Глава X. Бегство

- Рерихи вернулись в Выборг, -  в октябре 18-го года, обрадовала новостью Торбьорг Константиновна.
- Надо непременно пригласить их в гости. В тот раз, перед самой революцией, когда они бывали в Финляндии, у нас тут, увы, не было ещё квартиры, - поддержал супругу Яков Карлович.
- Ах, Боже, сколько лет прошло с того года, когда гостили у нас в Кексгольме?
- Все десять. Не меньше.
- Одиннадцать, - поправила Елизавета. Она хорошо запомнила то лето.
- Надо написать им приглашение. С просьбой указать удобный для них день, – предложила Торбьорг Константиновна.
- Валерия, займись этим вопросом. Но, для этого, как минимум надо знать адрес, где они остановились.
- У нас такой небольшой город. Думаю, всё же узнаем, - успокоила супруга.
И, действительно, уже через неделю в городе поговаривали о том, что известный Русский художник поселился в нём.
Первой узнала Елизавета, сказав отцу;
- Николай Константинович поселился на улице Ладаункату дом 8.
- Это тот самый дом, где я хотел покупать квартиру в 17-ом!
- Вот было бы прекрасно, если бы тогда не прислушивался к голосу разума, и взял квартиру в нём.
- Но, Валерия, я тебя умоляю. Рассказывал же, что в нём слишком узкая гостиная. Разве ты не помнишь? Да, к тому же столкнулся с этим мерзким мужичонкой – Лениным. Оказывается, жил там перед тем, как отправиться в Петербург делать свою паршивую революцию. Говорил тебе и об этом.
- Помню. Но, не так важно сейчас.
- Ещё, как важно! Ведь ты хотела большую гостиную, для того, чтоб в ней можно было не только разместить рояль, но и устраивать вечера.
- И, тем ни менее. Теперь мы знаем, где он живёт. Я сегодня же напишу письмо с приглашением.
- Но, неизвестен номер квартиры. Надо заслать посыльного, чтоб разведал.
- Так за чем же дело стало?

«С удовольствием принимаю ваше приглашение. Буду непременно всей семьёй. С временем заранее согласен», - вскоре был получен ответ.

Для не видевшихся одиннадцать лет встреча прошла замечательно.
Шумные и радостные, вошли из прихожей в гостиную. Там разговор продолжился, разделившись по интересам.
Торбьорг Константиновна вела беседу с Еленой Ивановной. Дети Николая Константиновича, Юрий и Святослав беседовали с Елизаветой Яковлевной и Фёдором Алексеевичем. Маленькая Настя была в детской под присмотром, всё же найденной гувернантки. Но, помня, самый важный для них гость Николай Константинович, Торбьорг Константиновна вскоре устроила беседу таким образом, что втянула в неё и его, в задумчивости остановившегося перед окном, любуясь видом на часовую башню.
- Надеюсь в Финляндию насовсем? – поинтересовалась у него, усевшись в одно из кресел гостиной, рядом с Еленой Ивановной. Было интересно мнение Николая Константиновича, касающееся ситуации в России, но не знала, как подступиться к этому вопросу так, чтоб не быть слишком навязчивой. Хоть и полагала; эта тема так же беспокоит её гостя, но, ждала пока тот заговорит первым.
- Нет. В 16-ом не застал вас, когда повторно приезжал в Сортавалу, на тот раз лечить лёгкие. Думал - не выкарабкаюсь. Но, местный, наичистейший воздух помог мне. Вернулся в Санкт-Петербург полон сил и надежд. Теперь же не могу ещё определиться в своих дальнейших планах. Возможно буду готовиться к экспедиции на Тибет. Может в Индию. В любом случае мне страшно думать о возвращении в Россию.
- Как жаль, что мы тогда были под Киевом.
- Ничего страшного дорогая Торбьорг Константиновна. Тогда верил в победу народовластия. Теперь же сильно изменил своё мнение, - присаживаясь на диван ответил баронессе.
- Как же выглядит Россия сегодня? – поддержал начатую женой тему, положив портсигар на стол, раздумывая присесть ли с ним рядом.
- Милый мой Яков Карлович, думаю вы не менее меня осведомлены из газет, что происходит на нашей Родине, которая, увы, считаю, становится бывшей не только для вас.
- И, тем не менее, Николай Константинович, просим вас, расскажите нам, к каким результатам привела эта страшная революция, - взмолилась Торбьорг Константиновна. Несмотря на минувшую их ту страшную ночь, когда в подъезде зарезали несколько человек считала своё решение о переезде не только своевременным, но и единственно верным. И, пусть потеряны были имение в Киеве и Питерская квартира, теперь, когда тяжёлые испытания остались позади жизни домочадцев оставались в сохранности. За исключением сына, Алекса, о котором не могла ни говорить, ни думать. Тяжёлая рана имелась в её сердце. И, теперь, казалось, ненавидела Россию, будто именно она виновата во всём.
- Ничего нет! Проблемы с красками, холстами! Продукты стоят столько, что не раз подумаешь, надо ли покупать те, или иные, если можно обойтись более простыми.
В таких условиях, когда нет самого главного, невозможно работать. На решение мелких проблем уходят драгоценные минуты жизни. Вы же знаете, я не привык так работать. Мне нужно, чтоб всё всегда было под рукой.
А, в это время на улицах города идут постоянные митинги. И эти лозунги; – «Долой!» «Смерть!» - я бы сказал всему живому.
«Нет войне!» И, как следствие - позорный «Брестский мир» с Германией. Но это не так страшно по сравнению с тем, что прежде всего отсутствует свобода о которой все прежде так много говорили.
- Свобода! А есть ли она вообще в этом мире? - оставив супругу с Юрием и Святославом, присоединился к разговору Фёдор Алексеевич. После последствий шюцкора в виде гонений на Русских никак не мог отделаться от постоянной тревоги и неуверенности в будущем.
- Безусловно есть! – бросил пронзительный взгляд на него Николай Константинович.
- А не есть ли она всего лишь сдерживание себя в одних рамках и дозволение в других, подразумевающих ограничение в третьих?
- Однако, как вы консервативны, - еле заметная улыбка пробежала по лицу Николая Константиновича.
- Всё же теперь Россия перестала быть интересной тем, у кого есть деньги, - присел на диван рядом с Николаем Константиновичем Яков Карлович. Как обычно не дав развить тему зятю, завёл разговор о своём.
- Не совсем с вами соглашусь. Дело не в наличие денег, а в том, что новым правительством сделано всё для того, чтоб они не имели никакого смысла. Но, ведь без этого не работает любая экономика.
Все только и говорят, ситуация временна, будто для того, чтоб изменить политический строй в стране следует прежде всего разрушить всё до основания. Хорошо, пускай, отвечаю я на такие заявления, но, как же тогда выживут те, кто родился, вырос и мыслит так же, как и подобает разрушаемому нынче строю?
Они переродятся, как класс, - отвечают мне. У людей словно полностью ампутировали мозг! Все, кто остался, будто поддались этой всеобщей глупости. Никто не хочет видеть главное.
- Что же главное? – поинтересовалась Торбьорг Константиновна.
- А, главное таится в том, что мы, те, кто является так называемой интеллигенцией, думающая составляющая общества, отживаем свои последние дни в этой перевернувшей здравый смысл вверх ногами стране.
Иными словами – промедление смертии подобно. Вот, что понял я, прежде чем принял решение о бегстве из страны. Куда угодно. Пусть, это будет Финляндия, которую люблю не меньше своей Родины, ибо так же считаю её той территорией, на которой зарождалась наша государственность. Недаром часть Финляндии принадлежала Новгородской республике.
Окончательно оставив супругу с Юрием и Святославом, присоединился к ним на диване и Фёдор Алексеевич.
- Что же вы думаете делать дальше? – поинтересовался Яков Карлович.
- Работать. Каждый человек счастлив пока может приносить пользу своей Родине. Я же понял – не нужен ей. Поэтому продолжу своё творчество здесь. Как я помню, на этих землях, мне очень хорошо работалось прежде.
Надо сосредоточится, собраться с мыслями. А, дальше уже проще принять решение. К тому же мои дети, с удовольствием продолжают дело отца. Думаю, у них будет светлое будущее, несмотря на то, что теперь лишены отчизны, - посмотрел в сторону Юрия. Тот отвёл взгляд. Тогда перевёл на Святослава. Улыбнулся отцу.
Продолжил:
- Дело в том, что страна отказалась от нас, да и вообще всех, в ком есть хоть какая-то капелька здравого смысла. Многие революционеры начали понимать весь ужас своего заблуждения, но уже поздно остановить этот процесс, разрушительной волной накрывший всю Россию. Те из них, у кого есть хоть какая-то совесть – бегут, другие вынуждены подчиниться, зажившими уже отдельной от их жизнью идеям. А это приведёт в итоге к смерти от собственного яда.
Всегда, когда наступают смутные времена стоит заняться изучением истоков, историей собственной страны. Двадцатый век начался для Русской интеллигенции с постижения корней. Но, революция уничтожила эти идеи, не дав им выпестоваться. Теперь же, не имея возможности изучать прошлое, страна вынуждена жить настоящим, и, из-за невозможности обосновать его на твёрдом фундаменте, взобралась высоко в будущее, строя фантом небоскрёба, верхушка которого таится в ложном тумане, а основание зыбко.
Я вытеснен из России. Моё бегство принуждённо. Вы вот спросили, что я собираюсь делать дальше? То же, что и всегда. Изучать, искать, по крупицам собирать прошлое наших предков. Но, теперь, когда Россия для меня закрыта, поеду возможно в Индию, или на Тибет, ближе к другому колену развития индоевропейской культуры.
Буду искать способы идеального управления людьми. Но ни в коем случае не те, что подразумевают скрытую управляемость посвящёнными. С этим, прежде заблуждаясь в своих представлениях увы теперь уже поимел дело сполна. Гораздо интереснее видеть там, на самом верху некие древние знания, нежели чем бесконечную цепочку мало интересующихся ими посвящённых.
- В любом случае, мы знаем, у вас нет тут дачи. Поэтому милости просим к нам в Кякисалми будущим летом, - обратилась к Елене Ивановне Торбьорг Константиновна. Она не любила разговоры о политике, и тем более о её скрытых сторонах, поэтому меняла тему разговора.
- С превеликим удовольствием. Но, думаю, к лету мы уже определимся с нашими дальнейшими планами.
- Как вы думаете Николай Константинович, почему Ленин так легко подписал Финляндии вольную, в виде независимости от России? – всё же попытался вернуться к прозвучавшей лишь намёком теме масонства, Фёдор Алексеевич.
- Думаю всё дело в том, что у него есть договорённость с Германией, которая подразумевает этот документ, как некое продолжение «Брестского мира».
- Вы считаете его Немецким шпионом?
- Я вне политики Фёдор Алексеевич. Но, думаю, вы правы.
- В таком случае, лет через десять, лишь только слегка окрепнув, Россия возьмётся за Финляндию.
- Судя по тому в какую разруху ввергнута страна, думаю, на это потребуется не менее двадцати лет, - всё же высказал свою точку зрения художник.
- Надеюсь, вы не изменили своего мнения на счёт Норманской теории образования государственности на Руси? – вспомнил разговор одиннадцатилетней давности Яков Карлович, разыскивая свой портсигар.
- Нет. Даже несколько развил.
- В таком случае будем очень рады услышать её из ваших уст обновлённой, - обрадовался Фёдор Алексеевич.
- О, это непростая тема. Может отложим на послеобеденное время?
- Можно. Но, уж больно мне интересны ваши новые мысли, - не отступал Яков Карлович.
- Ну, что ж, извольте. Но, я буду краток.
- В любой форме. В любой форме. Даже тезисно, - умоляюще смотрел на художника Фёдор Алексеевич.
- Хорошо, - откинулся на спинку дивана Николай Константинович. Выдержав небольшую паузу, начал:
- Когда я в 17-ом году написал картину «Линнасаари», в переводе с Финского – Городской, или Крепостной остров, задумался о том, что подобное название носят сразу три острова на территории Карельского перешейка. Более всех из них знаменит «Твердыш», на котором в 1293 году Торкель Кнутсон основал Выборг.
Второй, древний Ламберт, что всего в километре от центра Сортавалы, старше Выборга на три тысячи лет.
Третий Линнасаари, находящийся точно посередине между двумя первыми, в глубине лабиринта шхер, резко сворачивающих под прямым углом в северо-западном углу Ладоги.
Открыл его перед отъездом из Финляндии в Индию.
Читал у Датского хрониста Грамматика о грандиозном сражении в начале VIII века за Карельские проливы. Считал, происходило именно в этом месте. Где, был уверен, раньше стояла крепость. Город рядом с ней появился в III-V веках нашей эры, к XII-му придя в упадок. Зная, что 6 из 16 населённых мест, указанных в Ореховецком мирном договоре, по которым проходила граница, расположены всего в радиусе 15 километров от острова: Корела, Кроноборг, Линнамяки, Хийтола, Лопотти, Иивонниеми, и Линналички - считал; именно в этом месте существовало предшествовавшее Ладоге и Новгороду варяжское государство. Так называемая Гардарика, пришедшая в упадок из-за долгих войн между Швецией и Новгородской республикой.
- У вас много новых мыслей Николай Константинович, - отметил Яков Карлович.
- Ставлю под сомнение официальную трактовку места положения Хольмгарда, традиционно считавшегося древнескандинавским обозначением Новгорода. Прочёл сагу о «Хрольве Пешеходе», где говорилось: - «Главный стол конунга Гардов находится в Хольмгардаборге, который теперь зовётся Ногардар».
Столица Гардарики не была переименована, а перенесена в Ногардар из города на острове Линнасаари.
Вычисленное мною Варяжское государство имело непосредственное отношение к Руси. Придерживаюсь идеи, что некогда в Восточной Европе бытовало совершенно иное обозначение сторон света. Основываясь на солнце, называлось «цветовым». Юг в ней обозначался красным, север – чёрным, восток – синим, а запад – белым.
Поиск языка, определяющего соответствие данному принципу показал близость к прибалтийско-финским. В Карельском имелись слова «ruskej» - красный, «rusko» - заря, румянец, «ruskotaa» - краснеть. Теперь была ясна лингвистическая составляющая слова «Русь», как цветового символа южного народа.
Возможно, известная из «Калевалы» битва за Сампо – не между Финнами и Карелами, была всего лишь внутриусобной рознью между финно-карельскими племенами, веровавшими в одного и того же бога Укко, что и жители юга.
Столкновение юга и севера «красного с чёрным», «ruskej» и «musta» - решающее для понимания будущего Руси. В результате него южная часть обособляется от северной, взяв при этом себе новое имя – как раз связанное с её географическим положением; «ruskej», «красная», «русь».
- Как это знаменательно, однако. Чем-то напоминает нынешнюю ситуацию в России, - перебила, так же присевшая рядом, в кресло Торбьорг Константиновна. Она слегка улыбалась. Одними глазами. В которых тем ни менее ощущалась грусть.
- Именно после призвания Рюриков обширная территория, управляемая теперь Варягами стала называться Русью, ибо по отношению к земле Варягов занимала южное положение. Но, Варяги двигались на юг. Взятый Олегом Киев название «Русь» распространил и на Приднепровье.
- Однако, как схоже прошлое с настоящим. С той лишь разницей, что Варяжские земли теперь отделились от Руси, - вздохнул Фёдор Алексеевич. Он очень переживал из-за событий последних лет, понимая – никогда не вернётся в Россию.
- Таким образом Русь Приладожья дала своё имя многочисленным племенам, встретившимся на её пути из Варяг в Греки. Племя «Русь» так и продолжало жить на Корельском перешейке – «острове русов», спустя время вернувшись к своему прежнему имени, став «корелой».
Исчезнувшая же, летописная водь – потомки этого же странообразующего народа.
- Теперь я согласен с многим из услышанного. Нда-с, времена меняются. А, вместе с ними и люди, - встал с дивана Яков Карлович. Он искал взглядом портсигар. Не найдя его в кармане, вспомнил, перед тем, как присесть положил на стол.
Раскрыв, предложил сигарету Николаю Константиновичу.
- Больше не балуюсь. После чудесного исцеления в Сортавале поставил на этом крест.

Уже ближе к вечеру, после кофе, Торбьорг Константиновна села за инструмент.
Играла в этот вечер хорошо, чувствовала себя на концерте. Хотелось вспомнить прежние времена. Понимала; они уже больше никогда не вернуться. Даже тот факт, что у них в гостях был известный не только в России, но и далеко за её пределами художник, говорил, Выборг всего лишь перевалочный пункт для многих, многих других людей, что навеки теряли Родину.
Пока же устраивало её положение. Видела, является неким центром городской общественной жизни. Волнения, закончившиеся изгнанием из страны «красных», а так же Выборгская резня заставили забыть о страхе потерять всё, возможно и свою жизнь.
Но, не догадывалась тогда, да и не могла знать, что так легко приобретённая благодаря Ленину, независимость Финляндии, вскоре, после его смерти обернётся для этой страны трагедией.

Расходились шумно. Казалось никак не могли наговориться после долгой разлуки.
Этой осенью не раз встречал Яков Карлович Николая Константиновича, или его детей с мольбертами на улицах старого Выборга, когда выходил на послеобеденную прогулку.
Много работ было сделано и в его мастерской, в квартире на улице Ладаункату. «Покаяние», «Зов колокола», «Старый Псков», «Сыновья неба», «Жар земли», «Осень Выборг», «Отверженный», «Сокровище».