Жизнь-подвиг Бориса Киссина

 На фотографии Борис Киссин с женой Матреной и дочерью


1. Коммуна молодёжи

Большевики, осуществившие в октябре 1917 года революцию, ориентировались на построение в России коммунистического общества и искали практические формы организации такого общества. Первую школу-коммуну организовал в 1918 году в своём родном селе Литвиновичи Рогачёвского уезда Гомельской губернии сподвижник В.И. Ленина член коллегии Наркомпроса РСФСР Пантелеймон Николаевич Лепешинский (1868-1944). В большом селе при школе, отделившись от ранее существовавшей школы, был создан интернат, в котором и разместилась школа-коммуна. События гражданской войны и германской оккупации вынудили в 1919 году эвакуировать её в Москву.

Московскую опытно-показательную школу-коммуны Наркомпроса (МОПШК)
пополнили городские школьники, Педагогический коллектив в 1920-1931 гг. во главе с видным советским педагогом Моисеем Михайловичем Пистраком (1888 - 1940) был собран Н.К. Крупской. Дети и педагоги жили в здании школы. В 1920-е гг. МОПШК стала своеобразным полигоном для педагогических экспериментов по созданию новой советской школы. В архивах сохранилось большое количество материалов о деятельности МОПШК.

В 1986-87 гг. был снят белорусский 2-серийный художественный фильм «Нетерпение души» о создании Лепешинским школы-коммуны (режиссёр Валерий Пономарёв, с участием Вячеслава Тихонова в роли Лепешинского, Владимира Конкина, Владимира Носика и других известных актёров).

2. Старший коммунар Коммуны молодёжи

В 1925 г. 10 выпускников МОПШК объединились в Первую московскую коммуну молодёжи. В их числе оказался Борис Киссин, которого коммунары неоднократно выбирали старшим коммунаром – главой самоуправления коммуны. Согласно неопубликованным воспоминаниям нашей родственницы Веры Николаевны Максимовой, которая жила в коммуне, Борис Киссин учился на химико-технологическом факультете Московского института народнохозяйственного учёта им. Плеханова – ныне  Московский государственный университет экономики, статистики и информатики (МЭСИ).

Зимой 1927-28 гг. происходила реорганизация химико-технологического факультета, и Киссину вместе с другими студентами пришлось участвовать в переноске огромных тяжёлых столов, на которых производятся опыты в химических лабораториях. Когда я читаю об этом, меня охватывает ужас: я всю жизнь работал за такими столами и хорошо знаю, что они неподъёмны. Как можно было поручать студентам вручную их перетаскивать?!

Борис повредил позвоночник и тяжело заболел: у него развился костный туберкулёз, и его надолго положили в Туберкулёзный институт, где его аккуратно посещали коммунары. А он… организовал там «палатный университет»: больные, обладающие определёнными знаниями, читали лекции для больных, нуждающихся в учёбе. Всем им, и лекторам, и слушателям, больше всего нужно было сознание занятости полезным делом, чтобы не впасть в уныние за время многомесячной почти полной неподвижности. Борис мужественно выдержал свою длительную госпитализацию и помог многим другим. Весною 1930 г. его выписали из больницы, но он вынужден был непрерывно находиться в гипсовом корсете и по преимуществу лежать. При этом было высказано пожелание, чтобы лежал он не в Москве, а на свежем воздухе.

Помогла Соня, сестра Лазаря Бранда, мужа Веры Максимовой, которая снимала дачу в Малаховке. Её семья помещалась в двух комнатках с терраской на первом этаже, и коммуна смогла по доступной цене снять мезонин над ними, где были одна комната и балкон. В комнате поместилось семейство Лазаря и Веры с маленькой дочкой Майей, а Борис жил на балконе. Для лежания ему приобрели длинный дощатый ящик, в каких тогда перевозили яйца. Поверх этого ящика положили жёсткий тюфяк без подушки. Получилось жёсткое плоское лечебное ложе.

Поскольку на попечении Веры был и Борис, который нуждался в постоянном уходе, коммуна отрядила им в помощь «мамку» Акулину, уже несколько лет занимавшуюся ведением хозяйства коммуны.

Вспоминает В.Н. Максимова: «Борис Киссин, признанный лидер коммуны, даже после лета, проведённого на даче в Малаховке, оставался нездоровым. Осенью он попробовал возобновить учёбу, прерванную из-за болезни. Однако пришлось снова полежать в больнице. Выписавшись, он попробовал работать, но это оказалось слишком трудным. Врачи решили, что жить в московских условиях ему противопоказано, и встал вопрос о переселении в деревню».

Матрёна Сидорова

Вспоминает Вера Максимова:
«Больше всего внимания и забот Борис получал от Матрёны Сидоровой, которая была ему преданным другом.

Борис по поручению Хамовнического РК комсомола был прикреплён к ячейке Протезного института и много лет там работал. Из этого института в коммуну пришла Мотя Сидорова, работавшая там санитаркой. Она была года на три-четыре старше основной массы коммунаров, была уже членом партии, а главное, это был человек большой души, неизменно доброжелательный к людям, умевший смягчать неизбежные бытовые шероховатости, возникавшие при совместной жизни. Коммунары охотно стали с нею заниматься, так как поставили целью подготовить её к поступлению на рабфак. Это и было сделано — она была зачислена на Рабфак им. Бухарина, но химическая специализация всё же оказалась для неё непосильной. Тут не было ничьей вины: ребята ей помогали от всей души, а она училась с полной добросовестностью и отдачей, на какие только была способна.

Её приход в коммуну многое дал всему коллективу — вокруг Моти всегда была атмосфера сердечности и доброты, и каждый из коммунаров многому у неё научился, хотя сама она (что греха таить) так и не научилась грамотно писать».

Село Соседка Пензенской области

«Решился он поехать на родину нашей коммунарской «мамки» Акулины в село Соседку Пензенской области, где она помогла ему устроиться с жильем. Уехал он (не помню точно) в 32-м или 33-м году, а следом за ним уехала и Мотя, не мыслившая себе оставить его где-то одного, больного, без своих забот. Мы в коммуне чувствовали, что она глубоко и серьёзно любит Бориса, но для всех было очевидно не менее глубокое несоответствие уровней этих двух людей. Борис был эрудитом, начитанным и тонким интеллигентом, а Моте любая наука, даже школьная, давалась с невероятным трудом, в ВУЗе ей вообще оказалось учиться не по силам, даже при широко организованной помощи коммунаров. Все мы знали, что у Моти золотое сердце, она была для нас эталоном человеческой доброты и во многих вопросах жизни, где большинство из нас пробовало идти от ума, от теории, она шла от человечности и добра. Это мы все в ней высоко ценили».

«Всем нам, а уж ей-то тем более было хорошо известно, что в Москве осталась Нора — неспетая песня Бориса. Они вместе учились в институте, а когда он заболел, она ещё ходила и навещала его в больнице, но в деревню он собрался уже один. Что бы он там делал без Моти, не привыкший к условиям деревенской жизни, для нее столь знакомой и близкой?! Мотя и Нора отличались друг от друга точно так же, как отличаются их имена... Матрена и Элеонора». «Оказавшись вдвоём в Соседке, Борис и Мотя поженились. Именно её заботами Борис выздоравливал».
Село Соседка основано на землях генерала Льва Александровича Нарышкина в первой половине XIX века в составе Моршанского уезда Тамбовской губернии. Впервые упоминается в документе 1853 года как деревня при реке Шушле, где имелся кирпичный завод. По преданию, первопоселенцы вышли из соседнего села Нарышкино, где была контора управляющего имением, отсюда название Соседка (деревня-соседка). С 1928 г.– районный центр Соседского района Центрально-Черноземной области,  в составе Пензенской области – с 1939 года. В 1934 году – центральная усадьба колхоза «Красный Колос». В 1936 году открылась неполная средняя школа. Согласно официальным данным, в Соседке в 1934 году проживало 767 жителей, в 1939-м – 547.
Мы не знаем, как лечили Бориса Киссина от костного туберкулёза, да ещё в условиях Соседки. Не знаем, как ему удалось уберечь от этой заразной болезни жену и детей, и удалось ли. Ясно одно: Борис не сдался, превозмог болезнь и вернулся к активной жизни, что не может быть расценено иначе, как подвиг. Он начал работать в районной газете, затем стал её редактором. При этом сначала он в гипсовом корсете разъезжал на велосипеде по району, собирая материалы для газеты, а затем начал жить без корсета.

Вспоминает Вера Максимова:
«В довоенные годы Борис, приезжая в Москву, не раз останавливался у нас на Воротниковском. Особенно во второй половине тридцатых годов. С Мотей и до войны, и в послевоенные годы была почти регулярная переписка».
Больной, не военнообязанный Борис Киссин не подлежал призыву в армию, но в 1941-м он пошёл на фронт добровольцем.

Читайте вторую часть публикации о героической судьбе Бориса Киссина:
Памяти Бориса Киссина