Глава XXII. Круиз

- Яшенька, мы обязательно должны съездить в Данию, к моим родителям.
- Сейчас, когда над всей Европой зависло предчувствие войны, самое время для поездок!
- Нет. Нет. И ещё раз нет! У тебя милый мой всегда найдутся аргументы! Сейчас же, когда моим родителям так много лет, что неизвестно доживут ли до прогнозируемой тобой войны, мы просто обязаны побывать у них в гостях.
- Ну, хорошо, хорошо. Поедем. Только не откладывая. В ближайшее время. И, пожалуй, …, Пожалуй, надо дать знать моей сестре с Иваном Павловичем. Может захотят повидать нас, приехав в Данию.
- Как мило! Хорошо бы всем вместе увидеться.
- Твоя воля. Но, следует спросить мнения дочери и зятя.
- Этот вопрос я беру на себя. Думаю, поездка не должна быть обременительной для нас. Что-то вроде морского круиза по северному морю, в одном, а, затем, спустя пару недель, в обратном направлении. От Копенгагена совсем недалеко. Пятьдесят километров.

Это было первое путешествие, совершённое их семьёй, после того, как бежали из России. Оно воспринималось теперь иначе. И дело тут было вовсе не в уровне комфорта, порядком изменившегося за последние почти тридцать лет, прошедшие с того момента, как плавали вместе на пароходе. Кажется, это было путешествие через Константинополь в Канны.
Как безмятежно оно тогда проходило. Пусть и поговаривали многие о скорой войне с Германией. Недавно закончившаяся потерей большей части эскадры, и полным поражением, война с Японией ещё оставалась в памяти чувством унижения, что легло на мало-мальски понимающую в политике часть населения страны.
Это затишье в неполные девять лет дало надежды на лучшее.
 Отплывали из Севастополя. Взяли тогда с собой маленькую Лизавету.  Алекс оставался из-за службы в Санкт-Петербурге. Вернувшись из Порт Артура, где чудом не был ранен, получил звание мичмана. Но, не поплыл с родителями. Слишком уж устал от морских походов. Да и баловством считал увеселительные плавания, видя в флоте лишь военное и стратегическое значение.
В этот раз пароход отходил из Хельсинки. Круиз был спланирован таким образом, что, проходя через Аландские острова должны были зайти в Стокгольм.
Выйдя из порта, видели по правому борту Советский крейсер. Как в своих территориальных водах, нахально, с поднятым белым, с голубой полосой по низу, и большими красной звездой в одном углу и серпом с молотом в другом, плыл им наперерез, даже не думая убавлять своего хода.
- Откуда тут этот военный корабль, да ещё и с таким необычным флагом с масонской символикой? – поинтересовалась Торбьорг Константиновна.
- А ведь и действительно! Как похоже! Но, смею огорчить тебя – это всего лишь новый морской советский флаг, появившийся три года назад, насколько я знаю из газет.
- Вот уж не думала, в итоге, впрочем, как всегда бывает после государственных переворотов, они изберут себе подобную символику.
Крейсер стремительно приближался, и, теперь уже лёгкий дымок над его трубой, превращался в толстый, чёрный, словно бакенбарды Пушкина, клубящийся дымовой ствол. Явно шёл на всех парах. Но зачем старался нагнать круизный лайнер? Ведь невооружённым взглядом было видно – гражданское судно. Да и в своих территориальных водах находилось оно.
- Они идут прямо на нас. Почему же капитан не замедляет ход?
- Скажи спасибо дорогая, не добавляет узлов подобно капитану крейсера.
Ситуация не радовала. Вспомнилась Якову та история, что хорошо знал от своего отца, про то, как встретил в море их предок пиратский корабль. Всё было схоже сейчас с теми канувшими в лету событиями.
Расстояние стремительно сокращалось. Теперь круизный пароход выступал в роли того торгового Когга, что был хоть и не потоплен, но ограблен морскими разбойниками. Некая схожесть ситуации наблюдалась сегодня, хоть и не находились в водах Кадетринненского пролива. Но, в отличие от той, происходившей более двухсот лет назад, нынешняя давала надежду на благополучный исход. Хоть расстояние между кораблями и быстро сокращалось, теперь уже было отчётливо видно, хорошим глазомером и пониманием эффекта приближения обладает советский капитан. Их же, финский не менее смекалист, имея хладнокровие не сбавляя оборотов и не ускоряясь, рассчитав свою скорость заранее, показывал русским, не боится их манёвров, так, как в своих территориальных водах.
Многие пассажиры круизного парохода стояли на палубе, наблюдали, как расходятся в море корабли. Паники на лицах не было, скорее некое недоразумение, возмущение или гнев.
Елизавета Яковлевна, прислушавшись к возбуждённым словам проходящих по коридору пассажиров, разобрала, говорят о происходящем в море. Поделившись новостью с мужем, решила подняться вместе с ним из своей каюты на прогулочную палубу. Было интересно увидеть, что же там происходит. Вскоре разыскала своего отца с матерью. Встали рядом с ними, наблюдая за происходящим.
Крейсер теперь стремительно сближался с их кораблём. Но, только один их капитан мог видеть насколько это опасно. Обладал железной волей не менял курса, хоть и отвечал за жизни пассажиров. В любом другом случае отвернул в сторону, сбавил ход. Но, не сейчас, когда видел перед собой врага. Будучи капитаном линкора не ушёл в 18-ом с эскадрой в Кронштадт. Остался в Гельсингфорсе. Пережил и щюцкор. Теперь же плавал на гражданских пароходах. И, вот, казалось бы находясь ещё довольно далеко впереди перед пароходом, крейсер, пересёк его курс, рисуя на воде крест, практически с девяностоградусными углами.
Теперь расстояние ещё стремительнее сокращалось. Все наблюдающие за происходящим будто онемели, потеряв дар речи, и страшась быть сброшенными от удара за борт. Для них, как во сне, замедленно расходились в море корабли.
Когда корма крейсера идущего в сторону Таллина, убралась с курса их парохода, до него оставалось не более ста метров.
- Мы же могли погибнуть! – заметила Елизавета Яковлевна.
Фёдор Алексеевич взял её за руку. Ему было страшно от того, что отчётливо понял сейчас – Россия доказывает всему миру, она самая справедливая страна. А, это в итоге должно привести к войне.
Было обрадовался этому путешествию. Страх сильно изменил его и после долгих лет гонений, когда отношение к русским в Финляндии наладилось, видел для себя возможность на некоторое время забыть о минувших тревожных годах, как это удалось во время поездки к отцу в Англию.
Через год получив известие о его смерти на похороны не успел, приехав позже. Знал; в соответствии с завещанием тот будет похоронен рядом с покинувшей этот мир матерью. Имение теперь оставалось за ним. Мог переезжать туда с Елизаветой. Но ни на секунду не сомневался тогда, в правильности принятого решение продавать усадьбу. Задержался в Англии на пару месяцев из-за нежелания уж слишком сильно опускать сумму её стоимости. Как только договор был подписан, тут же отплыл обратно в Хельсинки, так, как прямого рейса до Выборга не было.
Теперь же впервые усомнился в правильности своего решения. Что-то изменилось в Европе и русские постепенно, будто разлившаяся река грозили выходом из своих берегов. Ситуация обещала вновь перерасти в ненависть ко всему русскому.
- Если не погибли, значит в этом есть какой-то скрытый смысл, - улыбнувшись, искал поддержки у зятя Яков Карлович.
- Думаю, нам с вами ещё рано, - с бледным от пережитого лицом подыграл ему тот.
Сейчас он лишний раз убедился в том, что от тех людей, которые теперь населяют Россию, не скрыться нигде. Будь ты даже защищён иным подданством, чужой территорией, всё равно, можешь пострадать от вбитой революцией в головы новых русских, выросших в другой стране, идеи всемирного равенства и братства.  Каждый их шаг, поступок, слово, должны сопровождаться риском для окружающих быть втянутыми в достижение глупых, опасных для всего мира целей.
Неприятная встреча с советским крейсером в открытом море оставила след на их впечатлениях о круизе. Это ли не говорило о тревожности, нагнетающейся в атмосфере последних предвоенных лет.
Народ постепенно расходился, шумно обсуждая увиденное. Но, казалось, как бы ярки ни были их впечатления, вряд ли могли бы остаться в их памяти надолго. Многие отнеслись к увиденному, как к недоразумению, не уловив в этом намёка на скорую агрессию.

Имение, купленное родителями Торбьорг Константиновны было небольшим.
Распластанное по плоской, как блюдце, земле Дании, продувалось всеми ветрами, что даже не имея особого желания продувать и без того лишённую, каких-либо возвышенностей землю, вынуждены были просто скользить по ней, не в силах ни за что зацепиться. Лишь только изредка встречаемые на своём пути шпили местных лютеранских кирх, не задерживая облака, а, только лишь пропарывая им животы, мешали тереться о Датскую землю.
Хоть и узкая, несмотря на отсутствие рек и холмов, сильно петляющая между стволами старых лип дорога вела к усадьбе, имитируя собой сложность рельефа.
Въехав на большую, усыпанную мелким камешком площадку перед одноэтажным домом, такси остановилось.
Яков Карлович рассматривал дом. Ему показался чересчур низок. Несмотря на довольно высокий конёк, не было второго этажа под кровлей, являющейся чердаком, хоть и имела несколько люкарен.
Но, почему же их никто не встречал?
Выходили из машины, когда одна створка входной, разделённой на множество квадратных стёклышек, дубовой двери открылась, и из неё выкатился на кресле-коляске Константин Сигурдович. Узнал его, хоть и более двадцати лет не видел. Сильно изменился внешне, став ещё худее, с ярче выраженными чертами лица. Не очень длинные, седые волосы развевались на его лысеющей голове. Глаза ничего не выражали.
Хотел понять, что скрыто за ними, какие мысли, желания, эмоции. Но, ничего не мог уловить в этом неживом взгляде стоящего у края жизни человека.
Клара Александровна вышла за ним. Узнал сразу. Её глаза слегка улыбались. Вспомнилось Якову Карловичу, увидев её впервые, много лет назад, у своей бабушки подумал; для того, чтобы понять, как будет выглядеть с возрастом твоя будущая жена, следует прежде познакомится с её матерью. Но, не придавал тогда этому значения. Сейчас же не жалел о том, так, как его тёща выглядела безукоризненно. Лишь морщины портили её, в молодости красивое своей отточенностью форм лицо и нос стал с годами больше, слегка загибаясь к низу.
Не успев выйти первой, за хозяевами показалась и служанка. Рослая, худая, ширококостная женщина, лет тридцати. Аккуратно прикрыла за всеми дверь, направившись к машине, для того, чтобы помочь занести вещи в дом. Водитель, Копенгагенский таксист, как по дороге оказалось, с питерскими корнями, помогал вытаскивать из багажника пару чемоданов и три дорожных сумки.
- Добрый день, - почему-то по-русски поздоровался с тёщей Яков Карлович, поцеловав ей руку. Затем пожал сухую, очень худую кисть Константина Сигурдовича.
- Добрый День, - ответила Клара Александровна. Настолько выглядела к месту на фоне дверей своего поместья, что, забыв о её происхождении, невольно принял за Датчанку. Но, почему же, именно русский избрал он, как язык сегодняшнего общения? Может от того, что знал в совершенстве только немецкий, плохо понимая по-шведски и ни слова по-датски?
И, всё же именно русский выбран им сейчас, когда был вдалеке от своего дома, в ста пятидесяти километрах от Рюгена, откуда брал начало его род по мужской линии.
Так же по-русски поздоровались с родителями Торбьорг Константиновны её дочь с зятем.
Внутри дом выглядел скромно, но очень аккуратно и продуманно. Большая гостиная, с камином и роялем, столовая, и много спален. На стенах фотографии родственников, неизвестно каким образом вывезенные из России, не потерянные, не утраченные. Они собственно и формировали тот уют, чувствовавшийся внутри.
- Мама, всё в мире идёт к войне. Политическая обстановка, очень напряжена. Мы приехали, чтобы повидаться. И, теперь неизвестно, когда увидимся в следующий раз.
- Думаю, Дания проявит нейтралитет. Во всяком случае, если этого не произойдёт, наш век уже закончен. Другое дело вы. Слишком уж близко поселились от не менее опасной чем Германия страны. Считаю нужным предложить вам переселиться ближе к нам. Пусть это будет не Дания. Но, всего лишь в пятидесяти километрах от нас, за Эрезундским проливом находится Швеция. Если взять выше, в четырёхстах километрах Норвегия. Это некая земная точка, где сконцентрирован центр северной Европы. Может всё же следует вам задуматься о том, чтобы переехать?
- Константин Сигурдович, так же, как и вы, уже не стремится менять, что-либо в своей жизни. Наш век не на много дольше вашего. Все мы из девятнадцатого, и никоим образом не собираемся влиять на двадцатый, что, начавшись мировой войной и революцией, всё же, думаю найдёт в себе силы наконец успокоится.
- Мы зажились на этом свете очень долго, дождавшись не только внуков, но и правнучку. Но, хотели увидеть свою дочь, узнать о вас побольше, прежде чем покинуть этот мир. Теперь же, когда видим; у вас в семье всё в порядке и нам спокойнее здесь в тихой Дании.
Но, отрадно, что всё же заинтересованность Валерии историей нашего рода, привела её не куда-нибудь в глубь Швеции, а, именно в Выборг.
- Вовсе дело не в этом. Просто мы не решились бежать слишком далеко, - наклонившись, поцеловала отца в щёку.
- У вас неплохая усадьба. Но, слишком ветреное место, как я понимаю, - похвалил Фёдор Алексеевич.
-  Да, это так. Зато, дом достаточно тёплый. В соответствии с завещанием он ваш. Знайте - есть куда бежать, если решение будет принято.
Некая неловкая пауза зависла в воздухе.
- Клара Александровна, я смотрю, у вас есть рояль в доме, - сменил тему Фёдор Алексеевич.
- Мы не представляем жизнь без инструмента. Но, сейчас, когда Константин Сигурдович уже не может играть из-за подагры, коснувшейся его пальцев, стоит без дела. Впрочем, думаю, Валерия сыграет нам сегодня?
- Да, мама. Чуть позже, после кофе.
Гостиная не имевшая большой высоты потолков, всё же хорошо распространяла в себе звуки музыки. Играла по нотам, лежавшим на инструменте.
Стравинский.
Был не знаком настолько, чтоб играть без нот. Но, знала любовь к его творчеству отца. Поэтому не стала долго выбирать среди нотных тетрадей. Хотела сделать приятное ему, сидящему в своём кресле с закрытыми глазами, будто уснув. Выбрала одну из сонат. Знала - соскучился по живой музыке. Вид из окна на Роскилле-фьорд придавал звучанию умиротворение. Нигде, куда бы ни доставал человеческий взгляд, не мог остановиться хотя бы на какой-то возвышенности или скале. Лишь изредка торчали из земли одинокие, невысокие деревья, да два, словно близнецы похожие друг на друга, шпиля Роскилльского кафедрального собора.