Самая красивая женщина

Бархатный, но звучный мужской голос вырвал ее из легкой дремоты. Дорога на работу длинная, и Нина добирала сна, покачиваясь на мягком сиденьи троллейбуса.
- Свежие газеты: «Комсомолка», «Нос», «Новое обозрение», «ЗОЖ» «Аргументы и факты»!..
Нина подняла голову: мужчина стоял к ней спиной, через плечо огромная сумка, наполненная газетами.
- Тут гороскоп, программа на неделю…
Голос просто заворожил ее, баритон удивительно красивого тембра. И еще особенная манера говорить - дикторская. Ей очень захотелось увидеть его лицо, почему он этим занимается?
Продавец газет, остановленный пассажиром, наклонившись низко к сумке, отыскивал нужную газету, вынимал их по одной и подносил так близко к лицу, что сразу стало понятно – почти не видит. Нине показалось, что только одним глазом, и то, двигая газету быстрым движением вправо, влево, чтобы охватить слово или строчку.
Продавец, дойдя до конца салона, повернулся и пошел обратно. Нина опустила голову, потом снова подняла, поняв, что он не видит ее взгляда.
Яркое красивое лицо, только глаза… Чуть меньше обычного, или он щурил их, и один глаз как бы свободно двигался, плавал, не фокусируясь ни на чем. Чтобы видеть, мужчина как-то странно изгибался, выворачивая голову, что сразу безобразило его статную фигуру, изменяло осанку, делало инвалидом.
- Вот газета для дачников, здесь все об овощах, - продолжал он, продвигаясь осторожно по салону.
- Можно мне «Аргументы и факты»? - неожиданно для себя спросила Нина, доставая деньги.
- Пожалуйста, самая красивая женщина, - он наклонился к ней, отыскивая нужную газету.
Она вспыхнула, голос прозвучал в самое ухо. Замерев, она боялась, что пассажиры, оглянувшись на его слова, увидят полное несоответствие их с ее внешностью. Нина, спрятав лицо в воротник, торопливо протянула деньги, почти вырвав из рук продавца газету.
А он еще раз обволок ее своим голосом, прежде чем уйти дальше по салону:
- Спасибо, самая красивая женщина.
Весь день в ушах девушки звучали его слова: переставляла пробирки с мочой и кровью из штатива в центрифугу (она работала лаборанткой в поликлинике) и снова заливалась краской и оглядывалась, словно сослуживцы могли тоже слышать их и смеяться над неправдой.
Нина была некрасива и с детства об этом знала. Хотя мама ее, тоже некрасивая женщина, с малых лет внушала дочке, подчеркивая все достоинства: да ты у меня просто красавица!
Когда у Нины портилось настроение, она ужасалась своей и материной некрасивости. В минуты счастья любовалась мамой, как любуются только любимыми людьми, когда любовь устраняет все недостатки внешности и делает объект любви прекрасным.
Но на себя так не могла смотреть. Нет, она не себя – лицо свое не любила. Ей казалось, что по ошибке она получила чужое, не соответствующее тому, что внутри. Так и дожила до тридцати, ожидая чудесного превращения из гадкого утенка в прекрасного лебедя. Но чуда не происходило.
Прибежав на работу, она сразу бросилась к зеркалу, забыв о том, что продавец газет слепой, а вдруг?.. Но – нет: все та же неприглядность, ноздри короткого носа все так же смотрят вверх, как у поросенка, и такие же маленькие поросячьи глазки…
- Господи, прости! – она вспомнила, что можно не видеть, а ее глаза самые зоркие, она в тире всегда всех побеждает.
Назавтра минута в минуту Нина села в тот же троллейбус, с трепетом ожидая этого человека, его голоса, его слов. Но его не было ни завтра, ни послезавтра. Она упорно, целую неделю, бежала именно на этот рейс, и каждый раз разочарование ожидало ее. И тогда ей начинало казаться, что ничего и не было: никакого продавца газет с красивым лицом и дивным голосом, не было его слов, обращенных к ней.
Но однажды вечером, когда Нина усталая, опустошенная, наполненная до краев своим одиночеством, возвращалась с работы, она, уже этого не ожидая, вдруг услышала самый прекрасный голос на свете.
- Свежие газеты, покупайте свежие газеты: «ЗОЖ», «Комсомолка», «Аргументы и факты»…
С трепетом она ждала, когда он приблизится к ней, попросила «Аргументы и факты» и услышала долгожданные слова, адресованные ей:
- Пожалуйста, самая красивая женщина… Спасибо, самая красивая женщина.
И не важно, что он говорил их каждой женщине, старой и молодой, красивой и некрасивой. Главное, он говорил их ей, заставляя трепетать сердце.
Нина полюбила его со всем пылом нерастраченного чувства. Несколько слов словно отомкнули заветную дверцу обиженного жизнью сердца. Ей и в голову не приходило пожалеть его как инвалида. Он казался ей недосягаемо прекрасным.
Теперь продавец газет появлялся в одно и то же время на ее остановке, из чего она сделала вывод, что, видимо он был болен ту неделю, когда она так ждала его.
Каждый раз Нина покупала газету и слушала заветные слова. Они казались ей признанием в любви.
Уже на третий день он узнал ее по голосу.
- Спасибо, самая красивая женщина, вы у меня постоянная покупательница… я вам вот что еще посоветую… - он задержался у ее сиденья, наклонился к ней, чуть понизив голос, так что разговор стал почти интимным.
Через два месяца они знали все друг о друге, встречались в троллейбусе уже два раза в день: утром и вечером, когда Нина возвращалась с работы. И каждый считал, что жизнь сделала ему незаслуженный подарок. Он робел, вспоминая свою инвалидность, а она – некрасивость.
И все же Алексей решился и однажды пригласил ее на концерт в органный зал. Он слушал музыку, а она, вместив себя всю в ладонь, лежащую в его руке, умирала от любви к нему.
Им повезло, у каждого из них было пристанище – однокомнатная квартира. Алексею выделило государство, а Нине дал когда-то завод, который обслуживала их поликлиника.
В первую их ночь Алексей, лаская ее, легко пробежался пальцами по лицу, изучая его, как делают слепые. Нина отбросила его руку, как горючую змею.
- Не смей! Никогда не смей так делать!
- Но почему?! Я люблю тебя, я все хочу о тебе знать…
Нина рыдала, уткнувшись лицом в подушку.
- Я вовсе… не самая… красивая женщина. Я не хочу, чтобы ты любил меня  из жалости.
Алексей расстроился, это слово «жалость», которого он так боялся, все-таки прозвучало.
- Ты для меня самая красивая, а жалеть… жалеть можно только меня… Ты – полноценный человек.
- Прости, - она кинулась к нему, обняла, зашептала горячо, только сейчас поняв, что он тоже может чувствовать свою неполноценность, - прости, прости… я сказала… я не хотела тебя обидеть. Ты… Ты не можешь считать себя…
Что-то неясное, недоброе все же возникло между ними в эту ночь, что мешало им лучше узнать друг друга, полностью довериться любимому человеку. Целый год они встречались по два раза в день в троллейбусе, так захотела Нина, потому что дома он никогда не говорил ей этих слов – «самая красивая женщина».
Оба были одиноки и оба страдали, не доверяя чувствам другого.
- Как может, - говорил себе Алексей, - нормальная, зрячая, женщина полюбить слепого…
Все его друзья и знакомые по обществу слепых заключали браки только с такими же инвалидами.
Он любил Нину, но никогда не осмелился бы сделать ей предложение, считал, что просто не имеет на это права.
А она уверена была, что счастье ей не дано, что он все равно уже разглядел ее и знает теперь, какая она на самом деле.
В очередную встречу, когда они ночевали у Алексея, произошла ссора, не из-за чего, как часто бывает у любящих. Взаимное недоверие заставило наговорить друг другу обидных слов.
- Ты каждую готов приветить, каждую готов обласкать! – кричала Нина, ревнуя Алексея к тем словам, за которые сама же его полюбила.
- Нам не нужно больше встречаться, - он с трудом, но все-таки произнес эти слова, - ничего не получится: ты зрячая, я слепой, я должен знать свое место…
Она, ослепленная болью, услышала только первые слова – «нам не нужно больше встречаться». Дальше была немота. Его боль существовала отдельно от ее боли.
Иначе… Иначе, если бы она расслышала, она бы бросилась к его ногам, понимая, как ему плохо. А так, так было плохо только ей, схватив пальто, одеваясь на бегу, она твердила одни и те же слова:
- Ну и пусть… ну и пусть… ну и пусть…
Образовавшуюся пустоту ничего не могло заполнить. Теперь Нина уходила на работу на полчаса раньше, а возвращалась позднее, чтобы случайно не встретиться с ним. Перестала ездить на том маршруте троллейбуса. И взращивала свою боль до невыносимой степени: ему, я, такая, не нужна. Однажды увидела Алексея, входящего в автобус, чуть не умерла от желания услышать его голос, но тут же протолкалась к задней двери и успела выскользнуть, почти прихлопнутая, закрывающимися дверями.
Алексей после ухода Нины метался по комнате. Она даже не возразила, значит, он попал в точку, она тяготилась его инвалидностью. Он вспомнил, как Нина брезгливо отдернула его руку, когда он гладил ее лицо. Было очень тяжело. Но человек ко всему привыкает, даже к боли в сердце. Пришлось снова привыкать к одиночеству. И все же, садясь в транспорт, он каждый раз наделся на встречу. Нины не было. Алексей забеспокоился, ему не приходило в голову, что она специально избегает его. Дважды ходил к ней домой, безуспешно.
А Нина не находила у двери букетики цветов, которые он оставлял. Заболела мама, и ей пришлось жить у родителей целых три месяца.
Пространство во времени давало возможность успокоиться тому и другому, отстраниться от своей боли, попробовать разглядеть получше другого.
Алексей не знал по-настоящему, что значит внешняя красота. Он мог, с трудом, разглядеть рисунок, цветок, но человеческое лицо… никогда. Он и себя толком не видел, не знал, что он красив. Большим зеркалом он вообще не пользовался. Подростком как-то разглядел в маленькое ручное зеркальце отдельные фрагменты лица, которые не сложились в общую картину.
Он воспринимал человека иначе – внутренним зрением. И еще для него многое значил голос, интонация, он считал, что голос и человек идентичны. У Нины был тихий, но очень нежный голос. Такой он и видел ее. Пальцы пробежались тогда по ее лицу непроизвольно, так он привык изучать все, не только остаточным малым зрением, но и руками.
Она была прекрасна на ощупь. И здесь она не препятствовала ему.
- Значит, Нина считает себя очень некрасивой, - ужаснулся Алексей своей догадке, - она не принимает свое лицо, а тело принимает… А я… разве я принимаю свою слепоту…
Он написал ей письмо и оставил в почтовом ящике вместе с букетом ландышей.
Нина  получила его послание, когда цветы уже окончательно завяли.
- Я понимаю, - писал Алексей, - что я тебе не пара. Но прости меня за все, чем я  мог тебя обидеть по совей эгоистической сосредоточенности на себе…
Нина плакала над письмом.
- Это я, - думала она, - эгоистка, сосредоточенная на себе.
Она закрыла глаза и попыталась двигаться по комнате. Она заставила себя жить без зрения целый час. Хватило и часа, чтобы понять, как живет он… Всегда… Всю жизнь…
Нет, она не пожалела его, но прочувствовала, что руки – это его вторые глаза.
Она боялась за себя, что он, увидев ее, - разлюбит. Значит, ей выгодна была его слепота. Нина испугалась этого чувства в себе.
Подошла к зеркалу, взглянула. Закрыла глаза, провела пальцами по лицу: ощутила нежность кожи, прикоснулась к носу, ощупала его – плотный, маленький, аккуратный, совсем не уродливый. Она продолжала ощупывать свое лицо: губы мягкие, полные, брови чуть приподняты к вискам. Она вдруг ощутила себя красивой, наощупь это все – красиво!
Открыла глаза, посмотрела в зеркало. Долго стояла перед ним, то закрывая, то открывая глаза, исследовала свое лицо то с открытыми, то с закрытыми глазами, пока не приняла себя, пока не ощутила себя любимой и желанной, самой красивой женщиной.

***

В этот день Алексей уже не надеялся на встречу. Просто нужно было жить, работать.
- Свежие газеты: «Комсомольская правда», «ЗОЖ», «Аргументы и факты»…
        - Мне, пожалуйста, «Аргументы и факты»-
Музыка ее голоса ошеломила Алексея до слез, потому что он услышал всю любовь, обращенную к нему.
Он взял ее за руку и они вышли на ближайшей остановке. Нина заранее выпросила в поликлинике отгул на этот день, не было сил ждать до выходных. И состоялся этот день – День Торжества Любви.
Они предавались изучению друг друга без страха, доверившись любви. И открыли, что оба прекрасны, потом что – любимы.

***

У них родились три дочери. Он хотел непременно дочерей, потому что очень любил ее, и еще где-то в самой глубине души, опасался, что мальчики переймут и его слепоту.
А она мечтала, чтобы дети были похожи на него, нет, она уже не считала себя некрасивой, но хотела видеть образ любимого в детях.
Девочки были как две капли воды похожи на отца. И учились у отца с матерью дарить счастье друг другу… Они были уверены, что их мама и папа самые лучшие, самые красивые люди на свете.