Светка

               
                Не торопитесь, не спешите!
                Цените каждый день и час,            
                Все просто - радуйтесь, живите,             
                Никак не завтра, а - сейчас!!!
               

             Невский проспект, как всегда, бурлил. Он не только бурлил, он тёк, как река. И так было всегда, в разные годы, когда бы я сюда не приезжал. Массы людей всегда плотной стеной двигались от Агентства аэрофлота до Аничкова моста и далее до Московского вокзала. То же самое было и в обратном направлении. При этом, на стороне Казанского собора поток людей был меньше и даже у Гостиного двора он не увеличивался Я любил этот поток и мне нравилось вливаться в него и чувствовать себя его частицей.

 Так было и в этом 1960 году, когда я возвратился в свой родной город, чтобы поступать в институт связи.

Приёмная комиссия уже работала, и я подошёл к одному из столов и подал свои документы. Аттестат, паспорт, трудовая книжка. Два мужчины что-то между собой заговорили, глядя на аттестат.

Начались экзамены. Я два года работал после окончания средней школы и усиленно готовился по специальным учебникам.
 
Я сдал пять экзаменов на двадцать пять баллов.
Экзамен по английскому мне зачли за два семестра сразу.

Об этом узнала моя будущая группа, и меня сразу выбрали старостой группы.

Начались дни учёбы.

Посмотрел расписание и пошёл искать аудиторию. Вхожу. Одни парни и четыре девушки. А на телефонном факультете всё оказалось наоборот. Все уже знали, что я староста группы, и предложили мне сесть на первую парту. Я взял журнал и сделал перекличку. Присутствовали все.

Перемена.

 Вокруг меня столпились студенты. Я попросил их назвать свои имена. «Света» - белокурая бойкая девушка с толстой густой косой представилась и протянула мне руку.
Далее называли свои имена Зина, Лена, и ещё одна Лена. Из всех я выделил Свету. Два ряда ровных красивых зубов и очень умилённо выделялись два клычка, выступавших за линию остальных зубов. Это делало её ещё более привлекательной. Она была в свитере, и красивая грудь рельефно выделялась. Единственное, что меня удивило – она была очень небольшого роста. Остальные девочки ничем особенным не выделялись и их улыбки оставляли желать лучшего, да и волосы тоже.

Я закрутился с обязанностями старосты, учился легко, и даже записался в школу бальных танцев.
 
Как-то я увидел Свету на мосту Лейтенанта Шмидта. Это последний мост на Васильевский остров. Дальше – уже Финский залив. Я догнал её. Она как –то даже обрадовалась. «Ты на Васильевском живешь?» - спросил я. «Да, тут совсем рядом» - ответила она, обнажая прелестные зубки. Она знала, что я тоже живу на Васильевском в общежитии.
 
Мы прошли мост и повернули налево. Прошли памятник Крузенштерну. На набережной уже не было ограждений, а стояли пришвартованные суда. Возле небольшой церкви был её дом. У подъезда была скамейка. Мы сели. Было ещё светло. Мы говорили обо всём. Вдруг она положила свою руку на мою. Я не удивился. «Ты придёшь завтра сюда в это же время?». Я пообещал. Пообещал и вспомнил, что у меня - бальные танцы. Но ради Светы я решил пропустить, хотя бы один раз.

В институте я потихоньку сказал ей: «Встретимся у Астории». Она загадочно улыбнулась. Для группы мы становились заговорщиками.
Я подходил к Астории (гостиница Интурист), Светлана уже стояла, поджидая меня. И снова, как и вчера разговорам не было конца. Мы открывали друг другу наши прошлые жизни. Вдоль её набережной скамеек не было.

Дошли до её дома и до её скамейки. Странный был этот дом – трёхэтажный старой постройки. Сколько мы сидели, не прошёл ни один человек. Света сказала, что у дома есть вход, с другой стороны.

Шёл 1960 год. Что мы знали, что мы умели, нам не было ещё и двадцати лет? Но молодость в любые времена всегда оставалась молодостью. Её акценты оставались на все времена.
 Я обнял её за плечо, а она только ближе придвинулась ко мне. Запах её волос, их необыкновенная свежесть были лучше всяких духов. Мы ещё что-то говорили друг другу, а лица наклонялись, приближаясь к самому заветному, к поцелую.

Я чуть повернул её лицо и нежно поцеловал её в губы. А она как – будто ждала этого и стала жадно отвечать на мои поцелуи. Сколько это длилось, я не помню. Губы горели, сердце стучало. Я трогал её роскошную косу, влезая в неё пальцами, и снова касался её губ, а потом глаз, кончиков ушей, щёк и, наконец, стал целовать её маленькие пальчики. Она шумно дышала и сквозь её шумное дыхание доносилось: «Валера! Валерочка!». Это было единственным, что она могла произнести.

 Наконец отпустили друг друга, и, как бы стесняясь, не смотрели несколько минут в глаза. Мы стали встречаться. И, как могли, в группе хранили эту тайну. Лишнего ни я, ни она позволить себе не могли.

В группе были студенты разных возрастов. У тех, кто был постарше, учёба шла с трудом. Высшая математика, да и другие предметы давались с трудом. У всех четырёх девочек дела с учёбой тоже были не блестящими.

Решил заниматься со Светой. Находили свободные аудитории, и там штудировали задачи по высшей математике. Теоретическая механика и сопромат были в числе моей помощи.
Почти весь первый семестр продолжались наши занятия.

Результат не заставил себя ждать. Света по всем трём предметам получила «хорошо».

 После института мы с ней часто забегали в кафе ели в кафе мороженое. На Желябова была замечательная пончиковая. До сих пор я нигде не встречал пончиков, подобных тем.
 Иногда удавалось вырваться в Мариинский театр, когда был подходящий репертуар и несколько раз мы побывали в опере. Ей очень понравилось.

 Новые ощущения от оперы, затем Хоровой капеллы, и еще Государственной консерватории делали её более чувственной, добавляя новое в её ощущение мира.

Я как-то спросил её была ли она в Русском музее и Эрмитаже? Она ответила, что была ещё в школе с преподавателем истории. «Что тебе там понравилось? Картины?». «Ой, Валерочка, я так не могу тебе сказать. Это было уже довольно давно и тогда был почти весь класс».
 «А хотела бы ты пойти туда вновь?» - целуя её в щёчку, спросил я. «Я пока не могу тебе ответить, что-то у меня не легло к этим музеям тогда» - грустно ответила она.
Второй семестр подходил к концу и скоро экзамены. За Светлану я не боялся. Она уверенно сдавала зачёты. Как – то она сказала мне в коридоре института: «Приходи сегодня ко мне, родители уехали к моей бабушке в Гатчину и приедут завтра. Я немного заволновался. Но в назначенное время я уже звонил в её квартиру. Она открыла, и я застыл от удивления. Её волосы были распущены и такое можно увидеть только у некоторых художников.

Мы пили чай и потом пошли в её комнату. Уютный диван как бы приглашал к себе. Мы сели, и я сразу же обнял её, зарываясь лицом в роскошь её волос. Она звонко смеялась, увлекая меня за собой. Что она предполагала?
Я не думаю, что это был тот самый момент. Она приподнималась на локтях и начинала меня целовать.
 Мы были в каком-то любовном угаре, только теперь пространство для поцелуев было больше. На ней был лёгкий халатик, я целовал её шею, плечи и руки, но дальше себе не позволял.
 Хотела ли она интима? Не знаю, но потому, как она шумно дышала, думаю, что хотела. В моей голове билось: ведь, если я дрогну и решусь, то испорчу все наши отношения.
Позже, когда я заставил себя не делать того, что молодость совершенно естественно предлагала нам, уже на следующей неделе она, целуя меня прямо на мосту, шептала на ухо: «Валера, прости мне тот день!» - говорила она и смотрела на меня благодарными глазами. «Я горжусь тобой» - сказала мне тогда она.

 Были и в следующем году подобные случаи, когда мы были на грани, задыхаясь в объятиях друг друга, но каждый раз я помнил письмо отца и спасал положение. Это было невероятно трудно. Живая трепещущая девушка, замиравшая в моих объятиях, согласная на всё, что угодно, потом снова благодарила меня, когда я удерживал её от последствий наших любовных встреч.

Когда я повёл её, наконец в Русский музей и стал объяснять те картины, которые хотел показать, то она стала как –то серьёзнее и степеннее. И уже в наших встречах вела себя очень сдержанно.

 Поэтому мир, в который я вводил постепенно Светлану, вдруг стал расширяться и удивлять её саму. Она часто говорила мне: «Валера, как я жила без всего этого?».

Много времени ушло на Русский музей и ещё больше ушло на Эрмитаж. Но это было нужно ей, она становилась другой и всей душой тянулась к обретённому и новому для неё пространству.

Прошло время. На лето я уехал к родителям в Алма-Ату. Много времени посвящал оперному театру. Интересных встреч с одноклассниками не было. Как будто все куда-то пропали.

 Беседы с отцом укрепляли веру в то, что жениться в начале учёбы в институте ни в коем случае не стоит. «Ты не забывай, что ты перенёс блокаду, и последствия её будут длиться у тебя минимум до сорока лет» - говорил мне он в каждой нашей беседе. Я это прекрасно понимал, но в   двадцать один год эти фразы ещё до конца не укладывались в голове. Организм бурлил. Организм требовал своё.

Вернулся в Ленинград. Начались занятия. Второй курс, новые предметы. Со Светланой продолжали встречаться. После наших с ней посещений музеев, оперы она как-то повзрослела. Энергетика картин, оперы и балеты с моими объяснениями глубоко засели в её душе.
Такое глубокое восприятие ею мировой классики постепенно сказывались на наших отношениях. Они становились более глубокими и ещё более чувственными. Все отъезды родителей она использовала для встреч со мной.

Во встречах она не скрывала, что хочет всё и в полной мере. Её женская природа была сильнее моей. Ведь стоило мне расслабиться, уступить ей, и она будет беременна. Она была совершенно здоровой девушкой. Она чаще стала признаваться, что хочет замуж за меня. Я пропускал её слова и только более страстно целовал её. Сил удерживаться просто не было.
 В те времена беременность и женитьба были связаны неразрывно. Молодёжь ещё не познала «прелестей» железного занавеса. Мои однокурсники, жившие со мной в одной комнате в общежитии, пользовались услугами девушек с низкой социальной ответственностью (сейчас так говорят). Им было легче, но я их предупреждал о том, что это может плохо кончится для них самих.

А тут – чистая девушка – городская. Родители хорошие, они уже знали о наших отношениях. Серьёзно вставал вопрос: или продолжать и жениться, или расставаться. Расставание будет трагедией для обоих.

В один из дней я должен был прийти к ней, но вместо этого я позвонил и сказал, что я не приду. Мобильных телефонов ещё не было. В аудитории она звала меня объясниться. Я сказал ей всё честно, что свадьбы я не хочу. Она не плакала. Она всё поняла. Мы расстались.

Через некоторое время я перешёл в другую группу, и мы стали реже видеться в институте. Вскоре я узнал, что она вышла замуж за городского парня. На душе было и легче и тяжелее.





 Светка осталась в памяти и живёт в ней до сих пор.

Декабрь 2021 год.