Верёвочка

Предисловие.

Когда в детстве меня спрашивали, кем я хочу быть,  именно «быть» , а не стать, я отвечал, как было тогда положено. Космонавтом. Да чего уж, сразу просто ГЕРОЕМ. Но на самом деле я напрочь был лишен, да и сейчас, способности мечтать. И я правда, не знал, кем бы хотел быть. Я плыл по течению, а мечтать– значит преодолевать, настойчиво идти к своей мечте. Я думаю теперь, что, возможно, в своё время один мой окрик в общем хоре, мог бы изменить наше нынешнее общество, а то и историю, но тогда я был занят собой, мне было не до того. Но вот наступило время, когда время начало строить свои планы на меня. Мне пришлось начать строить свои планы на него. Повзрослев, я просто стал строить свои планы на ближайшее, именно ближайшее, будущее. Дальнейшие планы ОНО может разрушить. А его, то есть времени, остаётся не так уж много. Но, не будем торопиться. Что будет, то будет. А планы пока ОНА не пришла, есть и будут.      
 Папе с мамой было уже под сорок. У них уже была старшая дочь. В будущем, моя сестра, на 12 лет старше меня. Решено было меня родить. Спасибо вам большое. Иначе некому было бы это писать. Я им посвящаю этот труд.
Я не помню момента своего рождения. Полный провал в памяти. Но моё начало было как-то  положено, раз я пишу эти строки. Я расскажу вам о себе, и о всём и всех,  с кем и чем мне довелось столкнуться с момента моего начала. Возможно кого-то или что-то я не упомяну. Формат данного повествования допускает не все подробности. Это не дневник. Я делюсь с вами собой, пока ОНА не подошла. Итак…
  СКОЛЬКО ВЕРЁВОЧКА НЕ ВЕЙСЯ, А КОНЕЦ, ОДИН ЧЁРТ, И У НЕЙ БУДЕТ.
Глава1.
Как мир начался? С чего начался я? Не знаю. Но память моя началась с каких- то железок, которые мой папа дал мне поиграть. Сказал, что принёс с работы. Моя детская кроватка имела ограждение, сквозь прутья которой я просовывал головку, и начинал орать, потому что освободиться назад не мог. Я ещё не знал тогда про миф, что если голова пролезла, то и сам весь пролезешь.Чёрта с два. Тот мой эксперимент, а теперь и мой весь жизненный опыт говорят об обратном. Не только не пролезешь, а ещё и застрянешь. Заднего хода нет– уши- то не пускают.     Стоящий на перекрёстке хороший дядя милиционер давал папе, забывшему спички, прикурить. Никогда этим дядей меня не пугали. Дядя милиционер до сих пор для меня- хлроший дядя. Двор имел форму овального сквера. А рядом был магазин ,,Хлеб-Молоко", со ступенчатым крыльцом. Это был Арзамас-75 который я помню, а куда теперь мне въезд закрыт, и я не могу зрительно освежить свои первые жизненпереживания и нынешние воспоминания. Впоследствии, уже в это время, его переименовали. У меня в паспорте, в графе ,,место рождения: г. Арзамас75, Горьковской обл. Ни города такого, ни области, на карте нет. Но при пересечении границ это вопросов не вызывает. Теперь г. Саров, Нижегородской области. Один из наших закрытых городов, в которых жизнь с наступлением новых времён мало изменилась. Безопасность, контроль и т.д. Въехать в город, и выехать из него можно только через КПП. Отдыхать в санаториях жители могли толко в специальных закрытых, где за ними была слежка. Спец. органы должны были в курсе быть, где их подопечный. Вплоть до того, что в палату с отдыхающим поселялся наблюдающий за наблюдаемым, и они были неразлучны. Папа всегда был в компании с дядей Яшей, когда мы отдыхали в Евпатории. Мне было 5лет. Папа поселил меня у тёти на частном секторе, заплатив ей. Я жил там и там меня кормили. Папа после процедур появлялся с дядей Яшей, и мы ходили гулять.   Уехали мы из Арзамаса, когда мне было 3года. Мы продали машину, садовый участок и купили кооператив в г. Обнинск, куда папа перешёл работать в Физико– Энергетический Институт. Моё первое путешествие в купе  поезда до Москвы. Гостиничный двор в Москве. И кооперативная квартира в только что построенном новом доме в г. Обнинск. Где мне предстояло прожить с родителями и моей старшей  сестрой в трёхкомнатной квартире на пятом этаже, пока мне не исполнилось 8 лет. Была зима. Первый вззгляд в окно с подоконника, на который меня поставила мама. Во дворе военные строители жгли костёр. В шутку одного из товарищей взяв за руки и ноги держали над костром. Это мне было интересно, и совсем не страшно. Это был первый в моей жизни костёр, который я увидел. Я познавал мир. Всё было впервые. Всё было здорово, занимательно.
  -Как тебя зовут? Давай дружить. -Первое знакомство с будущими друзьями по двору. Первые ссоры и обиды. Мы учились общаться, обижаться, обижать, прощать, и дружить. В садик я пошёл недалеко от дома. Ближе было через забор. Годам к 6-и без сопровождения родителей я сам каждое утро как на работу отправлялся в детский сад. Я говорил обычно::
-Пока, я на работу. Не забудьте меня забрать.
Один только раз мои папа с мамой, где-то, наверно, загуляв, забрали меня уже из квартиры моей воспитательницы, которая к счастью, жила в соседнем доме. Усатая воспитательница– брюнетка, приведя меня к себе, сняла дома чулки, явив моему детскому любопытному взору поросшие  великолепным густым чёрным волосом ноги. Додумать этот факт мой пытливый детский мозг не успел– за мной пришёл папа.
В детском саду полно было детей. Были и девочки. Первая симпатия к противоположному полу, и любопытство. Прекрасное время. Беззаботное. Уже в малые годы я проявлял страсть к неизведанному, к путешествиям. Нам тогда запрещалось покидать двор. Мама, выглянув из окна, должна была видеть своё чадо внизу. Когда меня не было видно, двор оглашал мамин зов. Я являлся под окно, мама видела, что со мной всё в порядке, успокаивалась, а я тут же забыв о маме, возвращался к своим делам. Иногда мы увлекались, и игры перемещались на соседние территории, или за дом, куда ни мамин зов, ни взгляд не проникали. Следовали санкции, и на следующий раз в наказание гулять меня не выпускали. Придуман был жупел в виде следящего за мной телевизора, который, стоит мне только шагнуть со двора, всё покажет. Тогда я верил. Но теперь такое есть. Ребёнка можно отслеживать. Ну никакой свободы. С детства. Тем не менее любопытсво и любознательность пересиливали всё. Однажды мы с ещё двумя дворовыми приятелями предприняли вояж не просто со двора, а по главному проспекту аж до универмага, и ушли бы ещё дальше и заблудились, но при попытке неумело перебежать на другую сторону были уличены прохожими в самоволке, и улепетнули от греха назад до дома. То пуиешествие накрылось, и осталось между нами тремя. Родители не спохватились, не успели. Но скажите, кто из прохожих сейчас не пройдёт равнодушно мимо беспризорных детей? Да, воспитывалось поколение тогда всем миром.
Лет в 5 меня попытались приобщить к спорту. Пришлось моим родителям купить мне коньки, и водить меня в младшую группу фигурного катания, располагавшуюся на территории городского стадиона. Зимой заливался открытый теннисный корт, и гурьба юных фигуристов училась под предводительством тренера азам красивого, и элегантного вида спорта. Коньки у меня были хоть и фигуристские, с зазубринами на носке лезвия, но белые, девчоночьи. Я был ещё мал. Моя физическая подготовка была слабой, и я, несмотря на все мои старания часто падал. Мучение продлилось всего один зимний сезон. Позже, уже школьником, я снова встал на коньки, уже более уверенно, взял в руки клюшку, и довольно успешно для своих лет заиграл в уличный хоккей. Коньки, правда, были уже мальчуковые. В те годы популярность хоккея была невероятной. Советский хоккей показал, где раки зимуют и американцам, и канадцам. А главные наши соперники были финны, шведы, и чехи.
  После фигурного катания решено было учить меня фортепиано, Ведь сестра– то у меня бренчала на пианино. Инструмент дома у нас был. Самое страшное во всём том было нудное сольфеджио, которое отвратило от музыки очпнь многих, а не только меня. Если бы родители догадались нанять учителя, а не водить меня далеко на занятия, то как знать, может и был бы какой толк. Слух– то у меня музыкальный немалый.
  Помню выпускной бал в детском садике. Всем вручили портфели с  букварями, а мне нет почему– то. Забыли. До слёз обидно было. Я заревел.  Но всё как– то разрешилось. Откуда-то как по волшебству появился новенький, сплющенный, с букварём внури, сверкающий никилерованными замками, из кожзаменителя под крокодила, символ наступившей зрелости– ПОРТФЕЛЬ. Меня не оставили одного на второй год. Ну а после торжественной части с речами и танцев- банкет с лимонадом мороженным и пироженными. Мой первый в жизни торжественный банкет. И слёзы мои высохли.
  С садиком было покончено, и я, взяв из рук мамы букет для первой учительницы, нарванный на даче, вошёл в школу, которая находилась через дорогу от садика. ,,Ты из садика перешёл в школу''- шутили тогда. Но как же хочется теперь обратно, в садик, а не ра работу, и не до шуток. После обеда в садике был тихий час. А теперь, на работе– нет.
Глава2.
  В этой школе я проучился ровно один учебный год. Я был твёрдым хорошистом. Тихим и спокойным. Уже попробовали табак.Украденной где-то сигаретой затягивались в леске по– очереди, делая вид друг перед другом, что, мол, всё нипочём, и мне это невнове, и задыхаясь кашлем. После зажёвывали еловой засохшей смолой. От продолжительного жевания, смола становилась однородной массой, напоминая жевательную резинку. Вот вкус только был горьковатым, ну и пожёстче немного была. Но от рук и карманов всё равно воняло табаком. Впрочем, то было несеръёзно, внезаправду. Имитация, и бравада. Это я быстро прошёл, чтобы вернуться к этому опять через 7 лет. Тогда же и началось употребление спиртного. И закурил я уже на 15 долгих лет, чтобы ещё через 15 лет это занятие бросить навсегда.
  В 1-ом классе мне прописали очки по близлрукости и я стал очкариком. Я комплексовал и часто ходил без них. Стал скрытен и неуживчив. Мы переехали в другой район города. Я пошёл в другую школу, где стал троечником с натяжкой. Сыграли роль не только близорукость, но и смена всего моего окружения и обстановки. Забегая вперёд скажу, что семья моя переезжала часто. Мы мухлевали как- то с жильём. Папа поменял место работы. Когда мы жили на той первой трёхкомнатной кооперативной  квартире, я пошёл в первый класс, а сестра вышла замуж, и ушла с мужем в общежитие. Одна комната у нас освободилась. Мы её  сдали молодому человеку, который был художником. Он привил мне страсть к рисованию. С первого захода я в художественной школе, в которую поступил, надолго не задержался по разгильдяйству.  Но когда после всех переездов мы снова поселились по соседству с ДХШ, вспомнилось, и в пятом классе я опять поступил в художку. Я тогда дружил с одной девочкой, которая под воздействием моего обаяния пожелала научиться рисовать. Мы занимались вместе рисованием. Она поступила в ту же художку, и через очень короткое время наработала технику подробнейшей прорисовки деталей с очень яркой цветопередачей, обскакав меня, с которого она брала раньше пример, став лучшей ученицей школы. Позже, после окончания школы она поступила в какой– то художественныц ВУЗ. И что с ней было потом, я не знаю, но желал бы ей больших творческих успехов. Надеюсь, так и было.  Поэтому, одновременно с окончанием средней восьмилетки я имел и начальное художественное образование, ококончив  Детскую Художественную Школу.
  Когда смотрю фильм ОНО по сц. Стивена Кинга, я вижу наше место игр. Прямо в черте города от кинотеатра до самой речки ландшафт пересекал овраг с ручьём по его дну. Прям как в кино. И плыли наперегонки наши пущенные по этому ручью самодельные кораблики, сталкиваясь, переворачиваясь, и натыкаясь на препятствия, как дальше мы, по жизни. Может быть, тот ручей тоже канализация была. Что наша жизнь? Она и есть то самое ОНО. То место тоже было ОНО. Мы ничего не боялись. С чего бы советской детворе боятся ОНО? ОНО само нас боялось.  Но легенд , связанных с тем оврагом хватало. Например, я ещё застал вход с оврага в подземнлье, который уже тогда был заложен кирпичом. Позже часть оврага была засыпана, ручей спрятан был под землю. Но ОНО до сих пор там. Только гуляющие по скверу наверху горожане не знают об этом. Ещё в район наших игр попадала местная железная дорога. И я помню похороны одного мальчика, сбитого проходившим поездом. Тут его кораблик на препятствие не просто наткнулся и сел на мель, а затонул. Оборвалась его верёвочка.
  Я ходил иногда к товарищу в другой двор, и научился там настольному теннису. Теннисные грубо сколоченные столы были тогда в каждом дворе, как и хоккейные коробки. У приятеля была младшая сестра, которая занималась в хореографичпском кружке. Балетом. Я её смущался. Был слегка влюблён. Со мной это происходит всю жизнь. Влюбившись, я смущаюсь.
  Наконец., за восемь лет учёбы я поменял 5 общеобразовательных школ. Оказавшись напоследок в  No7-й, которая находилась рядом с No6-й,- откуда я начал. У школ был общий забор. А жили мы через школьный стадион от школы. В этой 7-й я и проучился последние 3 года. Весь двор у нас учился в этой школе. Естественно, что мы дружили. Но были и свои уроды.  «Э-э-э, ты. Деньги давай сюда»- слышу. Я вышел из магазина, куда меня послали родители, не помню уж зачем. Копеек 30-50 оставалось сдачи. Это было первое знакомство с рэкетом. Мы не знали тогда этого названия. В школе был признанный хулиган, который везде стремился установить своё превосходство. Всегда ходил в окружении своих подхалимов. Я в ответ треснул его портфелем по башке.
-Ладно, после поговорим.-прошипел. Холодок по спине. Подкараулил в школьном гардеробе со своими. Ну, пришлось драться. Помешал,.. или помог?, учитель физкультуры, услышивший шум. Больше не приставали. Не замечали. По физкультуре у меня всегда были пятёрки, несмотря на то, что я был самый маленький в классе. Я был шустр. Получил моральную поддержку от учителя,-,,Не бойся, тресни его хорошенько,,,ты сильнее его. Ты ведь не куришь.
Один из уроков:  не признавать ничьего превосходства. Или авторитета. Заслужи. Передо мной. До сих пор не признаю ничьих авторитетов, пока я сам не признал их. Все равны. Закон только выше. А в бога не верю. Но вообще-то я был крепким орешком, не упрямым, а упорным. Характер отесали всякие ситуации, когда оказываешься один, а все пробуют тебя на вкус. Но друзья у меня были всегда.
  В школе я ещё попробовал и сочинительство. Потянуло к рифме– Пушкина начитался. Под его влиянием стал слагать в рифму. Ах спасибо Вам, ваше высокоблагородие Александр Сергеевич за это. На уроке пения разучивалась какая– то патриотическая песня про В. И. Ленина. Я перехамил текст безбожно,– не переношу патриотики. Клочок с теми виршами был забыт в парте, и очередная дежурная по классу, убираясь, наткнулась на тот  пасквиль. Пионерка оказалась честной, как и положено советскому пионеру.Этот опус стал достоянием широкого преподавательского круга. Было проведено собрание класса, где в наказание приняли решение. Постановили в пионеры меня не принимать. Спасибо, что хоть из октябрят не исключили, а то в Комсомол я вступил бы только к пенсии, по новой поднимаясь по иерархическим ступеням общественно– политическрй лестницы. На меня была наложена епитимья. Меня обязали собрать 100 книг для библиотеки Детского Дома. Я приступил к порученоому. За месяц, обойдя квартиры домов в нашем районе, и добавив к собранному свои книжки, из которых я уже вырос, я перевыполнил план на 2%. Всё походило на сбор макулатуры. Хозяева квартир, куда я стучался, думали, что я собираю макулатуру, и давали кипы и связки старого бумажного хлама. Я выбирал оттуда книжную продукцию, а остальное отправлял на свалку. Надо было ту макулапуру менять на книги,– было тогда так: приносишь сколько-то килограмм макулатуры и получаешь талон на тома ну, скажем, А. Дюма. Ещё через месяц, пробубнив перед классом вызубренное торжественное обещание Пионера Советского Союза, я на «классном часе» торжественно был принят в ряды Пионерской Организации. Сколько потом в жизни приходилось, и приходится обещать, но той торжественности в обещаниях уже не было, и нет.  Да и не будет уже. Веревочкам на это наплевать.
Глава3.
  Уже в старшем классе, перед окончанием восьмилетки мы придумали с друзьями развлечение. После заката мы бегом бегали на речку. Наискосок дворами через проспект, мимо приборного завода «Сигнал», через поле спускаясь дальше, и ещё через одно поле. Всего два километра. На реке темно, никого. Тишина, разбавленная стрёкотом кузнечиков; и нашим тяжёлым дыханием. Разгорячённые бегом, сбрасывали с себя всю одежду, и голые бросались в объятия прохдадных ласковых вод. Приятно охладившись, голые бегали вдоль реки туда– сюда, обсыхая. По смыслу и тематике, это было схоже с «купанием красного коня» Петрова– Водкина. Вот коня красного только не было. Но были тот задор, свежесть и непосредственность юности, что и в картине. И вот рысящим по берегу голым юношам навстречу вырисовываются две тени. Мы кричим:
-Бабы ееесть?
Мужской голос:
-Нееет.
Подбежав ближе,  мы заметили, что один из них девушка. Как по команде наши руки резко оказались внизу паха, сокрыв от нескромных глаз своё сокровенное. Представьте картинку!  Слышим:
-Такое не везде увидишь.–прыснул от смеха женский голос.
-Приезжай к нам почаще. и не такое увидишь– ответил .мужской голос. Над нами подшутили. Они не были напуганы. А мы смущённо сопели, пробегая голой гурьбой мимо удивлённой парочки по тропинке вдоль берега реки. Приключеньице всем.
  Сейчас сказали бы «извращенцы». Но в то время ОНО и в голову не пришло бы никогда такое. А те купания тогда вызывали те же эмоции, которые я испытываю теперь, глядя на картину Петрова-Водкина. Поэтому я люблю то аллегоричное художественное произведение.
  Я после средней восьмилетки поступил кое– куда.  На ходожественно- промышленное. Со скрипом прошёл в косторезы, но проучившись один семестр, бросил. Оказалось не моё. В следующем году я поступил в техникум другого направления, и окончив его, стал работать в сфере энергетики. Наш бывший квартирант стал не только известным художником, но и следующим директором ДХШ, а я был одним из его первых учеников. К сожалению, в живых его уже нет. Ну а мне когда-то поступившему в Абрамку на костореза, немного жаль своего таланта. Но всё было правильно. Электричество всегда востребовано. А кто сейчас интересуется безделушками, да ещё из кости, хоть и красивыми? Обыватель скорее купит пошлый фарфоровый сувенир в виде слоника, чем костяную статуэтку или шкатулку. Хлеб насущный стал бы проблемой. Да и пенсия.  А отишачив 3 года на особо вредных, да уйдя с особо вредных в армию на 2 года, по законам того славного времени ОНО, имею право на пенсию с 55 лет. Так что я уже пенсионер с весьма неплохой пенсией, все сорок лет тянувший лямку на производстве на должностях, не требующих какого либо образования, кроме общеобразовательного. Я же на получение ненужного среднего технического образования зачем-то потратил 5 лет. Да. Правда,40 лет на нелюбимой работе...
В обнинский политехнический техникум я поступил через полгода после Абрамки без особых проблем. Готовился я по программе, которая была общей тогда по всей стране. Вступительные экзамены. Принят. И начались четыре года студенчества. Заведение готовило средних специалистов для средмаша. Преимущественно для АЭС. Я, как местный, общежитием не обеспечивался, но настоящая студенческая воля царила именно там. С нашей группы там проживало 5 человек. А ещё раньше, когда я был ребёнком. моя мама работала в этом общежитии комендантом. Прошло несколько лет, и я, под видом подготовки к занятиям частенько наведывался к своим сокурсникам в ту самую общагу. И не с пустыми руками. Иногда такие уроки перерастали в широкомасштабную громкую попойку. Бывал скандал, вызывались на место происшествия классный руководитель, а то и директор. Потом бывали лишения стипендий. Но отчислили тогда, да и то за неуспеваемость только двоих эстонцев из Игналины. Остальные продолжали своё обучение дальше, покидая комнаты общежития, в котором пировали, чтобы не быть уличёными, порой через окно, ломая свои руки и ноги. Однажды, прыгая, сломал себе ногу и жилец самой комнаты, поддавшись общей панике. Но такие встречи у нас происходили не очень часто. Мы в самом деле, вместе готовили домашку. Как– то раз, хорошо отметив сдачу экзаменов, двое наших, шли по гололёду под– руки. Крайний поскальзывается, даёт подножку двум другим, те валятся на него. Хрясь! Обе ноги напополам. А вы говорите. Вот вам сюжетик. А я сам, ломая для произведения всеобщего впечатления кирпич, пал жертвой прикола. Мне предложено было сломать не сплошной кирпич, а кирпич с отверстиями. Делаю замах, и с криком ,,кия'' обрушиваю кулак ребром сжатой ладони на объект. ,,Хрясь!'', но кирпич цел. А вот рука онемела, и к концу перемены в кармане, куда поместил я свой кулак терпя боль и не показав виду, онемела. Была пара сопромата.   Вызвали к доске. Кисть из кармана с трудом быда извлечена, задача решена была на отлично. А вот обратно в карман кисть уже не влезла. Распухла. Не отлично. Пришлось идти в поликлиннику; которая была рядом. Перелом пястной кости. Тогдашний директор техникума вёл предмет «электроника». В прошлом фронтовик, сапёр, Лишён был нескольких пальцев рук и глаза. Настоящий пират. Идёт лабораторная по электронике. Но на одном стенде нет напряжения. Выслушав жалобу директор с возгласом: «Что, проверить что ли не можете?»– пихает свои культи в контакты, сноп искр... и всё заработало, ток появился. А директор- хоть бы хны. Но напруга появилась. Я иронизируя, наш техникум, именуемый «технарём» называл колледжем. Теперь, уже в наше время он переименовался в колледж, но радости почему– то это у меня не вызывает. Да и специалистов он теперь готовит совсем непонятных. Я, окончив его техник– теплофизик. А они кто, и чем занимаются?
  На площади перед общежитием частенько играли мячом в ,,картошку'' совместно с девушками с параллельного факультета. Факультетик- то у нас был чисто пацанский. А девушки учились на программиста. Студентами мы ездили на картошку осенью, и на шабашку летом. Но то была скорей не шабашка, а разноработа в колхозе. Ну и конечно, вечерние посиделки не всегда трезвые. Девушки местные. Земляки девушек не только нетрезвые, а ещё и ревнивые. Но такова была жизнь советского человека, проходившая в общении, общественная и коллективная. Девайсов– то тогда не было. Но как же было- то всё интересно, и вся жизнь впереди. Шда, как по верёвочке. Безо всяких гаджетов. Правда, иногда доходило до побоев, но нежестоких. Но то жизнь взаправду. Одна- едиственная, а не сто запасных, как в интернет- игре, когда жизнь обесценивается. Чем больше жизней, тем она дешевле. Жизнь единственная- бесценна.
 Однажды, на одной поездке на уборку картошки, мы на кладбище набрали яблок, пропустили их через специально привезённую для этого мясорубку, и поставили ведро браги. Она стояла на эл. печке ,,трамвайка'', и, когда бражка дошла, мы её начали попивать. Неожиданно паявились гости с повязками на руках. Двое. Похоже, нетрезвые. Они шантажом конфисковали у нас эту брагу, мотивируя тем, что изготовление своей алкогольной продукции уголовно наказуемо и они, идя нам навстречу, никому не скажут. Да ладно, пусть захлебнутся. Мы сделали– то её из чистого любопытства, и желания творчества. На следующий день мы, один чёрт, пили ром, купленный в местном кооперативе. А как– то раз приготовили ведро классной закуски: голубей, тушеных с картошкой. Голубей набили в зернохранилище, а картошку уволочь с поля, где работаешь, не проблема. Да, для студента стол может быть иногда проблемой. Но развлечения– н и к о г д а. Ко времени моего студенчества полным ходом уже шли дискотеки вместо танцев. Несколько ребят, поднатаревших в электронике взялись за это. Получилось. С дискотек и вечеров отдыха для курса,доросли до всего уч.заведения, а дальше до городского уровня. И были даже выездные по деревням и совхозам. Конечно, средства какие– то за платные мероприятия кажется, были, но мне, всюду сопровождающему своих друзей, всё было бесплатно. И мне было наплевать. Я находился в зале, и заводил дискотеку изнутри. В том была моя задача. Но как и все, связанные с радиоэлектроникой того времени участвовал в воровстве на улицах различных комплектующих с уличных приборов общественного оборудования.  Я догадывался,но не понимал.Успокаивал себя тем, что в конце концов мы проделываем это для всех. Я– то ничего с мероприятий не получал, а вот друзья мои могли и сесть по статье. Был бы я свидетелем. Ну и, конечно, я писал сценарии тематических дискотек, которые никогда не воплотились в жизнь.
  Промелькнули 4года учёбы, и мы поступили в ФЭИ для созданий своих дипломных проектов. Мой дипначальник когда– то был преподавателем у моей сестры, которая училась, но не закончила МИФИ. Я на дипломе не бегал за сигаретами и квасом для своих корифеев науки. И в силу своего характера всё время имел какие– то острые грани со своим руководителем. Я с помощью специалистов мастерской соорудил лабораторную установку для исследования явлений, заявленных в моем дипломе. Запланированный опыт на этой установке не удался.Показания расходились с теми,которые были необходимы для доказательства рентабельности прибора. Для установления предполагаемого результата надо бы провести было серию опытов на этой установке, а не один. Но на одно только её изготовление ушло полгода. А на диплом был отведён всего год. Рассчитанная, созданная мною установка имела такой же невыносимый характер, как мой, и не показала ожиданмого. Защита была фарсом. Я за диплом получил 4, в отличие от остальных сокурсников, получивших пятёрки, установки которых были, и действовали лишь на бумаге. Как сейчас сказали бы ,,виртуальные". Тем не менее, установочка моя была водворена в МИФИ для студегческих на ней же опытов. Я же с единственной из всех моих сокурсников  четвёркой за дипломный проект распределился на Ленинградскую Атомную орденов и т. д. Не помню точно, но ордена Ленина она тогда, кажется, была.  А теперь просто атомная станция без прошлого. Будущего у неё тоже нет, как и в обозримом будущем у человечества. Так, простенько, станция. Безо всякой истории. Вообще, живя в ту советскую эпоху, и эпоху нынешнюю, сравнивая вижу, что коллективные успехи, то есть наши, общие, приветствовались и поддерживались. Теперь же все индивидуальны. Но попробуй, не поддержи... Тут уж мы все единогласны, как своей гладкой задницы коснётся. Дорогие мои, я состарился вместе с этой сраной станцией. Закроют её, и я закроюсь. Сорок лет уже вместе. Верёвочка– то оборвётся, закончится. Земля, да и Вселенная не вечны. Кому будет тогда этот мой опыт нужен? Но просто потому, что мы люди. Хоть всё и конечно, и будет кончено.Сколько веревочка не вейся... Но это надо нам, потому что мы люди, и космос наделил нас разумом, которым, возможно, мы не сумели правильно воспользоватьсы. Инструкций – то нет.  Космос инструкций не даёт.
  После защиты дипломов, и их торжественного вручения, факт этот был закреплён банкетом группы. Скинувшись, мы арендовали на двадцать человек длиннющщий стол в ресторане гостиницы «Юбилейная». А перед банкетом несколько наших пацанов, занимавшихся музыкой, порадовали нас рок– концертом, исполнив популярные хиты «Аракса», «Землян», и ещё некоторых ВИА.  12 человек распределились в Сосновый Бор со мной. Я 13й. ждали нас в августе.  Можно было отдохнуть месяца полтора. Мы с папой поехали к его двоюродному брату в Белгород. Я познакомился со своей троюродной сестрой. Когда мы вернулись, папа настоял на том, чтобы мы с ним поехали в Сосновый Бор устраивать меня на работу. К тому времени дача наша была поделена пополам, выстроен новый дом. И первая половина была продана. Я догадывался, что папа пустит все свои связи и финансы, чтобы меня хорошенько пристроить. Но я, воспитанный на других нравственных принципах, слабо сопротивлялся, успокаивая себя, что это его последний раз, когда он оказывает влияние на меня. Но расчёт оказался верен. В самом деле, на что мог я рассчитывать с единственным «четвёрочным» , хоть и по настоящему исполненным ипломом из всех 13ти? Папа поехал со мной, оформив себе командировку на ЛАЭС. После личного папиного общения с некоторыми членами администрации, и прохождения мной медосмотра, я был принят оператором ЦЗ, РО. Я должен был явиться ко 2му августа для заступления на должность. Пока что ученика. Мы с батей вернулись домой, и я по совету его был, благословясь, отправлен к моим дяде и тёте, родным братьям в г. Новочебоксарск, в котором они уже тогда проживали. Но обратно, чтобы поспеть в срок, я был вынужден ночь ехать автобусом до Москвы. Ближе, билетов на поезд не было. Это сейчас не проблема. Всё просто. Купил онлайн на любое место, когда хочешь, а в то время ОНО , дефицит был во всём. В Сосновый Бор я поехал опять в сопровождении папы, оформившему себе очередную командировку туда. Аргумент был железный « При чём тут ты, ? Я еду в официальную командировку. Я твой отец. Не поедем же мы не вместе». Папой я был взят в клещи. Но насколъко моя будущая работа отличалась от той, что представлялась. Я, то думал, что сидеть буду за пультом и нажимать на кнопки. Оказалось, я– рабочая лошадка, которая скачет, куда ей скажут, даже если ей не хочется. За пультами, оказалось, сидят инженера, да ещё и правильной специализации. СЗПИшники. А- я по верху реактора. Ещё двое были приняты на такую же оперативную должность, но в ХЦ, а остальные все– в ремонтную службу, где ещё более беспросветно и грязно, что и послужило в скором будущем  их окончательным увольнением с ЛАЭС навсегда. А мы трое остались. У тех двух уже были семьи. В Армии, правда, из нас троих служить пришлось лишь мне. В том же 82м году случилась смерть ГенСека. Помню этот пресловутый трёхдневный траур, вызывавший ворчливое недовольство граждан. Но открыто никто не протестовал. Началась трёхлетняя вакханалия престарелых вновь «избираемых» ГенСеков. В этоом театре перед нами промелькнули ещё два престарелых персонажа, едва доживших до давно желаемого поста. Ненадолго пережив своего предшественника, ушли следом. В те три года такое стало привычным, и вместо скорби в народе ходили сарказм и ирония по этому поводу. И вот он очередной,– Горбачёв. Пока ещё в наших соотечественниках тогда не было ещё цинизма, и приходу более молодого сека с осторожностью, но обрадовались. Избрали, как привыкли, огульно. Гуртом. Но надежды чьи– то оправдались. Для человека, ктторый каждый день ходит в рабочую «должность», ничего не менялось за все годы того правления, кроме перебоев с продуктами, внедрения талонной системы на всё, и задержек зарплаты. Запад хотел того. Они научились бороться не объявляя войн.   Да, прошло три года, и в разгар « сухого закона» при Горбатом уже, в 85м я призван был в СА.
Глава3.
  . Несмотря на то, что во время нынешнее армии, а по сути родине надо посвятить всего один год, всё равно некотрые категории молодёжи как могут отклоняются от призыва в её ряды. Не верьте  тому, кто говорит, что , мол, в армию раньше шли с гордостью, и чуть ли не радостью. Брехня. Сами посудите, ну кому хочется хлебнув уже отравы вольной жизни после школы, отказаться от свободы на два года, и выполнять требования Воинского Устава , и придирки крмандиров, которые часто были моими ровесниками, а то даже и младше меня. Прибавьте к этому ещё опасение стать жертвой дедовщины. Кому- то из нас исполнилось уже 20 лет. Представить было страшно, что над тобой будет издеваться кто-то младше тебя. Невыносимо. Было три  пути. Поступить в высшее учебное заведение с военной кафедрой, закосить по болезни, или как мы, устроиться на предприятие, где бронь. Да и  более ранний выход на песию, талоны на профпитание, считавшееся спец.  Вспоминаю: 13 зелёных, только что окончивших техникум молодых специалистов, приехавших по распределению на Ленинградскую Атомную Электростанцию Ордена Ленина и Октябрьской Революци им. В. И. Ленина. После окончания Обнинского Политехнического техникума... Я– то уже здесь успел прописаться. А парни приехали тогда той же поздней электричкой, что и мы когда– то с папой. Доехали автобусом с ж/д платформы Калище по указанному адресу. Общага. Коменда нет, никого, в чьих силах мальчишек заселить нет. Только вахтёр. Что делать? Гостиницы в городе тогда не было. Никакой. Решили, раз направлены по бумаге в расп. ИМЯРЕК, с вахты имяреку по номеру и позвонили... Директору. Не угадаете, что было. Директор пригласил их к себе домой немедленно. Накормил, и спать уложил. Как?  Да на полу всем нашлось что постелить. Утром после чая ребята ушли устраиваться в общагу. Такие раньше были директора.
  Нас обманули. К тому моменту бронь  на ЛАЭСе начали потихоньку снимать. Все затаив дыхание следили, для каких годов рождения бронь сейчас снимается. Правда, по закону, мы должны были отработать 3года, как молодые специалисты. Мои товарищи рассудили, что лучше раньше, чем позже, стали всячески стараться уйти в Армию, чтобы после на родине начать новую жизнь. Пока ещё мобилизация до них не добралась, они всеми силами стали добиваться увольнения. Всяко. В том числе нарушая общественный порядок. Через года два, или чуть больше я проводил своих бывших сокурсников в Армию. У меня лично была сильная близорукость. Была надежда, почти увеиенность что меня оставят. И вот я получаю повестку в Военкомат. Прихожу, и получаю направление на медосмотр. Я его прохожу, и уверенный, что к Армии меня забракуют, предупредив на всякий случай, что уезжаю в отгулы, спокойно еду к родителям. Там тоже уверены, что меня не призовут.
   Я вернулся из дома. Табеоьщица передаёт мне повестку: Явиться, с тем-то и тем- то, постриженным наголо к военкомату к 6-и часам утра завтра утром. Я понял всё. Шок не дал мне переживать. Я скоро собрал компанию. Мы напились, и раздав свою цивильную одежду остающимся на свободе друзьям, напялив чью- то телогрейку, и сунув ноги в резиновые сапоги, утром с сильного похмелья был как штык. Ну когда тут было постригаться? На Фонтанке в призывном пункте в числе ещё таких же простачков я был отправлен в парикмахерскую. В обычную, штатскую. Без сопровождающего. За свои деньги. Мы по пути похмелились по паре пива. Скажу, что пиво я в следующий раз взял в рот только через 2 годаУ меия денег-то было всего три рубля, а теперь уже и меньше. Рассчёт ведь я не получил. Времени не было. А на пункте не кормили,- не тюрьма асе- таки. Призывники питались за свой счёт в буфете здесь, или запасами, взятыми из дома. У меня была только банка тушёнки из нутрии и около 3х рублей. Расчёт ведь не получил. Призывная зона  напоминала тюрьму. Матрасов на койках не было. Подушек тоже. Почти все пьяны или с похмелья. Каково  мне было в 23 года загреметь в рекрутчину? С Соснового Бора со мной таких было много. Некоторых я знал. После и служили вместе. После похода в буфет оставалось рубля полтора. Уже вечером выкликнули нашу ,,команду''. И под командой капитана мы строем, похожим больше на ораву отправились на Московский вокзал. Помню, как сопревшие в резиновых сапогах и тонких носках ноги мёрзли. Тушёнка съедена была в поезде. Курск с Орлом были проеханы. Капитан на мои расспросы отвечал про секрет и что мы попадём в настоящую армию, а не в какое дерьмо. Я бывал в белогородчине, и родственники там были. Двоюродный дядька по папе, и тётя по маме. В Белгороде команда на высадку. И подаными к поезду автобусами до места. До места службы от Белгорода было ещё 80км. Грайворонские леса. Здесь происходили события фильма ,,Обратной лороги нет’’. Всё было через построение, всё по команде. Насколько это отличалось от вольной жизни, когда можно себе позволить доступные вольности, денег- то на гражданке хватало. Привезли, покормили, сводили в душевую. В одной из казарм стали проходить карантин.
   Скажу, что мой мобиляж в Армию был моим родителям неизвестен. Первое, по приезду, пишу огорошившее их письмо. Папа оформил командировку, съездил в Сосновый Бор и утряс все формальности не улаженные мной, всвязи со срочностью призыва.
  Карантин проходился месяц. Привыкание к распорядку дня, занятия по уставу, наизусть текст Присяги и Гимн СССР. Ни знаков различия, ни оружия никаких до принятия присяги.
  Ритуал принятия присяги проходил на мемориальном комплексе ,,Курская Дуга’’. Для меня это было особенным. Мой папа в1943м году здесь принял боевое крещение на Т-34 в той танковой битве под Прохоровкой в качестве командира танка, в звании младший лейтенант. Когда стало известно о месте Присяги, я сообщил папе. Но приехать он не смог по состоянию здоровья.
После присяги и праздничного обеда нас салобонов распределили по ротам. Я попал в связь. Кто-то один из названных был лишний. Провели тестирование. Победил мой музыкальный слух.
  Первая ночь на новом месте прошла тревожно. Нас пока не трогали. Но старослужащие постоянно поднимали кого-то из предыдущего призыва, и те что- то делали. А сами ,,старики’’ смотрели телевизор, опустив светомаскировку и выставив шухер.
Вот в первый же день, по расположению один солдат гонится за другим. Баловство, это видно. Гонящийся орёт мне ,,Э, ты, держи его!''. Посмеиваясь, даю беглецу пробежать.  После отбоя тот гонщик подходит к моей койке, и велит идти за ним. В сушилку. Были такие сушилки в казармах. Пока я думал, как ему ответить на требование принять упор лёжа, открывается дверь, и ,,дед'', бывший в наряде приказал всем в пять секунд ,,отбиться''. Вообще, мордобоя, как такового не было. Но система наказаний за провинности перед старослужащими была. ,,Гича''-удар ладонью по загривку. От удара в глазах сжимались- разжимались радужные спирали. ,,Скворечник'',-кулаком в грудь. У молодых солдат пуговицы на груди были не выпуклыми, а вогнутыми.
  Кроме всего, кроме пунктов Устава ещё предстояло выучить неписанные правила существования в роте. Напоминало,,прописку’’в тюрьме. Но это только первый год, пока сам не стал,,стариком’’. Только это и согревало сердце.
  ,,Дедами’’ были ленинградцы и сосновоборцы. Земляки. То был эксперимент. В целях борьбы с дедовщиной. Призывников набирали из мест призыва ,,дедов’’. Надо сказать, что кого-то я уже после армии встречал в Сосровом Бору. Притензий у меня к ним не было. Они как могли облегчили нам первые полгода. Впрочем, держа нас в строгости. На то она и армейская иеиархия. Дальше шли сибиряки, после них белорусы, ну, а дальше мы. Но были и одиночные вкрапления из кавказцев и азиатов. Но просто на момент призыва они жили не на своей географической родине. Никакого высокомерия и выказывания своего превосходства над нами от раннепризванных я лично не ощутил. Было лишь любопытство. Как такие возрастные призывники умудрялись столько прятаться от призыва? Но в армии не принято обсуждать такие темы. Какая разница? Всё равно мы уже здесь ВСЕ. Мы в армию не торопились, но и не косили.
  Через полгода началась ,, огурцовка’’. Ну, то есть мы ещё зелёные. Папа с мамой присылали мне два раза в месяц посылки, раз в месяц червонец, ведь семи рублей с копейками не хватало на маленькие солдатские радости. Хотя, особо здесь деньги тратить было негде. Вокрут кроме чайной, да Грайворонских лесов ничего больше не было. Разве, заплатить медведю, чтоб плясал дембельский танец или сыграл с замполитом в шахматы.
  Наш замполит был заядлым шахматистом. Никто его не мог обыграть. Чемпион. В Ленинской комнате все мы проводили время за партиями с ним, неспешно разговаривая с ним. Я рассказал об этом в письме домой, и папа прислал мне шахматы. Я уже был поставлен на дежурство, где посторонние занятия, не относящиеся к служебным делам, запрещены. Но мы же радисты. Мы и музыку слушали, и читали, и готовили дембельские альбомы и играли кто во что. Эти шахматы обнаружил наш замполит на моём служебном месте, и решил их изьять. И изъял их. Я пришёл к нему в роте, и пристыдил его., дав понять, что используя служебное положение он завладел шахматами, присланными мне папой, заслуженным ветераном, которые являются его страстью. Капитан шахматы вернул.
  Я первый год скрывал, что умею рисовать. Был у нас один ,,мазила’’, которого освобождали от всего, и он занимался  только оформительской деятельностью. Жизнь его в роте была несколько незавидной. Почти изгой. Я не захотел. Но, перейдя годовой рубеж, я начал рисовать карикатуры и шаржи в дембельские альбомы моих сослуживцев. Я брал рупь за лист. Ребята хитрили- через копирку передирали друг у друга. Я возмущался, но не в серьёз. Я был плодовит, а рублей пяти мне в месяц, ещё со своими хватало хорошо. Единственно, тяжело было без ленинградского беломорканала. 6Папа присылал, но московский, а это было не то.
  Пришла как- то идея выпустить стенгазету. Спонтанно, самостийно. Шаржей у меня уже было прилично. Нелегальное прозвище нашей роты было ,,Кроты’’. Газета должна была называться ,,Белгородский крот’’.  Всё необходимое было своровано, собрано, и я приступил к работе. Держалось всё в тайне. Я работал на дежурстве. Мои сослуживцы подстраховывали и подменяли меня. И вот, готово. Сверху крот бежит с рлак, и радостно орёт с плакатом в лапах:,, Белгородский крот’’(название вверху стенгазеты). По всему полю ватмана ниже рассыпаны шаржи, на командиров тоже, с коротенькими эпиграммами. Зпиграммы  тоже мои. Я уже тогда пописывал. Газета провисела несколько часов в расположении роты. Попалась на глаза заму нач штаба по связи. Мы были напуганы и газета переместилась в сооружение, где мы дежурили. Спрятали. Кто- то стуканул замполиту. Примчался. В роте обыск ничего не дал. В сооружении не успел. Появился с визитом зам. нач. штаба по связи. Мы газету припрятали, пока ему калитку открывали. Подполковник не один был. Со своим маленьким сынишкой. Ходил-, ходил. Потом вздыхает, и говорит: ,, А где ваша стенгазета- то? Занятная. Я сыну хотел показать.’’ ,, Замполит запретил’’- ответ. ,,Покажете? ,,Да, замполит…то, да сё''.,,Я поговорю с вашим зпмполитом.’’ Было приказано газету повесить  в клубе на всеобщее обозрение. С замполитом был неприятный разговор. Я его подставил.  Не давал он своё распоряжение о выпуске газеты. Инициатива исходила не от него. Газета ведь это политика, а он замполит. Так что наша инициатива имела две стороны. Впрочем, замполит был неплохим мужиком.   Я в библиотеке взял книжку Меллора Стуруа про западную культуру. В это время я выполнял замполитовский заказ. Оформлял титульный лист самиздатовской книги Дейла Карнеги ,, Как не беспокоиться, и начать жить’’. Вдруг у Стуруа я нахожу критику по поводу учения Карнеги. Состоялся спор с замполитом. Он был на стороне Карнеги, а я – Стуруа. Занятно, не правда ли? Уже на гражданке я прочитал ту книгу Карнеги. Замполит оказался прав. Видимо, не очень-, то он верил в коммунистические постулаты. Но я всегда буду защищать именно ту страну.  Не предам. Даже дело не в той Присяге. Была хорошая пища для ума. Наученный тем опытом, я уже не очень-то верю нынешним завереньям властьимущих.  Стреляного воробья на мякине  не проведёшь.
  Хочу отдельно, пока не забылось, поведать историю про стрелянного воробья. Немного отвлечёмся от армии. А то от казёнщины с ума сойти можно. Так вот, когда я позже на гражданке уже в составе подводного клуба ходил по заливу на небольшом судне, случай был. Мы почему- то тогда по домам не разошлись, а остались с моим уже тогда пожилым товарищем по клубу на береговой базе кутнуть. Вдруг появились два отпрыска и ещё один молодой родственник одного из наших членов клуба. Две компании получилось. Не скажу, что они нам как- то здорово помешали. Скорее, мы им. И вот, мы с моим приятелем вышли на траву до ветра, как говорится. Как- то стало подозрительно тихо. Вдруг после щелчка по колоскам высокой травы что- то ширкнуло.  Мой приятель вскрикнув, подпрыгнул. На внутреннем бедре рядом с пахом расплывался синяк с синей точкой в центре. Сразу поняли. Пневмовинтовка. Пытались ребят изловить. Чего гоняться? Не мальчики. Пришёл к папаше. Папаша позвал сына. ,, Держи ответ''. Я ударил его, простите меня. Но с тех пор над моим приятелем подтрунивал:,,Ты теперь стрелянный воробей''. Но было продолжение. Как- то на Новый Год, запуская фейерверк тот молодой человек лишился кисти руки. Но и это ещё не конец истории. Он стал участвовать в Параолимпийских играх, занимая там призовые места. Вот такая вот история.
   Я прошу прощения у читателя за то, что повествование такое рваное и дёрганное. Воспоминания всплывают вдруг, судорожно. Последовательность зависит от этого, и систематизировать их очень сложно.
  Мне уж к призыву было 23года, а кому– то и больше. Мой ник был «старина», а у ещё одного моего сослуживца- »старик». Кое- кто в армию призван был от своих семей. У некоторых уже и ребёнок был. Был один сослуживец такой, который сильно тосковал. А тут ещё и старослужащие подначивают. Человек не выдержал. Доложил. Как положено по команде. И совсем стал изгоем. Его перевели в другое место службы, а то он уж и вены резать стал. После обучения мы уже были поставлены на боевое дежурство. Здесь легче, чем в роте. Никаких дурацких занятий и работ. Ко второму году службы пришёл новый старшина. Он был новатор.  Достал нам зимнее полушерстяное обмундирование, убрал в расположении второй ярус коек. У всех солдат и сержантов от мала до велика было поменяно всё личное обмундирование на новое, включая матрасы. Чем теперь ,,старик''отличался от ,,салаги''? Одна из причин дедовщины была накрыта. Но наш призыв уже не ,,жестоковал''. Мы либерально относились к молодёжи. Мы Питерцы, мы честно отслужили.
Я никогда не задавался вопросом: что мне дала армия? Недавно один приятель спросил это у меня. Странный вопрос. Некоторые мои знакомые, чего там греха таить, люди уверенные, что за любой»чих» им долны платить, отвечают: Ничего. Да загляните- ка в себя поглубже: Вы после армии стали ДРУГИМИ. Я в армии служил не для того, чтобы она мне ,, что-то'' дала.  Это я что то дал ей. Но как ни странно, армия мне ведь что-то дала именно поэтому. Не старайтесь это что-то измерить теми жалкими рублями, которые бы вы заработали, если бы остались на гражданке. Да, зарплата солдата в месяц составляла 7р. 20к., полное вещевое довольствие и обеспечение пропитанием. Совсем не та еда и вещи, которые я хотел бы есть и носить. Но сыт, одет. А это– главное. Дальше. Армейская казёнщина, требование одинаковости, бессмысленная рутина армейских будней, подавление индивидуальности в людях, делали строй армейский единым механизмом, где солдатики– это винтики механизма. Дедовщина– корявая, незрелая и неумелая попытка вернуть себе свою индивидуальность, но, к сожалению, за счёт других. Как правило, в этом особенно преуспевали солдаты убогие духом, слабые морально, личности серые, не умеющие творчески проявить себя. Моральные уроды, превращающие жизнь окружающих в ад, не имея на то никакого права.  Важно было не оскотиниться, в тех условиях, не смалодушничать. Сохранить для гражданской жизни себя, и свою душу. Я считаю, что это и есть главное, чему армия может научить. Не сломаться, и остаться собой, или стать ещё лучше. Тогда из армии вернётся личность, а не сволочь. Вот так армия закаляет. Так в чём же преимущество откосившего от армии? Мелкая, подленькая душонка, спрятавшаяся за липовыми справками и блатом, или родственными связями. А потом ведь он будет начальником, и будет приказывать мне, котрый за него честно выполнял свой гражданский долг. Прохиндеев у нас в стране лет на 100 вперёд припасено. Может, в Армии сейчас уже всё по другому. Служат по призыву всего год. Контрактники получают зарплату, а не денежное довольствие 7р. 20коп. У всех свои телефоны и личные вещи. С боевой подготовкой тоже, наверно стало по настоящему. Я в Узле Связи сапоги одевал, только чтобы переместиться 100м от казармы к сооружению, или обратно, а так– всё в тапочках. На стрельбище был всего раза 4 за 2года. Доведись боевые действия, я бы или из окопа не вылез бы, или выпучив глаза, ничего не видя и не соображая бросился бы под пули, и погиб бы, ничего не успев совершить. Такая вот была боеготовность. К войне нас не готовили. Мы, приняв, и передав дальше последнюю радиограмму, выполняли тем самым свою боевую задачу. Остальное неважно. А погибнем– ещё лучше. Не выдадим военную тайну. Ну, и герои, конечно. Но если бы тогда была возможность, я бы в Армию не пошёл. Но теперь понимаю, что это было бы хуже, и не жалею, что был там. Хорошо что я служил в Армии. Но мне снится сон. После Армии часто, а теперь, всё реже, и реже. Меня, отслужившего действительную, опять призывают. И я, служа второй срок, выясняю там отношения со своими нынешними недоброжелателями, оказавшимися тоже со мной в Армии, и пытающимися меня притеснять. Мне в Армии драться не пришлось, но после этих снов, у меня саднят костяшки кулаков, и взбухают на лице под глазами фингалы. Жена жалуется после этих моих снов, что я очень храпел. Да и тёмные мешки под глазами...
 86й год прошлого столетия. Перестройка застала меня в армии, и никаких перемен я не ощущал. С губ замполита, со страниц газет одно только «перестройка». Нас собрал в классе замполит, и заставил законспектировать из газет основные мысли и идеи проходившего в те дни 27съезда КПСС.
Глава4.
Случился тогда и чернобыльский синдром. На ликвидацию тогда набирали и из армии. Добровольно, конечно. «Дембельский аккорд». Едешь ликвидировать на несколько дней, и после - демобилизация. Но мы– то до армии работали уже на такой же АЭС, как чернобыльская. Мы– то знаем, что такое вырвавшийся из подчинения мирный атом. Ни один из нашего батальона не поехал. Нами была проведена разъяснительная работа. Зато все живы, надеюсь и до сих пор.
  Демобилизован я был 9 ноября, не дослужив одного дня до двух лет. Призван я был в1985году 10 ноября.Я по воинскому предписанию обязан был приехать из  г. Харьков в г. Ленинград (так тогда именовался Санкт– Петербург). Но родители – то мои жили в Обнинске. Поезд делает остановку в г. Москва, а я в нарушение предписания выхожу с него и пересаживаюсь на Киевском вокзале до Обнинска. Патруль проверял, но вникали, и, спасибо им, трудностей не было. Я не очень- то походил на дембеля. Я не занимался ни дембельской формой, ни альбомом. Потертая шинель, и облезлая шапка вызывали сочуствие патруля. Где им было знать, что под  поношенной формой скрываюсь я?  Выдавали только отпущенные усишки.
  Я в Обнинске пробыл с родителями месяца два, и засобирался в Сосновый Бор. Надо было восстанавливаться на работе. Папа советовал остаться, и мог посодействовать с работой, но не работа была главное. Я хотел вернуться к своей прежней беззаботной жизни. Очень скучал.
  На перестройку все возлагали надежды. Надежды на лучшую жизнь. Но в выигрыше, как теперь видно, оказались лишь люди свободных профессий. Творческая интеллигенция, которой до того времени не давали «самовыражаться», хлынула со страниц начавшихся издаваться книг низкопробного содержания, с экранов пошлых фильмов, с холстов картин сомнительных по тематике. Даже со страниц появившихся журнальных изданий о разной чепухе. Вдруг полезла всякая дрянь и грязь. Началось самовыражение. Вакханалия. Кто– то торжествовал, а я перестал читать печатную продукцию, и смотреть телевизор. Как быть с такой «СВОБОДОЙ» Через несколько лет лишь, когда всё утряслось, я только смог посмотреть каеие– то фильмы, и прочесть какие– то книги. Ещё хорошо с перестиойкой почуствовали себя крупные мошенники, сколотившие себе состояние на той мутной жиже. Ворьё, награбившие, наворовавшие, а теперь, отсидев, бабки эти пускали в легалку. Честный человек как был ни с чем, а таких большинство, так с тем и остался. А многие разочаровались и спились, кончив свою жизнь очень жалко. А я, бывший когда– то представителем рабочего класса, стал вдруг просто работником.
  Вот я и в Сосновом Бору. После Армии болтаться без потери трудового стажа я мог тогда 3 месяца. Пообещав своим стареньким родителям навещать их, перед Новым Годом появился в Сосновом Бору. Та же общага, тот же город, по которому соскучился. Вроле, всё то же, но не то. Нет прежнего изобилия. Система, пока я служил, дошла... или спала?.. до талонов. После Нового Года пошёл в отдел кадров. Я– то думал, как тогда и было принято, что по возвращении из Армии я буду зачислен по прежней специальности на прежнее рабочее место. Но оказалось, что это не так. Есть оговорка «по– возможности». А возможности не оказалось. Я ходил 1.5месяца в отдел кадров как на работу, за исключением  суббот с воскресением. Ждал предложений. Родители слали мне средства к существованию.. Я разговаривал с начальниками подразделений. На блок предложений не было. На блок в очках не брали. Высота. До Армии меня временно терпели оказывается, как молодого специалиста. А в Армию можно было. У нас всегда страна была «двойных стандартов». Три месяца были на исходе. Надо было на что– то решаться. Поговорив с начальником одного из очередных подразделений, я был соблазнён зарплатой в 200р. Скажу по секрету, что в то время это было больше, чем на блоке. Только вот вредность маловата. Ну так с такой зарплатой врелность пошла к чёрту. Я согласился заручившись обещанием предоставить мне при первой же возможности, перевод на блок. Мне были выплачены подъёмные 100р. Обманул меня начальник. Уже почти через год я получал 300р. Только вот в магазинах было пусто. Но были лазейки. Я не голодал. Столовые тогда работали справно. Моя должность называлась «слесарь по обсьуживанию тепловых сетей». Я ходил, входил и выходил везде, кроме блока. Зона обслуживания была огромной, но на удивление немного работы. Поэтому личного времени было много. Я пользовался этим. Хорошая зарплата, да свобода. За это стоило бороться. И когда начались  события, обусловившие распад страны, в которой мне было так хорошо, я не понял, что ещё 10 лет, и страна станет настолько другой, что мне станет неуютно в ней жить. Десятилетие Ельцинского раздолбайства сменили пятилетие Горбачёвской неуверенности.
  Через год после моего восстановления на предприятии, сделали мне операцию на глаза в Фёдоровской глазной. С близорукостью было покончено. Вскоре я женился. Поговорил на работе, и стало возможным перевестись на блок. Начал проходить медосмотр. Комиссии не понравилась кардиограмма. Предложили обследоваться. Я испугался. Мой нач. цеха: «Оставайся, разряд тебе повысим». Жена: «Зачем тебе блок. Зарплата будет не выше, а здоровье хуже». Уговорили. Так вот и тянул одну и ту же лямку до недавнего времени. Условия начали на службе ухудшаться с началом президентства нынешнего президента. Свобода ушла совсем. Жуткий контроль. Хуже, чем было в Армии. Куда там, в Армии было даже свободней.
  Но чнеловек я всё– таки свободный. Хватит лирических отступлений. Я никак всё за этими событиями не могу рассказать всё по порядку. Итак:
То лето выдалось жарким. В те времена эта фраза показалась бы банальной. Тогда другого летом просто не бывало. Всё было стабильным, и лето, и зима были похожими на самих себя. И казалось, всё в жизни будет как всегда. Особенно когда тебе 8 лет, и ты каждое лето своими родителями водворён в пионерский лагерь, чтобы не мешал им наслаждаться жизнью, поправлял своё здоровье, пошатнувшегося в борьбе за своё самовыражение, ну и отдыхал от них, роделей. Родители же отдыхали в то время где– то в отпуске, или на огороде от своего любимого чада, иногда навещая его с гостинцами и рассказами о том, что там на воле делается. Но, как я уже сказал, всё было стабильно. Так что ничего интересного папы с мамами сообщить не могли, и в том нашем советском обществе такое положение вещей всячески поддерживалось и укреплялось правительством Страны Советов. Мне тогдашнее наше общество представляется в виде огромной толпы под общим знаменателем и под одной огромной кепкой с надписью на ней: НАШ НОВЫЙ МИР. То время было временем лозунгов. Время нынешнее– время инструкций, но об этом позже. Сколько их было этих лагерей по всей стране. Этих САЛЮТОВ, ЧАЕК, КОСТРОВ, и т. п. Пионерских лагерей, конечно же. Лагерь САЛЮТ купался на речке ПРОТВА на городском пляже поотрядно в огороженном деревянным забором лягушатнике под присмотром бдительных пионервожатых, воспитателей и медперсонала. К той лагерной смене я ещё не умел плавать. Я дома в ванной умелопускать голову под воду, и задерживать дыхание. Но в ванной мало для плаваия места. А на речке, в игровой обстановке, гоняясь и убеоая от сверстников, для скорости передвижения я уже стал загребать руками, что в общем– то напоминало уже сажёнки. Незаметно для себя я всё дольше не касался дна ногами, а в общем, стал держаться на воде. Вскорости, чтобы ещё больше ускориться, стал принимать в воде горизонтальное положение и грести, молотя руками по воде. Брызг от такого «плавания» было очень много но, можно сказать, я поплыл, хоть и не быстро. Радость моих папы с мамой когда я похвастался им, была безмерной, и по окончании лагерной смены, на речке ПРОТВА рядом с нашим тгородом, я продемонстрировал свой «стиль». Мама съездила в Москву по делам, и првезла мне настоящую подводную маску. Так я сначал приобщаться к подводному миру. В принципе, я уже умел погружать в воду голову с открытыми глазами, но всё выглядело размытым, нечётким. А в маске было совсем другое дело. Я будто прозрел. Позже я научился нырять, и мы с друзьяминачали самодельным гарпунным самострелом без вылета стрелы постреливать на речке рыбку. В рсновном, то были окушки, изредка плотва, и реже, что покрупнее и посолиднее. Добыча тут же коптилась на костре, и съедалась безо всякой соли с печёной в том же костре картошкой, извлечённой из земли какого– нибудь соседнего огорода. Примитивная подводная охота, но уже по настоящему азартная. Охотились по очереди, так как снаряжение было одно на всех. Только маска с трубкой, подобие остроги, да кем– то из нас приобретённые дешёвые пластмассовые ласты. Тогда более совершенное снаряжение в той стабильности приобрести себе было негде. Голь на выдумки хитра, и в издававшихся по интересам журналах, повествовалось, как из доступных материалов соорудить нечто недоступное. Мы стояли на пороге изготовления более совершенного оружия, и самодельного гидрокостюма. Но мечты мы этой так и не осуществили тогда из– за отсутствия исходного материала.    Подводностью я тогда заболел. Романтика подводного мира и подводных исследований захватили меня настолько, что любой фильм, где есть хоть какие– топодводные кадры я готов был смотреть и пересматривать раз за разом. Тогда ведь не было столько информации; как теперь в Интнрнепе. Мной изыскивалось всё, что только где возможно. В руки мне попался ежегодный печатный альманах «БРИГАНТИНА» с очерком Дж. Дагена ,, Капитан Кусто''. Пожалуй, с этого всё и завертелось. Мой папа тогда заведовал на заводе работой ДОСААФ, будучи заместителем директора по режиму. Кто не помнит, или не знает, я скажу. ДОСААФ– это Добровольное Общество Содействия Армии Авиации и Флоту. Это продвижение технических видов спортав обществе, для применения этих навыков в армейских условиях. И не в каждом городе это было возможным. Необходима была мощная материально– техническая база. И клубы технических видов спорта организовывались на базе солидных предприятий и организаций. Так вот при обнинском заводе ,,Сигнал'' организована была секция подводного плавания под руководством талантливого тренера– организатора Миняйло Анатолия Лукича. В городе был бассейн для тренировок и соревнний. Тогда отношения в обществе не были такими собскими, как ныне, и мой папа поддерживал хорошие приятельские отношения со многими работниками прприятия. Да чего там, его на заводе, да и вообще в городе уважали, и не за должность, им занимаемую, а за внимательное и участливое отношение к людям. Так вот с этим тренером у моего папы установились приятельские отношения. Лукич просто бывал у нас с различными делами вне кабинета. В силу своей должности папа мог решить любую человеческую проблему. Мне тогда было около 13и лет, когда я, придя домой застал у нас в гостях Лукича. В секцию я был записан через год. Тогда в городе было две секции подводного плавания, соперничших друг с другом. Первая– Физико– Энергетического Института, и вторая– приборного завода ,,Сигнал'', куда я и был принят в числе ещё нескольких новичков. Не знаю, кто из них первее. Новички по плану должны бвли представлять юношескую часть секции. Сейчас, в нале время никто не понимает сути подводного сморта. Сейчсс ДАЙВИНГ (нырярие) и всё.А тогда в системе ДОСААФ он был военно– прикладным. Вхлдили в него сьедующие дисциплины: 1Скоростное плавание в ластах с аквалангом, и без него; 2Подводное ориентирование; 3Подводная охота; 4Подводная фотография. Был ещё подводный туризм, который вскоре попал под запрет из– за большогт количества трагических несчастных случаев. Но не более, чем в альпинизме. Однако, альпинизм не запретили. Но, будучи под запретом, он неплохо маскироваься под прочие дисциплины. Я не буду вдаваться здесь в тонкости и особенности каждой подводной дисциплины, скажу только, что в нашей секции культивировались подводное ориентирование и саоростные виды. Наши соперники из ФЭИ занимались только скорострыми видами. Начались усердные тренировки. Необходимо было овладеть техникой работы ластами. В подводном плавании руководящая, или скорей, ноговодящая роль отводится нижним конечностям, тогда какгребкам руками– второстепенная. Тренировки проводились в городском 25– метровом бассейне. Физической подготовке уделялось особое внимание. Тренировки на воде или под ней были три раза в неделю поздно вечером по 1,5 часа, а пред бассейном ещё была так называемая сухая тренировка на часик в спрртивном зале здесь же в бассейне. Это не считая ещё иногда кросс перед тренировками. В спортзале была небольшая штанга. Я всего лишь приподнял её над полом.Я согнулся под её весом, и уронил её на пол. Грохота не последовало штанги тогда уже были с обрезиненными блинами. Так состоялось моё первое прямое знакомство со штангой, которую я снял с опорных рогулек в тренировочном зале бассейна, где мы осуществляли «сухую» тренировку. Мы не занимались с отягощениями, и штанги я «коснулся» по своей инициативе, из озорства. Надо сказать, штанге это не понравилось. Мне– тоже. Тепер ь я знаю, что штанга эта была малой тренировочной, весом в 30кг. Прошли годы, и я, заключённый в стены общежития в Сосновом Бору, остался верен привычке истязать себя физкультурой. Я бегал, отжимался, подтягивался. Уже пойдя на подводную секцию на ЛАЭС, я занимался на блочных тренажёрах в малом зале спорткомплекса. Мои бывшие сокурсники где– то понаходили разного веса гимнастических гирь и гантелей. Вскоре они поуходили в армию, и всё это железо досталось мне. 32кг я тогда выжимал над головой стоя 2-3раза. 16– ти килограммовую я держал в правой вытянутой параллельно полу руке на 5сек. Пришло время и мне уйти в армию. Как только я начал нести самостоятельную службу в сооружении, я обзавёлся парой самодельных железок, и к отжиманиям с подтягиваниями, и прессом, добавились упражнения на бицепс с трицепсом. Армия закончилась. Я снова в Сосновом Бору в том же общежитии. К тому времени на первом этаже было выделено помещение, куда со всей общаги собрали бесхозный тяжинвентарь. К тому времени я уже имел представление о начальных принципах атлетической тренировки. Теперь это стало называться уже культуризмом, а не атлетической гимнастикой. Книг Джо Уэйдера, и А. Шварцнеггера появились в продаже на рынке. Я уже был хороло подкачан, и теперь штанга в импровизированотм зальчике не дулась высокомерно на меня, а покорно радтстно отзывалась на мои движения, благодарно переливая свои поднимапмые мной килограммы в граммы мускулов, добавляя объемов за счёт тех граммов. Начался азартный рост. В скором времени, я жил уже с женой, а не в общаге, я был друзьями приглашён уже в более– менее серъёзный тренажёрный зал в промзоне. Бпсплатно, по знакомству. Я приходил в удобное мне время, брал у вахтёра ключи, и занимался. Пошли в ход книги Джо Уайдера и А. Шварценеггера. Попались книги о питании. Тогда же я обзавёлся велосипедом, и стал в спортал ездить на велосипеде. Иногда я занимался по пути на работу, или с работы. Работал я в смену. Но через несколько лет предприятие, чей этот зал был, решили включить этот зал в свой коммерческий план. Ну, платных залов немало было тогда и а городе. Я ушёл в «Малахит». Но через тройку лет  та тренажёрка развалилась, и я ушёл в другую. Там уже были серъёзные тренера. Мастера сптрта по силовому троеборью. На меня обратили внимание. Предложили подготовиться, выступить на стревнованиях, и защитить Кандидата. Рвения во мне и амбиций было хоть отбавляй, а вот опыта никакого. Я провалил своё первое выступление на открытом первенстве СПБ и области, коттрое состоялось через год. После, поскольку зал был частным, тренеры ушли по коммерческим соображениям. Зал закрылся. Куда деться было? Я у пика формы. По рекомендации своих бывших тренеров я был принят в тренажёрном зале ДЮСШ, где мной занялся Гудков. За год он исправил большую часть моих «огрехов». Мне следовало, имея вес 89кг выступить в этой весовой категории, и набрать сумму в трёх упражнениях 555кг. Жим с груди лёжа. Жим всегда был у меня не очень. Следовало набарать за счёт своей «коронки»– приседание со штангой, и становая тяга штанги. Следующее моё аыступление принесло мне 3– е место в сумме трёх дисциплин в моей весовой категории, но до КМС килограммов не хватило. Через год я приехал на соревнования нечаянно веся 92кг. И выступать пришлтсь в 100кг категории. Я набрал три пятёрки, но для 90кг. Так, заняв второе место в своей весовой категории, я не выполнил КМС. Я отходил ещё многие годы в тот спортзал. Ушёл из него незадолго до его закрытия, поругавшись с тренером, будучи возмущён его хамским поведением. Чувства срраведливости и порядочности всегда были во мне, и будучи несправедливо обвинён в непорядочности, желая удовлетворения, потребовал извинения, но был отправлен на три буквы. И они не были «КМС». Началась пандемия, и ЛАЭСовский тренажёрный, куда я ещё немного похаживал, закрылся. Но надо сказать, что тестостерона организм мой вырабатывает уже немного. Возраст. Прошлые нагрузки уже невозможны. Конечно, я скучаю по тому сумасшедшему времени. Но многие годы лишённый полноценной жизни из– за навязанного самому себе спортивного режима дают себя знать. В 2011-м году мне была проведена операция по эндопротезированию правого тазобедренного сустава. Количество дозволенных упражнений с отягощением уменьшилось для меря вдвое. А теперь я только отжимаюсь, и приседаю без штанги на количество раз. И велосипед. Конечно же, велосипед. Но это будет позже, Но продолжу далее о подводных делах. Славная команда подводного плавания завода ,,Сигнал'' била всех соперников в области, и очень успешно выступала за её пределами. В команде у нас были мастера, и кандидаты в них. Через три года я уже плавал на уровне кандидата, но на соревнованиях выступая за юношей, защитил всего лишь второй взрослый. Ребята вырастали, и из юношей переходили во взрослые. Вот мы и должны были заменить их в ,,юношах''. Начались иренировки на воде. Мы, новички, занимали дорожку в бассейне, и плавали туда– сюда друг за дружкой гуськом всю тренировку средним темпом, следя за техникой. За тренировку получалось около 5км. К весне стали нас готовить к соревнованиям, на которых я на дистанции 800м занял второе место, защитив второй взрослый. Но там я соревновался и на других дистанциях: ныряние на дист. 25м, плавние в ластах на дист. 100 и 400м. команда всех победила, заняв первое командное место После были и другие соревнования, но мне хотелось более интересного, чтоб непременно с аквалангом, а не просто в ластах. Летом в виде эксперимента нас начали брать на соревнования по подводному ориентированию на открытой воде. Под Муромом на оз. Малое Святое команда соревновалась, живя в палатках. Однажды меня как свободного от чего– либо в тот день поручили проводитъ одного из ребят до пос. Навашино на поезд. Ему пора было возвращаться для вступительных экзаменов. До посёлка я уже ходил, и дорогу знал. Страсть к неведомым дорогам тогда уже сидела во мне. Дорога огибала озеро против часовой стрелки, и на половине уходило от него к посёлку. Но я видел, что вокруг озера дорога продолжается, и на обратном пути не пошёл налево к лагерю, а решил обогнуть озеро с другой стороны. Озеро было небольшим, и мне казалось, что обход займёт не больше часа. Действительно, просёлок шёл сначала  вдоль береговой линии, но по мере того, как берег становился более топким, дорога начала уводить от озера в сторону, так что слева от меня уже лежало не рзеро, а какое– то болото, в котором на весь лес стрекотали лягушки. Временами были развилки. Я поступал логично– выбирату, что полевее. Кажется, времени уже прошло прилично. Но вот лес расступился, и открыл мне поляну, с мечущимися по ней, поднимая облака пыли стадом коров, бегающими от пьяного матерящегося пастуха, щёлкающего кнутом. Я хотел спросить дорогу, но увидев меня пастух заорал, чтобы я держал коров. Мне пришлось немного припустить от него тоже. Сзади слышался мат, свистел и щёлкал кнут, но не задел. Бегал я тогда резво, а от пьяного убежать и дохлый сможет. Хоть и такой, но уже попался же хоть кто– то. Значит, рядом какоето жильё с людьми. Скоро набрёл на мужчину с мотоциклом, сгребающего скошенное сено. Рассказал проблему свою ему.
        -Так это тебя ищут? Садись на мотоцикл. Поехали.
        Довёз прям до палаток. Здесь ЧП. Ребёнок пропал. Соревнования отложены, все заняты розыском. Обед уж прошёл, а Германа всё нет. Плутал я часа четыре. Никаких штрафных санкций не последовало, все облегчённо вздохнули. Таким вот легкомыслием и безответсвенным авантюризмом я тогда обладал. Да и теперь... Страсть к неведомому в дальнейшнм стала толеать меня сначала в пешие, а позже и в велосипедные путешествия. Но время моё в Обнинске подходтло к концу. Я после получения диплома о среднетехническом распределился в Сосновый Бор наЛАЭС. На берег Финского залива. Манила большая вода. Я бывал, конечно на Чёрном море, но жить рядом с БОЛЬШОЙ водой... дух захватывало. И вот я здесь. Через полгода увидел на стене в заводоуправлении о приёме в только что открывшуюся секцию прдводного плавания. Я пошёл и записался. Следующие мои три года были отданы этой секции и подводному плаванию. Уже через год был предпринят  тур в Крым на мыс Тарханкут. Совместно с ленинградскими спортсменами и аквалангами. И потом ещё. Через год. Тут уже было всё как в фильме ,,Мир Безмолвия''.Так прошли те весёлые три года и меня призвали в Армию. Через два года я, после демобилизации я погостил немного в Обнинске у родителей. Но уехол назад в Сосновый Бор. Как там залив, Большая вода, да друзья с подружками? Да и по секции соскучился. Но никто меня там особо не ждал, посчитав, что я как многие вернусь после армии к мамчке. Но только не я. Я стал руководить нашей секцией подводног плавания. Впрочем, бездарно. Да и не очень то старался. После двухлетнего зоточения в дурдоме, называемым АРМИЯ наконец свобода. Хотелось насладиться. По сути житуха была как и до армии, не считая перестройки.
 Профсоюз станции предложил мне на лето должность спасателя на оз. Копанское в пионерском лагере ,,Салют''. Я прибыл с подводным снаряжением. В лагерь из нашего яхтклуба была доставлена яхта для увеселения детишек и главное– персонала. Капитанил молодой человек, которому каждый вечер надо было возвращаться в город по молодым делам. Он предложил мне перебраться жить на борт. Я с удовольствием принял его предложение. Я сдружился с ним, да и вариант был отличный. Яхта стала нашей базой. Ко мне стали приезжать из города члены секции для погружения с аквалангом с яхты в озеро. До вечера на яхте катали детей, а с вечера до утра всех остальных. Понемногу я освился с парусным вооружением. Так счастливо прошло два лета. На третье появилась возможность походить пешком по горам. Просто я познакомился с ребятами из клуба горного туризма нашего же предприятия, и отправился с нимина Северный Кавказ. В составе группы была и моя будущая жена. Горы нас сблизили. И это романтическая история.

  Она появилась в клубе горного туризма в сопровожбении двух милых девочек– своих дочерей. Я был ужасен, и прекрасен. Молодой атлет с утраченными в боях за территорию и женское внимание зубами.  И СТАЛО УЖЕ НЕ ДО ПОДВОДНОГО ПЛАВАНИЯ.  Одна из ночёвок в том походе была в ущелье, по дну которого протекала бурная река. Грохот от неё был как от несущейся мимо электрички. Да ещё и нудный дождь с очень пасмурных, чёрных туч. У дамы случилась тихая истерика. Не выдержали нервы. Я впоследствии, уже путешествуя велосипедом, такое испытывал. Но я был один тогда. Некому утешить. А здесь, в горах- то нас было 8. Всё в компании. Утешил, убаюкал, как маленькую. Тот ручей мы с женой помним, и она до сих зябко передёргивает плечами, вспоминая тот ручей. Счастливыми мы себя почуствовали уже в Сухуми, в Абхазии. До распада СССР оставался год. Но в то время с 300р. отпускных в кармане я чувствовал себя в Абхазии господином. Через год с небольшим, заранее уже запланированный поход в горы Средней Азии сорвался из-за ситуации в бывших республиках. Да и последний поход по Кавказу завершился тревожно. У нас во время похода информации не было никакой. Сойдя через Клухор в Грузию, на дорогах увидели БТРы и военных. Какой– то нервный ПАЗик подобрал нас и нескольких местных жителей до Сухуми. Поразила пустота на Сухумском автовокзале. До сих пор там было всегда- не протолкнуться. В этот раз– пустота. Стоит один– единственный автобус, собравший более– менее себе пассажиров. Омчачира. Тревожно. Переночпвали у друга. Без обычного застолья– праздника. Пытались улететь с Сухумского аэропорта до Питера. Стояли по очереди всю ночь в очереди. Но билеты взяли только до Москвы. Не оказалось до Питера. Ночью в аэропортском буфете Сухуми довелось наблюдать «ширмача». Стоим в толпе, называемой очередью, из нагрудного кармана моей штормовки озорно подмигивает пачка трёхрублёвок. 300р. Один плюгавенький, косясь на мой карман, с газетой в руке стал настойчиво протискиваться ко мне. Закрыв газетой руку, он под прикрытием газеты направил другую руку к моему карману. Я манёвр заметил, и разгадал. Он под своей же газетой не видел, как я карман прижал рукой. Его «рабочая» рука натолкнулась под газетой на мою,– он тут же растаял в толпе, бросив газету, оказавшуюся прошлогодней. Он давно её прочёл, и она была ему уже не нужна. А вообще, в том походе я чудом остался жив. На одном из спусков с перевала следовало заночевать. Шестеро человек, две палатки. Меня оставили ровнять место под палатку, двое ушли вверх по ручью за водой. Остальные занялись приготовлением ужина. Место мне не понравилось. Над местом, где я работал над грунтом ледорубом, возвышался плоский валун, напоминая надгробие. Я мрачно пошутил по этому поводу, но был пресечён. Юмор мрачноват, и для гор был неуместным. Работаю, наклоняюсь с ледорубом очередной раз. Вдруг неожиданный удар, от которого заложило уши, отправляет моё сознание в странное, до того никогда не испытываемое состояние. Дальнейшее помню как во сне. Все куда– то бегут плавно, как в замедленном ролике. Рты раскрываются, ничего не слышу. Тоже бегу. Тоже тягуче медленно, как во сне. Оказавшись в укрытии за огромным валуном, резко прихожу в себя. Сердце колотится, как барабанная дробь, Жадно глотаю воздух, как после продолжительного нахождения под водой. Резко начинаю слышать, и дышать. Камнепадовый участок оказался. Сверху прилетел камешек, ударил надо мной в валун– надоробие и срикошетил прямо над моей головой, выбив мелкие осколки, порезы от которых оказались неопасными. Хорошо, что в тот момент я наклонился. А моё состояние тогда было -шок. Украдкой собрали вещи под тот валун и так и просидели всю ночь под его защитой без сна. Потешное зрелище. Шесть гавриков сидят в ряд на рюкзаках прислонившись спинами к камню в угрюмом молчании. Утром, под присмотром шухерных покинули опасное место, спустившись в Грузию, где уже тогда стало опасно. Политика. Следующий дюльфер оставил нас без верёвок, сделав дальнейший поход невозможным по намеченному маршруту, и мы эвакуировались транспортом в Абхазию, где к тому времени готовились к боевым действиям. Уже были грузинской стороной захвачены шесть заложников. Нас тоже было шесть. Про нас нашим ничего не было известно, и первым делом мы, выяснив обсановку, отправили домой телеграммы, что, мол, мы живы– здоровы, и с нами всё хорошо.
Глава
  Когда коллега чихнула, а находившийся рядом с ней другой коллега пошутил, что она, мол распространяет КОРОНАВИРУС, я не интересующийся никакими новостями, не придал тому значения. Я был ещё не в курсе. Конец марта. Вдруг, придя на смену, и приняв её, читаю документ: маски, перчатки, и так далее. Я к тому времени вынужден работать был один уже целый месяц, и был довольно психически взвинчен.. Сразу возникают в мозгу виденное в фильмах ужасов. Неужели, всё– таки такое возможно? Искусство зачастую опережает события. Если возможность случившегося была, то и случится в конце– концов то, что было возможно. Приказ читаю: обеспечить масками. Приходит с обходом начальник смены с пустыми руками, но сам в маске. -Где маски?
-Нету.
-Приказ.
-Нету.
-Вот он.
-Приказ есть, масок нет.
-На тебе маска.
-Нашлась где– то.
-Отдавай её мне.
-Нет.
Ушёл.
Я в выводах и решениях бываю не очень– то быстр. Но здесь на фоне видимо многонедельной усталости. Реакция была импульсивной. Иду, выбираю ветошь, рисую на ней физиономию, напяливаю её под маску, и снимаю видеоселфи о том, какими масками нас снабжает администрация. Выкладываю в соц сети. Ухожу в отпуск. Я проехал две недели по Ленобл. на велосипеде, а вернувшись, ещё не выйдя на работу пришёл сдавать на работе какой– то экзамен. Заглянул в аудиторию нач. цеха:
-Откуда ты здесь, ты должен быть в ФСБ?
-Экзамен сдаю.  Оказалось, что после той моей злополучной импульсивной публикации меня ждут в ФСБ. А я в отпуске ничего и не подозревал. Вышел на работу. Потребовали объяснительной по поводу публикации. Но это на работе.  Вызвали в СБ. Увезли прямо с работы наши же сотрудники. Я думал, хиханьки, хаханьки всё. Двое пришедших беседовать сотрудников
Развернули передо мной статьи кодекса, под которые публикация моя ложится. «СВОБОДА САМОВЫРАЖЕНИЯ И СЛОВА». Где оно? Его нет, как и масок не оказалось в нужный момент. Я не был готов. Я на старости лет не хочу в тюрьму. Я с некоторыми подсказками написал нач. ФСБ. Покаянную объяснительную.
  Раскаиваюсь, или НЕ раскаиваюсь...перо зависло, как при подборе неверной рифмы. Я раскаялся. Но друзья мои, только на бумаге. Когда танцуешь с дьяволом, считай такт. Наказали– то меня всего на 30%, да и то за нарушение пункта о съёмки на территории. А про то, что моя публикация оказалось, была ОБЩЕСТВЕННО опасной, нигде нет, кроме КГБ. Так вот, что я вынес с того урока. Органы меня напугали лишь в первый момент. Я оказался не готов. А теперь внимание! Предприятие, на котором я работаю, и госкорпорация, к которому это предприятие относится да и с Органами заодно вникните: заботится не об нашей с вами безопасности, а о БЕЗОПАСНОСТИ СВОЕЙ РЕПУТАЦИИ. Любую выходящую извне информацию, хотя бы это была и правда, если только она идёт вразрез с навязываемым мнением о ВЛАСТИ и её структурах пресекают. СВОБОДА СЛОВА. Ни перестройка, ни пришедший на её смену либерализм Ельцына, ни нынешнее не гарантируют её, обещая, однако. В 80-е наращивание вооружения, и не очень умелое руководство вызвало дефицит в других отраслях хозяйства. ОНИ поняли, что наращивая своё вооружение, смогут нас задрючить экономически, не прибегпя к самой войне. Тоже и теперь. Растут цены, а деньги все как были в обороне, так и ныне там. Пенсии. Зарплаты. Проблем хватает. Но ТАМ понимают: «довести «до ручки», убить экономически. Я уже вынужден продолжать свою производственную деятельность из-за размера пенсии.
Начало трудовой деятельности. Помню свой первый день на ЛАЭСе. Первым делом я, переодевшись в санпропускнике в спецодежду, выданную по карточке, полученной мною в ООТ, заблудился, выйдя из санпропускника. Насколько далёк я был тогда от своей дальнейшей жизни, и своих увлечений. Я оказался не только в путанице коридоров, дверей, переходов и лестниц. Я был на перепутье, как и вся страна в то время.
Глава5.
  До 9-летнего возраста я даже не подозревал о такой лыжной спортивной дисциплине. 1972-й год. Зимняя Олимпиада в японском Саппоро. Прямые трансляции по ТВ. Смотрю, и вижу: сигают на лыжах по горе спортсмены. Для меня это было открытием, равносильным с тем, что земля круглая, и, как круглая дура, вращается вокруг солнца, ещё и вертясь вокруг самой себя. Я был в шоке, и зрелище с горнолыжниками стало для меня в той Олимпиаде главным событием. Я не понимал, кто и как кого побеждает, где наши, где не наши. Плевать. Завораживало само зрелище. Я бегал тогда на беговых деревяшках. Они были пошире, чем нынешние, да ещё и приталенные, как горные. Лыжи были туристические, марки, извините, уж не помню. И я, подсмотрев у горнолыжников движения, стал пробовать это дело на Белкинских балках. Белкинские балки- это овраг в километрах трёх от Обнинска, где мы тогда жили. Я добирался до оврага по лыжне, ставил себе трассу из своих лыжных палок, и веток. Длины склона хватало на 4 виража. К месту старта я снизу поднимался конечно, ,,ёлочкой". Уже тогда стало мне понятно, что снег должен быть утрамбованным. И я утаптывал пешком, поднимаясь вверх. За этими занятиями меня застал взрослый лыжник, с пацаном моего возраста. Это были мои первые в жизни уроки и советы по горным лыжам. Более того, дядя дал адрес, и пообещал отдать, или, если хотите, подарить настоящие горные лыжи, хотя и Б/У. Да, он вручил мне лыжи, но встать на них я так и не смог. Они были без креплений, да и горнолыжной обуви у меня не было. Но мне стало понятно, что для успешного владения лыжами, пятка должна быть прихвачена к лыже намертво. Я доработал свои крепления. Не вспомню уже как, но я прихватывал голеностоп к лыжам лямками. Представляете, если бы я неудачно упал? Но какое падение можно считать удачным, да и что может остановить такой энтузиазм? Деревяхи мои очень быстро стесались, и скользящая поверхность у них стала полукруглой. По одной лыже наискосок пошла трещина, которая с каждым катанием увеличивалась. Я пересел на прокатные бегунки, принесенные родителями, а кататься переместился на спуск к речке Протва. Там можно было уже совершить виражей 8-10. Правда, роль флагов теперь выполняли растущие по склону берёзы. Однажды, после близкого знакомства с одной из них,появился у меня шрам на губе. Своего рода, кровавый поцелуй. Я до сих пор его чувствую, облизывая губы изнутри. Прошли годы. Я уехал в Сосновый Бор. Здесь воды было больше, чем гор. А ведь я увлекался ещё подводным плаванием. Теперь это занятие ошибочно называют дайвингом. Меня, как самого молодого на предприятии начали пихать во все щели, которые кем-то надо было заткнуть без ущерба для производства. И на одном из отчётно перевыборных собраний профсоюза организации, куда я был делегирован, кто-то взял слово, и призвал профсоюзный комитет оказать содействие и помощь в устройстве горнолыжного склона. Я не очень обратил внимание на то выступление, но запомнил, что в дальнешем сыграло свою роль.
Глава6.
Прошло ещё немного лет.  Я сходил в Армию, вернулся в Сосновый Бор. Увлечения развивались стремительно. Кроие подводного плавания, увлёкся ещё яхтами, про что надо будет говорить особо. Познакомился с людьми, которые сводили меня в горный поход по Северному Кавказу. Стал ходить в горы. А через пару лет в этой компании я был уже на Домбае, где взял напрокат настоящее горнолыжное снаряжение,  и начал совершенствоваться в горнолыжной технике. Да, я в горах уже не был ,,чайником", но в горных лыжах... Следующая поездка состоялась в горнолыжный курорт Боровец в Болгарии. Между поездками, не имея горнолыжного снаряжения я катался дома с дюн на прокатных беговых лыжах. Тут я и вспомнил про то профсоюзное собрание, где говорилось про горнолыжный склон. Я начал выяснять. Оказалось, добираться надо было 1ч. электричкой, дальше около3-х км пешком. Была осень, когда я приобрёл Б/У снаряжение. Снег уже выпал, когда я узнал, что в ближайший выходной горнолыжники едут на субботник. На перроне действительно собрались какие- то люди вооружённые инструментами. Я один с горными лыжами. На остановке КронКолония группа людей с инструментами весело балагуря, высыпала на перрон. После субботника я уже сделал несколько спусков, поднимаясь пока пешком. Твк я познакомился с горнолыжным клубом и стал его членом.
  Идёт время, я побывал за это время на многих горнолыжных склонах России и Европы со своими одноклубниками. Бывал и один. Я до последнего времени совершенствовал свою технику катания, менял инвентарь, пока понял, что как бы я ни копировал чужую технику катания, ни прислушивался к советам, мне не избавиться от своего индивидуального почерка в этом деле. И я вернулся к ,,узкому" ведению лыж. - Только при таком положении ног я могу эффективно ,,закантовываться". Главное- загрузка- разгрузка лыж, или- вертикальная работа. После этого ушли тревоги, комплексы и пришло спокойствие и уверенность. В  те времена в клубе состояли кроме жителей Соснового бора, ещё и жители Ломоносовского района. Мы тащили для клуба все кто что может. И к моменту моего пояаления там, у них было уже два простых тросовых (бугельных) подъёмника, и один обогреваемый вагончик, не очень-то оборудованный. Но тепло- это главное. Тогда морозы зимой достигали до -30 град С. Я, работая в смену, среди недели договаривался с одноклубовцем, кот. жил неподалёку, что он подъедет, и включит мне подъёмник. Он подъезжал, и включал мне подъёмник. Я катался,  после работы. Тот человек, приезжал, тоже катался, и потом мы вместе разъезжались, каждый по своим домам. Два раза за то время имущество разворовывалось всякими асоциальными, живущими рядом лицами. Что стало проблемой. И, обнаружив в 40км от себя подающий надежды другой склон, переехали на него. Начались бесконечные субботники, воскресники. Бывало, ежедневники. Начали ещё весной. Но как только нападал первый снег, я в одиночестве, добравшись туда один, на следующий день после субботника открыл этот склон первым спуском. Так сказать, распечатал его, вскрыл. Поднимался вверх пешком. Тлеющие со вчерашнего субботника угли в кострах, в которых вчера сжигался древесный мусор, придавали некий аромат дыма моим лыжам. И ощущение какой- то нереальности.Подъёмника ещё не было. Был только очищенный 100м ; 20м склон, и огромнейшее желание. И мечта, хоть и не люблю этого слова. Так состоялось неофициальное открытие горнолыжного склона рядом с дер. Большое Стремление за оз. Копанское. Это потом уже, через год были и представители гор. Администрации, и речи. Всё сохранилось в видеоматериалах. Это уже не помнится. Но те первые, эксклюзивные спуски я никога не забуду, как и Белкинские балки. Работы продолжались. Появилось два бугельных подъемника, и обогреваемые вагончики. Можно стало жить на горе. Здесь тоже следом за трудом шло воровство. Воровали у нас электрооборудование. Но самым тяжёлым ударом стало продолжение разработок песчаного карьера, находящегося по соседству. Я в шутку как-то заметил: ,,А что им помешает, когда они закончат срывать песок у себя, прийти к нам, и начать разработку здесь?" Так и случилось. Горнолыжка наша не имела официального статуса. Так мы лишились своего горнолыжного склона. Новой стройке необходим был песок. Из вынутого на стройке грунта можно было насыпать новую гору. Какой парадокс. Клуб изжил сам себя. Из массовых выездов на горные лыжи, мероприятие превратилось в поездки выходного дня в Коробицыно на автобусе предоставленном нашим предприятием. Клуба больше нет, и в поездки записываются все, кто хочет, а те, кто стоял у истоков нашей горнолыжной реки, не хватает ширины русла. Поездки зависят теперь от автобуса, который предоставляется не всегда. Так горнолыжный спорт стал хиреть в Сосновом Бору. Особенно сейчас, когда ссылаясь на пандемию автобусы не дают, хотя на работу автобусы работников возят. И автобусы битком набитые. Нелогично как-то. Вертикальная работа. Не стало её больше. Осталась одна плоская, двухмерная.
Глава7.
Папа мой, вступмвший в коммунистическую партию на фронте, всю жизнь твёрдо веривший в незыблемые постулаты этой идеологической догмы перед ещё смертью своей, вслед за Ельцыным вышел из неё, и покрестился. Всю свою жизнь папа мой был настоящим, именно, настоящим коммунистом. Его то решение несколько коробит меня до сих пор. Я очень хотел бы, чтобы он оставался верен себе до конца. Но выходит, что он всю жизнь врал? Не верю, быть того не может. Но не могу судить его. Каждый выбирает сам, хоть и сто раз я буду несогласный. Не верю. Теперешняя компартия не та уже, ей зубы повыбивали, и её предвыборные обещания, шепеляво промямленные через разбитые губы изо рта с пустыми дёснами не вызывают доверия. Обещания– это не программа. Давай программу, экономически подкреплённую, как людям жизнь сделать. Опять потерпим. Но ты доведи нас в нирванну. Всё, что мы можем, – это выполнять безопасное и надёжное функционирование гос предприятий. А ты? А много ли ты можешь? Или опять годы хозяйственного хаоса? Всё и держится на нас, неукоснительно выполняющих свои обязанности гражданина, и работника. Мы соответствуем. А вы? Мы работаем, и будем, и ты делай, – от тебя же ависит. Или нет? Есть ли смысл в Государственности? Похоже, государство наживается, не думая, за счёт кого оно это делает. А мы херачим на него за копейки. Всю жизнь. И с производства я уйти не могу пока. Пенсия маловата. Не пойму, почему социализм стал утопией. Жили же при нём. Хорошо было. При социализме пенсия позволяла не работать. А я всю жизнь свою живу с этой целью. Не хочу. Но за эти слова меня не привлекут,– как раньше. Но и средств на существование не станет боььше.

Устал. Продолжить, или нет? Не оборвалась бы...