Часть I. Глава 28. Жизнь - это чолнт...

Из отделения милиции Арик  привёз Сару Абрамовну и Лею домой в двенадцать часов ночи.

Сара, практически, всё время молчала, в то время как Галя закатывала истерики одну за другой, высказывалась дурно о будущем родственнике товарище Ганько, о милиции и о муже, которого иногда называла Маркуша, а иногда «жидовской мордой». В её устах это звучало совсем не так уж и страшно, хотя довольно таки странно: прожив столько лет с этой «жидовской мордой», могла бы уже к ней и привыкнуть.
 
Как ни странно, в сердце Сары Абрамовны на какую-то долю секунды возникло странное чувство жалости и к Маркуше, и к Милочке, но в этом она не призналась бы даже самой себе. Но вот симпатии к товарищу Ганько как-то поубавилась в виду его непредсказуемости.
– Ты зайдёшь? – спросила Сара Абрамовна Арика, когда машина остановилась у подъезда.
– А надо? – спросил Арик в ответ.
– Сам решай, сынок, – ответила Сара Абрамовна.
– Зайду, – сказал Арик понимая, что разговор неизбежен, и что откладывать его не имеет никакого смысла. 
Лея всю дорогу молчала и плакала: она ужасно испугалась за родных, когда её будущий муж принялся стрелять по потолку. Ганько и сам испугался того, что натворил, но Лея не готова была разговаривать с ним ни в отделении, ни когда он на полусогнутых ногах вышел проводить её до машины.
– Лея, прости меня… Только не плачь! Я больше никогда! Зуб даю!
– Зачем мне твой зуб, Юра? У меня своих тридцать два во рту. Ты чуть не убил мою маму! Как же мы с тобой теперь поженимся?
– Лея, я не хотел убивать Сару Абрамовну! Я хотел убить эту Галочку!
– И тебя бы посадили в тюрьму, ты это понимаешь?
– Скажи, Лея, чего такого мне сделать, чтобы ты простила меня?
– Мне ничего не надо. Ничего. Всё.
– Лея, солнышко, не нужно так говорить. Что значит твоё «всё»? «Всё» говорят тогда, когда замечают, что у убитого ноги холодные. «Всё» говорят тогда, когда еда больше не лезет в рот. «Всё» говорят тогда, когда… Чёрт, не могу придумать, когда ещё говорят «всё»…
– Всё, Юра, говорят тогда, когда хотят спать. Я очень устала и хочу спать.
– Я могу завтра прийти и поговорить с твоей мамой?
– Понятия не имею, захочет ли мама с тобой говорить. Я боюсь, что она тебе тоже скажет «всё»… Папа говорил, что евреи никогда не стреляют первыми…
Сара поднялась в квартиру, открыла дверь, и заплаканная Лея сразу ушла в свою комнату. Сара молча прошла на кухню и поставила чайник. Арик виновато сел за стол.

Саре Абрамовне совсем не хотелось говорить ни о Милочке, ни о Маркуше с Галей, ни об отъезде, ни о гиюре. Ей очень хотелось, чтобы наступила ночь, и чтобы пришёл её Яша.
«Яша, горе какое! Почему, когда ты мне опять так нужен, тебя рядом нет! Я не выживу, Яша! Этот мальчик решил убить меня, а ты шляешься непонятно где…», – думала Сара, ставя на стол маслёнку, хлеб, сыр… Потом, что-то вспомнив, она вышла, подошла к секции и, открыв дверку, взяла две красивые чашки, подаренные им с Яшей на свадьбу. Эти чашки доставались из секции очень редко: только по важным случаям. И обычно чашки доставал  Яша, потому что Саре было их ужасно жалко. И сейчас это, видимо, был акт полного отчаяния. Она вошла с чашками на кухню, и Арик всё понял: маме было очень плохо. Такой молчаливой и растерянной он не видел её никогда.
– Сядь, мама, – тихо попросил он.

Сара посмотрела на сына: он ей вдруг показался каким-то маленьким и страшно беззащитным. «Мой бедный, потерянный ребёнок!» – подумала Сара и хотела уже сесть. Но ноги почему-то понесли её мимо стула прямо к сыну. Подойдя к Арику очень близко, она дотронулась рукой до его кудрявой, коротко остриженной головы и вдруг прижала её к своей груди. Сделала она это скорее инстинктивно, не подумав, и в этом жесте материнской любви было столько отчаяния, столько боли, что из глаз Арика невольно потекли слёзы. Сара целовала сына в макушку, гладила по волосам, безмолвно разговаривая с ним:
«Бедный мой мальчик! Как же ты там без меня! Что бы сказал папа за твоё дурацкое решение? Ты думаешь, он бы одобрил его? А как же я, Арик? Как же Лея? Ой, Арик, ты сейчас уйдёшь, а я лягу и умру от горя! Ты меня знаешь, я не бросаю слова на ветер… Ты сделал маме больно, сынок!..»

И точно так же безмолвно ей отвечал Арик:
«Мамочка, родная моя, прости! Прости, очень тебя прошу! Да, Мила не еврейка по Галахе, но разве это что-то меняет? Она ходила к раввину и он разрешил ей сделать гиюр: таки она станет настоящей еврейкой. И делает она это потому, что любит меня и хочет, чтобы её приняла ты. Она будет тебе хорошей дочкой, мамочка!»
«Где она мне будет хорошей дочкой, Арик, если вы навострили лыжи в Израиловку? И как я смогу это проверить? И на каком языке будут со мной говорить мои внуки? Вы это планировали, я понимаю, но как ты мог скрыть от меня такое? Я знаю, что чувствуют те евреи, чьи дети уже уехали. Они осиротели, Арик! А я жалела их и думала: вот мои дети никогда бы так со мной не поступили! Я думала, что женишься на хорошей еврейской девочке, и что у вас с Леей будут свадьбы, и что первого твоего ребёночка мы назовём Яшенькой… Правильно Яша говорил: человек планирует, а Бог смеётся…»
«Мамочка, а кто помешает нам назвать сына Яшенькой? И даже если будет девочка, мы всё равно сможем назвать её Яшенькой, если ты захочешь. В Израиле очень странные имена: не поймёшь: то ли девочка, то ли мальчик…»
« Ты уже всё знаешь за этот Израиль, Арик! Ты уже начитался! Я чувствую, что это не твоя идея! Я знаю, чьих это рук дело. Это брат твоей гиюрщицы вас надоумил! Арик! Я хочу, чтобы ты знал: я вычеркну тебя из своего сердца и из папиного завещания! Ты понял?»
«Ну, из завещания ты можешь меня выкинуть, мама… А вот из сердца – я почему-то не уверен...»

Сара оторвалась от сына и обхватив его лицо руками, внимательно посмотрела ему в глаза. И в этих еврейских, абсолютно Яшиных глазах она прочла такую любовь, смешанную со страхом и болью за неё, что Саре стало не по себе.
Арик встал.
– А чай, сынок? – спросила Сара понимая, что всё уже сказано и что чай сын пить не будет.
– Не сейчас, пани Сара, – ответил Арик и крепко обнял маму. Потом он сказал «Прости» и ушёл.
Сара побрела к себе в комнату. Там её ждал сюрприз: Яшин силуэт сидел на стуле.
– Яша, ты здесь? – зачем-то тихо-тихо спросила Сара.
– Здесь, родная моя. Я давно здесь, – ответил Яша.
– Ты всё знаешь? Ты всё знаешь… – сначала спросила, а потом утвердительно добавила Сара.
– Да, Сарочка, знаю.
– Это так далеко, Яша! Гвалт, что я буду делать? Как я без него?
– Ну, ты сейчас тоже очень далеко от меня. Но я же здесь!  Знаешь, бери ручку и будем записывать одно блюдо… Это то, что тебе сейчас очень нужно.
– Какое блюдо, Яша! О какой еде ты говоришь, когда я сейчас лягу и умру от горя!
– Ты это уже говорила. Но, во-первых, ты пока ещё не легла, а во-вторых, ты пока ещё разговариваешь, значит жива.
– Яша,  я говорю с покойником, на минуточку! И я сама уже не уверена, кто у кого в гостях.
– Записывай, Сара. У меня не так много времени.

Сара тяжело вздохнула, но, понимая, что спорить бесполезно, достала из сумки тетрадь и ручку и приготовилась писать.
– Готова? Тогда пиши: «ЧОЛНТ».
– Диктуй. Что-то припоминаю... Твоя мама, кажется, его и делала...
– ЧОЛНТ, Сарочка. Это традиционное еврейское блюдо, которое принято готовить на шаббат. Завтра выпадет первый снег и «чолнт» готовят именно тогда, когда холодно… Открой тетрадь мамы и посмотри, что там написано…
– Ты знаешь про то, что завтра выпадет снег? Или ты предполагаешь?
– Я знаю, Сарочка. Но если он не выпадет, считай, что я ошибся. Я, всё-таки, человек, а не метеорологическая станция...
– Ты был человеком, Яша... Сейчас ты – тень, морочащая мне голову своими стихами.
Сара открыла тетрадь Ханны именно на той странице, где было написано слово «ЧОЛНТ». А под названием было записано рукой Ханы всего одно предложение:
«Запомни сынок: Жизнь, как чолнт: что положишь то и будешь кушать». Дальше всё было размыто.
– Диктуй, – уверенно сказала Сара.
Записывай, родная, знаю: кухня успокоит!
Одно такое блюдо дорогого, Сара, стоит!
Ушли мы от традиций, это плохо, право слово.
Всего лишь шесть часов – и оно будет готово.

Берёшь кусок баранины, да ту, что пожирнее:
В морозы мясо жирное всегда тебя согреет.
Говядину? Пожалуйста! Ту часть, что плечевая.
Разрежь на части – в воду: всю кровь с неё смывая.

Пусть Арик мясо купит на рынке, за мостом.
Так, килограмм и триста грамм. Он знает что по чём.
Я дам тебе такой совет: ты детям доверяй.
К готовке, моя мэйделе, ты Лею приобщай.

Готовим чолнт по-разному, но в этом есть секрет:
Неправильного чолнта не может быть и нет.
Стакана два фасоли ты кипятком обдай,
И ячменя стаканчик! Запомни: промывай!

И две головки лука, морковки целых три!
Нарежь их кругляшками, на тёрке их не три!
Соль, перец, лист лавровый, и имбиря чуть-чуть.
Муки добавь пять ложек. Столовых, не забудь!

Лук жаришь в постном масле до самой красоты.
Забыл сказать: готовишь ты всё до темноты.
И на огонь на малый поставишь на всю ночь…
Ах, как бы мне хотелось тебе чуток помочь!

Отдельно жаришь мясо: и с луком помешай.
Забрось в чугунный бротер, фасоль, ячмень кидай,
Муки добавь пять ложек, столовых, говорил?
Соль, перец и морковку… Что я ещё забыл?

И красный острый перец! Ну как я мог забыть!
И кипятком всё это нам надобно залить.
Ну, где-то на три пальца, чтоб сверху кипяток.
И крышкой закрываешь. Покарауль часок.

На соль попробуй юшку. Не хватит – так добавь.
Огонь на самый малый ты чугунок поставь.
И пусть всю ночь томится. Не бойся оставлять.
С посудою управишься – и отправляйся спать.

А утром рано раненько, его повороши.
Я помню эти запахи – усладу для души!
Я помню, чолнт готовила всю ночь мать напролёт…
«Души еврейской цимесом» народ наш чолнт зовёт.

В нём аромат божественный! Он – наш, еврейский, плов!
Чолнт – память наших предков, код наших праотцов.
И в нём любви немеряно всех бабушек и мам…
К большому сожалению, не приготовлю сам…

– Всё записала, Сарочка?
– Да, Яша, записала. Но ты не ответил на главный вопрос: что мне делать?
– Успокоиться. Мальчиков надо отпускать вовремя, Сара. ПеререзАть пуповину, когда ребёнку под сорок, очень трудно. И то, что девочка готова принять гиюр, скорее говорит о том, что таки да, она любит нашего сына.
– Дурак ты, Яша!  Был бы живой, было бы не так обидно. Покойный дурак. Как ты не понимаешь, что Арик для неё – просто транспортное средство! А я всё время думала: что со мной не так? Почему я не хочу этого брака? А теперь поняла: это не со мной не так… Это гены Галочки Кацман в ней орут, а я их слышу. Если бы ты видел эту Галю, ты бы сейчас мне не говорил: перережь пуповину. Какой у нас мальчик чудесный получился: не пьёт, не курит, по проституткам не шляется, всё время работает и…
– Сарочка, я всё время думаю: а может он у нас того?
– Чего того, Яша?
– Может он у нас дурачок?
– Чего?
– Ну, помнишь, как в сказке: это дурак на печи сидел, в то время, как другие братья пили, курили и по девкам шлялись…
– От дурачка рождённый умным не станет… Какое счастье, что вы у меня дурачки, Яшенька…
Сарочке ответила тишина… И на душе у неё было тихо… Не спокойно, но хотя бы тихо…


РЕЦЕПТ ЧОЛНТА
МЯСО БАРАНИНА (или говядина)1 кг 300 г с жирком!
Фасоль красная 2 стакана (можно по стакану белой и красной)
Хотите - замачивайте, он не замачивал, за 5 часов сварится даже камень!
Ячмень 1 стакан (можно заменить опять же на фасоль)
Лук 2 большие головки
Морковь сколько не жалко, кругляками.
Соль перец
Лавровый лист
Мясо порезать кусочками и отдельно обжарить на масле.
Лук обжарить отдельно обязательно! Так сказал муж, а он изучал этот вопрос.
Вместе соединить лук и мясо и жарить 5-10 минут (сделать сЛУЧКУ)
То есть, 5 минут СЛУЧКИ И ДО КОНЦА В ЛЮБВИ И СОГЛАСИИ!
Всё забросить в чугунный бротер + Имбирь 1/2 ч. Л. + Красный острый перец ( можно чёрный) + Соль по вкусу + 5 столовых ложек ложек муки!
Залить кипятком (на 2 -3 см) довести до кипения, закрыть крышкой и на маленьком огне 5-6 часов!
Чтобы дно не подгорело - открывать слегка шевелить.
У кого нет терпения, можно выесть после трёх часов - готов!


Продолжение: http://proza.ru/2021/12/29/1772