Победить строптивость

  Совсем недавно я открыла для себя, что строптивость – это своего рода болезнь. Я предполагала, что эта черта характера является как бы сестрой гордости, если не дочерью.
  Сама я строптивости в людях не замечала, но помню, что моя свекровь называла таких людей поперечными, что, мол, они трудно рождались – во время родов плод становился поперёк и никак не выходил наружу. Если его не могли развернуть, то погибал ребёнок или его мать, а то и обои.
  В какой-то степени эти слова относились и ко мне, потому что, не получая от меня открытости, свекровь меня психологически давила, пытаясь в моменты раздражения всячески унизить. Пыталась – потому что мой муж всякий раз заступался, мягко увещевая свою мать. Я противостояла свекрови, имея чувство собственного достоинства, не соглашаясь с унижением, хоть и не проявляла ответной агрессии. После десятилетнего проживания с нами, она умерла в возрасте семидесяти четырёх лет.
  Мы с мужем вырастили своих троих детей. Потом взяли на воспитание четверых деток из дет/дома – троих братишек и одну девочку. А потом нашли и взяли к себе ещё сестричку девочки – Ксюшу. И вот тогда нам всем стало плохо, особенно в первое полугодие. Она была проблемная: агрессивная, гордая, часто непокорная, требовательная к собственной персоне. С ней было хлопотно, вплоть до семнадцатилетия, хотя порой дела с ней налаживались. В особо трудные моменты мне помогали таблетки пустырника, которые я принимала, и она тоже (по моей просьбе).
  А ещё мы научили её молиться Богу, Отцу Небесному, Который явил Себя людям в Иисусе Христе. Он любит всех и знает все достоинства человека в любом возрасте. Мы же не видим всей картины и зачастую, не сдержав недовольства, возмущаемся чьим-то неправильным поведением, и, сами, того не замечая, проявляем эгоизм. Не сразу, но мы узнали, что условия, в которых росла и развивалась эта девочка, были, мягко сказать, трудными, которые и наложили отпечаток на её судьбу. Мы щадили её самолюбие.
  И вот уже нашей Ксении исполнилось восемнадцать, и лето она решила провести на Байкале, работая на одной из многочисленных баз отдыха. Я облегчённо вздохнула: "Девочка послушалась нашего совета и готовится к взрослой жизни". В сентябре она  снова продолжила обучение в городе.
  Размышляя на досуге о трудностях воспитания, я вдруг отчётливо увидела слово «строптивость». Оно точно характеризовало эту нашу приёмную дочь. Мне вдруг захотелось точнее узнать об этой черте характера, как бы свериться. Я открыла интернет и пробежала по словарям, напечатав это слово. «Строптивый человек упрямый, своенравный, любящий пререкаться и действовать наперекор кому-либо, чему-либо». «Непослушный, непокорный, своевольный». Да, это всё о ней, нашей воспитаннице.
  Поначалу я её называла «энергетический вампир», «кровопийца», и  лечила свою нервную систему, с горечью констатируя факт, что она у меня стала не гибкой. Из флегматика я превратилась в сангвиника и порой видела себя холериком. 
  В интернете, в статье «Характер строптивый – это путь в никуда» я прочла: « Человек строптивый – это всегда скрытая беда…». Получается, что он сам нуждается в помощи и внимании близких людей». Да, она особенно нуждалась. Но мы с мужем всегда любили её, такую, какая есть, воспитывали, не умаляя её достоинств, уделяя достаточно внимания, помогая развиваться уверенней в себе по-честному. Мы не давали унижать её и обижать дома и в обществе, как, впрочем, и каждого из них.
  Я давала ей роли в спектаклях, сценках, выводила на сцену в качестве солистки. Мы учили с ней стихи, играли с ней в шахматы, подтолкнули записаться в поэтический кружок. Все вместе мы часто выезжали на природу, дружно выполняли все необходимые по хозяйству дела. Мы дали ей понятие о полноценной семье. Она развивалась, и постепенно «корявость» её проходила. Порой она была очень славной доброй девочкой, ответственной за порученные дела. 
  С взрослением она опять стала проявлять вспышки психики. Связано это было ещё с появлением на её сцене жизни родной матери. Уехавшая от нас её старше на четыре года сестра, учась в городе, решила навестить своих родных – мать и сестёр, родившихся после того, как этих наших девочек у неё забрали, лишив родительских прав. Дразня младшую сестру, живущую с нами, она стала всё расхваливать, и у Ксюши разыгралось воображение. Она стала дерзкой, нервной, способной на ссоры и драки. Позже, узнав какие-то негативные подробности и поссорившись с новоявленной роднёй, она стала успокаиваться.
  Были и другие нервозности, неправильные поступки, связанные с вредными привычками, на которые нам указывали школьные педагоги. Я старалась вникать и сильно переживала, опасаясь клеветы и давления на неокрепшую подростковую натуру, защищая её от нападок. Муж был со мной солидарен.
  Она всегда болезненно переживала время перемен. Возможно, началось это в раннем детстве, когда её в двухлетнем возрасте отняли от матери и поместили в Дом Малютки. Например, находясь в нашей больнице, она активно требовала отправить её домой, доводя врача до умопомрачения. Были и другие моменты, когда я удивлялась её желанию решать свою судьбу самой, вдаваясь в разные подробности. Она вела себя так, как будто не надеялась на взрослых.
  В такие минуты я называла её испуганной матрёшкой и уговаривала не волноваться, но, видимо, какие-то её давние стрессы породили необратимый сдвиг в психике. Учась в третьем классе и далее она болезненно относилась к выполнению домашнего задания. Для нас, родителей, помощь ученикам была естественной, но, наверное, она боялась, что не справится, что её будут ругать и унижать, когда она что-то не поймёт.
  Видимо, так было в той, предыдущей семье, где в конце концов по окончанию второго класса её перевели на вспомогательную программу, и в семье, и в школе она в себе носила позорное клеймо. Наверное, она испытывала чувство дефектности и именно из-за этого приходила из школы часто злая, напряжённая и начинала открывать войну сразу с порога. В нашей школе не было психолога, и учили  мы её по общеобразовательной программе, так как документа о переводе на «коррекцию»  не было. Справлялись, как могли, время от времени борясь с её вредоносным характером.
 За все девять лет мы ни разу не обращались к психологам и психиатрам, хотя порой её выходки казались причиной серьёзного психического заболевания. Теперь я читаю: «…строптивый человек – это всегда эгоист, так как стремится он, прежде всего, удовлетворить собственные нужды. Может быть, в какие-то минуты жизни он и способен думать о других, но только в том случае, когда его интересы соприкасаются с желаниями окружающих.
  Строптивый характер – это обязательно результат неправильного воспитания. Если ребёнку в детстве всё позволялось (и сходило с рук), то в скором времени развивались такие качества, как крайняя степень упрямства, заносчивость, хвастовство, стремление демонстрировать превосходство над другими и негативизм по отношению ко всему, что противоречит его желаниям». Вон оно что! Эгоизм породил строптивость. И ведь из-за этого страдала прежде всего она сама. Живя в нашей мирной семье, она продолжала воевать, потому что война угнездилась в её сердце.  В каких таких условиях она получила это «заболевание»?
  Психика сначала была нарушена из-за семейного неблагополучия; её родные часто вели нетрезвый образ жизни. Злоупотребляя спиртными напитками, родители, обычно,  не замечают ежедневных нужд ребёнка, но, трезвея и чувствуя свою вину, начинают заискивать, задабривать, баловать детей, даже пресмыкаться перед ними. В трудные моменты жизни маленький ребёнок, не получая вовремя жизненно необходимых условий, сначала требует, а потом начинает злиться. Эта злость помогает ему выжить, но психика детей нарушается.
  Я пыталась анализировать поведение девочки после адаптации, и порой мне казалось, что она имеет какие-то отклонения. Добиваясь какой-то очередной своей цели, она вела себя неадекватно. Да и выражать свои мысли она, поначалу, зачастую, не умела, вводя в заблуждение окружающих. Задержка психического развития была налицо. Её не понимали, считая ненормальной, отчего она злилась. Если что-то ей не нравилась, она долго всем выматывала душу, добиваясь своего. Если это не проходило, у неё синели губы, и я боялась, что она приобретёт заболевание сердца. Злость и обида – плохие советчики.
  Так было и с одним из наших младших приёмышей, по рассказам его старших братьев. После взятия их в семью у малыша стали проявляться непослушание и агрессия, даже по незначительным вроде причинам. Отказываясь заменить мокрые штаны, он мог убежать, сесть в кресло и злиться в одиночестве до посинения. Думаю, это были признаки приближающейся эпилепсии, но Господь дал нам мудрость, чтобы победить этот недуг. Психика у него выровнялась, хотя некоторые его проблемы с окружающими людьми ещё имеются. Он, как и Ксюша, требует к себе особого внимания; разговаривает громко, почти кричит, всех поправляет, не сдерживая свой язык. Он как бы говорит: «Посмотрите, какой я умный, я выше всех, лучше всех!
   У Ксении это проявлялось в более слабой форме, потому что ей плохо давалась учёба, но требовательность её к собственной персоне была заметна тоже. Я связывала это с тем, что в предыдущей семье ей приходилось долгое время находиться одной в квартире. Видимо, привыкнув там к новой обстановке, она стала ощущать себя хозяйкой и, вызывая у домашних к себе негативное отношение, зачастую была виновницей  и организатором ссор и даже местных боёв без правил. Поэтому при нашем первом знакомстве её приёмная мама быстро приняла решение избавиться от неё, потому что её сестра уже до этого жила в нашей семье. Так «неудобная» девочка и попала к нам.
  Это для неё оказалось шоком, что вновь ударило по её психике. Первое время она пыталась организовать ставшую уже привычной для неё атмосферу склочности, войны, враждебности. Это у неё плохо получалось, потому что, в отличие от её предыдущей мамы, работающей в школе почти весь день, я постоянно находилась дома. Это её очень раздражало, но мы с мужем постоянно держали ситуацию на контроле, и вскоре
злоба её стала уходить. Да и сами дети, которые уже прижились у нас, были весёлыми, дружелюбными, всегда чем-то полезным занимались и включали в свои игры и занятия и младшую вредную сестрёнку, которая начинала оттаивать душой.
  Климат добра и дружелюбия нам помогал поддерживать Христос, а спокойнее стала она после того, как научилась сама молиться. Ещё я заставляла всех детей (как когда-то и своих собственных), писать дневники. Ксюше приходилось чаще всех писать рассказы о себе, потому что по примеру Макаренко я побуждала детей всякий раз осмысливать свои проступки. Раз в месяц я проверяла их «вклады в культуру» и вручала премии за творчество. Ксюша зарабатывала больше всех. Это было ей на пользу. Она становилась более адекватной. Налаживались и отношения со сверстниками.
  В последние два года жизни с нами опять стали появляться проблемы. «Переходный возраст» - успокаивала я себя, но и недоумевала, почему не замечали этого у наших родных детей. Ксюше всё надоело, она ничего не хотела делать. Ей хотелось куда-то уехать или уйти. Иногда было совсем невыносимо, и мне хотелось отказаться от неё, сдать на попечение государства. Но как-то всё вставало на свои места, и снова в доме воцарялся мир и радость.
  Особенно резкое отторжение от нас произошло во время учёбы в городе. Кое-что, чему мы её учили, отошло на задний план. Вернулись некоторые привычки, приобретённые в детстве до нас. В этот опасный период на "свободе" приёмный проблемный подросток, обычно, начинает поступать по принципу: "как хочу, так и живу!".
  Ксения трудно встраивалась, привыкая к новой обстановке, к новым людям. Она ссорилась с соседками по общежитию, даже дралась, по утрам часто опаздывала на занятия в техникуме, куда поступила на повара, кондитера по своему горячему желанию. Во время болезней ей не хотелось ехать в поликлинику за справками, и мастер звонила нам, жаловалась на пропуски.
  Ещё нашу подопечную сбивали с толку какие-то сомнительные подружки, требующие уйти из общежития, жить с ними на съёмной квартире и следовать их примеру "независимости и самостоятельности". Нам приходилось не раз проводить разъяснительные беседы об их корыстных целях, что вскоре стало ясным и для неопытной в таких делах Ксении. Потом, когда "плохие" девочки исчезли из техникума, наконец, появилась порядочная надёжная подруга, с которой они стали жить в одной комнат, и всё как-то наладилось.
  После рабочего лета на Байкале в нашей девочке что-то изменилось. Она перестала опаздывать и пропускать занятия. Мастер отметила эти положительные перемены. Теперь уже Ксюша не тот "колючий ёжик", каким впервые приехала в город. Она стала контактной, более спокойной, уравновешенной, разумной. Она может шутливо начать или поддержать разговор, а то и долго внимательно выслушивать взрослые рассказы и проблемы, как опытный психолог, старающийся помочь, за это её особенно уважают и ценят.
  Подводя итог своей воспитательной работе, я вспоминаю и сравниваю, и говорю себе, что всё верно. Мы с самого начала всё делали правильно, потому что руководил нами Господь, Который никогда не ошибается. Он помогал нам, давал нам любовь и терпение, что так необходимы при воспитании чужих, ставших нам родными, детьми. Недаром говорят, что Бог - самый лучший Друг и Психолог.