В рабстве у Пигмалиона глава 2

                Глава 2. Чудо-паровозик
Едва Лиля появилась на работе  в первый день после выхода из отпуска, как начальница велела ей к ней зайти.
-  Лиля, мне нужно с тобой серьёзно поговорить! – строго и лаконично, как и она сама, объявила София Борисовна.
Обычно слова «мне нужно с тобой серьёзно поговорить» вызывают неприятные ощущения у всех людей. А особенно их боялась Лиля,  достижения которой всеми воспринимались как само собой разумеющееся, а промахи строго наказывались.
- Здравствуйте, София Борисовна. Можно войти? – робко спросила Лиля, осторожно прикрывая за собой дверь директорского кабинета.
- Входи, разумеется, - с королевской холодной вежливостью позволила шефиня. – Садись, - велела она Лиле. А сама встала - чтобы удобнее было отчитывать провинившуюся подчинённую.
- Ты наверняка уже сама догадываешься, Лиля, что ты не соответствуешь занимаемой должности, - София Борисовна начала жёстко, без всякой прелюдии.
- Но я же стараюсь! – возразила Лиля.  – Я английский хорошо знаю, и внимательно свою работу выполняю!
- Старание и труд всё перетрут! – ехидно передразнила шефиня. – Этого недостаточно! Переводчик наравне с секретарём является лицом компании. Лицом, потому что его видят посетители в первую очередь! – София Борисовна многозначительно потрясла в воздухе правой рукой. – А что собой представляешь ты? Ты по утрам умываешься, чистишь зубы, расчесываешься?
- Конечно! – чуть не всхлипнула Лиля. – Я умываюсь, расчесываюсь, чищу зубы даже тогда, когда мне не надо на работу. И даже прилично одеваюсь! Просто так. Это не блажь, а естествественная гигиена. Человек ведь обязан хорошо выглядеть!
    София Борисовна усмехнулась и положила на Лилино плечо свою руку с зажатым в ладони надушенным платочком.
- Это тебе кажется, что ты хорошо выглядишь. А ты посмотри на себя!
Она взяла девушку за плечи и подвела к большому зеркалу в чёрной раме. И приступила к воспитательному процессу с ещё большим рвением, чем доселе.
- Грязно-серый костюм в клетку…. Такое не носят уже пятьдесят лет! Ты сама себе одежду покупаешь?
Лиля виновато опустила глаза, стесняясь признаться, что в свои двадцать пять лет до сих пор покупает себе одежду непременно вместе с мамой. «Лучше выглядеть старомодной, чем распущенной», - постоянно твердили ей родители, хотя и безмерно любили её, ведь она была единственным и поздним ребёнком. Возможно, они стремились таким образом предостеречь дочь от грубых мужских притязаний. Это, конечно, благородное желание. Но в работе это мешало Лиле. Из-за такого «прикида» все считали её неумехой по жизни, презирали.
- Всё понятно, - махнула рукой София Борисовна. И энергично продолжила комментировать. – Брови надо временами пропалывать, а то они у тебя гуще, чем у Брежнева!  Угри и чёрные точки надо убирать регулярно! И дорогими скрабами. Фирменными, а не с блошиного рынка.
         Лиля почувствовала, что её лицо становится багровее, чем свёкла, а в глазах собрались градины.
- Ну чего ты сопли распустила! Быстро улыбнулась! – скомандовала начальница, сердито дёрнув её за рукав пиджака. Девушка улыбнулась сквозь  беззвучное рыдание. Но лучше бы она это не делала. Потому что орлиному взору начальницы сразу предстали её зубы-штакетник. – Да уж, брезгливо фыркнула София Борисовна. -  Да и улыбка у  тебя как будто после инсульта.  Да, ладно! Брось ты свои рыдания! Тебя не любят и тюкают ещё и за это. В современном мире сила признаёт только силу! А слабаков топят, как котят! Ещё великий Макиавелли говорил: «Если ты хочешь, чтобы к тебе относились по-королевски, то и преподноси себя, как король». Если тебя не научили этому дома, то хотя бы посмотри на меня. Посмотри на меня!
     София Борисовна гордо повернулась и подняла голову, желая продемонстрировать Лиле величественный профиль и безупречную осанку. Ухоженное лицо, искусный маникюр, мастерски выполненная и явно дорогостоящая высокая причёска. Стильный укороченный жакет с рукавами-кимоно, модный и женственный лонгслив, элегантная и строгая юбка-тюльпан. На полочке у зеркала лежала роскошная шляпка-таблетка с чёрной паутинкой-вуалью – своеобразная  визитная карточка аристократок. А уж какие манеры были у Софии Борисовны!  Безукоризенный столовый этикет, пунктуальность, по которой можно сверять часы, кнут и пряник в одном флаконе! И никогда, ни перед кем, эта женщина не лезла за словом в карман. На все случаи у неё была чётко оформленная правда-матка. Поистине королевский образ!
     Лиля перестала плакать, подняла голову и даже пыталась сдержанно улыбнуться. И  с благоговением произнесла:
- София Борисовна, я постараюсь стать такой же, как вы!....
- Постарайся, - улыбнулась София Борисовна. И тут же строго добавила, - Но в другом месте. Помнишь, Ииисус говорил, что не наливают новое вино в ветхие мехи? Это относится не только к Евангелию. Новую жизнь ни в коем случае нельзя начинать в старом коллективе. Только там, где тебя совсем не знают. Чтобы ты могла сразу проявить себя в лучшем свете и ничем не запятнаться. Это, кстати, еще один закон Макиавелли – ищи бреши в чужой репутации, а твоя собственная репутация должна быть безупречной.
 - Тогда можно я уволюсь уже сегодня и не буду отрабатывать положенные две недели? Сегодня ведь пятница. Пятницей я закончу старую жизнь, в понедельник начну новую. Постараюсь начать, - Лиля  сама не верила, что она это говорит, но говорила очень уверенно, будто кто-то свыше диктовал ей.
   - Ну разумеется, - щедро позволила София Борисовна. – Только доработай до конца дня. А то как-то не кошерно получается.
       В начале пятого Лиля снова вошла в кабинет директора, предварительно написав на листе заявление об увольнении по желанию. Директор без лишних слов подписала его. И даже подала Лиле список адресов с возможными вакансиями.
       Идти домой девушка, чувствуя себя зверем, выращенным в приюте и выпущенным в дикую природу, почему-то не спешила. Она позвонила родителям и сообщила, что придёт позже.
- Я не знаю, мам. Уже в начале пятого позвонили из управления и сказали, что едет проверка. «София Борисовна велела всем остаться и привести документацию в порядок», - сказала она. Сначала ей самой стыдно стало за свою ложь. Но потом она подумала, что так даже лучше – будет на кого свалить вину в случае родительского негодования. Ей не хотелось очернять Софию Борисовну – как ни крути, та была права во многом. А ещё… Не стоит, конечно, становится безмолвным мальчиком (девочкой) для битья для кого бы то ни было. Но бывают ситуации, когда лучше проглотить обиду, чтобы потом выстрелить пружиной. Да и просто из этики.
       Лиля направилась к своей подруге Любе, которая работала швеёй в ателье. Она подшивала платье на манекене.
- Привет зелёным человечкам! – весело крикнула Люба, заметив подругу издалека. Она так говорила, потому что была старше Лили на девять лет. Той вообще было проще общаться с теми, кто старше или младше, со сверстниками она общего языка не находила.
- Привет, Люба, - тихо ответила Лиля. – Я пришла к тебе с необычным вопросом. Только, чур, не выдавать!
- Могила! – отчеканила подруга и шутливо направила на себя схваченные со столика портняжные ножницы.
- Тогда – слушай…..-  подозрительно озираясь по сторонам, Лиля стала тихо нашёптывать лучшей подруге события сегодняшнего дня.
- Здорово, подруга! – воскликнула Люба, войдя в курс дела. И обняла Лилю за плечи. – Поздравляю!
   - Но как мне преподнести всё маме и папе?  - с сомнением спросила Лиля.
- Как-как! – передразнила Люба. – Преподнеси им легенду, которую сочинила. А листок с адресами объяснишь заступничеством доброй и мудрой Софии Борисовны.
     - Я что-то боюсь, Люба, что у меня не получится, -- тяжело вздохнула Лиля и вопросительно взглянула на подругу. Та обняла её и выдала тираду:
- Ты боишься не того, что у тебя получится. Ты боишься выйти из зоны комфорта и жить отдельно от родителей, потому что некоторые вакансии находятся не в нашем городе. Не дрейфь, подруга, ты не одинока! Я с тобой!
   - Что значит, ты со мной?  - удивилась Лиля.
- Потому что мы с Гошей тоже собираемся искать новую работу. Мне не сказали ещё прямым текстом, чтобы увольнялась. Но скоро этот момент настанет, - интригующе сообщила  Люба закончив шитьё.
- Отчего же?
- От того, что я, в отличие от тебя, не терплю унижений, а сразу ставлю на место капризных дамочек. И иногда – похотливых дяденек, - похвасталась Люба.
- А что, и такое бывает? – изумилась подруга.
- Ещё как бывает! Ателье предполагает переодевание, со своими подводными камнями, - Люба многозначительно выдвинула вперёд ладонь.
- А что случилось у Гоши? – поинтересовалась Лиля.
- А Гоша поднимается по эскалатору, движущемуся вниз, - картавым детским голосом сообщила Люба.
- В каком смысле?
- Пытается быть честным и человечным в  не совсем честном риэлтерском бизнесе в ситуациях, когда старичкам предлагают переписать квартиры на руководителей фирмы в обмен на пожизненное содержание с их стороны.
 - Понятно. Но, все же… Что мне сказать родителям?
- Скажи легенду и покажи адреса. Кстати, Лилька, дай я их сфотографирую, чтобы дома прозвонить. Потом мы вместе обсудим варианты. Затем мы с Гошей придем к тебе, чтобы задобрить твоих родителей. И упросить их отпустить тебя с нами, если подвернётся работа не в нашем городе, - деловито предложила Люба.
Лиля верила подруге больше, чем себе, потому безоговорочно согласилась.
     Однако сомнения и тревожные предчувствия не оставляли её.   Завидев возвращавшегося домой папу, она предпочла   спрятаться от него на детской площадке. Что было очень нелегко в частном секторе, где все люди до позднего вечера находятся во дворе.  Но сделала она это не только от стыда за свой провал на работе. Папа совсем не хуже мамы умел видеть душевные страдания, спрятанные за самой радужной улыбкой. Однако, выясняя причины, не останавливался на поверхностных отмазках. И без лишних слов вступался за слабого перед кем бы то ни было, особенно за любимую дочь перед досаждавшими ей сверстниками или коллегами. Очень важные качества настоящего мужчины. Но Лиля просила папу о  помощи крайне редко, боясь чувства вины перед теми, кто вынудил её обратиться к папе. Повышенное чувство вины – частый симптом у больных синдромом гадкого утёнка.
     Но сидение в детском домике не было лекарством от депрессии и решением сложной проблемы. К тому же осенние вечера рано становились тёмными и холодными.
    Набравшись храбрости, Лиля вошла в ограду. Но войти в дом сразу не решилась. Потопталась в раздумьях. Вышла из ограды. Хотя уже стемнело. А тёмными безлунными вечерами в частных дворах бывает не менее опасно, чем во дворах многоэтажек. За примером далеко ходить не надо. Их одинокий сорокалетний сосед Ринат давненько облизывался, глядя на Лилю, особенно когда бывал на голубом глазу. И сегодня как раз был такой день. Пьяный и что-то бормочущий  Ринат хищно курсировал вдоль детской площадки, поджидая Лилю, которая, по его подсчётам, уже давно должна была вернуться с работы.
         Однако девушку всегда в таких случаях выручали детские пропорции и мимика, если верить докторам, сохранившиеся надолго по причине редкого синдрома гипопитуитаризма. И висящая балахоном одежда здесь была очень кстати. Лиле удалось спрятаться от этого недоделанного Квазимодо   с толстенными губами, ужасно шершавой рябой кожей и малюсенькими поросячьими, почему-то всегда красными глазками. Она сидела в домике на детской площадке и беседовала с Мириам, пятнадцатилетней дочерью ещё одной соседки. Мириам окончила в этом году девятый класс и собиралась поступить в колледж, если бы не печальные обстоятельства.
- Я не успела в этом году никуда поступить, - не весело сообщила Мириам, показав руку в гипсе. В конце августа, пользуясь последними тёплыми деньками, она каталась на велосипеде и, проезжая по каменистой дороге, упала и получила открытый перелом руки.
   - Понимаю, нелегко, - кивнула Лиля.
- Но я не расстраиваюсь. Я умею нарезать овощи, шить и вязать крючком одной рукой. Мне мама помогает, - оживлённо рассказывала девочка, и показывала Лиле фото  своих работ с телефона.
- Здорово! Ты молодчина, Мирок! – воскликнула Лиля и пожала подруге руку.
- А ты разве не умеешь? – вскинула брови Мириам.  И похлопала подругу по плечу. – Приходи ко мне, я тебя научу!
- Действительно, теперь у меня будет много свободного времени… - задумчиво проговорила Лиля, ковыряя ботинком в первом пушистом снежке.
- Да ты что! Ты же умная и старательная! Лилька!.... – поразилась Мириам. – Как же так!
- Не знаю, - пожала плечами Лиля. – Ходят слухи, что Софию Борисовну какой-то вышестоящий начальник вынудил взять на моё место кого-то более презентабельного, - зашептала она Мириам на ухо.
- Наверно, имеет место великий бессмертный блат… - так же шепотом ответила девочка.
- Ладно, -вздохнула Лиля, посмотрев время на мобильнике. Мне пора. Пока. – Может, ещё устроимся мы с тобой на работу и учёбу.
- Может, - улыбнулась Мириам. И призналась, - Знаешь, я хотела бы поехать туда, куда поедешь ты. Если мама разрешит. Ладно, пока.
  Вопреки опасениям Лили, её родители внешне не слишком огорчились услышанной вестью.
- Ничего страшного, доченька. Ты, главное, не расстраивайся. Обязательно найдётся другая работа. Может, не такая прибыльная, но зато спокойная, - горячо заверяла мама,  Тамара Матвеевна, обнимая Лилю за плечи.
  - Ещё древние философы говорили: «Наше от нас не уйдёт,  а что ушло – было не наше», - мудро заметил папа, Андрей Вячеславович, отложив в сторону газету и подмигнул дочери.
     Лилю такая реакция очень удивила. Конечно, на данный момент её родители являлись пенсионерами, им нечего было бояться потерять работу. (Хотя оба еще работали в местной кондитерской, для поддержания бюджета). Но с другой стороны, как можно сохранять спокойствие людям, пережившим все тяготы девяностых годов? И вообще, нормальные родители волнуются за своего ребёнка больше, чем за себя!
   Ладно. Если все сегодня цитируют мудрецов прошлого, то почему бы ей не прибегнуть, например, к опыту Талейрана? Лиля решила «выстрелить в воздух» списком вакансий, который ей дала София Борисовна.
 - Вот. София Борисовна очень волнуется за меня, поэтому дала этот список, чтобы я быстрее на другую работу устроилась, - пояснила она родителям.
   Родители, опять же на удивление, посчитали, что если Лиля пообещала своей теперь уже бывшей начальнице начать новую жизнь с понедельника, то воспользоваться подаренным ей списком стоит немедленно. Обещания ведь надо выполнять.  Они пригласили на ужин Мириам со своей мамой, Сарой Вениаминовной, и Любу с Гошей, чтобы вся компания и на новом месте не разорвалась.
      Правда, Сара Вениаминовна сказала, что отпускать Мириам она пока никуда одну не будет. И по причине беспокойства за неё – всё-таки девочке только пятнадцать лет, и по причине проблем со здоровьем.
- Раз уж так вышло, то мы ещё годик дома посидим. Полечимся, - объяснила Сара Вениаминовна, бережно обнимая дочь. – А компания ваша не развалится – будете звонить и писать друг другу.
- И то верно, - согласилась Тамара Матвеевна.
  - Ну, и на какой конец глобуса вы решили отправиться? – поторопил Андрей Вячеславович, не любивший лишних нежностей.
    - Мы вчера изучили все варианты. И предпочли Владивосток, - решительно ответил Гоша.
- Почему именно Владивосток? – отчего-то недоверчиво поморщился Андрей Вячеславович, тоже, видимо, не желая отпускать дочь так далеко.
- Там раньше жила Агафья Кирилловна Борщёва…. – начала объяснять Тамара Матвеевна.
- Сестра этого старого ворчуна Борщёва? – перебил её супруг и искривился в противной гримасе, вспоминая про одного вечно недовольного старикашку.
- Да. Так вот, у них была ещё одна сестра – Анастасия Кирилловна, родная бабушка Гоши,  - продолжила Тамара Матвеевна.
- А она здесь при чём? – недопонимала Сара Вениаминовна
- При том, что после смерти Агафьи Кирилловны её дочь сдаёт её квартиру в аренду. В данный момент там никто не живёт. И я вполне могу, как родственник, временно пожить там со своей женой и другом, - пояснил Гоша.
- А ещё мы тщательно проштудировали список вакансий, чтобы найти подходящие нам варианты, и чтобы наши рабочие места находились недалеко друг от друга и от места проживания. Так нам будет легче привыкнуть к новому месту, - дополнила Люба.
- А что выбрали, если не секрет? – спросила Тамара Матвеевна.
- Я устроюсь механиком  на одну из ферм, Люба будет заниматься пошивом новой школьной формы. А Лиле мы предлагаем обучать английскому языку на дому детей из состоятельной семьи. Будет и по специальности, и не пыльно, и не нервно, - бодро заверил Гоша.
- Ну, Владивосток так Владивосток, - тяжело вздохнул Андрей Вячеславович.
       Сначала друзьям предстояло добраться на автобусе до Новосибирска. Любу и Гошу никто не провожал, потому что Гошины родители жили далеко от Зоринска и не смогли приехать, только по телефону пожелали счастливого пути, а Любу воспитывала только бабушка, но она недавно скончалась. Но они были счастливы находиться в компании Тамары Матвеевны и Андрея Вячеславовича, которые тоже их любили и поддерживали.
    Лиля долго беседовала с родителями перед тем, как сесть в автобус.
- Не трать деньги напрасно и не общайся с незнакомыми людьми, - наставлял Андрей Вячеславович.
 - По городу перемещайся только с Гошей и Любой. Нам часто звони. Первое время можешь каждый день звонить, - говорила Тамара Матвеевна.
 Потом родители обняли дочь и направились к ожидавшему их таксисту. Лиля стала садиться автобус. В последний момент она громко крикнула: «Мама!» Тамара Матвеевна остановилась и обернулась. Они помахали друг другу руками. Тамара Матвеевна резко развернулась и быстро засеменила к машине, чтобы никто не видел её слёз.
    Лиля по той же причине села в автобусе к окну, стала слушать музыку в наушниках. На всякий случай отгородилась от своего соседа – милого старичка с книгой – плотной занавеской.
- Может, ты передумаешь, пока автобус не тронулся и родители не уехали, - сказал Гоша. Они сидели впереди Лили. Гоша также был у окна и заметил боковым зрением в отражении, как Лиля подрагивала.
 - Нет, всё в порядке, Гоша, - тихо ответила она.
     В Новосибирске они пересели на поезд до Петербурга (а оттуда планировали сесть на самолёт до Владивостока). В плацкарте, кроме них, ехали мужчина и женщина лет пятидесяти, по виду – представители высшего общества,  два старичка-близнеца, три цыганки – пожилая и две молодые, женщина со взрослой дочерью, десятилетним сыном и примерно пятилетним внуком, мужчина лет тридцати, абсолютно лысый, но весьма симпатичный, три девушки, на вид – Лилины ровесницы. Одна из девушек была мулатка, две другие – славянской внешности. У мулатки были роскошные черные локоны, собранные в красивую причёску, бездонные, как вселенная, тёмно-карие глаза, соблазнительный, оттенка молочного шоколада, цвет кожи. Одна девушка славянской внешности была обладательницей стильной короткой стрижки ярко-рыжих, как у лисички, волос, таких же приятно-лукавых лисьих зелёных глаз. Круглое лицо девушки было усыпано веснушками, благодаря чему, вкупе с белоснежной чудесной улыбкой она была подобна солнышку. Другая славянка была блондинкой, длинные волосы лежали на плечах и спине каскадом, как водопад, большие голубые глаза также были подобны озёрам. Девушки сидели совсем рядом с Лилей, Гошей и Любой, и очень оживленно беседовали. Потому уже в начале пути Лиля (да и некоторые другие пассажиры) знала, что их зовут Франсуаза, Гортензия и Марина-Илва.
       К середине путешествия Лиля заметила у девушек наличие нескольких номеров журнала «Круиз». Ей тоже нравился этот журнал. А еще она, хоть и покинула, кажется, угнетающую среду, всё ещё чувствовала себя одинокой. Навязываться к Гоше и Любе лишний раз не хотелось, пусть они и не возражали против её общества. А из остальных пассажиров зрительно больше никто не внушал доверия. Зато доверие внушали проводники – мужчины лет 45-50.  Один из них был, по предположению Лили,   монголом, потому что был плечистым и рослым, обладал широкими скулами и носом с горбинкой. Другой был русским, небольшого роста, коренастым, круглолицым. Они оба  внимательно относились к пассажирам, следили, чтобы всем было тепло и комфортно, одинаково учтиво со всеми разговаривали. Но русский был более улыбчивым, отчего казался более доброжелательным. Молчаливость монгола в совокупности с его внешностью производила впечатление суровости.
    Лиля взяла свой номер «Круиза» в качестве предлога для знакомства и подошла к этим девушкам.
- Здравствуйте! – жизнерадостно поздоровалась она.
- Добрый день! – хором ответили девушки, две – с итальянским акцентом, одна – с балтийским.
- Можно ли к вам присоединиться?
- Бесспорно!
      Во время разговора с новыми знакомыми Лиля узнала, что все три девушки учились вместе в Болонском университете, а сейчас работают во Флоренции в гостиничном бизнесе. Они ездили к родителям Марины-Илвы, живущим в Новосибирске.
-Выходит, мы с вами практически земляки? – смеясь, спросила Лиля. – Я из Зоринска.
- Выходит, земляки, - засмеялась в ответ Марина-Илва, при этом чуть растягивая слова.
     - В Петербурге мы пересядем на другой поезд и поедем во Флоренцию, - похвасталась Франсуаза. – Знаете, какой это красивый город!
- Я слышала о нём, что он назван в честь Лоренцо Медичи и что одной из главных его достопримечательностей являются узкие улицы, - ответила Лиля.
- Да. По улицам Флоренции можно проехать только на велосипеде или мотоцикле, - сказала Франсуаза.
- Но в этом есть преимущество. Романтика пеших прогулок. А то в современном мире люди слишком избалованы транспортом, - заметила Гортензия.
         Люба посмотрела, что за окном уже стемнело и подумала, что уже пора ужинать. Стала накрывать на стол.
- Вы будете ужинать? – поинтересовалась она у лысого мужчины.
- Нет, спасибо. Я не ем после семи вечера. Наверное, чуть позже выпью чая, - вежливо отозвался мужчина.
- Гоша, сходи посмотри, где там Лиля, - попросила Люба.
- Так точно, - коротко ответил Гоша.
   Он с удивлением обнаружил, что Лиля самозабвенно веселилась в компании новых знакомых. Они читали журналы, слушали инструментальную музыку. И тоже приступили к ужину.
- Гоша, ты что-то хотел? – спросила Лиля, покраснев и округлив глаза, как ребёнок, которого застали за хулиганством.
    - Да нет. Просто решил посмотреть, чем ты здесь занимаешься, - ответил Гоша, прикусив губу. – Люба просто потеряла тебя.
- Скажи ей, что я скоро подойду, - сказала Лиля, будто оправдываясь.
- Хорошо.
 - Позвольте вас покинуть на время, - кивнула Лиля новым знакомым.
- Ничего страшного, - они кивнули в ответ.
   - Нашла родственные души? – поинтересовалась Люба за ужином. – Что ж, это неплохо.
   - А если учесть, что они учились в Болонье, а работают во Флоренции, то у тебя шансов устроиться в новой жизни гораздо больше, чем у нас с Любой, - засмеялся Гоша.
    Лиля смущенно опустила глаза. И отвернулась к окну. Гоша подумал, что это из-за его неудачной шутки.
- Лиля, ты чего! Лиля, извини меня! – он перегнулся через столик, чтобы обнять её за плечи.
- Лиля, это же просто шутка! – испугалась Люба, и взяла Лилину руку в свою.
    А она вдруг повернулась и с улыбкой, хотя и сквозь слёзы, ответила:
- Я на вас совершенно не обижаюсь. А в иронии, как известно, есть значительная доля правды! Я и так всю жизнь, как паразит, живу за счёт других, занимаю не свою должность,  следую не своему мнению!.... Надо хоть что-то в этой жизни, в этом мире сделать самой! Может, я и вправду, общаясь с этими новыми знакомыми, которые учились в Болонье, а работают во Флоренции, научусь смотреть на вещи их глазами! А может, и повторю их успехи… А что?
- Ну, кто бы спорил? – пожал плечами Гоша и переглянулся с Любой, будто догадываясь, что для инфантильной Лили это всё так и останется красивой мечтой.
           После ужина Лиля вновь отправилась к своим новым подругам. Теперь они были заняты игрой «Монополия». Лиля настолько увлеклась, что вовсе решила не уходить. Она так и уснула с ними. На одной из нижних полок. Другая была занята Мариной-Илвой. На верхних полках расположились Гортензия и Франсуаза.
     Глубокой ночью, когда все пассажиры уже спали, поезд остановился на одной небольшой станции. В вагон вошли трое мужчин крепкого телосложения, одетые в одинаковые  черные куртки. Помимо похожего одеяния и телосложения, они были примерно одного возраста – 35-40 лет. Следом за ними вошёл мужчина того же возраста, но худощавый и одетый в стильное длинное пальто. И он сразу прошёл к купе проводников. Постучал в дверь указательным пальцем.
    Из купе выглянул русский проводник.
- Добрый вечер, Константин Алексеевич…Простите, Альфред Рейнгольдович…Или..кто вы сейчас.. – сильно заикаясь, пролепетал он. И посмотрел на мужчину в пальто с дичайшим страхом. Так, что перекосило лицо. Испуганно и покорно сложил руки на груди. – Вам – как обычно? Или что-то новое желаете? Не волнуйтесь, все пассажиры крепко спят.
    Однако вошедший сразу дал проводнику понять, кто здесь первым задаёт вопросы. Без лишних слов он схватил проводника за воротник и приподнял на столько, чтобы их глаза были на одном уровне (что казалось удивительным при его худобе). Во внешности человека в пальто не было ничего пугающего. Напротив, он был очень красив, обладал выразительными ярко-голубыми глазами (пожалуй, единственная необычная черта), аристократично-белой кожей безо всяких высыпаний, очаровательной улыбкой правильно очерченных губ, кисти рук были довольно подвижными, пальцы длинными, что говорило о творческих склонностях. Но проводнику отчего-то стало совсем жутко, что усугублялось его нахождением в подвешенном состоянии. Он покраснел, покрылся потом и от страха мог лишь выдавить сквозь приоткрытые губы «ы-ы».
  - В настоящее время ко мне надлежит обращаться Барон. Покажи мне весь асссортимент, а с выбором я определюсь сам, - негромко произнёс человек в пальто. И разжал руку, так что проводник, хоть и не упал, почувствовал острую боль в ступнях.
   - Пройдёмте за мной, - заикаясь, предложил проводник, и повёл визитёров к местам пассажиров. Он всё время кряхтел, тяжело дышал, потирал сдавленную шею и норовил оглянуться назад, будто боялся удара в спину.
     Первыми на их пути были цыганки, глянув на которых назвавший себя Бароном брезгливо сплюнул. Слева от цыганок расположились старички-близнецы, тоже не удовлетворившие собой Барона.
  А вот аристократичная пара вызвала у него интерес. Он посмотрел на них, приподняв брови и довольно улыбнувшись. Коротко велел своим спутникам:
- Этих берём.
- Для какого предназначения? – поинтересовался один из сопровождающих. – Аристократов у нас и среди своих достаточно, а на плебеев они вряд ли сгодятся.
- Приглядимся – решим, - ответил Барон.
  Семья из четырёх человек не вызвала к себе интереса, так же, как лысый мужчина и Люба с Гошей. А вот четыре девушки, находившиеся в конце вагона, притягивали к себе внимание. Одна из них, правда, казалась невзрачной и слишком юной– на фоне остальных, но это было поправимо. Барон стоял над ними в течение пяти минут, думал, в восхищении потирал подбородок. Наконец, скомандовал:
- Этих – берём.
   - Пп-п-прости-т-те…. – жалобно пропищал проводник, подняв на визитёров полные ужаса глаза.
- В чём дело? – Барон приподнял левую бровь. А его спутники решительно подбоченились.
- Понимаете, одна из девушек, - проводник пальцем указал на Лилю, - вообще-то едет вместе с молодой семейной парой, которую вы отклонили. Потом будет шум, сами понимаете…….
Барон на минуту задумался. Огляделся. Потом велел спутникам:
- Тогда тех тоже берём. С применением определимся.
     Все отобранные были сняты с поезда и перенесены в стоящую неподалёку фур. Барон, стоявший на ступеньках вагона, расстегнул верхние пуговицы пальто и скрытую под ними молнию, достал из внутреннего кармана портмоне, вытащил несколько купюр и собственноручно вложил их в карман формы проводника. Потом грубо взял проводника за подбородок и зашептал ему на ухо:
- Благодарю за качественно выполненную работу. Живи. Пока живи. До встречи.
Сказав, Барон соскочил со ступенек поезда и сел в фуру, ожидавшую только его.
    Поезд продолжил путь. Оставшиеся пассажиры на утро совсем не придали значения тому, что их стало меньше.
   Один из богатырей предложил озябшему Барону кружку горячего чая и ломтик шоколада.  Тот сначала погрел над паром руки, затем рассосал шоколад, а уже потом стал пить. Боковым зрением он увидел,  что пленники уже были связаны по рукам и ногам, на глазах их и ртах имелись чёрные повязки. Но при этом они были не грубо брошены на пол, а аккуратно размещены на носилках, подобных тому, что в машинах скорой помощи.
- Молодцы, ребята, - похвалил Барон и пожал руки помощникам. – Я без вас не справился бы.
- Стараемся не подводить братство! – воскликнул один.
- По-моему, мы работаем намного аккуратнее, чем сама Марлен Шайнингстил  со всей своей необъятной империей – заметил другой.
- Оська, ты забыл упомянуть старика Юнг СУ! А-ххаха-ха! – громко расхохотался во весь рот водитель автомобиля. И к его смеху дружно присоединились охранники.
- Поэтому я и не люблю империи. Лучше быть маленьким, но независимым поместьем, - подвел итог барон Альфред Розенберг, и тоже скользко улыбнулся.  И их автомобиль тронулся.

        Какое-то время они ехали по трассе, но потом свернули, и стали двигаться полевой дорогой. Пока, наконец, не оказались на безлюдном мрачном пустыре, граничившим с тёмным, трудно проходимым лесом, в глубине которого располагалось поместье Кардинала – Казимержа.   Вокруг не было ни души. Только одинокие колоски ковыля торчали из-под снега и качались на сыром ветру.  Да где-то в кустах жутковато каркали вороны. Вряд ли человеку захотелось бы оказаться на этом месте ночью (которое и днём-то выглядело не очень приветливо, не лучше, чем помойка, на которой пытали великомученика, из милости убитого Альфредом).
   И каково было удивление Розенберга и его свиты, когда они увидели выбежавшую на поле из леса женскую фигуру в длинной одежде.
- Горе нам, душегубцам, - хихикнул водитель газели и иронично оглядел остальных членов экипажа. 
- А вот сейчас не смешно! – резковато ответил ему Альфред.
- Боитесь отвечать на том свете, господин Барон? Так мы все этого боимся, вполне возможно, даже на одном судебном заседании окажемся, - не терял хорошего настроения водитель.
- И этого я тоже боюсь, Вова. Честно.  Но надо бы узнать, кто эта женщина, откуда и куда идет. Как вы считаете? – Фредди обратился к спутникам. Они не возражали. А вскоре всякие сомнения улетучились -  когда таинственная незнакомка приблизилась.
    Потому что это была совсем ещё юная – от силы ей было лет двадцать – девушка. С растрёпанными длинными золотистыми волосами, некогда собранными в красивую причёску, с растерянными и, казалось, безумными глазами, с которых стекла тушь и застыла на морозе. Впрочем, это – не самое странное, что Фредди и его компания ожидала увидеть на краю леса. Гораздо более странным было то, что одета девушка была только в лёгкое ажурное  свадебное платье ( чёрная замшевая накидка, явно мужская и сильно великоватая ей – не счёт).
    Девушка  испугалась неожиданного ослепляющего света фар  остановившейся прямо перед ней фуры. Вскрикнула, закрыла лицо руками и рухнула на собравшийся у дерева и затвердевший сугроб.
          Из газели вышел Альфред. Он подошёл к девушке и, поклонившись, галантно подал руку.
 - Прелестное создание! Вам нечего делать одной ночью в тёмном лесу. Ведь здесь могут подстерегать опасности. Я убедительно прошу вас пройти со мной! – он ещё неоднократно кланялся и улыбался самой наимилейшей улыбкой.
 - Большое спасибо вам… - тихо пролепетала девушка,  глядя на своего спасителя, как на бога.
  - Ну, что вы! Не стоит.. ! – поспешил откреститься барон. – На моём месте так  поступил бы каждый благородный мужчина.
 - Но здесь за три часа не было ни одного благородного мужчины. И даже не благородного….. – девушка простучала зубами,  сильно дрожа и изо всех сил стараясь хоть немного укрыться накидкой. Однако, посиневшие скрюченные,  её руки  совсем были обессилены.
    Альфред хлопком скомандовал своим богатырям, и те, как и подобает настоящим мужчинам, заботливо усадили мадмуазель в кабину своей огромной машины (правда, из-за тесноты мадмуазели пришлось сесть на колени одного из этих сильных мужчин – но они были настолько добры, любезны и тактичны, что в этом их жесте не было ничего предосудительного!),   укутали своими куртками и угостили горячим чаем. (Причём, когда один из богатырей наливал в кружку чай из термоса, Альфред незаметным для девушки движением ткнул его локтём в бок, и богатырь также незаметно что-подмешал в чай).
   - Так как же вы, мадмуазель, попали в такое прескверное положение? – спросил Альфред.
- Небось со свадьбы сбежала… - давясь смехом, предположил один из богатырей, солидный мужчина с усами.
- Да я вроде не слышал о свадьбах в здешних местах, - мрачновато ответил другой богатырь, сидевший за рулём, еврей, лысый, с крупными чертами лица.
- Ой, это долгая история… Но, пожалуй, вам я её расскажу, - раскрасневшись, протянула девушка, уже довольно радостная, не помнящая холода. Вероятно, под воздействием амитана, который был добавлен в её чай.