Гадёныш

На светофоре загорелся зеленый, я резко тронулся с места, но проехал недалеко, судорожно раздумывая на ходу, стоит ли это делать – и, всё же, свернул в проезд направо. Под «кирпич». Всего-то метров 50 проскочить – и я выезжаю к эстакаде; крутануться на ней, и вот он – съезд прямо к парковке перед театром.

В театр мы опаздывали – я и очередная пейзанка из дальнего Подмосковья. Стандартная «интеллектуальная» программа: спектакль с участием известных актеров, по окончании - «Шоколадница». Романтическая прогулка по набережной, затем распитие, уже в моей квартире (я – пару глотков, мне еще за руль), бутылки Просекко, столь восторженно любимого такого рода девицами - наверное, за одно только название. Разумеется, секс (а иначе - какой для меня смысл?) - и отвоз дамы в ее условный Серпухов. Я ж всё-таки, джентльмен; отправлять, практически, любимую девушку на такси, вытряхнув её из постели, еще влажной от нашего пота – моветон. Да и дороже финансово.

Кроме того, всегда можно ненавязчиво поторопить якобы ранним подъемом. «Да-да, представляешь, по выходным тоже работаем, проект на сдаче; нет, ну, что ты – тебя одну на такси? Это опасно». Да мало ли отговорок можно придумать, когда ты удовлетворён и теперь хочешь спокойно поспать один в своей постели.

Эта восторженная дурища никак не могла найти мою машину на стоянке у автовокзала, куда она прикатила из своих Мытищ, и вот теперь я пытаюсь не опоздать на начало спектакля. Тем более, что и сам хочу его посмотреть – просто так, что ли, селянок по театрам водить? Приятное с полезным. Ну или – с интересным.

Ехать прямо, свернуть на проспект, потом до разворота на следующей эстакаде – полчаса потеряю, не меньше. А тут можно весь путь до стоянки у театра проскочить минут за десять. Можно было бы. Если бы не Гадёныш.

Я его сразу так «окрестил» - дпсника, радостно махнувшего мне жезлом, выскакивая из-за густых кустов у дороги. Хорошо замаскировался, хмыкнул я, реально – как в засаде. Почему я его так назвал (про себя, разумеется)? А выглядел он так – неприятная крысиная мордочка; его дурацкая, явно торжествующая, улыбка.

И ещё - запах, тяжелый запах из его рта; от гнилых зубов ли, больного желудка – гадкий, в общем, запах. Я старался не морщиться. И, вообще, изображал из себя такого провинившегося, но законопослушного гражданина, понимая, что, если начну сейчас давить его с позиции Закона – я его «нагну» - «яжюрист», не важно, что, по факту, я нарушил. Есть масса нюансов, за которые можно зацепиться, если разбираешься в этом, но я потеряю столь драгоценное сейчас время.

Поэтому я улыбался – нет, не заискивающей – дружелюбной такой, и немного виноватой улыбкой, усиленно стараясь не морщиться от этой его вони изо рта. Мне нужно было расположить его к себе, дать немного денег – и поехать дальше, не станет же он меня после этого разворачивать. Да и не развернешься тут, в узком проезде. И я успею в театр. Точнее – мы успеем; впрочем, меня это «мы», честно говоря, и не волновало. Да и не было никакого – «мы». Был я, этот «гаер» и девица, приехавшая «на свидание», после нашего с ней двухнедельного общения в нете. Вот уж она сейчас меня волновала меньше всего.

А Гадёнышу, как я понял, захотелось пообщаться, насладиться своей ролью милостивого судии. На мои «командир, прости, виноват, опаздываем, давай штраф оплачу на месте» - он небрежно махнул рукой:

- Погоди. Видишь, эти стоят? – он как-то туповато гыгыкнул, показывая на стоящий впереди черный Мерседес S-класса с наглухо затонированными стеклами и выглядывающими из приоткрытых дверей недовольными бородатыми физиономиями. Их машину, увы, мне тоже до этого не было видно с дороги, проезд поворачивал по крутой дуге и – кусты, эти грёбанные кусты… Конечно, я бы не стал сворачивать, если бы увидел, что они тут стоят – явно, не просто же так.

- Знаешь, сколько они мне предлагали? А я не беру. Мне важно – уважение. А они не уважительно предложили, теперь вот стоят, ждут, – и он снова гыгыкнул, как бы приглашая и меня присоединиться к торжеству правосудия в исполнении сержанта ДПС.

- Ты просишь меня тебе помочь, но ты просишь без должного уважения, - разумеется, вспомнилось мне классическое. Хреноватый из него получался Крёстный отец, но Гадёнышу явно нравилась эта роль и сам он – себе - в этой роли.

Бородачи недовольно переговаривались между собой на своём характерном гортанном языке, напоминая, на слух, стаю агрессивных ворон, и кому-то всё звонили, пытаясь, видимо, решить проблему. В чем-то их можно было понять, лет 15-20 назад, на взмах полосатой палки, из такой машины, в ответ, максимум, прозвучало бы в приоткрывшееся окно короткое: «Пашёльна…уй», снабженное для пущей убедительности высунутой массивной кистью с перстнями на волосатых пальцах и зажатой в них «тэтэхой». Но – времена меняются. И вот уже простой крестьянский парень упивается своей властью над состоятельными автомобилистами. Нарушителями-автомобилистами, будем, всё-таки, самокритичны.

И я был самокритичен, я был – сама доброжелательность, а этот утырок всё дышал мне своей вонью в лицо, рассказывая… если коротко – все его речи сводились к одному: «Таперича от мине усё зависит». Я согласно кивал головой, сокрушенно считая в уме прошедшие минуты общения.

Наконец, господин полицейский дорожной службы, проникнувшись ко мне дружелюбием, смилостивился: «Там впереди моя машина стоит, на заднее сиденье положи под журнал – просто, сколько считаешь нужным». Бл…ть, я вообще нисколько не считал – нужным. Вынужденным – ну, да, согласен, куда деваться. Улыбнувшись, как добрая мама и понимающе кивнув Гаденышу, взял протянутые мне им документы – МОИ документы, сука! - я отправился на поиски его «цементовоза», лишний раз подивившись, насколько идеально было им выбрано место засады.

За очередными кустами я обнаружил ДПС-ный форд. На заднем сидении лежал – ну, кто бы сомневался – затрепанный «Playboy», а под ним… Охренеть, там скрывалась, реально, КУЧА денег, в основном, пятитысячные, изредка тысячи, мельче купюр не было. Мне даже как-то стыдно стало за мои две «штуки», которые я, по пути к кустам, отсчитал, решив, что это – вот как раз, сколько я считаю нужным, пусть, сука, подавится.

Отогнав вполне естественный, на мой взгляд, порыв – не класть ничего, а, наоборот, что-то взять из этой кучки незаметненько (не, не стоит, мало ли, вдруг он считал их, кто его знает), я добавил скромную лепту в благосостояние скромного стража порядка. Вздохнув, накрыл журналом, повернулся… И увидел бежавшего ко мне Гадёныша. Сзади что-то кричали бородачи из «мерса». А, «документы, документы» - вот, что их волновало. Ну, мои были при мне, а что произошло – я и сам не понимал. Но бежавший что-то говорил в микрофон рации и лицо у него было какое-то… озабоченное что ли? Не иначе, напарник его (должен же у него быть где-то какой-то напарник?) пьяных за рулём поймал, мелькнула ехидная мысль. За добычей помчался.

Гадёныш прыгнул в патрульную машину, запустился, включил мигалки и даже сирену, как-то лихо, в два приема развернулся на узком проезде и помчался в сторону улицы, откуда мы все, нарушители, заезжали в его ловушку. Проезжая мимо Мерседеса, он бросил в их сторону, приопустив стекло, документы. «Пыдорасб..яна..й» - возмущенно резюмировали бородатые пассажиры и их водитель.

Подъехав к стоянке у театра, я, к своему удивлению, вновь увидел знакомый ДПС-ный «Форд». Мелькнула глупая мысль – снова, что ли, меня ловит? Но тут ведь я уже двигался, строго соблюдая все правила. Дальше, у въезда на стоянку, суетился народ, неестественно криво стояло несколько машин, явно что-то случилось. Подъехав ближе, я понял: произошло какое-то массовое ДТП; несколько машин, находившихся у самого въезда, были прилично побиты, чуть дальше стоял, видимо, виновник аварии – черный Линкольн Навигатор, Рядом с внедорожником, матерясь, извивался на асфальте, судя по всему, его водитель, на вывернутые за спину руки которого, ловко так застегивал наручники мой «старый знакомый», придавив коленом спину.

Красная машинка, что оказалась с самого краю, была повреждена сильнее остальных, из-под искорёженного капота пробивался черный дым. В салоне кто–то оставался, слышались женские крики, а собравшиеся рядом с машиной, судя по всему, пытались открыть деформированные дверки.

Гадёныш – я уж и не знал, как его теперь называть; четкие действия полицейского, конечно, немного размыли картинку с купюрами под журналом, и, наверное, размыли бы совсем, если бы в ней, этой куче, не было моих двух тысяч. Не совсем кстати, пришла мысль: «Блин, знал бы, что такое случится – не стал бы их класть». Вот – да, не отдал бы я ему свои деньги – и сейчас я бы искренне восторгался им, как героем, как легендарным дядей Стёпой–милиционером, про которого, зачем-то, в раннем детстве мне читала моя бабуля. Не уверен, кстати, что, в то время, когда Ба приобщала меня к жемчужинам детской литературы, они еще были, именно, милиционерами, а не полицейскими уже. В общем, осадочек, как говорится, у меня остался. А Гадёныш уже метнулся к той машине и, кажется, пытался пролезть в салон через разбитые окна.

Я посмотрел на часы. До начала спектакля оставалось 8 минут. Успеваем! Моя электрогорчанка, или как там их, засуетилась вдруг:

- Там что-то случилось (надо же, кто бы мог подумать, хмыкнул я), давай остановимся, поможем?

- Света, блин, что мы там сделаем? Сейчас специалисты подъедут, МЧС, они-то лучше во всём этом разбираются! И, кстати, я помню, даже предупреждали: если кто пострадал в ДТП – лучше до их приезда даже не трогать, можно только навредить.

- Ну, ладно, тебе виднее, - согласилась покладистая звенигородка.

Я проехал в дальний конец парковки, подальше от этих неприятностей. Но и не слишком далеко – чтобы всё-таки успеть в этот долбанный театр. Как-то, на фоне всего этого, мне уже не хотелось ни спектакля, ни прекрасную уроженку славного города Клин. Склинило что-то, глупо скаламбурил я по этому поводу, про себя.

И вот, когда мы уже, практически, бежали к театру – сзади раздался какой-то громкий – не знаю, хлопок – не хлопок, взрыв - не взрыв. Разумеется, моя спутница, как тот Пятачок, испуганно спросила: «Что это?»

- Бумкнуло? – не удержался я.

- Ну, да, - не поняла она прикола, - ой, смотри, смотри, там горит что-то!

- Пойдём тушить? – уже, не скрывая сарказма, поинтересовался я.

Как же я был зол на всех них: Гадёныша, мою тупую спутницу, придурка, устроившего ДТП... Ну как можно было так испортить мне вечер?

В театр мы всё же пошли, спектакль отсмотрели, я стоически терпел дёрганье за рукав моего блейзера, следовавшее каждый раз, когда на сцене появлялся кто-то из известных актеров, которых моя дубнинская дама до этого видела лишь по телевизору.

Я сильно сократил дальнейшую программу, честно говоря, мне хотелось уже побыстрее избавиться от этой Клавы, как-то настроение пропало, что ли. Но, с другой стороны, зря что ли - две недели тупого общения, опять же - сегодняшние мероприятия. И финансовые затраты, между прочим. Уплочено, не волнует! © Да, и еще эти две тысячи незапланированных расходов...

Когда мы вышли после спектакля – было уже темно, но издалека виднелась сгоревшая машина, следы гари и остатки пены для тушения на асфальте. Хорошо хоть наро-фоминка меня туда не потащила; видимо, запланированная «Шоколадница» ее интересовала, всё же, больше.

Программу в постели я выполнял по весьма сокращенному варианту, нимало не заботясь о том, какое впечатление произведу на партнершу. Обычно мне нравилось быть, прежде всего - в собственных глазах, эдаким сексуальным монстром. Но не сегодня, нет. Так же, не особо артистично, я зачитал ей позднее традиционный монолог о раннем подъеме.

Вернувшись уже после всей этой дуристики домой, я сделал весьма нехарактерное для меня действо: включил телевизор и поискал по каналам московские новости.

Пожалуй, я совсем не удивился, увидев фотографию Гадёныша в траурной рамке, было у меня какое-то предчувствие, что его лазание по дымящейся машине ничем хорошим не закончится. Впрочем, как выяснилось, двух теток, что были в салоне, он умудрился каким-то образом вытолкнуть. Сам не успел. Бумкнуло.

Что-то говорил его, судя, по всему, начальник – или командир, не знаю, как у них там это называется. Рассказывал, какой он был хороший товарищ, что-то там про горячие точки, в которых тот служил на срочной службе, а потом – по контракту. Ранения, спасал товарищей, уволился по здоровью, служба в МВД, пьяный нарушитель прервал служебную карьеру героя – и прочая дежурная муть.

И тут у меня возник прямо-таки некий когнитивный диссонанс. Вот он такой герой, а я его, иначе, как Гадёнышем и не запомнил. Забавно, Герой и Гаденыш – начинается с одной и той же буквы. И – я дальше игрался со словами – «подвиг» и «подлость» - вообще отличаются лишь несколькими буквами. Почему всё это вот – так близко, почему оно, в принципе, может соседствовать рядом друг с другом? Как вообще этот герой-гадёныш мог сочетать это в себе, «в одном флаконе»? И - что могу сочетать я? Хотя, это я уже куда-то не туда повернул. Я-то тут вообще не при чем.