Глава XX VI. Вальс

Местная пресса печатала отсылки к статьям в газете «Правда». 4 ноября был шокирован цитированным из центральной газеты большевиков заявлением; «Мы отбросим к черту всякую игру политических картёжников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что, мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели».
Пожалуй – это начало антифинской пропагандистской кампании, подумал Яков Карлович. Хоть и был возмущён, всё же не понимал, как так может измениться Россия, всего за двадцать с небольшим лет. Неужели, лишившись императора, как тирана, моментально пропиталась агрессией к внешнему миру. Так вот кто сдерживал её прежде, осенила догадка.
Но, как бы ни переполнялась местная пресса перепечатанной под другим соусом истерией соседнего государства по отношению к Финляндии, всё же не верил, да и не мог представить себе - это может привести к войне. Молодое, недавно появившееся на свет государство теперь уже сменив название, называлось на одну букву короче – СССР. И надпись эта звучала более грозно, словно стук колёс, напоминая и внешне паровоз с тремя вагонами. Ранее, скорее походила на звук катящихся с горы камней - РСФСР. Сейчас же организовалась, став цельнее.
- Фёдор Алексеевич, как вы считаете, к чему это всё приведёт? – поинтересовался у зятя после обеда, когда всё же, разволновавшись, несмотря на то, что бросил, закурили у него в кабинете Гаванскую сигару, запивая свежесваренным кофе.
- Разумеется к войне, - сделал маленький глоточек.
- Но, за-а-аачем!? – на распев произнёс от волнения Яков Карлович.
Давно решил для себя, ещё одну войну не переживёт.
- Сколько грязи пишут их газеты про нас. А, ведь всё не правда. Согласитесь, делается с какой-то целью.
- Но, с какой!?
- Убедить отсталое население страны в том, что все другие, кто с ней граничит, только и желают ей одного - развала.
- Неужели вы думаете, Русский человек так глуп?
- Русский человек после конца рода Рюриковичей постепенно стал управляем извне. Я бы даже сказал не самими царями, а, теми, кто наконец-таки вздохнул всей грудью, возведя на трон прозападных марионеток.
- Что вы!? Что вы такое говорите! Господь с вами. Все Русские цари ратовали за свою страну, ведь она была их Родиной.
- Ах Яков Карлович, что вы право! У человека всегда одна Родина. Та, откуда его предки. Мало, кто из пришлых способен понять психологию чуждой ему страны. Даже если и родился в ней, но в кругу иноземцев.
- Ах не намекайте на мою фамилию, - выпустил дым в сторону окна.
- Нисколько. Мы с вами одна семья. Да, и хорошо известно мне рвение, с которым служили России. Но, поймите же правильно мои слова.
- И всё же, не хочу ничего слышать о том, что Финляндия находится на гране войны
- Все эти годы Карл Густав строил укрепрайон в непосредственной близости от логова врага. Это сильно раздражало его раны, кровоточащие после такой глупой потери лакомой территории. Если бы не еврей с калмыцкими корнями, товарищ Ульянов, не пришлось бы сегодня месить столько бетона, для ДОТов Манергейма.
- Вот, смотрите. Зачитал из открытой на его коленях газеты: - «26 ноября артиллеристский обстрел территории СССР у населённого пункта Майнила. Погибло четверо и ранено девять советских военнослужащих. Вина за инцидент возложена советской стороной на Финляндию. Тут же произведённое Финскими пограничниками расследование, установило; обстрела с нашей стороны не было». Что вы думаете по этому поводу? – испуганно смотрел ему в глаза Яков Карлович.
- Это, то, чего так долго ждало Российское командование.
- Что?
- Удачно проведённая провокация. Теперь дело за малым. Осталось лишь отменить соглашение от 21 марта 1922 года подписанное в Москве между правительствами РСФСР и Финляндии о принятии мер по обеспечению неприкосновенности советско-финской границы. И, сразу же после этого перейти границу, без объявления войны.
- Без объявления?
- Конечно. Внезапно. Хотя, о какой внезапности тут можно говорить? Всё известно заранее.
- Так, по-вашему остались считанные дни? – схватился за сердце барон.
- К сожалению – это чистая правда.
- Так надо же бежать!
- Вы не верите нашей славной армии?
- Я хочу умереть спокойно.
- Думаю, для начала, следует позаботится о деньгах. Вывести в нейтральные страны. Что же касается наших с вами жизней, и уж тем более Торбьорг Константиновны и Лизаветы Яковлевны с Анастасией, то, думаю, не стоит пока принимать опрометчивых решений. К тому же Анастасия через год заканчивает институт в Хельсинки.
29 ноября, за ужином, после мгновенно переданной финскими каналами, откровенной речи Молотова, произнесённой по советскому радио, узнали; целью войны является обеспечение безопасности Ленинграда, а не присоединение Финляндии.
- Какая ложь! – возмутился Яков Карлович. Теперь у него словно открывались глаза на происходящее. После удачного бегства в самом начале 18-го не успел сполна хлебнуть большевистской заразы. Удачно проскользнув на границе, свято верил, страна, благодаря Ульянову, отпустившая Финляндию с Богом, и после его смерти останется верна его начинаниям. Но, давно уже придя к власти, поначалу всем казавшийся его последователем Иосиф, на самом деле был всего лишь самым обычным диктатором.
- Надо бежать, - решительно заявила Елизавета Яковлевна.
- Русский народ ослаблен годами террора по отношению к нему со стороны его же правительства. А, что надо слабому человеку? – пристально посмотрел на Торбьорг Константиновну Фёдор Алексеевич. Не дождавшись ответа, продолжил:
- Правильно! Поверить в свою избранность. Только считая себя выше других станет увереннее в своей силе, которой, впрочем, нет, не было и не будет до тех пор, пока не начнёт интересоваться своей историей, а не верить в мессианство вместо того, чтоб перестать наконец раболепствовать и заискивать перед ничтожествами, захватившими власть.
- Достаточно посмотреть на советские лозунги, что вбивали великие цели в головы оставшихся после репрессий. Оказались всего лишь агрессорскими планами! - поддержал Яков Карлович.
- «…Это – злостная клевета... Мы стоим твердо за то, чтобы свои внутренние и внешние дела решал сам финляндский народ, как это он сам считает нужным» - по радио передавали речь Молотова, переведённую на финский. На неё никто не обращал внимания.
- Готовят народ к мобилизации. Уже разделили с Гитлером Польшу, по соглашению с президентами ввели войска в Эстонию, Латвию и Литву, - отметил Фёдор Алексеевич.
- Они добровольно разрешили на своих территориях построить военные базы.
- Яков Карлович, разве вы не видите, просто испугались своего наглого соседа.
- Неужели им мало тех крестьянских восстаний, голодомора и террора, что сотворили у себя в стране и, теперь хотят подарить и нам эту возможность, – заметила Торбьорг Константиновна.
- Эта глупость, повторяющаяся веками, неискоренима теперь уже в Русском народе. Начавшись с опричнины, пройдя через Петровское новаторство, крепостное право, а потом, как следствие всего этого – революцию, Русский народ не способен более воссоединиться. Да во времена княжеских распрей первых веков после крещения, не особо - то и держался вместе. Новгородская, Киевская, Псковская, Владимирская, и, наконец, Московская Русь – всё это разрозненные княжества, что удалось объединить под одной короной только Ивану IV, да и то в самом конце правления Рюриковичей. Как итог, смена династии. Возможно и называемые большевиками Романовы, таким же чудесным образом прекратили своё существование, после всех тех преобразований и реформ, никоим образом не повлиявших на улучшение жизни простого народа, привелших к обогащению правящей верхушки. За, что в итоге и расплатился Николай II, царь мученик. Возможно, будет в итоге причислен к лику святых, что никак не удавалось православной церкви сделать с Иваном IV.
- Ах, Фёдор Алексеевич, недаром ваше имя и отчество созвучны с братом Петра I. Возможно, именно поэтому вам и не удастся удивить мир чем-то новым, доселе неизвестным. Но, поверьте мне, прожившей свой век женщине; - всё повторяется не в зависимости от правящей династии. У кого власть, тот и вправе делать со страной что ему вздумается. Особенно, если та имеет такие необъятные земли, как наша многострадальная Россия. То ли дело Швеция, небольшая страна В ней, пусть и была, когда-то смена царствующей крови, на иноземную, но, прежде всего из-за самой её территории, это никоим образом не отобразилось на страну.
Нисколько не обиделся на тёщу, так, как давно знал, все её слабости. Ценил в ней организационный дар, устремлённость к достижению цели, что давно уже не наблюдал в себе самом. Смирившись с обстоятельствами, не искал возможности получить от жизни, что мог бы себе позволить, будь он на Родине. Здесь же ушёл сам в себя, иногда общаясь с Яковом Карловичем.
Дочь баловала его благодаря самостоятельности, не вовлекая в ненужные мелочи, училась выбранной ею профессии. Видел в ней черты своей бабушки, частично матери, свои же, слава Богу, не замечал. С детства особо не проявляя интереса к зарабатыванию хлеба насущного, не научился этому и в зрелости. Сейчас же, когда был в возрасте, особенно ничего и слушать не желал о том, чтоб взявшись за голову приняться за бурную деятельность. Да, и какую!? Большого имения, приносящего пользу, у него не было, преподавание не радовало его душу. Музыка? Вот то, чем бы, пожалуй, занялся. Но, имея под боком прекрасно музицирующую тёщу, не горел особым желанием соревноваться с ней, лишь изредка подыгрывая в две руки, или садясь за инструмент, когда та куда-либо уходила из дома. Много играл в усадьбе, летом, когда полностью принадлежал себе. Пытался сочинять.
Всё это позволяли спасённые, вовремя выведенные из России капиталы. Пусть и не большие, но достаточные для того, чтоб не быть обеспокоенным финансово.
И сейчас, когда понимал; не за горами свадьба дочери, возможно даже радовался этому, надеясь на то, что окончательно поселится в Кякисальми, купив молодым квартиру в Хельсинки. Имел небольшой счёт в том же банке, что и Яков Карлович. Выслушав не перебивая тёщу, сменил тему.
- Пожалуй, не сегодня завтра эти нехристи перейдут границу.
- Но они же не смогут подойти к Выборгу за одну ночь, - больше утвердительно, чем задавая вопрос, сказала Торбьорг Константиновна.
- Безусловно. Предлагаю всем, сегодня устроить музыкальный вечер. Думаю, больше времени у нас на это уже не представится, - подошёл к баронессе, и, поклонившись, спросил:
- Позволите мне первым подойти к инструменту?
- Только, прошу вас, не надо ничего новомодного.
- Даже месье Стравинского?
- Ах бросьте. Прошу вас.
- Хорошо. Тогда Шостакович. Думаю, то, что подойдёт нам всем под настроение.
- Этот перебежчик.
- Из раннего.
- Вы неумолимы Фёдор Алексеевич.
Начал играть не озвучив названия. Знал; наведёт всех на приятные воспоминания.
Елизавета Яковлена вспоминала, Киев. Театр. Не знала хорошо Фёдора Алексеевича, но, старалась понять, узнать побольше. Казалось; есть в нём, что-то нужное ей для будущей семейной жизни. Никогда не задумывалась, что такое положение в обществе. То, что занимала её семья, а соответственно и она сама, устраивало. Была уверена; и выйдя замуж, останется на тех же позициях.
Возможно, это даже было главенствующим для неё при выборе супруга. Много ранее думала об этом. Но, никогда не понимала; время летит с такой скоростью, что вскоре настанет час, когда и ей придётся прощаться с безмятежной жизнью, присущей девице.
Видела себя всегда вольнее чем её ровесницы, что были отданы замуж и, получив свободу, как они думали, оказывались в заточении стен квартир, или усадеб, изредка показываясь на людях.
Давали «Жизнь за царя». Красочная постановка, не менее яркой исторической оперы. В фойе театра играл оркестр. Вальс номер два. Почему же он, так запомнился ей? Нет, не понимала, да и могла ли понять тогда его скрытый смысл, что теперь, спустя столько лет, стал так отчётливо ясен ей. Прощание с Россией. Нет, не эмиграция, а ощущение ухода тех времён, что тогда являлись действительностью, не оставляя и намёка, что вскоре останутся в прошлом, забудутся всеми. И, только один этот вальс станет связующей двух миров, отображением одного в другом, отсылом в ушедшее, и в то же время грусти по нему, навеки исчезнувшему.
И, сейчас, вспомнилось, как пригласил её вальсировать с собой. Его лицо в тот миг осталось в памяти. Наверно благодаря ассоциации с самой мелодией. Не зная ещё о нём всего, что постигалось с годами, сохранилась в памяти лишь уверенность, с которой, одними глазами спросил разрешения, и, так же получив ответ, без единой эмоции, подхватив её за талию, закружил в водовороте вальсирующей молодёжи.
Ни единого слова. Только взгляд. Пронизывающий, пытающийся понять. Или нет. Не то. Уже знал о ней всё. Скорее убедиться в своей правоте. Чтоб с большей силой продолжить наступление до полной победы.
Нет, были в нём некие силы, позволявшие быть настойчивым в тех случаях, когда дело касалось главного. Только лишь тогда был неумолим, шёл на всё, чтоб добиться цели. Куда же это всё делось в нём с годами? Куда пропало? Неужели так и осталось в той, умершей для них России, что никогда больше не увидят прежней.
Потом уехал в Санкт - Петербург.
Не виделись пару месяцев. Когда же перебрались всем семейством с юга в столицу, не узнала своего возможного жениха. До сих пор была не уверена в своём выборе. Но, некая грусть от ожидания этой встречи зародилась в её сердце. И, когда, всё же были приглашены с родителями к нему на новую квартиру, старалась незаметно наблюдать за ним, выискивая ту целеустремлённость и холодность решительности, замеченную в нём в Киеве. Но, не обнаруживала. Обжёгшая её на юге, теперь отсутствовала на севере, где так требовалась ей.
Но, теперь привыкала к нему сызнова, будто и видела впервые.
Случайно встретившись взглядами, не смогла отвести свой.
- Елизавета Яковлевна, как рад видеть вас в своём доме, - не заметила, как её рука оказалась в его. Поцеловал. Ощутила тепло губ, через тонкость перчатки.
- И, я, признаться соскучилась, - смутилась она. Тут же испугавшись этого смущения. Почему оно проявилось в ней? Неужели за этот малый отрезок времени изменила своё отношение к нему?
Заметил это. Решил для себя. Будет его женой. Тонкость фигуры. Малая, ещё совершенно не женственная, подростковая. Прямая шея, и уверенно посаженная на ней головка, смотрящая вдаль, словно не видящая ничего перед собой. Это возбуждало его самолюбие, придавая сил.
Так же, как и сегодня, играл тогда на рояле. Но, вот только что именно уже не помнила. Да, и, разве имело это, какое-то значение для неё сейчас, когда уже столько лет прожито вместе и дочь была на выданье,
Любила ли Фёдора она тогда? Любит ли сейчас?

30 ноября 1939 года Советские бомбардировщики бомбили Хельсинки.
Узнали об этом из радио. Газеты на следующий день пестрели статьями с фотографиями попаданий авиабомб в столичные здания.