Дом с окнами на юг

Главный герой повести «Дом с окнами на юг», над которой работаю сейчас, –дом моего детства на улице Новослободская (Подбельского), 12. Как называла его моя бабушка, Царствие ей Небесное, – этакий «рязанский купчишка в потрепанном временем каменном сюртуке». Изъяны в его неказистой одежде стыдливо прикрывают кусты сирени, некогда высаженные бабулей с исключительно прагматичной целью – прикрыть облупившуюся штукатурку на стареньком фасаде. На своем почтенном веку этот дом видел немало, немым свидетелем многих судеб был и продолжает оставаться… Первые воспоминания детства, как у Замятина, приходят в образе просветов в плотно зашторенных окнах. Зимний вечер. В печке нервно и гулко потрескивает фитиль. За окнами вьюга хлещет в стекла острыми ледяными осколками, отчего старые высоченные рамы злобно скрипят, угрожают рассыпаться в клочья. Мне два года. Ветер разбудил, напугал. Я цепляюсь за высокие бордюры кроватки, мне страшно, я плачу и зову бабушку. Рядом её нет и оттого становится еще страшнее. По стене соседской квартиры вдруг громко постучали. Значит, бабушка там, скоро вернётся, а сейчас помогает соседке – сухонькой старушенции Марьи Васильевне Стружановой. МарьВасильна—местный старожил. В этот дом на тогда ещё Подбельского она переехала с мужем, кажется, в середине тридцатых годов. Родила здесь двух дочерей: Надежду и Валентину. Отсюда в последний путь проводила мужа – Василия Стружанова, погибшего при исполнении и похороненного в братской могиле в сквере у Рязанского кремля. Квартира у МарьВасильны была по тем временам огромная: аж три комнаты с высоченными потолками под три с половиной метра, с «барской», как ее не без основания окрестили, лепниной, печкой, обложенной плитками с удивительными изразцами. Последние без следа исчезли после капитального ремонта дома то ли  в 50-ых, то ли в 60-ых годах прошлого века. Одним словом, размах первых владельцев чувствовался: семья купца Андрея Крутицкого, дом которому принадлежал аж в 1820 году, коллежский советник Михаил Дмитриевич Хомяков, а также один из самых известных рязанских историков и археологов, исследователь топонима «Рязань», священник Николай Васильевич Любомудров (его дом (Новослободская, 10) находился составе усадебного комплекса Крутицких) не отказывали себе в удовольствии соседствовать с «породистыми» вещами. Информацию о бывших владельцах дома теперь легко можно узнать на специализированных сайтах, связанных с культурным наследием региона, но тогда, во времена моего детства, в конце семидесятых, история дома передавалась от старожилов к новоприбывшим постояльцам, каждый раз обрастая все новыми и новыми подробностями.  В конце сороковых угловую комнату своей квартиры Стружановы отдали вдове офицера-фронтовика Красносельского – Нине Ивановне, а в середине пятидесятых в эту комнату въехала семья моей бабушки Царёвой (Филиной) Евдокии Андреевны.  С тех пор дом на Подбельского—Новослободской стал частью и нашей семейной истории. Дядя вспоминает, что до войны в части комнат была местная типография, затем станки переехали, а комнаты вновь приспособили под жилье. Но память о типографском прошлом еще долго сохранялась в виде дюжины литер, разбросанных по двору бывшей купеческой усадьбы. Особенно ярко запомнилась легенда о происхождении трещины в потолке бабушкиной комнаты. Соседи рассказывали, что во время войны в крышу дома попал вражеский снаряд: не взорвался, но изрядно повредил кровлю. Обитателями такое событие было воспринято как божье благословение, которое, возможно, и в будущем неоднократно спасало дом от всякого рода напастей: чудовищные рукотворные пожары, с завидным постоянством уничтожавшие окрестные дома на протяжении 90-х и 2000-ых, обошли «Дом Крутицких» стороной. А вот соседнему дому №10, вошедшему в историю города как часть усадьбы Крутицких и «Дому священника Любомудрова», не повезло: осенью 2007-го деревянное строение сгорело при очень странных обстоятельствах. Останки «десятого дома» до сих пор пугают пустыми глазницам окон забредших на Новослободскую горожан или туристов, решивших прогуляться по старинным городским улочкам, прилегающим к Рязанскому кремлю. В семидесятых в «Доме Крутицких» жила сплошь интеллигенция: инженеры, представители Фемиды, офицеры, врачи… Запомнились фамилии семей, обитавших здесь в разные годы: Стружановы, Печатины, Борискины, Александровы, Кожевниковы, Вавиловы, Кузины, Перовы, Филины. Из старожилов нынче остались проживать в доме всего три семьи, а хоть что-то помнящих о прошлом дома – вообще единицы.  Местная детвора на Подбелке всегда отличалась каким-то особым творческим потенциалом. Детей в те времена на улице было в разы больше, чем сейчас, и это несмотря на то, что улица ныне обзавелась двумя многоквартирными домами. Играли в «салки», «резинки», «вышибалы», «классики», причем прямо на проезжей части улицы—машины к нам заезжали редко, а «Запорожец» моего дяди с двигателем в багажнике был для многих почти роскошью. Особым шиком и верхом «топографического» профессионализма для местной детворы была непревзойденная способность запутать и сбить со следа в «казаках-разбойниках» пришлую ребятню с улицы Кремлевский вал и деревянных бараков у обувной фабрики «Победа» (сейчас «Рязань-Вест»), снесенных пару лет назад. Нам-то было не знать все входы-выходы дворовых лабиринтов у четвертой школы (ныне «Лицей на Соборной»)! Летними вечерами на входных дверях домов, утопающих в сиренях, спиреях и жасминах, можно было заметить яркие рукотворные афиши, приглашавшие местных жителей на концерт. Это мы, пяти-семи-десяти-двенадцати-летние дети организовывали «промоушн» собственных дворовых спектаклей, и каждый раз новый перфоманс собирал «битком набитые залы». Мы тщательно вырисовывали афишу гуашью на ватманах, втихаря стянутых у дяди, инженера-конструктора.  Дядя Толя, конечно, пропажу находил позже на дверях дома, но виду никогда не подавал, а на концертах рукоплескал громче всех, особенно, когда его пятилетняя племяшка выдавала «цыганочку с выходом» в длиннющем платье своей сестры Людмилы (моей мамы), приехавшей погостить из Киева. Гримерки «актеров» из нашей дворовой труппы находились в соседних квартирах дома – кто-то жил здесь постоянно (Александровы на втором этаже, Буяновы (деревянный дом стоял во дворе)), а кто-то, как и я, приезжал погостить на лето к бабушке (внучки инженера Печатина). Читали незамысловатые стихи, пели популярные в те времена песни, особенно на ура шел репертуар Аллы Пугачевой, танцевали и даже пытались ставить театральные сценки. Этот детский творческий опыт помог в будущем определиться с вузом – для меня актерская мастерская Киевского государственного университета театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого началась именно в те далекие времена здесь, во дворе дома номер 12 на Подбелке. Время не пощадило ни дом, ни его обитателей, ни улицу Подбельского. Её больше нет: ни названия, ни удивительной атмосферы незамысловатой простоты и соседства, ни домов (уцелело всего несколько строений), ни большинства старожилов «Дома Крутицкого», который за эти годы таки обзавелся формальным статусом «объект культуры регионального значения», но, увы, прибавив в возрасте, увеличил и «процент износа». Кто-то из старых жильцов «двенадцатого дома» переехал в более комфортные и современные условия, продав квартиры много лет назад, а кто-то ушел навсегда, став частью истории этого «рязанского купчишки в потрепанном временем каменном сюртуке».