Глава XXI. Дача

Ездили на дачу на машине Степана Григорьевича.
Паша решил строить там дом. Первый дом своими руками. Прикинув на бумаге, что именно желает построить, показал Степану Григорьевичу.
- Без второго этажа? – удивился тот.
- Сам чердак под двухскатной крышей и есть второй этаж.
- Не пойдёт.
- Как бы вы хотели?
- С горбатой, как питерские мансарды, - хитро улыбнулся тесть.
- Но ведь так дороже. Да и места меньше, - расстроился Павел. Не хотел спорить с тестем. Во-первых, уважал его, во-вторых, понимал; он спонсор строительства. Поэтому должен был полностью угодить его желаниям, при этом ещё и оставшись верным архитектурной лаконичности.
Но, как же можно было сделать современный дом, с функциональной архитектурой, при этом лавируя между изысками, наполненными излишеством форм и решений.
Вспоминал архитекторов, работавших в стиле конструктивизм. Как им удавалось воплощать свои решения в среде любящих излишества заказчиков. Может и сам-то конструктивизм зародился случайно, не по воле прогрессивных архитекторов, а из-за резкого роста промышленности, только на первое время заставив всех авторов отказаться от слишком уж помпезного модерна? Может не сами архитекторы были инициаторами этого нового движения, всегда являясь рабами, так и оставаясь по наши дни. И, всё, что им только удалось запроектировать, вовсе не от души, а из-за давления жадных капиталистов?
В любом случае, очень расстроился. Не хотел делать, да ещё и собственными руками ту архитектуру, которой и так был напичкан его город за такое короткое время, что находился в составе СССР.
Одно только сладкое снаружи, но вонючее изнутри здание вокзала первым делом, при попадании в город поездом, передавало впечатление о нём, как о военнопленном, длительное время лишённом возможности мыться.
- Не даёт? – без особого участия поинтересовалась Инга, слышавшая разговор.
- Угу.
- Ну, и хрен с ним. Купим новую.
- На какие шиши?
- Ты же не хочешь зарабатывать.
- Я хочу, да и могу построить сам. Почему мне не дают это сделать!? - огрызнулся жене.
- Потому, что это не наша дача, - грустно улыбнулась в ответ.
Но, всё же принялся за строительство, благо стройматериалы, не весть, какого качества, но были привезены на участок. Фундамент не требовался. Скала, на которой решил ставить каркасный дом, хоть и была несколько крива по отношению к горизонту своей верхушкой, но, надеялся на кирпич, из которого собирался сделать столбики.
Всегда думал о том, как станет отцом. Никогда не представлял себе, что сможет заранее спланировать месяц появления на свет ребёнка. Да и не стремился к этому, подобно не особо желающей стать матерью женщине, Инга не торопила его. Каждый раз, в самый ответственный момент, оба, словно заранее сговорившись успевали сделать всё необходимое, требующееся для того, чтоб не бояться последствий.
В итоге, как и у большинства молодых родителей, беременность Инги произошла случайно из-за плохого качества изделия советской лёгкой промышленности.
- Кажется я беременна, - после возвращения из Киева, призналась она. При этом посмотрев на него с неким недоверием, будто не он мог являться виновником данного события.
- Что же делать? – так же невыразительно, будто искал у неё решения того, что должен озвучивать сам, промямлил он.
- Думаю – рожать, - вздохнула она. К тому моменту уже по распределению работали в Выборге.
- Значит рожать?
- Да, - произнесла, завалившись на спину у себя на кровати. Был девятый час утра. Впереди выходные. Ничего не хотелось делать. Даже принимать решение. Но, как понимала, именно ей и предстоит это сделать за мужа. Он же просто согласится с ней. Впрочем, как и во всех остальных вопросах.
Но, бывало, когда не соглашался. Тогда становилась непримирима, будто бы и не ждала всегда от него самостоятельности. В такие минуты готова была уничтожить своим презрением. Любила ли она его? Вряд ли. Скорее ценила, но не уважала. Так, как этого требует семья. Он был лучший в группе. В проектном институте не самый последний, а, может и в числе первых. Но, тот, сформировавшийся в ней, ещё, возможно в детстве идеал, никоим образом не походил на Пашу. И, как же она позволила ему стать её мужчиной?
Нет, всё же момент упущен. Хотя, кто его знает, может и изменится ещё, что-то в их жизни. Всё зависит от отца. Но, для этого следует быть с ним заодно. Верить в его слова, понимать их на лету. Не спорить, настаивая на своём. Не сопротивляться, в конце концов. Павел же хоть и казался послушным, не умел подчиняться, всегда оставаясь свободным. Сама не особо то и любила следовать всем перечисленным выше требованиям, что сейчас мысленно желала от мужа.
Хоть и была рада тому, чего добился в жизни отец, и даже подсознательно, не сознаваясь себе, желала видеть его качества в своём мужчине, всё же недолюбливала отца. Считала недалёким, не способным сделать большее, не умея воспользоваться многим, чего, как считала не хотел делать.
Строил дачу, словно свой собственный дом. Втянулся, и даже тот факт, что не особо то и горела желанием приезжать на дачу на отцовской «волге», вместе с родителями не смущал его. Теперь, увлёкшись своими решениями, приезжал по выходным один. Жил в двухместной палатке, взятой на прокат в институтском профсоюзе. Одноместных там не имелось.
Никого из соседей рядом не было. Осваивались только несколько участков. И то, хозяева приезжали на них по выходным, не оставаясь на ночь. Паша порою брал отгулы на работе, если они были, для того, чтоб только воплотить свои планы, которыми была полна его голова. Впервые строил самостоятельно. Пила, молоток, топор, фомка, и много, много гвоздей, что достал тесть, причём всех трёх размеров, как просил его Паша.
Приезжая в субботу на дачу Степан Григорьевич долго не мог налюбоваться на то, что было сделано за прошлое воскресенье зятем. Подходил, шатал руками, бил кулаком по соединениям, проверял какими гвоздями сбивает тот брус, из которого колотил каркас. Но, не спорил. В глубине души радуясь за своего зятя. Приятно было наблюдать рядом с дочерью такого человека. А, то, что не мог тот заработать на машину, не особо огорчало. Пока работал, мог помочь деньгами, местом, протекцией, да всем чем угодно, только бы крепла молодая семья.
Прошёл войну, знал, что такое трудности и невзгоды. И, то, что ему удалось пробиться в жизни говорило лишь об одном – легко бы смог выжить и без всего этого. Но у него была жена, дочь, а теперь ещё и зять, что в ближайшее время легко мог поспособствовать увеличению семьи.
Когда раздавали землю от работы, не придал особого внимания тому месту, где должно было располагаться их СНТ. Но впервые приехав сюда, обнаружил знакомую местность. Тогда понял, был здесь в 44-ом.
Где-то в этих шхерах стояли, ожидая погрузки их тендеры.
Взяв за основу конструкции десантного плашкоута Таллинского судоремонтного завода, инженеры-судостроители упростили его обводы и конструкцию, придав носу и корме примитивные гранёные формы с расчётом на возможности заводов блокированного города.
Все силы РККА были брошены на окружение Выборга.
Был тогда командиром десантного тендера, доставившего к острову Тейкарсаари два десантных полка. Всей небольшой командой краснофлотцев, состоящей из него, стрелка крупнокалиберного пулемёта ДШК и моториста поклялись не посрамить честь балтийцев. И когда тендер, под огнём противника коснулся носом песчаного участка берега, зажатого между торчащих из воды скальных оснований, вместе с десантниками бросились в бой. 
Гарнизон, защищавший остров вёл яростный огонь по штурмующим. Многие падали слева и справа от него, подкошенные пулями. Прошёл самые тяжёлые годы войны и остался жив, хоть однажды потопили торпедный катер, на котором служил. Другой раз прямым попаданием уничтожило пушку с боезапасом на палубе транспорта, где плавал старшим матросом. Но, никогда не был под таким шквальным пулемётным огнём, которому подвергался сейчас вместе с остальными штурмующими. Потери были колоссальны. В первые же секунды упустил из виду свою команду. Вскоре темп штурма затих, а затем и вовсе прекратился.
Финны отбили атаку.
Отступив, жались к земле в прибрежных гранитных скалах, ожидая помощь. И действительно, через три часа высадились ещё два стрелковых батальона, а с ними, несмотря на не особо большой размер острова и четыре танка. Стало спокойнее на душе. Впервые задумался; возможно у него теперь появляется надежда дожить до конца войны.
Первые два года ещё думал об Инге, но потом стало не до того. Три года блокады Ленинграда, отсутствие почты с оккупированных войсками вермахта территорий, сделали своё дело. Казалось бы, попавшая в его сердце навсегда девушка, теперь забывалась, уходила в далёкое прошлое. И сегодня понял; если выживет в этом бою – его ждёт иная, новая жизнь. Будет учиться, станет капитаном.
Теперь шли в атаку по трупам.
Потом уже стало известно, на острове было убито до 1400 финских солдат. В первую Финскую, зимнюю, когда жертв было великое множество, не участвовал в сухопутных сражениях, но знал о яростном сопротивлении финнов, да и к тому же по слухам было известно; потери РККА колоссальны. Тогда впервые усомнился в справедливости помыслов советского правительства. Разве может быть способна на героизм какая-то иная национальность, кроме русских, к каковым причислял и себя, будучи украинцем? Неужели финнам нравится жить под тяжким бременем эксплуататоров? Нет, всё же здесь нечто иное. Либо настолько заморочены их головы, либо…  Но тут боялся давать ход своей мысли, трусливо прячась за справедливость политики партии и правительства.
Но сегодня, когда советская армия была на высоте, нисколько не спал боевой дух противника. Напротив, ещё больше утвердился. Стояли до последнего, только после смерти отдавая свои земли. Так же вгрызались в гранит местных, чужих для них скал и они.
Нет, теперь победа будет за нами. Она нам нужнее, хотя бы только потому, что пропитала сердца своей неотвратимостью. Будто гончие, уже кусая зайца за пятки, могли умереть от разрыва сердца если бы упустили добычу.
Ему везло. Ни одной царапины, даже малейшего ранения не получил в этом бою.
Всё, пожалуй, на этом моё везение исчерпано. Теперь следует беречься вдвойне, сделал вывод после взятия острова, когда перегруженный раненными уводил от берега свой тендер. Ни моториста, ни стрелка-пулемётчика, членов его команды не было рядом с ним. Не числились и среди раненных, размещённых на палубе тендера. Навечно остались на Тейкарсаари.
И как же он забыл этот остров, что с утёса так хорошо виднелся теперь ему. Всего в полутора морских милях от берега. Тяжело дались эти мили тогда, в далёком июне 44-го.

Зинаида Матвеевна долго выслушивала рассказы Паши о том, как он лихо придумал забросить балки перекрытия второго этажа наверх, никого при этом не призывая на помощь, сам же не особо напрягаясь. Слушала, но не слышала. Вся была в работе. Огород, словно изголодавшегося крестьянина притягивал к себе. Вскопала весь вытянувшийся участок, что ограничивал внутренний проезд с одной стороны и строящийся на скале дом с другой. Два торца граничили с такими же вскопанными, плотно засаженными участками.
Паше казалось, с самого детства мечтала она об огороде. Не то, чтоб не любил копаться в земле, просто старался заниматься главным для себя делом - строить то, что нарисовал прежде на бумаге сам.
Целый день работали каждый на своём участке строительства. Если для Паши это был дом, то для Степана Григорьевича, в отличие от Зинаиды Матвеевны, ещё и гараж. Строил с размахом, уж здесь дав волю своей мечте – применить «красивую» крышу. Только к вечеру, уставшие, но счастливые собирались домой. В воскресенье приезжали редко, отдыхая дома перед телевизором.
Не первый раз уже спал в палатке один. Вот и сегодня устраивался на ночлег поудобнее. Не хватало ему рядом жены. Хотелось обнять её, прижать к себе, поцеловать. Потом много рассказывать о том, чему научился сегодня на строительных работах, как положил балки, закрепил подкосами угловые стойки, пустил горизонтальные участки в уровне подоконников.
Всё делал впервые, и хотел рассказывать об этом близкому человеку. Но, не было его рядом с ним. Не унывал от этого, ведь был мужчиной. Подумал сейчас про Петра I. Как же ему удавалось тогда строить новую страну, не видя поддержки от Евдокии Фёдоровны. Может именно поэтому  то и избавился от неё, сослав в монастырь.
Что за чушь! Повернулся на другой бок. Вдруг вдоль палатки послышался шелест травы, будто кто-то прошёл вокруг неё. Но, точно знал, никого не могло быть здесь, кроме него. Пустынное место, на берегу одной из множества морских шхер, которыми было изрезано всё местное побережье.
- Кто здесь!? – как можно отпугивающе громче попытался выкрикнуть он. Но, в итоге получилось практически шёпотом. И от того, со стороны наверно казалось; тот, кто в палатке, смертельно напуган.
И, это действительно было именно так.
Прислушался. Только ветер шелестел листьями. Ни одного постороннего звука.
Так и пролежал в обнимку с топором. Утром же, как только начало рассветать, вышел наружу. Низкие облака шли над землёй, ветер и мелкий дождь обдали его лицо сыростью.
Для кого же я всё это строю? Неужели этот дом нужен только мне. Степан Григорьевич вскоре получит место и уедет в Питер. Инга, вряд ли останется с ним. И встанет тогда перед выбором; уезжать с ней, или оставаться в Выборге.
Выбором? Но, ведь у них будет ребёнок. О каком выборе может идти речь, если они ещё хоть и не родители, но настоящая семья?