Глава XX IV. Труворово городище

На пленэр ездили в Псков. Новгород, только проездом. Пару дней. Не впечатлил так, как построенный полностью из плитняка Плесков, как знали теперь, под таким названием впервые упоминался в летописях не лицемерно выглядел древнее.
Жили в общежитии местного архитектурно-строительного техникума. Очень ревновал Ингу. Любой случайный взгляд, фраза, движение головы, всё вызывало у Паши подозрения. Нет, конечно же не потому, что давала повод. Скорее то чувство, что имелось в нём по отношению к Инге было слишком велико.
С детства не мог объяснить себе, почему некоторые фотографии влияют на него так сильно. В 1944-ом из квартиры у них осталось всего пара комнат, где было много фотографий в рамках, в большом количестве изъятых из старых альбомов. Плотно заполняли собой давно окрашенные, местами потрескавшиеся стены, которые были на удивление без обоев, в отличие от остальных комнат коммуналки, неоднократно оклеенных ими жильцами многослойно. Рамки с фото стояли на комоде, крышке рояля и консоли.
Но, некоторые из них не оставляли его не только равнодушным, какая-то грусть, граничащая с потерянностью возможности что-то изменить, и на фоне этого с желанием вернуть то время, что было там запечатлено, накрывала с головой. В такие минуты, сдерживал слезу.
 Вот два голых карапуза в одном оцинкованном корытце, обнявшись, смотрят на него из далёкого, давно забытого времени. Где они? Кем ему приходятся? Живы ли? Может ли он помочь им в понимании будущего, что так беспощадно коснулось всех в этой стране после 1917 года. И, даже те, кто успел покинуть её, возможно не в меньшей степени ощутили тот ужас, повлёкший за собой передел мира, вызванный развалом одной из самых крупных его стран.
Неужели не может помочь этим детям. Как бы хотелось узнать об их судьбе. Спрашивал у бабушки:
- Кто они?
- Это твоя бабушка Елизавета со своим братом Алексом. Совсем ещё малыши.
- Где же они сейчас?
- Двоюродного дедушку убили. Я тебе рассказывала. А бабушка похоронена в Кексгольме, рядом с твоим родным дедушкой.
- А, вот это ты мама, да? – показал на скромную девочку в летнем платьице, стоящую под зонтиком, скрывающем её от яркого солнца, на берегу моря.
- Нет. Это бабушка на даче у наших друзей, под Санкт - Петербургом. Кажется, на Лисьем носе. Там была у Владимировых.
Как могли сохраниться все эти фотографии после четырежды смененной власти в городе, уму не постижимо. Может причина в том, что они не выносились из дома. Ведь, как только предмет в этой стране попадает на улицу, становится ничьим, только оставь его на минуту без присмотра. Такова реальность. Вспоминал, рассказывала ему мама о брошенных 29 августа 1941 года на железнодорожных путях северного порта горах мебели и всевозможной домашней утвари.
Чиновники - высший состав РККА, дорвавшиеся до лёгкой добычи, пытались вывезти её из оставляемого города. Нет, всё же не было такого в 39-ом, когда вся эвакуация происходила без паники, по плану, и уж точно никто из финских чиновников даже и не думал, чтоб спасти нажитое за годы барахло. Наверно потому, что для них, это прежде всего было заслуженное, заработанное, а не украденное, доставшееся по случаю.
Уже в начальных классах, основываясь на своих воспоминаниях, начинал понимать; жизнь в их городе прежде сильно отличалась от проходящей в остальной стране. Об этом говорили сами дома, старые, плохо отремонтированные, с трещинами на фасадах, кое-где вообще с отсутствующими крышами. Но, если освобождение города требовало таких масштабных разрушений, значит защищавшие его, не так-то просто хотели отдавать врагам.
Помнил развалины кафедрального собора, что застал в самом детстве, когда ходил гулять в парк с мамой.
- А, почему его не чинят? – возмутился тогда.
- Он никому не нужен.
- Разве такое может быть? – почувствовал недосказанность  в маминых словах.
- В этой стране отказались от Бога. Впрочем, где-то он ещё есть, но, как правило это православные храмы. Лютеране же все покинули местные земли. Впрочем, если, кто-то и остался, вынужден скрывать свою веру.
- Кто такие Лютеране?
- Последователи Лютера. Их много в северной Германии, Дании, Швеции, Финляндии и Норвегии, даже чуть-чуть в Польше. Можно сказать - вид северного христианства.
- Почему же их больше нет здесь? Потому, что храм их разрушен?
- Да, - улыбнулась мама. Была рада тому, что сын сам нашёл возможный вариант ответа.
Дедушку с бабушкой Паша застал. Они были не очень старыми, когда родился внук. Плохо помнил. Но, отрывками в его голове остался тот день, когда погибла бабушка и смертельно был ранен дедушка. Мама не говорила, об этом, как ни просил.
Твой дедушка ещё в 18-ом усиленно учил финский, рассказывала мама. Пытался работать в гимназии. Хоть в основном были русскоязычные дети, все говорили по-фински. Называть себя Русским в получившей независимость от России Финляндии становилось смертельно опасно. Думал устроиться чиновником. Но, не имел связей.
Нужно было пережить, как-то эти страшные первые годы становления независимости в стране. Знал; придёт время, когда всё забудется. Ведь самым основным доказательством тому были размеры Финляндии. Население маленьких государств забывчиво, хоть и не миролюбиво. Плохая память даёт возможность мирного сосуществования. Но, всё зло, оставаясь на генетическом уровне внутри людей, легко находит себе выход, если за это берётся грамотный политик.
После того, как Выборг стал советским не водила его мама в храм. Боялась, не желая искушать судьбу. Приграничный город, часто менявший своих жителей, в последний раз, казалось унесших вместе с собой и Бога. Но, только один, пусть и самый главный городской собор был уничтожен. Остальные пустовали в надежде на лучшие времена.
Здесь же, на Псковщине церквей было великое множество. Пусть многие из них стояли в руинах, но, видел, Бог ещё сохранялся в душах местных жителей. Не так страшно в этих краях было иметь Его внутри себя. Власть закрывала на то глаза. Не выделяя денег на реставрацию, всё же используя руины для туризма. И, если бы не реставраторы, что, как ни странно не только присутствовали в СССР, но, ещё и с умением, пониманием дела пытались под любыми предлогами восстановить максимально больше.
Всё детство и юность, проведя в Выборге, бывал только в Ленинграде, Кексгольме и Высоцке. Разительно отличалась архитектура Псковской земли от родных ему мест. Но не исключал возможности, сможет жить в этих местах, несмотря на отсутствие моря.
Но его вполне могло заменить Чудское озеро.

Поехали с Ингой в Гдов.
Инициатором поездки был он. Отбившись от группы, всего одним днём, на автобусе уехали посмотреть Чудское озеро, но решили выбрать для этого город, что был бы на его берегу. Хоть и не совсем у кромки воды, но единственный, оказавшийся на карте вдоль левого, расположенного на территории СССР берега, оказался Гдов. Древний русский город. По преданиям в честь княгини Ольги, что жила в нём, был назван Вдов, впоследствии, как и многие русские города слегка подправлен в своём названии, переродившись в Гдов.
Долго бродили по его улицам с одноэтажной застройкой. Изредка попадались двухэтажные здания. Шоссе проходило через его центр. Выйдя на остановке не могли решить, с какой именно стороны находится крепость. Решили идти в сторону озера.
Оказалось, что до него не близко. Через пятнадцать минут одноэтажная застройка кончилась и перед глазами открылось поле с небольшими подлесками, за которым открывалась бесконечная гладь Чудского озера.
- Прямо, как море, - расстроившись было от того, что не ощущался дух курортного, черноморского города, обрадовалась Инга.
- Похоже берег песчаный. Получше чем в Крыму, - видя цель, тянул за собой Ингу, что есть сил.
Не сопротивлялась. Только не могла поспевать за ним, будучи в кедах, старалась не замочить ноги об ещё мокрую от утренней росы, несмотря на яркое солнце высокую траву.
Раздевался на ходу, бежал к воде оставив Ингу одну. Долго решалась – стоит ли купаться в набегающей словно на море волне. Ветер развевал её волосы.
- Здесь очень мелко! – уже в ста пятидесяти метрах от берега кричал всё же решившейся снять платье Инге.
На широкой песчаной полоске, несмотря на близость города, никого не наблюдалось. Инга надевала купальник.
Ждал её, зайдя в воду по самые плечи. Гладкое песчаное дно было приятно для ног. Волны грозились накрыть с головой. Но слегка подпрыгивал на них, будто карбас, качаясь на воде.
- Здесь лучше, чем на юге, - подплыв к нему, так, как была ниже ростом, и не доставала ногами дна, призналась Инга.
- Ещё бы. Никого нет и берег с минимальным уклоном.
Вдоволь накупавшись, набрав озёрных ракушек, собирались в крепость.
Теперь знали почти наверняка –  для защиты устья от врага город был построен на реке Гдовке, возможно прежде в том месте впадавшей в отступившее с веками озеро.
Дальше от берега деревьев становилось больше. И подходя к центру горда они уже закрывали собой чаще встречающиеся двухэтажные дома. Но, много пустырей, будто город был очень молод и только застраивался. И если бы не часто попадающиеся фундаменты от деревянных строений, или руины кирпичных зданий, можно было легко поверить в молодость данного поселения.
- Наверно всё это новая застройка, - предположил Павел.
- Но, отчего тогда так много пустырей и руин?
- Это очень странно. Наверно последствия войны.
- Почему же в других городах многое восстановлено?
Ничего не ответил Инге. Просто, что есть сил тянул её в сторону крепости. Знал, должна быть по другую сторону Гдовки, за шоссе, разделяющим город, как и река надвое.
Но таких знакомых для этих мест, сложенных из плитняка стен, нигде не было видно. Более того, ни одной церкви так же не наблюдалось на пути их следования.
- Мужчина, подождите! – кричал, догоняя единственного, встретившегося на их пути горожанина с авоськой, после того, как по деревянному мосту перешли речку. Из авоськи торчала бутылка кефира, хлеб и сосиски. За ним бежала дворняжка, принюхиваясь к приобретённым в магазине продуктам.
Но, тот не слышал. Маленькими, быстрыми шажками шёл в сторону небольшого подлеска, казавшегося подозрительным в центре города.
Среагировав на крик, собака, испугавшись, поджав хвост, чуть приотстала.
- Скажите пожалуйста, где крепость, - догнал его Павел.
- Крепость!? Какая крепость? – искренне удивился гдовец, пригрозив собаке кулаком.
- Городская, - подоспела Инга.
- А! Руины! Вам туда, - догадался мужчина, указывая рукой в сторону подлеска.
- Шанька! Пошла вон сучка! Наглая рожа! – замахнулся на собаку свободной рукой. Затем, задумавшись, достал из кармана папиросы. Вытащив одну продул, смял мундштук, закурил.
И вправду, теперь заметил; из-за деревьев местами проглядывали участки развалившейся наполовину городской стены.
- Я же говорил, крепость где-то здесь, - тянул за собой Ингу Павел.
Пройдя вдоль стен, вскоре оказались внутри. Кое-где росли деревья. Виднелись холмики от развалин, каких-то строений. Судя по их состоянию можно было утверждать – не так уж и давно на этом месте стояли здания.
На одной из скамеек, находящейся на нелепо выглядящей в центре уничтоженного города заасфальтированной площадке с неработающим фонтаном, играли в шашки двое мужчин. За игрой наблюдали ещё трое.
Заметив их, все на какое-то время отвлеклись от игры, по лицам пробежала волна сомнения. Обменявшись несколькими фразами, на чём-то остановились. Отделившись от остальных пошёл в их сторону небольшого роста мужчина, лет сорока.
- Впервые у нас в городе? – не смотря им в глаза, но по дороге тщательно разглядев, поинтересовался он.
- Да. Но, мы думали, у вас тут многое осталось.
- Многое, - обидевшись, но не показывая вида, ответил Инге. Затем, будто, вспомнив заученный текст, добавил: - Одних только казематов осталось метров девятьсот.
- Казематов?
- Хотите покажу, - без интонации вопроса, уже увлекая за собой ответил Паше мужчина.
Уловил яркий запах перегара, замешанного явно на самогонных парах или ещё какой бормотухе неизвестного происхождения.
Вскоре сами и не заметили, как карабкались на развалины стен, кое-где поднимающиеся из руин. Даже прошли под чудом сохранившейся аркой, где ненадолго остановившись, мужчина указал на пролом в стене:
- Вот здесь. Очень длинные ходы. Не советую залезать. В том году Витька пропал. Несколько часов искали. Слава богу нашли. Вывели.
- А, что же за развалины то в крепости? – теперь наблюдал за мужчиной Павел. Его лицо показалось ему сильно пропитым. Будто увлекался этим видом «спорта» не один год.
- Это советские войска всё разбомбили при штурме. Тяжелейшие бои прошли здесь. Вон тут был храм, и правее тоже. Теперь не осталось ничего. Шестнадцатого века, - со значимостью добавил он. И Паша тут же понял; хоть и не знает многого, не первый раз проводит тот экскурсию.
Уже шёл впереди, слегка прихрамывая, оборачиваясь время от времени для того, чтобы что-то дополнить на ходу. И от этого казалось будто убегает от них.
- Вот на этом дереве вешали партизан, - остановился у старого дуба.
- Странно, как-то всё это. Ни одного здания не сохранилось, а дерево цело. И растёт себе. Вон, какое высокое.
- Да женщина. Вон, там, видите крюк металлический. …  Ага. …  И ещё правее второй. … Да. Этот. … Вот там и вешали.
Уже вёл дальше импровизированную экскурсию хромой мужчина. Наверно во время войны был лет одиннадцати, подумал Павел.
Сами не заметили, как выйдя из ворот, оказались у моста через Гдовку.
- Вот, пожалуй, на этом и всё, - остановился хромой в сторонке, не подходя к ним, чуть отстав.
- Надо, дать денежку, - шепнула на ухо Инга.
Павел достал из кармана мелочь. Набрав почти рубль, протянул экскурсоводу.
- Благодарствую, - ответил тот, тут же смиренно удалившись.
Тяжёлое впечатление произвёл на них город.
Ожидая автобус на остановке, после долгой, в несколько минут паузы, первым коснулся темы:
- У них тут ничего нет. Всё разрушено.
- Но что-то вновь отстроили, - тут же откликнулась Инга.
- Да. Но люди-то не восстановились. Смотри как пустынно на улицах, будто и нет никого.
- Такие красивые места, а город не растёт.
Возвращались в Псков. Кое-где в окне мелькало Чудское озеро. Тишь и спокойствие его водной глади казались из окна автобуса раем земным. Те волны, что нагнетал на нём ветер были неразличимы с такого расстояния. Сегодня он с Ингой был на самом берегу, и даже входили в его воды.
- Города должны уметь делится с путешественниками своими тайнами. Оставаясь в их душах навсегда, превращаясь тем самым в воспоминания из которых, и состоит человек. Иногда они могут быть грустными, - сказал Павел.

- Паша, завтра группой едем в Изборск, но жить будем в Труворовом городище. Какое нерусское название. Не знаешь почему?
- Да. Это совсем рядом от Изборска, как я слышал. Там Труворов крест. Считается - это был его город, в котором и нашёл свою смерть, через год после того, как пришёл вместе с Рюриком и Синеусом править на Русь.
- Но, придётся жить в палатках, вместе с археологами.
- Это ж ещё лучше, чем в аудиториях техникума, - смотрел на неё жадными глазами. С самого Ленинграда ещё не были вместе наедине.
Думал раньше, что же сближает двух разных людей. Не помнил своего отца. Но, знал из рассказов мамы, его убили при взятии Выборга частями финской армии в 1941 году. Хоть и не было повода не доверять ей в этом, всё же, где-то в глубине души допускал возможность считать отца живым.
- Кто был мой отец? – запомнил, как однажды задал этот вопрос матери, когда ему шёл шестой год.
Население города после 44 - го полностью сменилось, впрочем, это было не ново для Выборга, принадлежавшего за всю свою историю трём разным государствам. А одному из них даже в двух политических ипостасях. Причём та, последняя, социалистическая нисколько не способствовала его развитию. Впрочем, благодаря этому возможно и любил свой город, так уверенно остававшийся будто законсервированным во времени вместе со всеми своими развалинами.
Сам, только начинавший понимать язык, на котором ему предстояло говорить, не мог ещё задумываться, его ли это родной, или навязанный захватчиками, что теперь были согражданами в многонациональном союзе различных республик.
Иногда мама рассказывала, как жили раньше. Даже пыталась учить французскому, но, всё безрезультатно. Не нужен он был в этой обновлённой стране, где только волей случая могли оставаться те, кто воспитывался и рос при другом политическом строе.
- Он был свободным человеком, - запомнил ответ матери. Но, его не удовлетворил. Требовалось большего. Хоть и ходил в детский сад, уже понимал; каждый человек должен иметь какую-то профессию. Поэтому не желал довольствоваться этим, продолжая расспрос:
- Кем он работал?
- Был военным. Моряком. Его корабль потопили.
- Кто?
- Разве это имеет, какое-то значение?
- Имеет, имеет! – даже притопнул ножкой в знак того, что недоволен недосказанностью.
- Хорошо, хорошо. Когда ты подрастёшь, я тебе обязательно расскажу о твоём отце.
И, как бы ни упрашивал, какие бы аргументы ни употреблял в своих просьбах, ничто не могло поколебать упрямство матери. Теперь-то понимал, почему она была так непробиваема. Но, тогда страдал каждый раз, когда дети хвастались своими отцами, рассказывая о них, а он не мог ничем поделиться о своём, кроме хорошо продуманной материнской фразы: - Был военным моряком. Его корабль потопили.

Сойдя с автобуса, оказались в Изборске. Развалины древнего города были не такими, как в Выборге. Гранитных валунов встречалось гораздо меньше, и шли только в основания стен и храмов. Но, на удивление долго сохранялась кладка из плитняка, что был гораздо мягче гранита. Это и саму архитектуру делало менее суровой. Да и удалённость от моря так же влияла на микроклимат, в котором зарождалась российская государственность.
Разбрелись по крепости, выбирая ракурсы для рисования. В работе пролетел весь день.
Вениамин Игнатьевич, преподаватель живописи из академии, дождавшись пока после целого дня, уделённого пленэру группа соберётся у ворот крепости, как было оговорено утром, взяв свой рюкзак и этюдник, сказал:
- Ну, вперёд, - и пошёл, показывая дорогу.
Он был большого роста и напоминал актёра Черкасова. Не хватало только доспехов и шлема. Этюдник же выглядел на его плечах подобно щиту, которым закрывался от мечей тевтонцев, продвигаясь к цели. Небольшая деревенька из бедных домишек, быстро закончилась, и оказались на поле перед кладбищем.
- Где-то здесь, - сказал Венимамин Игнатьевич, продолжив путь в сторону кладбищенских ворот.
И, действительно, пройдя небольшой сельский погост, оказались у высокого земляного вала, справа от которого стоял большой каменный крест, рядом валялся на земле не на много меньший, но поломанный у основания.
- Это и есть могила Трувора.
 Отстав слегка от остальных, долго разглядывали открывшийся их взору вид, на Городищенское озеро, и холмы за ним, тянущиеся до самого горизонта.
Павел почувствовал энергетику этого места. Казалось, давно, ещё в те времена, когда были живы все трое Варяжских князей, люди были совершенно другими и жили спокойно, не задумываясь о завтрашнем дне. В случае войн объединялись. Даже, если погибали в сражениях, не боялись этого. Ибо всё было намного проще. Отсутствовали искушения в том мире, что увы, так сильно отличался от современного.
- Мне кажется, нам надо оформить отношения, - нерешительно предложил Паша.
- Тебе кажется, или ты действительно так считаешь? Я ведь, как женщина так же имею право сомневаться.
- Считаю, - переминался с ноги на ногу Паша.
- Ну, где же твоя решительность?