Монашка

Она проснулась от занозы приснившегося: он тянет к ней мускулистые руки, и она отдаётся.
Он стал приходить неприлично часто. И она непроизвольно уставилась на картину. Давно собиралась заменить её на свою, но что-то всё время останавливало. Она поняла: давнишнее чувство самосохранения из-за того, что картину написал Егор.
Ночник освещал полотно. Ничего особенного. На переднем плане на фоне тёплой солнечной стены сидела старушка-монашка. За оградой с коваными прутьями с витиеватыми навершиями чуть шевелится город с дальними небоскрёбами, ближними трамваями, разноцветными пастельными тенями людей. Он был талантлив, этот никому не известный начинающий. А как радовался, когда она купила «Монашку» за копейки!
Егор, крепко сбитый, мускулистый, улыбчивый... Которому до неё дела не было. Хам! Но он любил женщин, и полезных в том числе, вот и всё.
Вспомнились его слова: ты не красавица, но хороша и чертовски обаятельна!
Она тогда готова была задушить его, но только улыбнулась.
Она никогда не смеялась. Только улыбалась. Грустно или радостно. Зло или назидательно. Но всегда очаровательно. Смеялась только в душ; и то перед зеркалом...
Что осталось от той улыбки? А чёрная монашка – это сегодняшняя она; отгородилась от всего и чахнет в относительном богатстве и относительной славе. Окружённая сиделками и наследниками...
Кстати, а куда делась сиделка? Вот стерва. Дрыхнет, наверное, где-то. Или жрёт...
О чём она вспомнила?
Ах, о Егоре.
Всё было бы ничего. Она любила отыскивать таланты. Но таких, чтоб не перебегали ей дорогу. А этот идиот влез на её территорию...

После него она бросила рисовать «народ» и переключилась на портреты.
Но тогда никто, слышите, никто не смел обвинить её в претенциозности и халтуре. Она быстро поймала волну. Волну находили пластилиновой, облака ватными, а струи водопадов – целлофановыми. Она критиканам быстро затыкала рот. Этому она хорошо научилась. Тот же Егор не дал бы в этом усомниться. Она привычно красиво штамповала мужей, жён, отпрысков, собачек и кошек; меха, брюлики, кружева, бархат, мерседесы с сиденьями крокодиловой кожи, алые паруса на белой яхте. Заказчику нужно показное богатство? Так вот оно, все ваши капризы за сущий бесценок! И состояние сколотила.

А потом она позволила себе примитивизм. Именно то, что было её. Картонные угловатые фигуры бомжей и грязных торговцев мандаринами, попрошаек и толстых ментов она выставила в зале Союза художников на фоне своих двориков. Ранних. Из портретов не выбрала ни одного.
Фурора не было.
Ну и хрен с ним!
Она попрощалась. И подаренное на выставке море цветов завяло сразу и бесповоротно.

Закрыла глаза. Опять почудились руки Егора. Изыди!
Да-да. В то время она раскрывала тему старых городских двориков. Это было модно, тыкать в ужасы и беспросветность жизни «народа». Она отыскивала старые полуразвалившиеся грязные купеческие дома и запечатлевала их. Вместе с «народом». Архитектуру особняков ей удавалось прекрасно воплощать в арт-декоре. Упрощённые формы, цвета контрастны: серый и коричневый на фоне ослепительных небес или сочной зелени с яркими цветами. «Народ» она писала абстрактным, и фигуры персонажей сознательно подавала искусственными, ломаными и тусклыми.
И тут чёртиком из табакерки – молодой силач и бородач Егор. Он откровенно брал её сюжеты и изображал своё. И получались у него не ужас и страдание, а тихая грусть и надежда. Гадёныш. Стиль, разумеется, у него был свой, но не в этом дело. За спиной стали шептаться, что она теряет себя. Подружки намекали, что её произведения почему-то перестали хвалить...
Она не стала искать причины в себе. Она поверила, что для Егора живопись была чем-то вроде шлюшки: попользовался одной, перепрыгнул на другую. Его быть на её поле не должно!

Она зло взглянула на Егорову картину.
Но наваждение воспоминаний не уходило.
Да какие там воспоминания! Всё по чётко разработанному плану: несколько сомнительных отзывов, отрицательные и снисходительные вздохи, слухи для влиятельных, отстранение от выставок... А когда он стал догадываться, кто его злой гений, – обвинение в изнасиловании, суд и сколько-то там лет тюрьмы. Она, конечно, всегда ему сочувствовала, не верила грязным слухам, наняла заблудшему таланту адвоката. Куда Егор делся, она не интересовалась. Даже сплетен не выслушивала. Кажется, его опустили. Ну, всякое бывает.
Она опять взглянула на монашку. И тут она обернулась и плюнула в лицо...

Вошедшая в комнату сиделка потянулась, зевнула, посмотрела на хозяйку и вдруг почувствовала что-то неладное в злом взгляде...
Закрыла знаменитой хозяйке глаза...
На панихиде все сошлись во мнении, что везёт тем, кто тихо и мирно умирает во сне.

Ноябрь 2021