и ты вблизи не гавань, в которую мой корабль мог бы заходить на отдых. Мне пришлось бы отчитываться: что, когда, где, с кем…Тебе не удалось сделать из меня заботливую жёнушку. Я не способна влюбиться.
Мы – разные. Это не главное, главное в том, как мы относились к этой разности. Мы не нашли общий язык. Не договаривали друг с другом, не принимали вместе решения. А потом я почувствовала какую-то ненависть к себе.
Тебя взбесило, что я вдруг собралась и уехала в свою старую квартиру».

Женщина отложила журнал в сторону. Выражение лица поменялось. Задумчиво уставилась в стекло. За окном мелькали деревья. Поезд прогромыхал по мосту. Змеёй проблестел извив речушки. Я видел, как таяла на лице женщины печать прожитых дней. Печать надежд. Воспоминаний о неудачном общении. Её глаза вспыхнули один только раз, наверное, те минуты она не выпустила в пространство. Мужчина лишил её того, на что она надеялась. У неё к горлу подступил комок. Она сглотнула. Достаёт платочек, пахнуло фиалками, прикоснулось к краюшку глаза. Я внезапно почувствовал нелюбовь к ней.

«Как ни ломал я голову, всё неутешительно. Жизнь стала пустой и бессмысленной. Я ничего не достиг. Я думаю о тебе постоянно. Из-за наивности, наверное. Из-за привязчивости. Я, как и ты, мы оба рассчитывали на великий подарок жизни, на любовь, но любовь вряд ли посетит того, чья душа не возделана. Кому, мне или тебе не хватило терпения? Всякий раз, у нас с тобой после разговора, оставалось что-то недосказанное, невыясненное, какие-то слова становились подозрительно холодными, чуждыми, и мотив разговора получался обидным»

«Ты уехала. Я понимаю, что надоел тебе, не тем оказался. Понимаю, что непрошено лез, что вызывал у тебя своим непониманием отвращение. Я бездумно шарахался по дому, покушаясь на тебя. Ничего не делал. Я не умею склеивать прожитые страницы книги жизни.
У тебя серёдыш прожитой жизни толстый, пережитое ты склеиваешь, получается, начало и всегда чистая страница. Твою середину никто не имеет права читать. Мой же серёдыш - листай, чёркай, что хочешь. Прости, за то, что я не воспринял тебя как целое – как человека и как женщину, которая пишет стихи. Я до сих пор продолжаю делить эти понятия. Ты открыла новое в моём видении. Встряхнула. Тебе было легче, непонимание ты в строчки стихов переводила. Не получилось мне вжиться в твои отъезды и приезды.
У тебя родилось множество стихотворений. Ты уезжала, приезжала другая, всё более замкнутая. Каждый раз приходилось приноравливаться.
Мы так и не научились говорить».

Мне послышался смех. Увидел полуоткрытый рот, белую полоску зубов. Мне бы прекратить сопоставлять бессмысленный разговор. Я не понимал, что происходит. И её, и его я могу истолковывать по-своему. Чудно вёлся разговор: то в прошедшем времени, то – в настоящем. Мне бы самому с кем-нибудь поговорить, поговорить, всё равно о чём. Чтобы и мои слова дошли до чьего-то сознания, отозвались в ком-то. Но даже отражение в стекле не кивает мне оттуда. На мой язык не приходит ничего значительного.
 
«Я - такая, какой была всегда, какой тебе понравилась. Ты - тоже. Я тебя приняла, как есть - не переделывала, ибо уверена, что это глупо и бесполезно. И тебе не надо было стараться это делать.
Ты говорил о понятии "мы", "наше". Появившись у тебя, я сразу всё заявила - что от меня одни проблемы, дохода в семью не принесу. Что я буду рукодельничать. Что я молчалива. Что мне важно чувствовать себя свободной. Ты всё это знал с самого начала. Не понимаю, почему ты так старался меня переформатировать? Я же не переделываю тебя - какой есть, такой и хорош. Ты мне понравился. Я тебе понравилась.
Я билась, бьюсь и буду биться об острые углы, потому что таков мой характер, который, как известно, не изменяем. Именно поэтому, устав биться об чужие углы, я и укрылась у тебя - чтобы возвращаться к тебе из недалёких и коротких странствий и отдыхать душой от несильных бурь. А ты сам шипы выставлял навстречу».

«Да, мы с самого начала были разными! Скорее всего, так про себя думали.
Молча копили неприязнь, накручивали себя. Не помню, когда пришло в голову мысль снова сбежать, в моей прошлой жизни набор привычек создавал подобие жизни, я начала думать, что снова родится полнота той, прошлой жизни, та полнота меня выручит.
Так и не так.  Повтор не бывает одинаковым. При повторе, раз за разом, нутро ссыхается. Раз за разом хотение мельчало. Я не думаю, что ты готов был согласиться на малое»

«Крохи чужой жизни издали кажутся полноценным куском. Чужие куски хватать – слезами давиться. Последнее дело, греться у чужого очага, особенно, мужику.
Я помню наше предпривыкание. В недоговорках, в попытках перехватить взгляд, в стремлении суть происходящего понять.
Не получалось мне отгородиться от мира. Со всех сторон лезла информация, лезла в щели. И всё больше о тебе, и ни от чего нельзя было отмахнуться просто так. Слишком яркая ты для обыденной жизни. Мне говорили, что ты стоишь больших денег. Чтобы где-то выступить, готова для этого пойти на всё. А что это всё для женщины?
Я не ангел. Жил на острие, был в гуще происходящего, отвергал что-то, меня гнобили, доходило, был всё равно, что изгой. Удерживался на ногах, шёл дальше. Топили в одном, всплывал в другом месте. Не искал чьей-то поддержки. Реагировал на всё.
Не матрёшка-неваляшка я, но несущий определённую миссию. В чём эта миссия – толком не знаю, но выстоять, и выполнить предназначенное обязан.
Не ловчил, не предавал. Кажется, это давало мне возможность ужиться даже с чёртом, но…Но я никогда не жил с чёртом, можно ли, живя с чёртом, остаться самим собой?
А мне хотелось и хочется, чтобы меня пожалели».

Мужчина, кажется, хотел сам себя утешить. Но для этого требовалось рассказать о себе всё. Он не готов к этому. Он не понимает, что с ним произошло. Это ужасное чувство Он - как бы посторонний всему. Нет ничего проще не рассказывать ничего. Я почуял улыбку его. Почуял на расстоянии. Улыбка – это свет. Сколько раз про себя отмечал разные улыбки: липкие, обжигающие, пушистые, мерзкие. Многие улыбки можно только было угадывать. Я, по-настоящему, не знал, что мужчина пережил.


«Вспомни, что в глубине я самая хрупкая, нежная, не способная на сопротивление жизни. Эта моя конкретика, определённость в высказываниях - не грубость, не давление силы это - защита. Могу только защищаться. Ухожу оттуда, где давят. Предупреждала, что могу быть только в любви и добре, и красоте человеческой. Злилась на тебя. Никто не имеет права лезть в мою личную жизнь. А ты готов терпеть хоть сатану. Тебе всё равно, кто рядом с тобой.
Знаю, что ты ждал ласки, любви, заботы. Но я ведь готова была это всё дать - и давала, разве нет?
Ты разбередил меня. Мы расстались, потому что трещина разрослась до размеров пропасти. Пожалуй, отложим разговор. Для такого разговора глаза нужны».
.
«Как так вышло, что и я стал не таким, и ты почужела? Я ревновал тебя ужасно. Было за что.  Я не встречал более красивой, более желанной   и сумасшедшей женщины в своей жизни. Ты была непохожа на жадных, голодных, крикливых баб. Я должен был каждый день подтверждать свою особенность в твоих глазах. Взгляд ли ловить, прикосновениями ли нелюбви полниться, раздаривать ли себя? В этом, что ли, должна состоять жизнь двух непохожих людей? А зачем? Я знал, что всё равно когда-то наступит тоскливая осень.
Что свело нас!? Скорее всего, любопытство. Даже не любопытство, может, я для этого приехал в Снежинск, чтобы открыть тебя для себя. Может быть, и тебя судьба привела сюда. Твои руки, твой голос, манера держаться… И это, и что-то ещё. Мы оба поразили друг друга, заставили слиться два потока. Оба, каждый со своей стороны, разрыли перемычку, поплыли в предназначении. Нам озарение минутой позволило раскрыться.
Я помню удивление, как же раньше я тебя не встречал? Любопытство перешло в интерес. Потом возникла боязнь, что могу тебя потерять. Потом возникла тяга, потом узнавание. Потом твой телефонный звонок…
Ты такая же, как все, и не такая! Время лепило тебя для меня. Может, поздно встретились? Может, поиск тихой гавани, временного пристанища заставил тебя обратить внимание на меня? Может, виноват вековой ток сердца? Желание попробовать новых ощущений? Пробой защитных оболочек?
Я ведь один из…Мне думается, у тебя минутный сбой произошёл. Ты запуталась в себе.
В чём странность нашего сближения? Ты говорила, что всяких видела. Я – всякий и не такой».

Женщину я вижу перед собой. Кто он, тот мужчина, с кем разговаривает женщина? Он пока не назвал её имя, и она его никак не называет. Он, вроде как, не даёт заглянуть в свои карты, и она успешно избегает всего, что могло её ранить. К чему тогда разговор? Он будто вглядывается в опустевшую даль отношений, она, не разучившаяся улыбаться, ловит ушедшие мгновения. Мужчина переживает больше.
Меня внезапно посетила мысль о двойственности всего. Они оба делят друг друга. Только мужчина пытается свой мир приблизить к женщине, а женщина переступила порог, и для неё мир мужчины перестал существовать. Ей безразлично стало.


«Твои стихи, в них, несомненно, талант. Но ты поняла, что-то неуловимое ускользает, растворяясь в некой монотонности. Ну, не совсем так. Накрутка образов, умозаключений, искусственной страсти – тупик. Ложатся на сердце простые строки. То, что написала в Снежинске разительно отличается от твоих прежних стихов. Твёрже на ногах стоять стала. Шелест, шепот пением сменился. Стихи твои сшиты из специально подобранных красивых лоскутов-образов. Чувство добавилось...»
 
«Тебя волнует рейтинговая принадлежность к некоему кругу. Почему ты стремишься занять какое-то место, выторговать его, мельканием запомниться?
И снова сам себя спрашиваю: что в тебе такого особого? Скорее всего, чувство внутреннего одиночества. Ты глубоко одинока. Страшно это осознавать. У тебя полно друзей, знакомых. Виртуальных, настоящих. И ты при этом одинока. Ты никому не можешь открыть душу. Еще поражает незащищённость, что ли, ранимость, непосредственность, неспособность долго удерживаться возле? Возле чего?
Ты, скорее всего, ловец ощущений. Ты на уступки временные идёшь, пересиливая себя.
 И легко уходишь, даже не оборачиваешься. Характер такой? Или в одиночестве твоём таится что-то другое?
Желание и боязнь уживаются воедино. Всё до какой-то черты. Какая-то отстранённость, взъерошенность и тут же отклик на ласку».

           «Это верно! Именно изменения человека позволяют писать такое разное об одном и том же мире. Я счастлива, что могу так расти и меняться, могу в самом простом унылом виде каждый день обнаруживать новую историю, новую картинку, новую музыку слов. Это - главное содержание моей жизни и этим я дорожу. Как выключится функция - так и вымру. Но пока - идёт процесс накопления. Очень интересно жить! А ты, в тебе холодная кровь. Долго быть с тобой – скучно. Но мне было приятно, что ты признавал свои прошлые ошибки. А у меня ошибок не было. Моё прошлое – опыт. Я не представляю, как можно потратить часы на то, чтобы что-то сварить? Эти часы можно потратить на что-нибудь гораздо более важное. Полистать книгу, побродить по улочкам, сходить куда-нибудь…в театр».



Женщина вглядывается в стекло, как в зеркало. Она откидывает упавшие на глаза пряди. Никаких изменений на лице. Губы не стали ярче. Потух блеск глаз. Она пытается вымучить улыбку, чтобы для себя выглядеть обворожительно, но прелесть утратилась. Пришло совсем другое. Она снова пытается поймать взгляд. Он какой-то растерянный. Она будто видит такой себя впервые. Закрывает глаза и откидывается к перегородке вагона.
Я опять для неё никто, меня бессмысленно одаривать даже мимолётным взглядом. Я не в её вкусе. Но во мне откуда-то взялась смелость судить о них. Если подходить поверхностно, то всегда можно найти, к чему прицепиться. Наблюдая за женщиной, могу заключить, что одновременно, разговаривая с мужчиной, она смотрит в окно и видит небо, мелькающие деревья, представляет станцию, на которой сойдёт. Там её кто-то ждёт. Она снова хочет быть счастливой. Она думает о том, какое произведёт впечатление. Всё это она обдумывает трезво и хладнокровно.

«Я бессильна перед судьбой, бессильна перед желаниями, порывами. Это мучительно непереносимо. Меня это чувство преследует всю жизнь, я не знаю, чего хочу. Это чувство превращается в наваждение. Нет уже способности превозмогать бессилие. Мне по ночам бывает страшно. Прости меня. Уходя от тебя, я мстила самой себе.
Я - цветок под дуновением ветра. Я же все пробую, прежде чем написать - всю жизнь пробую, на вкус, на тепло, на всё-всё-всё. Иначе как написать, если не знаешь? Я самый правдивый автор во Вселенной. Я верю в неземную любовь, которая сильнее смерти».

Кого теперь не послушаешь, во всём виноваты мужчины. Перевелись рыцари. Мы не способны на подвиги. Мелочны, не умеем зарабатывать. Я, кажется, начал сочувствовать мужчине. Я не презираю эту женщину, которая быстро забыла о чувствах. Они сделались несуществующими. Ей не хочется бороться с претензиями мужчины. Она бессильна бороться и с собой. То, что говорит мужчина, до неё не доходит. Мне становится стыдно, что я как бы подслушиваю. Не понимаю, отчего возникло желание судить? Я всего лишь попутчик…
Стоп. Мне показалось. что на глаза женщины навернулись слёзы. Она тут же подумала о накрашенных ресницах. Подумала трезво, хладнокровно.
Нет, у неё не холодная кровь, её спокойствие - не равнодушие. Она просто не выплёскивает свои чувства. Другие на её месте кричали бы, вопили в голос, рвали волосы на голове, просили у кого-то защиты, она всё время оставалась настоящей.

«Я видел твои промытые радостью глаза. Именно промытые, именно радостью счастья. Когда ты откровенно довольна, взгляд у тебя делался плавающим.
Что меня настораживало, так это необъяснимая, непонятно откуда возникающая щепетильность, мелочность, эдакий педантизм: делать и поступать нужно только так.
Ты интуитивно знала, что тебе нужно, природа в тебя заложила определённую задачу. Вопрос ты словами не всякий раз способна выразить, но движением, взглядом, поступком намерение обозначала.
Нет, ты не женщина-пиявка: пиявка выборочно жертву выбирает, не ко всякому присосётся. Пиявка выделяет в рану особое вещество, чтобы кровь не густела, а такая как ты обольщает, чарами, интригой, посылами. Насытилась – отвалилась, пока перевариваешь добытое, живёшь спокойно, а там очередная жертва, новый поиск.
Я тебя ни в чём не осуждаю, не имею права, я тебя не корю, ты заняла у меня всю пустоту в душе, я тебя, по-своему, люблю. Наконец, что странно, я привык к тебе такой. Мне достаточно видеть тебя рядом, не видеть, а находиться рядом, чувствовать. Но ты сбежала, уехала – всё равно, что умерла, а это будит вопросы».


«Не придумывай проблем там, где их нет. Не надо стараться делать мои дела, я сама справлюсь. Хочешь помочь - предоставляй возможности. В жизни всё случайно - от рождения до смерти. Включая попутчиков. Ты меня не заказывал с доставкой по почте. И я ничего такого не предполагала. Если люди встретились и им хорошо - они могут быть вместе. Учитывая индивидуальные особенности. Тебе нужен покой и сидение дома - я тебя не беспокою. Мне нужно бурление жизни, я бурлю аккуратно.
Если тебе это сосуществование очень напрягало - я всегда готова была собрать вещи и уехать. Домоседкой-клушей я точно не стану. Для тебя работа на первом месте, и для меня. Мы совершенно одинаковы. Только ты пишешь свою жизнь изнутри, а я её творю снаружи и потом только перерабатываю в тексты. Без этого творения, бурления, я как поэт не могу существовать. Извини, но в последнее время ты не вызывал во мне ничего, кроме раздражения и страха. Да, ты не угрожал мне, поил, кормил, но не в этом счастье жизни. Мы не смогли сопоставить наши точки зрения и создать единое близкое представление».

«Мне легче к тебе было приноровиться, чем тебе. Я это понимаю. Твоя прошлая свобода просто так не сдавала свои позиции. Никакими вожжами тебя возле не удержать, если ты не захочешь. Даже если захочешь, сотни причин намёками звать тебя будут в прошлое. Подталкивать, показывать. сопоставлять. Всегда есть выбор. Всегда где-то лучше, веселее. Ты – поэт, и не в последнюю очередь – женщина.
Любовь – это, прежде всего, неспособность контролировать. В любви не нужно думать, строить планы, страдать о прошлом, ревновать непонятно к чему. Любовь – это когда тебе ничего не нужно от того, кого любишь, но при этом чувствуешь ответственность. Хочется делать, хочется прикасаться, стоять за плечом, наблюдать. Видеть в глазах одобрение.
В любви что-то хочется делать. Я не упрекаю. Ты, в последнее время, всё больше сидела молча, уткнувшись в книгу. Первый признак сомнений. Переворачивая страницы, мне казалось, час за часом переворачивала наши минуты отношений.
Легче быть счастливым, чем несчастным. Легче любить, чем ненавидеть. Легче жить настоящим, ничего не вспоминая и не сравнивая.
Мою память заполнило «вчера». И там единственное, что имело значение - наши отношения. Отношение к самому себе, отношение к тому, кто рядом. Отношения к ощущениям. Мне иной раз, глядя на тебя, становилось страшно. Потому что счастливый человек боится потерять своё счастье.
Я долго ломал голову, почему ты несколько раз произносила: «Если ты меня выгонишь!» Чтобы выгнать, нужна веская причина. Как это, тебя, да и выгнать? Скорее, наскучит, уйдёшь сама. Уйдёшь сама от себя. Не к себе! Снова поплывёшь по течению».

Я так и не понял, от чувства умиления или от чего-то другого, от воспоминаний, лицо женщины начало гореть. За окном проносились берёзовые околки, поля. Проносилось прошлое. Оно, наверное, позволяло быть уверенной. Мне показалось, лицо женщины стало по-настоящему умным. Вспомню ли я её спустя пару дней? Моё замешательство прошло. Глаза женщины в беспрестанном движении, она сопереживает мелькавшим картинкам за окном. Меня по-настоящему начало угнетать, что я не удосуживаюсь её взгляда. Мои попытки вымучить улыбку, заканчиваются ничем. У меня, наверное, испуганный и рассеянный взгляд.


«Пять лет я жил один. Умершая жена меня не отпускала. Сколько раз, сидя у могилы, просил дать возможность попытки нового счастья. Она молчала. Ни разу не снилась. Мне говорили, что надо отстегать могилу прутом, тогда её последние слова «Я буду всегда у тебя за спиной» потеряют силу.
Я никогда никому не жаловался. Никогда не был должником. Не разменивался, не искал коротких утех. Я ждал. Кого? Может быть, тебя.
Ты у меня во всех ощущениях. В касаниях, в форме лица, в фигуре, в тембре голоса. Ты и беда, которую нельзя разделить с кем-то. Беда, разделённая с кем-то - так, недоразумение.
Ты вошла в мой мир. Вошла, вроде бы, ничего не требуя, и в то же время, забирая всё. Парадокс. Мы в поиске, в ожидании. Насторожены.
Странно! Кажется, я тебя знаю давно. Кажется, я тебя совсем не знаю
Я говорю «спасибо» за каждый прожитый день. Почему? Да потому что каждый такой день возвращал частицу жажды жить, полнил ощущениями, кончики пальцев начинали улавливать токи другого тела. Тела, которое отзывалось на прикосновения.
Странность в том, тело хотело только получать ощущения, хотело забываться в страсти. Хотело, хотело. Оно быстро привыкло получать. Быть расслабленным. Находиться в неге.
А потом что-то разладилось. Как разобраться в растерянности и непонимании? Вырваться из пут. Раздражительность твоя не из-за того, что не писались стихи, не из-за того, режим стал другим. Раздражительность заключалась в несогласии».

         «У меня очень спокойная и закрытая жизнь, никого не веселю, не ублажаю, совершенно счастлива, проводя сутки в тишине и совсем без общества. Глаза не грустные, а "размышлятельные».


«Ты несёшь в себе что-то запретное для других, ты оберегаешь это. Я, наверное, вклинился в то запретное, иначе с чего перехватил как-то твой взгляд, полный неприязни. Рассуждать о твоих стихах стало непозволительно. Слушать их приятно. Видеть и ощущать твой темперамент. Твою жестикуляцию. «Воробышек».
Я, наверное, излишне рассуждаю. Коровье счастье – пережёвывать жвачку и доиться, доиться и есть. Так и в моих рассуждениях.
Претензий нет. Даже нет непонимания. Твой образ, как бы ты ни относилась ко мне, я пронесу до конца. Лошади удила вставляют, чтобы на скаку её останавливать.
А на что я надеялся? Говори «спасибо» судьбе за все минуты, и, насколько хватит сил, живи. Не изживай жизнь, бери от неё всё. Она одна.  Бери, если даже миг будет длиться счастье. Часто ловлю себя на том: иду по улице и ищу тебя взглядом. Мимо идут люди, но я всё одно ищу тебя».

«Последнее время ты, разговаривая со мной, смотрела не на меня, а в большое зеркало. Ты уже была в далёком зазеркалье. Ждала кого-то. На меня из зеркала полз страх».

"Одну жизнь живём. Миг счастья. Это ты верно заметил. Я жила и далее хочу жить свою авторскую жизнь. Ничьей женой я никогда не стану, ни твоей, ни чужой.
Денег я у тебя не прошу. И в квартире я не прописана, ты за второго человека не платишь - не нужна мне ни квартира, ни иная собственность. В конце концов, соглашаясь жить с красивой женщиной, ты о чём думал? Что я буду в штопаных колготках ходить? Говорить о деньгах с женщиной, с которой, пардон, спишь это - вообще офигительно! Я говорила тебе, что раньше секс у меня был только по страсти, в период увлечения - как у нас вначале. Но потом наша страсть потухла. Ты убедил, что бывает любовь-жаль. Я согласилась тебя жалеть. Но это стало очень похоже на работу - страсти нет, только необходимость еженощно сжалиться. Это для меня непросто, уверяю.
А вот как самобытного человека я себя ценю вообще очень-очень дорого и то, что ты имел рядом такого редкого попутчика по жизни - неважно, какой срок - дорогого стоило.
О сроках и планах вообще говорить глупо - женись, не женись, а вот машина собьёт и никакой брак не воскресит.
Ты сам всё время говорил, что живёшь сегодня, не загадываешь. Вот и я не загадываю. К тому же брак ещё никого не удержал от развода. Я древняя женщина, и давно не легкомысленная. Я радуюсь передвижениям в пространстве и новым ощущениям для мозга, для мыслей, для творчества, для тела. Так что, либо тебе надо было принимать меня, какая я есть - как я тебя приняла – либо… Как видишь, мы расстались.
Понимаю. Ты обиделся на меня навсегда. Может. и вспоминаешь с ненавистью. Но ведь я не должна жить с мужчиной, к которому всё пропало. Лучше жить одной.
Не знаю, сколько раз нужно говорить об одном и том же? Слова бесполезны. Я живой человек. Меня нельзя заставить. Я не вещь. Жизнь такова и она - определяющий фактор, её не перекроить. Я никогда не буду сидеть рядом с тобой на диване весь день месяцами напролёт - я всё время буду уезжать и возвращаться - только так мне интересно жить. Твоя жизнь проходит только внутри себя. Моя - везде. Ничего странного в этом нет, не нужно переживать - просто такова данность. Ты же признаёшь, что я талантлива, исключительна - так не приземляй, не стану я клушей».

«Я - нерастворимая соль Вселенной. Я везде в центре жизни.
Моё отечество, действительно, пошире, чем твоё будет. Я - пылинка Вселенной. Я ненавижу себя за то, что сама пришла к тебе. Никогда себе этого не прощу».

          «Ты - женщина-змея, сбрасываешь одну кожу, надеваешься другой, и никакого прошлого, никаких воспоминаний, переживаний. Лишь бы что-то, кто-то грел. Меня всё гнетёт. Время, правда, лечит. Или поднимает, или в пучину. Надеюсь на первое. Человек ведь существо гибкое. Страдания не длятся долго. И радость не бывает бесконечной. Всё быстротечно».


        «Гадость, противное высказывание. Равнодушие - тоже гадость. Я к тебе не равнодушна, но часто молчу и сдерживаю не очень приятные впечатления и мысли, чтобы тебя не задеть. А ты, похоже, сдерживаешь всё хорошее и льёшь на меня отборные помои».

       «Я радуюсь всему. И миру, и людям, и стихам, и тебе, и себе. И ты радуйся мне, суетливой. Просто радуйся, и не учи жить по-своему. Я - другая. Многослойная, как ты верно увидел. И жизнь моя многофакторная. Мне так нужно для счастья. И читать меня должны многие и разные. Пусть никто до конца - зато каждому - своё. Очень рада, что ты разглядел многослойность. Умничка! Твои мысли пахнут совсем не так, в словах ты сдержан. Это слышно. Слова не означают, что ты имел в виду»


        «Когда все любят, значит, никто по-настоящему не любит. Разве можно на всех опереться? Как понимаю, сейчас ты начала работать на "на потом". Потом одно, потом другое, потом, потом...Удачи в этом потоке».

        «Что такое "потом"? Я живу сейчас. Да и ты тоже. Ведь всё время всем говоришь, что на потом не загадываешь. И я не загадываю. К счастью, у меня масса друзей - и на всех я могу опереться. Спасибо за пожелание удачи! И тебе удачи в твоём творческом потоке! Надеюсь, ты меня не перестал любить по-настоящему и будешь самой мысленной надёжной опорой. Я мысленно разговариваю с тобой.  Хотя вот сам подумай – я уезжаю, переживаю, хоть и бодрюсь. На какие шиши я тут питаюсь, когда от тебя уезжаю? И вообще, как живу – тебя это похоже не волнует. Тебе, видимо, не важно, как я тут, где - ни разу не спросил. Наверное, тебе не важно. Что же, принимаю. Ты – это - ты. Я – это - я. Нам вместе иногда даже весело».


        «Мы можем дать друг другу только то, что можем. Я тебе - творчество, выплески в жизнь, возможность чувствовать рядом интересного живого человека и, более того, женщину.
Ты мне можешь дать возможность прибиваться к тихой пристани и там творить то, что накипело.
Возможно, тебе не интересно моё предложение, и ты не хочешь делиться тем, что важно для меня. Ну и без проблем.
Но я не понимаю, что тебе не нравится? Зачем тебе нужно, чтобы я сидела дома и кисла, как квашня, если ты можешь способствовать моему росту, и, тем самым, получать материал для себя? 
        Что ты вообще от меня хочешь, объясни хоть раз внятно? Я так ни разу и не услышала. Вот напиши несколько пунктов. Не то, что ты хочешь от некоей воображаемой идеальной женщины-спутницы, а от меня, такой, какая я есть, раз уж мы вместе. Ты выбрал меня, значит, я тебе была нужна. Переделываться я не буду - только расти - с твоей до сих пор помощью, кстати.
         Скажи, что тебе от меня надо? Может, это в принципе невыполнимо?»

       «Вчера прошёл отличный концерт - стихи, разная музыка - клубная, живой саксофон, индийские мантры, закончилось всё это в полночь. Пошла домой пешком через полгорода - проветрить мозг, зашла в ресторанчик, где поёт знакомый музыкант - угостили горячим чаем. Потом, неторопясь, погуляла по пустому ночному пляжу, через мост... В парке записала пару стихотворений, пристроив фотик на детские аттракционы. Отлично! Сто лет не гуляла по ночам. Особенно понравилось в парке. Ни души, фонари и романтика...»

          «Ты не была моей кухаркой, ты была отчасти женщиной, потому что близость для тебя ничто. Я уважаю твою работоспособность, я ценю твой талант, я поражаюсь целеустремлённости, но я не собираюсь лезть через твои колючки - обдерусь. Что бы ни было, но ты будешь помниться.
Меня развлекать не надо. Для меня человек, который рядом, прежде всего человек, с которым молчать можно. Балаболов и без того хватает. Обидел, прости. Но я ничего плохого не говорил. Для меня главное не слова, а тон разговора. Ощущение от разговора. Глаза собеседника. Хоть я и не смотрю прямо, но я всё вижу. Таков я. Прости, если обидел. Никто не стегает меня больше, чем я себя сам».


«Твоё мнение было для меня важно.  Я живу свою жизнь, а не чужую. Ты вовсе не должен отвечать за меня. Не слушай разные сплетни. Спрашивают - переадресовывай, пусть у меня спрашивают. Мне хорошо везде, где мне хорошо и нигде не лучше. Теперь моя жизнь сложнее, как ты понимаешь, потому что всё не устроено и на лету. Но в культурном плане тут интереснее, поэтому и стараюсь побольше выцепить. А впрочем, не учи меня жить, у меня опыт побольше. Сделай что-нибудь такое. чтобы о тебе заговорили. А то ты поучающе воздух молотишь... Фактами, делами доказывай, а не голословными назиданиями.
За интересность жизни народ не деньгами, любовью платит, и мне выпала замечательная возможность, и я буду этим заниматься, пока мне будет интересно. Стать для меня единственным – это было в твоих силах и возможностях. От меня тут ничего не зависело. Я пушинка на ветру. Сдунул - улетела. Дыши нежнее. Так уж получилось, что моя жизнь ещё не изжита, я рвусь вперёд. Опять же ты говорил, что тебе со мной интересно, значит, не напряжно?»


        «Полусон увядающей ночи, неправда слов в темноте. Расплывчатая красная луна. как купол мечети. Свет и тень играют в прятки. Упоение страсти - преданность. Дурман будоражит чувства. Побрякушки слов рушат доверие. Яркий свет дробится в бокале. Шлак мёртвых лет. Живём в умирающее время. Трепещет загадка - Ты и Я. Слезящееся мигание звёзд. Губы окисли. Охолонь поселила страх».


«А помнишь, как мы встретились? Иду по аллее. Вижу вдали копну волос. Ты увидела меня, подпрыгнула и побежала навстречу, раскинув руки. В груди ворохнулась: так вот же, вот же родной человечек! Первый порыв знаковый. Не подошла чопорно, не поздоровалась сдержанно, не окинула взглядом, а подлетела. Прижалась, виновато и просительно приникла. Ты торопила шаги. Облезлый подъезд, неизживные советские ароматы. Коридор. Разбитая дверь, раздолблённая общая кухня. Маленькая, узкая, как койка, комнатёнка чудной женщины. Не с накидочками на подушках, не с сотней безделушек, но с горьким уютом одиночества. Твоя комната. А тебе так хотелось встретить достойно. Ты потом сказала, что в этой комнате мужчин не было. Тебе хотелось быть рядом, прикасаться.
Я тебя пожалел. Бедная девочка! Другим счастье валится в руки, а тебе выцарапывать его надо. Такие как ты - слепы, к себе слепы. Ты села рядом. И глаза, задёрнутые, было, поволокой, с грустинкой, с надеждой, стали проясняться.
Ты заплакала. Сама не ожидала от себя такого. Что-то забормотала, закрыла лицо локтем. И тут я понял, что ты самая обыкновенная баба, отзывчивая на ласку. И ты хочешь такой быть.
Ты рассказывала, что в ночном клубе выступала под звон бокалов, видя жующие рты, да раздевающие взгляды. «Как смотрели на ноги в чёрных колготках!» Восторг слышался за словами! Как же, произвела впечатление!
У всех у них, жующих за столиками, жадно глядящих на тебя, другая жизнь: жёны, любовницы, работа, от всего этого они идут «отдыхать».
Голова всё понимает, холодно мыслит, мы же, по сути, никто».

«Тёплый солнечный луч приходит из Вселенной. Странно, абсолютный нуль его не охлаждает. Зеркало, в которое хочется глядеть, - любовь. Оно со временем тускнеет. Женщина - зеркало, которое всё отражает и ничего не удерживает. Вечер с иронической насмешкой заглянул в окно. Сумерки соткались из бледного, обрывочного сна. В перекрестье окна луна кажется распятой. Нимб вокруг неё - нимб нашего замученного святого сознания. Тёплый запах сна. В щель занавесок свет падает как в колодец».

«В глубине я самая хрупкая, нежная, не способная на сопротивление жизни. Эта моя конкретика, определённость в высказываниях - не грубость, не давление силы это - защита. Могу только защищаться. Ухожу оттуда, где давят. Предупреждаю, что могу быть только в любви и добре, и красоте человеческой.
Знаю, что ты ждёшь того же - ласки, любви, заботы.
Ты разбередил меня. Пожалуй, отложим разговор до встречи. Тут глаза нужны».

«Я вижу наш дом тёплой светлой гаванью, куда я возвращаюсь из своих артистический метаний - возвращаюсь с радостью, с удовольствием - писать новое интересное и вновь мчаться это дарить миру.
И тут, в нашем уюте - я буду женщиной, с пирожками и прочими атрибутами, какой никогда нигде больше не смогу быть, какой и ты меня видишь.
Если это возможно - мы будем счастливы. Если нет - я вернусь в хоровод "кто-то", и ты автоматически станешь одним из них. Но мне бы не хотелось этого. Никогда ещё мне не было так тепло и приятно, как с тобой».

           «Ты мог бы стать для меня единственным – это в твоих силах и возможностях. От меня тут ничего не зависело. Я пушинка на ветру. Ты сдул, я улетела».



Поезд начал тормозить. Женщина засобиралась. Посмотрела на меня.
- Спасибо. Вы не сделали и попытки мне понравиться. Вы просто были попутчиком. Не назойливым.
Голос у неё мягкий. Голос ласкал. Я почувствовал себя брошенным. Сон или явь осталось позади? Мне хотелось, чтобы поезд пошёл назад.
Мои губы шевелятся. Я закрываю глаза руками. Время перестало иметь значение. Одна мысль в голове: «Они не договорили». Я понимал только одно: у каждого осталось трогательное воспоминание. А у меня – недавно пережитые чувства.

Поезд тронулся. На этой остановке ко мне никто не подсел.