Часы Данте Алигьери

И как часы, которых бой знакомый
Нас будит в миг, как утрене встает
Христа невеста звать нас в божьи домы,
Часы, где так устроен ход,
Что звук: динь-динь — как звуки струн на лире.

И как в часах колеса с их прибором
Так движутся, что чуть ползет одно,
Другое же летит пред взором…

Данте Алигьери (1265–1321), «Рай», 10: 21


За этими столь понятными современному человеку строками «Божественной комедии» скрыта одна из величайших тайн: что описывает Данте?!
Исследователи уже не одно столетие изучают этот текст, написанный на тосканском диалекте итальянского, в поиске ответа на этот вопрос (русский перевод представлен в издании: Пипуныров В. Н. История часов с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1982.).
Ведь если Данте действительно описывает действие механических часов, то перед вами первое письменное упоминание о них в истории!
Впрочем, некоторые исследователи отдают первенство французу Вилларду де Коннекуру, ранее изобразившему эскиз механического устройства, которое «как ангел своим пальцем покажет на Солнце», но, к примеру, историк часов Ллойд считал, что механизм Вилларда из жердей и канатов «с трудом может быть назван часами». «Устройство его настолько примитивно, что невозможно допустить, чтобы он был исходным пунктом дальнейшей естественной эволюции, приведшей в том же XIII веке или в начале XIV века к появлению механических часов. Наоборот, этот механизм может служить доказательством слишком низкого уровня тогдашней техники измерения времени в Западной Европе».
Историки, считающие маловероятным знакомство Данте с механическими часами, склонны видеть в этом описании действие сложно устроенных водяных часов, искусство изготовления которых достигало в эпоху позднего Средневековья высокого уровня в Византии, Китае и на арабском Востоке. И само появление часового механизма в Европе XIV века объясняют «импортом» арабских технологий вкупе с эволюцией и усложнением водяного механизма.
Действительно, механизмы, подобные описанным Данте, применялись и в водяных часах, — отвечают им оппоненты, — но появились они намного позже, после изобретения механических, как следствие вызванной теми общей технической революции. До XIV века в Европе не наблюдалось какой-либо значительной эволюции механической части водяных часов, в отличие от того же Китая, но и там их развитие двигалось в ином направлении.
Нет смысла описывать все разногласия по этому вопросу. Как бы то ни было, а документально подтвержденным началом «часовой эры» считается 1335 год, когда миланцы увидели первые в мире механические куранты. Это так же мало подвергается сомнению, как и то, что эти механические часы не были первыми.

Наиболее точно наши познания в этом вопросе выразил исследователь истории техники Байли: «Какие-то неизвестные личности в неизвестное время изобрели шпиндельный ход и сделали возможным появление механических часов. И этот ход остался в обычном употреблении без существенного изменения в течение пяти с половиной веков...»
Появление часового механизма в средневековой Европе, там, где для этого, казалось бы, было меньше всего предпосылок, до сих пор остается необъясненным чудом. До сих пор он разделяет исследователей на «эволюционистов» и сторонников теории «разрыва», «большого скачка».
Можно сколь угодно долго рассуждать, насколько механика в Китае, математика в Индии, астрономия арабского Востока, технологический уровень Византии превосходили этот уровень в напоенной кровью крестовых походов Европе. Разбирать устройства известных миру того времени приспособлений, механизмов и инструментов, пытаясь понять, из какой области знаний и мастерства явилось это технологическое чудо…
…Но, может, стоит задаться вопросом: а что такого было в средневековой Европе, что послужило предпосылкой для подобного прорыва, которого не случилось ни в Китае, ни в Индии, ни на Востоке?
И как тут не вспомнить слова академика Вавилова, что «переход от античной к европейской цивилизации произошел через изменение ощущения времени: от свойственной античной культуре, как и древнему Египту, Китаю, Индии, ощущению бесконечности или повторяемости времени к христианской доктрине его ограниченности и конечности…». Возможно, истоки часового механизма стоит искать не в устройствах китайца Чжан Хена или конструкциях астролябий Абу Бахра, а в картинах Дюрера и творчестве того же Данте?

Давайте вообразим Вселенную XIII века. И здесь трудно представить более подробный путеводитель, чем три книги Данте!
Астральный мир Данте простирается намного дальше видимого космоса. Грань между ним и физическим — это грань между божественным порядком и хаосом, олицетворяющим реальность, которая поддерживается теми же «тремя китами» божественного порядка и гармонии. Любопытна структура гармоничной части мироздания — в виде упорядоченных кругов.
Как устроена открытая познанию, видимая часть Вселенной, так устроена и остальная, заключает средневековый автор, демонстрируя абсолютно современный подход.
Упорядоченное движение Солнца, Луны, планет в рамках теории небесных сфер логично вписалось в элементы всей триады по сформулированному лишь спустя полтысячелетия принципу единства частей и целого.
Нельзя не признать, что у средневекового человека, как и у современного, в вопросе мироустройства была полная ясность. Оставалось лишь создать его действующую модель!

Важен тот факт, что великий Данте умер в 1321 году, не дожив полутора десятков лет до момента, когда современники увидели первые в истории механические часы.
До второй половины XIV века было построено всего три часовых механизма — в Милане, Падуе и Модене, и все они были башенными. После кончины великого поэта понадобилось еще целое столетие подлинной научно-технической революции, прежде чем часы с башен спустились в дома горожан. Технологии, позволившие выполнять детали часов с такой точностью, что они уменьшились до «комнатных», появились только в XV веке, сделав часы предметом домашнего обихода немногочисленной касты королей и князей.
«…До XVII в. ход часов регулировался колебанием тяжелых масс», — справедливо замечает Ллойд, рассуждая о несовершенстве первых механизмов, размерами компенсирующих недостатки технологий.

Но есть свидетельства наличия подобных устройств уже в XIII веке.
Так, в описи имущества короля Филиппа IV Красивого упоминаются «комнатные часы с двумя свинцовыми гирями», в поэме Жана де Мена «Роман о Розе» XIII века читаем: «И тогда он заставил часы звонить в своих залах и своих комнатах посредством хитроумно изобретенных колесиков двигающихся непрерывно…» Но историки к подобным свидетельствам относятся скептически, считая, что речь идет, скорее всего, не о часовом механизме, а о музыкальных инструментах с подбором колокольчиков. Ведь само слово «часы», которым мы безапелляционно пользуемся (в английской транскрипции clock происходит от латинского clocca, как и саксонское clugge, французское cloche и тевтонское gloche), в первоначальном значении обозначает «колокол».

Никакого противоречия в единении понятий «часы» и «колокол» для латинских языков нет, это связано с историей и развитием христианства. В отличие от путаницы в понятиях «музыкальный инструмент» и «часовой механизм», делении, которое, на мой взгляд, для XIII века некорректно.

И разбираться в этом тоже нужно от истоков христианства.
Переход к привычному нам «новому исчислению времени» с равномерным делением суток произойдет только в середине XV века. Во времена Данте люди жили по «каноническому времени», ведущему свои истоки от иудейской традиции молиться в определенные часы.
Так, в Ветхом Завете время молитвы используется для обозначения времени суток: «…Петр и Иоанн пришли в храм в час молитвы девятый».
Во времена Римской империи иудеи (и позднее ранние христиане) начали следовать римскому распорядку дня с выделением периодов времени для молитвы. В городах Римской империи удар колокола на форуме около 6 часов утра возвещал начало рабочего дня (prima, первый час), затем колокол ударял снова в девять утра (tertia, третий час), в полдень возвещал об обеденном перерыве (sexta, шестой час), в три часа пополудни снова созывал людей на работу (nona, девятый час) и, наконец, объявлял о завершении дня в шесть часов вечера.
Когда христиане отделились от иудеев, практика молитвы в фиксированное время сохранилась.
Пережила Римскую империю и традиция возвещать начало канонического часа ударом колокола, и не только в монастырских стенах, но и на башнях средневековых городов.
Свидетельством подобной традиции служат старинные французские и английские башенные часы простого устройства с боем, но без циферблата. Они служили как для обозначения времени, так и в качестве городского набата. Одни из таких часов первой половины XIV века были привезены в качестве военной добычи герцогом Бургундским Филиппом в г. Дижон (Франция) и там установлены в церкви Пресвятой Девы в 1382 году.

Современники Данте видели пользу часов не в показе времени, а звуковом извещении о начале церковной службы. Поэтому им были ни к чему такие излишества, как стрелки или циферблат… о чем, в общем-то, мы и читаем у Данте. Но не в таких устройствах историки видят предтечу часовых механизмов Милана, Падуи и других городов Италии, как позже и всей Европы: «Появление в XIV в. таких крупных и сложного устройства башенных часов отмечает собой большой скачок в развитии часового дела, что при всем нашем желании не может быть объяснено развитием только западноевропейской техники часового дела того времени» (В. Н. Пипуныров «История часов»).

И уж конечно, поверить, что Данте или Жан де Мен описали комнатные часы еще в XIII веке, современным историкам не проще, чем в следы на Луне, оставленные какой-нибудь неведомой экспедицией 1920-х годов.
И удивляет не только упоминание часового механизма в бессмертном произведении Данте, но и как оно сделано! Данте использует часы как объект поэтической аллегории, для него это привычный и понятный предмет обихода, что косвенно может свидетельствовать о том, что и поэма Данте, и часовой механизм — это родственные произведения, проистекающие из единого истока, имеющие единый корень, вышедший из одних и тех же недр средневековой культуры. И чтобы обозначить эти истоки, на столетия предопределившие развитие всей европейской цивилизации, может, стоит внимательней рассмотреть те «музыкальные инструменты» (clocca — колокольчики), свидетельство о распространении которых мы встречаем в средневековых источниках?

О назначении таких «музыкальных приспособлений» можно судить из представленных Пипуныровым поэтических строк самого Данте. Для лучшего их понимания современному читателю стоит представить уклад жизни соблюдающего литургию доброго христианина времен крестовых походов: ночь наступала рано, уже в 6 часов по нашему времени (Vesperae). «Утренняя» — получасовая ночная служба (Matutinum), на которую будил Данте «бой знакомый», начиналась после полуночи. И с рассветом около 6 утра колокол извещал верующих о «службе первого часа» (Prima).

Выдержать такой режим непросто даже с будильником, а речь о дочасовой эре!
Так что возможно, что перед нами описание именно утраченного прототипа часового механизма, выполняющего функцию домашнего таймера с колоколом.
Но по той же логике связи описываемого предмета с литургией, каждый час службы которой знаменовался исполнением гимна, в равной степени можно предположить, что это механический музыкальный инструмент, воспроизводящий посредством «движущихся колес» и колокольчиков соответствующую мелодию…
Однако в отношении XIII века и то и другое предположение будет уходом в область фантастики или свидетельством невероятного всплеска культуры среди современников Данте! Так как если подобные часовые механизмы потомки и осилят к XV веку, то механическое воспроизведение музыки — лишь к XVIII!

Впрочем, кто очертит пределы человеческого гения?
Можно вспомнить опередившие века машины Леонардо да Винчи или по сей день непревзойденное звучание скрипок Страдивари…
Беря на себя роль «исследователя-практика» в попытке самостоятельно изготовить простейшие часы по технологии XIII века, я даже не предполагал, насколько сложной окажется эта задача.
И на каждом этапе, от выбора и стабилизации материала до настройки осей, все больше приходил к убеждению, что следую по стопам мастера по изготовлению именно музыкальных инструментов. Аргументов в пользу этого у меня набиралось достаточно.

К сожалению, уже никто не скажет, кем был тот Страдивари XIII века, создавший произведение, слишком обогнавшее время, чтобы быть понятым современниками. Но несущее такой интеллектуальный, технологический, мировоззренческий заряд, что его хватило на толчок целой цивилизации.
И вряд ли мы приблизимся к разгадке тайны часов Данте Алигьери, вычленяя только технологические религиозные или культурологические аспекты их появления.
К ним уже не приблизиться с привычным мерилом познания; как любое истинное произведение искусства, оно доступно лишь постижению. Возможно, в этом и заключен посыл, оставленный нам забытым средневековым мастером.

Итак, одна из главных загадок механических часов, что человечество получило их сразу в виде чрезвычайно сложного, превосходящего технологические возможности своего времени механизма, чем историки и объясняют его появление в XIV веке лишь в циклопической башенной форме. Указаний на происхождение, эволюцию, иные формы подобных шпиндельных устройств практически не сохранилось.
Тем ценнее свидетельства Данте и Жана де Мена, опираясь на которые можно предположить, что неизвестный мастер решил сложнейшую задачу трения и сочленения деталей с такой точностью, что сумел не только разработать концепцию механических часов, но и реализовать ее в комнатных механизмах уже в XIII веке!

Но по суровым правилам исторической науки эти свидетельства не могут служить поводом пересмотра даты «часовой эры», так как не содержат ни одного из главных критериев, отличающих механические часы от прочих механизмов: упоминания о наличии шкалы, циферблата или хотя бы стрелки для указания времени и описания принципа действия регулятора — коромысла, маятника и т. д. движущегося органа, регулирующего работу часов.

И если объяснить отсутствие циферблата еще можно его более поздним изобретением, отсутствие описания регулятора оправдать сложно.
Логичным стало бы решением мастера, создавшего подобный прибор, на который могли повлиять простые пылинки, смена влажности и даже дыхание, скрыть все его рабочие органы внутри корпуса…
Но это противоречит тексту Данте: «…Как у часов колеса с их прибором чуть движется одно, другое же летит пред взором»! И даже если его слова трактуются неточно, на те же «колеса, двигающиеся непрерывно», обращает внимание и Жан де Мен.

Ответ нашелся неожиданно сам в ходе работы над проектом.
Достижение необходимого качества сопряжения деревянных шестеренок — долгий процесс, занимающий не один месяц, и возможен лишь в собранном механизме.
Работа проводилась от коррекции осей до полировки отдельных зубьев, для чего пришлось нанести на шестерни «секторальную» разметку, соответствующую количеству полных оборотов всех шестеренок относительно друг друга.
Так в один прекрасный день я и увидел «циферблат Данте Алигьери».
Точнее, даже три. Сам механизм и был циферблатом, повторяющим движение небесных сфер. Время по нему читалось так же, как по солнцу, звездам или более привычному для нас движению часовых стрелок. Как и его последователи, мастер разместил перед взором главное, скрыв все второстепенные детали.

Принцип действия часов Данте проще пояснить на примере современных, да простят мне эксперты дилетантство в деталях.
Наиболее динамичный узел, регулирующий скорость хода часов, — анкерный механизм.
Скорость анкерного колеса зависит от многих факторов, для моего механизма она составляет чуть больше минуты, но упростим до одной.
Движение ему передает зубчатое колесо, замедляющее это вращение примерно в 10 раз, то есть округлим до одного оборота в 10 минут. Движение следующего колеса должно строго соответствовать регламенту минутной стрелки, совершающей один оборот в час, следовательно, для нашей последовательности замедление составит ровно 6 раз. И наконец, третье колесо совершает один оборот за 12 часов…
То есть, исполни мы наши часы в «дизайне XIII века», мы увидели бы не один, а сразу три поворачивающихся циферблата, разбитых, соответственно, на 10 / 6 / 12 секторов, каждое деление которых соответствовало бы прохождению полного круга предыдущим…
Ничего не напоминает?

Гений Данте Алигьери оставил нам не только свидетельство творения великого мастера, но и пример его осмысления.
Ему не нужно было сочинять свою Вселенную, ее модель и так была перед глазами, он просто описал циферблат своих часов.
И удивляет не столько их отличие от современных, сколько схожесть.
Если предположить, что Данте в трех своих книгах точно описал циферблат XIII века, присвоив каждому его делению те или иные свойства человеческой души, то его часы делили время на 10 часов продолжительностью по 72 минуты. Что, очевидно, должно было согласовываться с практикой молитвенных часов, вытекающей из римской традиции деления суток.
Проблема в том, что в XIII веке эти часы не имели строгой привязки к астрономическому времени и существенно отличались в течение года как в отношении начала, так и по продолжительности.
По свидетельству Данте, которого будил их бой к «утренней», и, исходя из римской традиции деления суток, логично предположить, что бой срабатывал также в полдень, извещая о начале «службы шестого часа», как в начале и конце римского дневного цикла, — 6 утра «служба первого часа» и в 18 призыв на «вечернюю молитву».

Таким образом, с очевидной вероятностью можно утверждать, что часы Данте Алигьери били четыре раза в сутки с равным промежутком времени.
Несложно посчитать и скорость вращения регулятора — она составит 1,4 оборота в минуту, что вполне соответствует 36 циклам маятника длиной около 40 см для моего механизма.

Однако увлекает не то, что очевидно, а то, что, постигая величайшие творения мира, мы можем узнать о них намного больше. Это касается как произведений, так и их гениальных создателей, глыб, не исчезающих за горизонтом веков. А также и о себе самих.
Как нам необходим тот Данте, способный видеть то, чего не видят остальные!
А его взгляд на часы совсем лишен признаков удивления или восторга перед невиданной диковиной прогресса.
И ради ли «изобретения часов» свершил свой интеллектуальный и технологический подвиг оставшийся неизвестным миру мастер?

Конечно, он был одержим, но чем?
Можно лучше это понять, если представить, как он проектировал свой механизм.
Простота математической модели тает, когда приходится переводить ее в конкретные размеры и детали. А речь об уровне европейской математики XIII века!
Но это в данном случае лишь помогает понять логику мастера. Потому что у него был только один путь — графический, и выполнить подобные построения он мог, лишь сведя все значения к «правилу шестигранника» если K = 6, то R = C.
Не хочу раздражать искушенных в механике и выкладывать все свои измышления по этому поводу, как не стану рассуждать и о роли таких построений как в астрологии, так и философии, в частности XVIII века, сформулировавшей «единство принципа божественного мироздания».
Для нас понимание этого важно тем, что позволяет восстановить всю размерность часов Данте Алигьери по оставленным им данным!
Так, сведя к общему знаменателю все числовые значения, мы получим элементарную схему расчета: если C = 6, то K = R = 6 + X.
По ней «летящее перед взором» колесо регулятора, для которого можем предположить минимальное в нашей системе значение = 6, обеспечит «9 кругов Ада» его символу — колесу, имеющему 54 зуба, причем диаметр «дантовского Ада» составит 108, а расстояние между ним и регулятором по центру осей — 60.
Другой вопрос — чего? Имея принципиальную возможность рассчитать размерность часов Данте Алигьери, мы не знаем, какими единицами измерения пользовался мастер.

В своем проекте я этот расчет выполнил в метрической системе.
Его целью было лишь экспериментально оценить возможность исполнения подобного механизма, основываясь на столярных приемах ручной обработки.
Приступая, я не связывал его с именем Данте, не задавался целью реконструкции или повторения каких-либо технических решений прошлого.
Все представленные в данной работе выводы — результат сопоставлений, к которым я пришел уже на его завершающей стадии и не мог полностью в нем отразить.

Главным итогом своей работы считаю вывод, что прототип итальянских башенных часов, описанный Жаном де Меном и Данте Алигьери, может быть воссоздан в определенных рамках достоверности.
Вариантом решения этой задачи вижу изучение музыкальных инструментов Европы. В них могут быть найдены технологии и шкала измерений, что использовал мастер для создания величайшего проекта Средневековья — часов Данте Алигьери.


                Вад. Пан. 2021


Рецензии