Сволочь

Наивнее обрученного мужчины в природе встречается разве что проданный в обиход пластмассовый стульчак.

Иннокентий Михайлович Сидоров угодил под венец, как он мог угодить на технический перерыв в пункте выдачи ОЗОН или в автомобильную пробку. Тянувшийся годами роман ничего страшнее косого взгляда (на забытые в кармане дубленки трусы) не предвещал. Однако ж нате – получите и распишитесь. Ну, он и расписался. Подумаешь, - большое дело. Впервые что ли? Тем паче, в этот раз Кеша был уверен в спутнице на 101 процент.
Видимо, этот - злополучный процент и подкачал.    

-  Сидоров! Я от тебя ухожу.
-  К Тяпкину?
-  Нет
-  К Ляпкину?
-  С ума сошел?
-  Сдаюсь
-  Обещай, что пока у меня все не наладится, не застрелишься
-  Хорошо. Только не торопись.
-  Сволочь!

Переезд в оставленную родителями квартиру занял минут 20-ть, а вот обустройство – 20-ть, но уже лет. За это время Иннокентий научился готовить яйца всмятку и сменил душевую насадку. Труды даром не пропали – к нему окончательно вернулось чувство юмора.
Впрочем, как выяснилось, вокруг оставалось еще много шибко серьезных женатиков. Один их них позвонил в Кешину дверь аккурат под Шаббат.

-  Здравствуйте. Я представитель компании – подрядчика. Сейчас расплодились мошенники. Ходят по квартирам и требуют деньги на ремонт жилого фонда. Официально заявляю: ничего им платить не нужно.
-  Хорошо, – Иннокентий поправил галстук поверх синюшней майки, - Не дам ни гроша.
Представитель заглянул в листок-подсказку:
-  Пожелания к фасаду есть?
Кеша сделал вид, что глубоко задумался. Он облокотился на косяк и потер переносицу:
-  На нем явно не хватает моего барельефа.
Представитель долго штудировал листок с обеих сторон и в итоге робко поинтересовался:
-  А что, раньше был?
Кеша отрицательно покачал головой:
-  И раньше не было.
-  Значит, проектной документацией не предусмотрено, - Представитель с облегчением выдохнул и позвонил в соседнюю дверь.

Год за годом Иннокентий упражнял острословие и греховный пресс. С первым обстояло еще кое-как, а вот второе грозило перерасти в кубик-рубика с потерянным шифром, ибо череда барышень истончалась и неуклонно взрослела.
Ближе к 70-ти Кеша утратил бдительность: нередко переступал через красные линии и выезжал на встречку.
И далеко не всегда оплошности сходили с рук.
Очередное нарушение привело в зал мирового судьи. За месяц до назначенного срока Иннокентий обзавелся кучей справок и полезных советов, похудел, почернел, извелся, постригся, выгладил рубашку.
 
Вошла судья.
Наметанным взглядом Кеша оценил и рост, и вес, и правильный овал лица. Заготовленные оправдания вмиг рассыпались и закатились в такие потаенные уголки памяти, из которых выудить не смог бы и дотошный добрый следователь. От линии защиты сохранились лишь обтрепанные манжеты и заурядная кепка. 
Свои права Кеша выслушал с мимикой каменного истукана с островов Пасхи. Но выручило спортивное прошлое – к вопросам он-таки собрался и изобразил на лице подобие снисходительной улыбки.

Судья:

-  Место и год рождения?

Подсудимый:

-  Москва, 1954
 
Судья:

-  несовершеннолетние дети есть?

Подсудимый (смущенно):

-  Ваша честь, вы мне льстите

Судья, наконец, обратила внимание на подсудимого: хрипловат, лысоват, нагловат.
-  Отвечайте по существу.

Какое там! Иннокентия понесло. Остатки здравого смысла подсказывали, что время, отведенное на процедуру, ограничено и он, словно поющий в терновнике, уложился. Тютелька-в-тютельку.

Казенное учреждение Сидоров покидал слегка обнищавший, но полный радужных надежд на будущее.

Будущее мало отличалось от прошлого, ежели принимать в учет исключительно генеральную линию. Курятник сохранился, но атмосфера в нем потеряла былую турбулентность, а приток свежей крови пузырился у входа, явно прицениваясь либо комедию ломая. Зачастую оба действа проистекали одновременно:

-  Дорогой, ты и правда меня не помнишь?
-  Люся?
-  Нет
-  Галя?
-  Фу, какое имя
-  Как же, как же. Кончено же – Оля. Оленька, тебя разве можно забыть?
-  Светлана я. Сволочь.

Кеша на подобное определение сохранившихся достоинств не обижался, справедливо полагая, что пустышку таким ярким словом не назовут. Было в нем - в этом слове – нечто многообещающее, но произнесенное не им, не накладывало никаких обязательств. И на том спасибо.