Он и она. Продолжение

Часть 2. ОН
-3-
Если бы он только мог открыто и честно рассказать, что думает о жене и своей жизни в целом, да ещё тому, кому доверяет… О, он был бы даже рад кое-что поведать. Потому что всё это не просто сидит глубоко и прочно, оно накапливается в нём, хотя кажется, что больше того, что есть, поместиться уже не может. И если бы можно было избавиться каким-то образом, хоть от малой его части, он с радостью бы это сделал. И почти наверняка испытал бы огромное облегчение...
Она надменная и циничная. Она груба и вульгарна во всём: в своём плебейском мировоззрении; в хамовато-снисходительном отношении к людям, которые от неё зависят; в еде; в поведении и манерах; в своём потребительском отношении к жизни вообще.
Она мелочно-придирчива и скупа во всём, что не касается её желаний. Она может купить неоправданно дорогую вещь, которая ей не нужна и про которую она скорее всего забудет на другой день, но устроить отвратительный скандал поставщикам из-за копеечного повышения цен на расходный материал.
Но при этом она, не владея даже самыми элементарными навыками финансовой грамотности, а говоря попросту не умея считать, невообразимо расточительна и беспечна. Её обсчитывают и обманывают все, кому не лень. От хмурого мясника и заискивающей маникюрши до таксистов, туроператоров и собственных сотрудников. О, эта последняя категория обворовывает особенно изощрённо.
Хуже всего, что делают они это с подобострастными улыбками и томной усталостью во взгляде, лучше всяких слов говорящей сколь смиренно несут они крест непосильной и плохо оплачиваемой работы. И если бы он в своё время не взял бухгалтерию под свой контроль, им можно было уже занимать очередь за бесплатным супом.
Она сластолюбива и это, особенно в последнее время, уже становится для него проблемой. Она прожорлива несказанно. Один только вид любимой еды пробуждает в ней почти физическое наслаждение. Она неряшлива, ленива и мужеподобна. Имея огромную гардеробную, она почти всегда ходит в джинсах и толстовках. Исключение составляет тёплое время года, когда джинсы и объёмный верх, она меняет на шорты и безразмерные футболки.
Ей в равной мере свойственно общее заблуждение всех полных людей, которые пытаются скрыть свои лишние килограммы при помощи разнообразных бесформенных балахонов, наивно полагая, что таким образом они выглядят стройнее.
Она раздражительна и напрочь лишена доброты, обижая людей, раня их глубоко, часто походя, даже не замечая этого. Она высокомерна и хвастлива. Она и дня не может прожить без сплетен. Её мозг праздно ленив и развращён.
Она действительно неплохой специалист, но последние лет десять едет по накатанной колее, довольствуясь тем, что в нашем небольшом городке конкуренции у неё практически нет. Но она перестала учиться, не совершенствует своё мастерство, она закоснела и остановилась. И самое страшное даже не то, что её всё устраивает, а то, что она не считает это достойным своего внимания и более того - не замечает этого.
Она щедра с родственниками, но кажется, с той только целью, чтобы была возможность говорить о том, что они живут за её счёт. И бравировать своим смиренным благородством, что все они сидят у неё на шее.
И он, вне всякого сомнения, тоже. Он даже не в том числе. Он в большей степени, чем кто бы то ни было из её окружения. Потому что он ничтожная, зависимая личность. Да, он вырвался из алкогольного плена, причём с большим трудом и ещё большими потерями, да и то относительно, всего лишь до первой рюмки, но он вовсе не освободился от своей зависимой природы.
Возможно, это неизбежно для таких, как он и его жена. Если она «ушла» в пищевую зависимость, избавившись от алкогольной и никотиновой, то он стал игроманом. Вернее, чуть не стал. Пришлось остановиться, когда он «протрезвел» и увидел свой долг по микрозаймам более чем в миллион. Как это могло получиться, он и сам не понял.
-4-
Делал ставки в онлайн-казино сначала понемногу, скуки и интереса ради. А затем незаметно втянулся, у него даже своя система появилась. Небольшие выигрыши случались несколько раз и это одновременно его окрыляло и ослепляло. Когда ежемесячный платёж по разбойничьим процентам уже превысил его зарплату в его пыльной, словно перенесённой из советских времён конторе, над которой не раз издевалась Жанна, скрывать это уже было нельзя.
Скандал поднялся, разумеется, невообразимый. Да и трудно было ожидать чего-то другого в такой ситуации. Не готов лишь он оказался к тому, что увидел её искреннее страдание. Несколько дней после его признания, она выглядела, как человек, который вдруг узнал, что серьёзно болен и жить ему осталось считанные дни.
На какой-то миг в её ищущем, глубоком и печальном взгляде промелькнуло что-то от неё той, далёкой, далёкой, растерянной и нежной, которую он встретил однажды у её подъезда пятнадцать лет назад. Но было это столь мимолётным, что со временем он уже сомневался, а не примерещилось ли ему такое вообще.
Когда схлынула основная волна гнева и возмущения, она всерьёз заговорила о разводе. Он живо представил, как обрадуются все её родственники, с самого начала считающие их брак досадным мезальянсом, её безмозглой, стареющей дурой, клюнувшей на смазливого проныру, причём моложе её на десять лет, а его расчётливым паразитом, сумевшим обвести бедную женщину вокруг пальца, от чего их собственный денежный ручеёк в значительной степени поиссяк. А значит с каким нетерпением они будут ждать, когда она пинками выгонит его из своей квартиры и из своей жизни!
Ему отлично было известно, что того же мнения о нём придерживаются и некоторые её друзья, бывающие у них в доме, крепко пожимающие его руку и с удовольствием налегающие на приготовленное им мясо. Вся эта благородная публика не уставала искренне недоумевать по поводу того, что в браке они уже шестнадцатый год.
О том, каким ничтожеством он ощущал себя после того как рассказал ей о случившемся, лучше и не говорить. И хотя он добавил тогда, что примет любое её решение и заранее согласен на всё, в глубине души почему-то был уверен, что она не станет с ним разводиться.
Так и получилось. Она обливала его презрением, называла последними словами, замыкалась в спальне и не разговаривала по целым дням. А однажды даже ударила, что есть силы по лицу, а потом долго била, куда придётся под аккомпанемент собственных рыданий, постепенно теряя силы, слабея и выдыхаясь. Но на развод всё же не подала. Через время глухо и обречённо сказала, что поможет ему, но такой суммы у неё в наличии нет, и придётся брать кредит.
И тут ему предстояло пережить новую, едва ли не более ужасающую волну, чем первая, которая была вызвана тем, что все банки, куда она обращалась в порядке живой очереди, неизменно в кредите ей отказывали.
О, тут он тоже выслушал кое-что о собственной персоне, потому что, разумеется, был виноват и в этом. Как так, он со своим жалким окладишком грошового инженера сумел взять четырнадцать кредитов! А она - доктор, бизнес-леди с серьёзным, ежемесячным оборотом своего кабинета порядка… Словом, довольно внушительным оборотом и это только по официальной версии. И ей отказывают??!! Мир точно сошёл с ума!
В конце концов, на помощь пришла дальняя родственница, оформившая кредит на себя, которой и без того немалую, ежемесячную сумму пришлось заметно округлить.
Ни в его, ни в её семье об этом не знали. Она не сказала. И ему запретила. Но понятно, что вовсе не из-за того, что щадила его самолюбие. Просто и она в этой ситуации выглядела далеко не лучшим образом. Они ведь, чёрт возьми, семья… К тому же ей не хотелось, чтобы они убедились в своей правоте по поводу её мужа, злорадно выдыхая: «Мы всегда это знали…» «Мы же тебе говорили!»
В курсе были только несколько человек. Всё те же из группы, сёстры и братья по несчастью, постепенно ставшие друзьями.
Им можно было рассказать, потому что за душой у каждого было с полдюжины или даже больше подобных историй, случившиеся либо с ними, либо с кем-то из таких же, как они. Их было трудно удивить или напугать чем-нибудь. Но самое главное они понимали, почему это случилось. Потому что были очень похожи в этом своём бессилии. Они ни за что не стали бы вопить: «Да как же так можно!», «О чём ты только думал?!» и прочей муры, слабо подходящей даже для нормальных и здоровых людей.
И хотя, безусловно, всегда приятно иметь дело с тем, кто заведомо не станет тебя осуждать, но и они не знали всего. И он уверен, что валили всё на слабую сопротивляемость волевой системы таких, как они людей. Это, конечно, тоже, но…
-5-
Как же ему надоело чувствовать себя слабым, безвольным, плывущим по течению, а самое главное зависимым во всех отношениях от неё! В физическом, эмоциональном, финансовом. Когда её друзья, посмеиваясь, говорили, что он без её разрешения шагу ступить не смеет, это было правдой. Весь его скромный доход: зарплата, деньги за аренду его жалкой однушки, небольшие мебельные забавы, растворялись без всякого, сколько-нибудь заметного следа в огромном, ненасытном жерле поддержания необходимого его жене да и ему самому уровня жизни.
И поскольку он жил в её квартире, ездил в отличной машине, принадлежащей ей, носил то, что ему позволялось купить, отдыхал и выстраивал для них целую развлекательную программу там, куда хотела ехать она, то получалось так, что представлял он из себя нечто среднее между бедным родственником, принятым в семью из милости, личным шофёром, помощником по особым поручениям и бог его знает, кем ещё. Кто бы он ни был, всерьёз его почти не воспринимали.
Её младшая дочь, которую он воспитывал с шести лет, так и зовёт его Женей. Однажды, когда он забыл купить что-то в магазине, о чём ему было сказано утром, эта самодовольная девица, ехидно скривив губы, заметила:
- Ох, и попадёт тебе сегодня от мамы!
И обиднее всего, что он реально испугался! Потом долго не мог успокоиться. Всё думал и пытался понять, когда же это началось, и почему он не заметил, как превратился в кого-то вроде приживальщика или жигало. Но ведь это неправда! Помимо своей работы, он ещё и реально помогает ей. Редкий день обходится без того, чтобы он не заехал к ней в кабинет. Помимо финансовой части, контроль за которой она полностью переложила на него, кроме специального, медицинского оборудования, вся мебель в её кабинете была сделана его руками.
Если он и так был её охранником, и водителем-курьером, и секретарём, и администратором, то можно себе представить, что будет, если он уволится. А она требует этого всё настойчивее, поскольку его «жалкая, бюджетная работёнка», на которой он и так появляется в небольших просветах между больничными и отпусками без содержания, мешала ему осуществлять все эти функции в полной мере.
И хотя он держался за свою работу изо всех сил, как за последний островок относительной свободы и независимости, и чего-то ещё, чрезвычайно важного для мужчины, он знал, что скоро так и будет. Потому что противостоять ей он просто не сможет. Они в разных весовых категориях. В первую очередь, по масштабу личности и вере в себя. Ну а то, что он делал, воспринималось, как должное. Это не обговаривалось никогда, словно являлось само собой разумеющимся. Ведь всё это на благо семьи, будь она трижды неладна...
А наряду с этим, он вынужден был просить на карманные расходы, так как у него часто не было денег даже на сигареты. И это при том, что почти все хозяйственные заботы лежали тоже на нём. Ну, например, закупка продуктов и всего остального. Он ведь на машине, всё равно мотается по городу, разве ему трудно? Нетрудно. Сложнее было осознавать, что даже люди, которые знали их много лет, рассматривали его, в лучшем случае, как обслуживающий персонал.
- Ну, Жека, сегодня твои рёбрышки это что-то фантастическое… То есть не твои, конечно… Ха-ха-ха… Кстати, это свинина? Ну, надо же! Жанночка, солнышко, да он у тебя кулинарный гений...
Ну а в худшем… В худшем случае, его воспринимали, как нелепый, но в общем-то вполне терпимый довесок к блистательной Жанне. Так, всего лишь простительный каприз успешной и респектабельной женщины.
Он боялся её гнева, но сам не до конца понимал почему. Ведь если бы она вдруг затопала ногами и велела ему убираться вон, вряд ли бы это его сильно огорчило. Он знал, что настроение всех членов семьи находилось в прямой зависимости от того, в каком настроении находилась его жена. Так было всегда, он к этому быстро приспособился. Угадывал её состояние заблаговременно, по шагам, по тому, как она садилась в машину, по недовольно приподнятой брови. Это было необходимо не только для того, чтобы жить, и жить хорошо, к чему он исподволь уже привык, а даже просто для того, чтоб выжить. Он не говорил об этом никому, но про себя знал совершенно точно.
И он стал изворачиваться и привирать. Не явно, сначала по чуть-чуть. Округлял расходы на бензин, превышал стоимость услуг, слегка набрасывал сверху, когда оформлял дорогие покупки… Благо, считала она плохо, да и слишком ленива была, чтобы вникать в финансовые тонкости. И это вошло у него в привычку. Он поступал так даже тогда, когда в этом не было особой необходимости. Возможно, ещё и поэтому так поздно среагировал на свой умножающийся в арифметической прогрессии долг. Всё мечтал, что вот-вот сорвёт отличный куш, и это решит все его проблемы.
К тому же, ему всё труднее стало не только говорить ей правду, а даже просто говорить. Они давно не слышат друг друга.
… Он мог бы ещё многое рассказать… Наверное… Тем более что всё это - правда. Но он вряд ли когда-нибудь это сделает. И не только потому, что это только его правда. И не из-за того, что уже привык к определённому жизненному уровню. И не по той причине, что его страшат перемены. Нет, в его жизни случались вещи и куда хуже.
Просто иногда, глядя на неё, он вдруг видит ту испуганную, дрожащую, молодую женщину, которая когда-то выбежала в одном лёгком платьице за бывшим мужем, увозящим её дочерей. И столько живой, непритворной боли было в её глазах, столько искреннего страдания, она так остро нуждалась в защите и заботе, что он забыл тогда обо всём на свете…
Ради того, чтобы помочь не только вернуть детей, но и ей самой вернуться к жизни, он совершил то, что давно уже казалось абсолютно невозможным и его бывшей жене, и родителям с сестрой, да и ему самому тоже. Он понял, что ради неё сможет бросить пить. Навсегда. Или до тех пор, пока она с ним. Хотя иногда ему казалось, что это одно и то же. И у него получилось. Вернее, у них получилось… Даже больше того о чём он мечтал. Но потом…
Потом эта бледная, с огромными, ищущими глазами потерянная женщина в лёгком, ситцевом платье в цветочек, что так просто доверилась ему тогда и без лишних слов вручила в его руки свою судьбу, стала куда-то удаляться: медленно, но неуклонно. Пока не начала превращаться в маленькую, едва видную, но всё ещё незабытую точку…
А вместо неё появилась почти из ниоткуда эта новая Жанна. Она росла, обрастала плотью, набиралась голоса, наливалась соками и кровью, почти полностью растворив в себе ту крохотную точку, из которой возникла, и которую ему было всё труднее разглядеть…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…