Твердыня

Виктор Матюк

Твердыня   

Вовеки и отныне по прихоти простого человека в безлюдной пустыне
Слушаю пение соловьиное, из звучных волн бог воздвиг твердыню,
Припрятав собственную гордыню, будто наложницу или рабыню,
А по большому счёту – сказочную героиню за небосвод синий!   
Там происходит смещение линий, воздух зимний превращается в белоснежный иней,
Этот воздух грешную душу пьянит, а бог нам выносит последний вердикт: жить или не жить?
Грех творить или анахоретом быть? Можно взвыть подобно псу, предчувствуя тревогу и беду,
Упредив судьбу, что жизнь на коротком поводке тебе не по душе! С милой рай в шалаше,
Рок играет на тромбоне и трубе, он нательный крест прячет в кулаке, всё остальное при мне,
Взгляд устремлён ввысь, смог над городом завис,
В хилом теле едва теплится полнокровная жизнь,
Ты падаешь вниз без страховки, оказавшись на больничной койке,
Сменишь её на помойку, быть может, к утру отбросишь всю мишуру
Ближе к открытому настежь окну, чтобы в минуту одну найти уйму
Причин, что одну из твоих глубоких морщин ты сам к себе приручил!
Неужто забыл? Остуди свой пыл, почто ты, как каменная статуя застыл?
Досужая мысль тебе продлевает жизнь, ты благим матом крыл, лишившись белых крыл,
Едва нож в сердце себе не вонзил, и волком взвыл, шумел камыш, деревья гнулись,
Тебе прихожанка из местного храма игриво улыбнулись, ты тогда поплыл, суть любви исказил,
И возомнил из себя великого и прыткого кобеля! Не для тебя та женщина берегла,
Она дала спьяна, от потери сознания потухла ночная лампада, была страсть, была отрада,
Много ли для счастья бабе надо? Чтобы муж был рядом, и у него не было молоденькой ****и,
Чтоб он никогда не матерился матом, и ласкал жену губами, руками и трепетным взглядом,
Индикатор любви находится где-то внутри широкой штанины,
Из которой мы в недобрую годину доставали краснокожую паспортину!
На ней клином не сошёлся белый свет, с тех пор прошло премного лет, жизнь изменила цвет,
Прежней мощи в теле тощем давно уже нет, ты был когда-то свеж, как брюнет, теперь ты сед,
Ходишь, опираясь на парапет, тебя раздражает дым от дешёвых сигарет, ты дал себе обет: 
Достойно встретить смерть! Голову посеребрил белый снег, ты по натуре  – домосед,
Твоей любви предмет внезапно исчез из твоего поля зрения, у вас разные устремления,
У неё были опасения, что ты ради наслаждения готов пойти на всё, но божье творение
В силу женского побуждения встало на путь прегрешения! Будет время, и новая чреда сомнений
Доведёт любовь до отречения, догорят в печи влажные поленья, они потухнут в ночи,
Огонь ищи, свищи и кричи по всей округе, шарахайся в испуге к домашней прислуге,
Трясись на колымаге, пиши на белоснежной бумаге, пей кофе в кровати,
Однако всё тебе будет некстати! Ты вырос в разврате, привык к растратам,
Слава богу, что не стал дегенератом! Душа – твоя твердыня, жена – рабыня,
Но они едины в любви к богу триединому, а все из-за того, что преданы Христу!
Они не привыкли терять время попусту, седые волосы и глубокие морщины
Любовь изгладить не смогли, реалии жизни таковы: она затаились в возвышенной груди,
Не суди и не судимым будешь, всё, что в миг страсти и любви ты в женщине разбудишь,
Тем всю жизнь довольствоваться будешь! С тебя не убудет, женщина любовника не забудет,
А бог осудит, время чувства остудит, а когда момент истины наступит, тогда бранное житьё
Возьмёт в руки всё, что было потеряно, но вновь возвращено в родные пенаты!
Те благоприятные мгновенья сняли с головы венец грешного мученья,
Исчезло печальное выражение глаз, назад вернулась былая страсть,
Хотя ей никто  не указ! Замолкли речи при первом шаге навстречу,
При новой встречи бог отнял дар речи, мужчина расправил плечи,
А баба ноги развела в стороны, ущербная Луна осветила чёрные поля и высокие бороны,
Сёла разорены, былые связи разорваны, от седой старины остались треснувшие стены,
Возникли новые проблемы, они не коснулись затронутой намедни темы! Не время и не час
Сглаживать черты, не проходящей нежности и высокой любви, бог их к сердцу пригвоздил,
Взгляд ниже женской талии застыл, взгляд поплыл мимо зелёных ракит,
Хочется жить и любить, но за окном бушует вечная метель, когда же её сменит весенняя капель?
Через несколько недель наступит оттепель, и соловьиная трель  вновь озвучит канитель,
Множество проблем омрачат высокую цель, страждущий взор свои лучи к небу простёр,
Он застрял под сумраком туч, солнечный луч выскользнул на пару минут,
Чтобы продолжил по небу странный путь!  Ветер дует в грудь, предостерегая от новых встреч,
Сердце не может сказать: «Любви в душе нет, всё это надуманный бред!»
Гаснет свет в прихожей, он душу растревожил, и грехи подытожил,
Но страхи не умножил! Судьба вертится на высоком каблуке,
От большого дела вдалеке, сама по себе, всё таит в уме,
Там для мыслей дороги нет, исчез их след под неприличный жест
Сказочных божеств, они сбежали с небес, на той жизни поставлен крест,
Желания нет менять сюжет, они успели  много книг прочесть, 
И чтобы не запятнать свою совесть и честь выразили небу протест!
В нём взрывоопасная смесь, не от хорошей жизни они от будничных дел отошли,
Теперь копошатся по уши в грязи и считают уходящей жизни дни! Мы им сродни,
Они бывшие сограждане православной страны, но гражданства были лишены,
Прервав мыслей полёт, затмился голубой небосвод, и вот дума взлетела высоко,
Блеснула на фоне Востока, уста сомкнула, глубоко прохладный воздух вдохнула,
И выслушав никчемного раба из поднебесья, добровольно ушла, не затронув ни сердца, ни чела!
В этот изнеженный век нераскаянный грех набросил кандалы на всех калек
Будто сказочный Гулливер, он намного их мудрей, шире, выше и плотней,
Ему трудно выйти из дверей из-за полноты своей! Молясь перед зарей,
Он долго томился тоской, усердно молился, пока не взбеленился,
И невзначай не оступился, высокий лоб липким потом тут же покрылся,
Из речей постыдных посыпались слова обидные! Их услышали в толпе,
Значит, быть беде! Нет  покоя душе нигде! Острая боль таится вовне!
Досужая мысль исчезла в глубине сознания,  будто слова любви и признания,
И оставалось там немало лет, тот жуткий след вовремя заметил стареющий домосед!
Отзыв мыслей благородных пролетел над пустыней безводной и упал на чужой пьедестал,
В новом виде перед грешной публикой предстал, простой люд взвыл будто шакал!
Никто своего исхода загодя не знал, ветхий мир был велик, будто бабий язык,
Который молчать не привык, вот снова трясётся огромный кадык, голос мщенья
Полон ненависти и презренья! Лёгкое дуновение ветра в конце дождливого рассвета
Уткнулось в старое матерчатое кресло, там ему было и вправду тесно,
Однако желание жить у него не исчезло, былое кокетство нашло для себя запретное место.
Там тишина и покой, думы не бьются о стены головой, блистая собственной правотой!
В дни торжеств и всеобщих бед рано поседевший дед пытался мысленно соблюдать паритет
Во имя грядущих побед!  Тот ветер в прятки с христианами играл и по свету тучи гнал,
Дул беспощадно, выл нежно и складно, небо блестело отрадно, радовалось чрезмерно,
Себя, утишая, душа людская,  на повседневную жизнь напирает неустанно,
  Наполняя мир грустью безмолвной, плоть боится ответственности уголовной,
Всё здесь условно, небо безмолвно, скрывая равнодушие, теребит грешные души!
Уж лучше бы здешние рабы не пели дифирамбы от имени толпы блеснувшей свободе,
Она вроде одета по погоде, отдавая дань последней моде, в своём выборе мужчина свободен,
Он - умён и благороден, любовные игры наскучили ему, вот почему он стал больше доверять уму,
Чем страсти, не в деньгах счастье, деньги приносят несчастье, споткнувшись на мраморе хладном
Во время пляски, после такой встряски мужчине пришлось заговорить о морали,
Особо не вникая в мелкие детали, хватит любоваться белыми плечами,
И творить грех холодными ночами! Нельзя доверяться судьбе, как самому себе,
Надо тайну держать в уме, и бояться всеобщего вдохновенья,
Оно вызывает зависть и раздраженье, но первое впечатление остаётся навсегда,
Оно не уходит никуда, перед ним ледяная гора из пакового столетнего льда!
На ней покров забвенья, трудно передать его значенье с помощью избитых фраз,
Повторенных даже несколько раз! О, ужас! Из последних сил тужусь,
Боюсь стужу лютую, будто душевную смуту до огромных пределов раздутую!
К благородству стремлюсь, но этот прекрасный и скользкий путь исчезнет через пару минут,
Тоска беспробудная, голосистая и непослушная, но наглая и ушла, истощенно вопит,
Что стремится со всеми дружить! Тихий разговор дал бы мыслям простор, крик, шум и там
Вредит и мыслям и словам, жизнь выносит собственный вердикт, о чём жизненный опыт говорит!
Грех глаза не застит, но сообщит всей округе, что наши судьи пребывают в блуде!
То ли ещё будет, когда их без суда и следствия во время простуды, о ужас,
Ткнут лицом в пятый угол, он кругозор людей сузил, а от черни простодушной
Власть требует быть честной и послушной! Как дело мне, как живут люди в чужой стороне?
Рассудка злые рассуждения требуют всеобщего осуждения, но в почве бесплодной,
Безводной и холодной на окраинах безлюдной земли люди себе тёплую обитель нашли,
Они долго шли, головы, вперёд наклоняя, силы роняя, себя в мирской суете упрекая,
Продолжали на бога роптать, когда мечта начинала увядать, её нельзя предать забвению,
Без неё не будет вдохновения и нового мироощущения, что божье творение – человек
Способен перебороть собственный грех! В отличие от всех, кто ниже ростом,
Альтруист  решал эти вопросы быстро и просто, шёл в сторону заброшенного погоста,
Смотрел вверх, представлял перед собою смерть, чётко описывал собственный портрет,
Немного осмелел, утихомирив гнев, выпускал в небо двух белокрылых голубей,
Они взмывали ввысь, выше высоких двускатных крыш, будто ангельские души,
На вид строптивы и хороши, их покой нельзя нарушить, боль внутри груди иссушит плоть,
Быть может, Господь начнёт крушить общепринятый и устоявшийся быт, быть может, нет?
У меня на сердце грусть, читаю господние молитвы наизусть прежде, чем продолжить путь
В безвестные края, где сила благодатная была всевозможных благ полна! О времена! О нравы!
Боже правый. Ты битый час пытаешься исправить нас, всему – своё время, всему – свой час!
Так пишет Экклезиаст, бог всем по заслугам воздаст, возвысит или забвению предаст,
Жить грешно не запретишь, глаз радует тишь, а жизнь никогда не теряет смысл,
И даже если ты слышишь крик: «Поберегись!», не уходишь в гущу лесной дубравы,
Где живут местные костоправы, взгляд усталый во всём ищет смысл здравый! 
В дубраве зелёной в воде студёной в зной полуденный решил ты сбежать от скверны,
Принял облик смиренный и согбенный грехами взмыл над облаками, дабы
Скрыть свои следы вдали от рока и судьбы! Внизу раскинулись белоснежные шатры,
Там внутри нежатся в тепле и в тени знатные пастыри родом из Мокши, они стенают и ропщут,
Проведения ждут, одной надеждой живут, и слёзы ручьями никогда не льют! На шее хомут,
За ним спрятан крест, в нём былинная сила есть, он стоит за свободу, совесть и честь,
Ему покорны жители окрест, они сюда пришли из дальних мест, бежали по песку,
Ловили стрелы на скаку, переплывали Москву-реку, едва не упали спьяну в Оку,
Зноем палимы, шли длинной шеренгой пилигримы, что же надобно простому труженику?
Отмести шелуху и дать свободу уму, он готов быть терпимым к разврату и к женитьбе по расчёту,
К былому нет возврата, людское стадо готово работать за нищенскую зарплату, предавшись мату,
Не уступать ни йоты, приблизившись к расчёту за проделанную работу! Этот край и дик и злобен,
Он – преисподней подобен, здесь слова летят между утёсистых громад,
Водопад из непривычных фраз  трощил эти утёсы не раз, истина на небесах,
Огонь святости в душе со временем угас! Была бы кровать и матрас,
И можно входить наугад в тот чудотворный палац, где громогласный бас
Продолжает звучать даже в прискорбный час! Никто с ним спорить не готов,
Только окрик грозовых облаков способен дать бой толпе местных мужиков,
Чей отчий кров – под старой ольхой, там может прилечь любой, слившись с толпой
В едином порыве, если нет личной инициативы, тогда любви порывы оставят вас,
И не осуществится заветная, с виду неприметная половая связь! Значит, эта басня
Писана не для вас, людьми движет страсть, только стих священный говорит о любви откровенно,
Ему трудно замолчать, легче сбежать в предрассветный час, но бежать - то некуда,
Везде гнус и мошкара, здесь злобна Мокша  в кармане без гроша, живёт не спеша,
Ей никто не может помешать: любить и убивать, чтобы вровень с господами встать!
Старик что-то пилигриму, проходившему мимо, тихо говорит, у того прискорбный вид,
Он давно уже не грешит, во рту горчит, он то дремлет, то молчит, не мычит и не телится,
Ему самому не верится, что нужное слово на языке вертится, но не желает долу упасть,
Насладившись творчеством всласть! Тоска изгнанья прошла через нелёгкие испытанья,
Исчерпаны слова  негодования, ветер их унёс следом за собой, жизнь идёт своей чередой,
Нет прежних вдохновений, нет слов для горьких сожалений и обманутых надежд,
В памяти остались поступки грешников и невежд! В наш просветлённый век
Каждый человек готов произнести речь живую, прославляя жизнь иную,
Лично я всуе бытия присаживаюсь вблизи полыхающего костра,
Огонь для меня, как чаша полная вина среди белого дня!
За спиной сожжённая стерня, немного погодя, когда зла прикроет темнота перед сном, 
Холодный пот выступит на челе моём, странная дума объемлет, а потом тихо дремлет,
Не вникая в суть жития, мимо пролетает жизнь моя, шумит, не умолкая, дорога полевая!
Жизнь земная не приемлет будничную драму, борюсь с ленью, как боксёр с собственной тенью,
Она без зазрения совести приближает к паперти слова любви, сказанные в момент радости,
Набравшись наглости, пытается  вновь в тень уйти, её поступки обречены на забвение,
Любое прегрешение не просит у совести прощения! Ампутация памяти, крест, зажатый в горсти,
Всё смешалось на многотрудном пути, мимо не проехать, мимо не пройти,
Не суди и не судимым будешь, ты не шутишь? Шутки в сторону,
Уж лучше разделим грехи поровну, попаримся по-чёрному,
Забросив на верхнюю полку тлен и суету! Проснувшись ближе к утру,
Сбросим шагреневую шкуру, изменим натуру, попытаемся глубоко вздохнуть,
Усмирив собственный дух! Уходит время разрух, мимо пролетает небесный звук,
Неужто всем нам каюк? Спасительный круг вываливается из немощных рук,
Лопается молния в области брюк, голова повернута строго на юг, 
Взгляд упирается в огромный бордюр, молчание белой степи,
Грохочущие цепи в груди, а впереди вновь не видно ни зги!
От последних слов в сумрачную тень забилась последняя любовь!
Слышен скрип каменных жерновов, страна господ, страна рабов сама себе пускает кровь!

г. Ржищев
28 декабря 2021г.
19: 35