Единение. Из книги Мир твой, главы 3

Образ «Троица» Андрея Рублева — самое известное и таинственное изображение Бога в истории православной иконографии (Ирина ЯЗЫКОВА).
*

…неповторимо богато время своё, запутываясь или распрямляясь в череде событий, неизбежно задевает оно время другое, и тянется с прошлых лет  у каждого след невысказанного, потерянного, след укора, что не так сделали мы, неправильно поступили               
Не справляемся мы с подсказкой своей совести: и судья человеку – не он сам! – другой человек, другие.
Судья нам всем -  единение наше, да не однозначен, не определёнен смысл единства: мы остаёмся со своим всегда, мы сохраняем своё понимание, осознавая в момент единения только один запрет – нравственный, придерживаясь только  одной памяти – нашего будущего.
Боже мой, как трудна дорога позади и больше скорбная она, да и не все собрались «за столом»: не собрались виновники зла! Потому и вечна идея единения, потому и скорбь…
Бесконечен путь людей к единению
Но смысл и в том, что мы не можем быть близки друг с другом «до конца»: у нас постоянно остаётся нечто, рождающее новое, и оно и не сразу воспринимается нами же, но в новом этом есть что-то угрожающее другим (?), ибо оно непонятно…
Но мы не можем быть близки друг с другом «до конца», без остатка:
человек неделим духовно.
И, напротив, мы не можем быть друг без друга, потому что мысль не может существовать только в своём созданном! мысль не может быть в одиночестве;
одиночество страшно, потому что внутренний мир – бесконечен, с бездной значений: оценка человеку невозможно большая, она, действительно, охватывает всю Вселенную
Вместе – это просветление, это тепло: не потому ли горят неземным – возвышенным светом остановленные гением фигуры?
Единение необходимо: мы одни. Единение – это мир, это запрет на брань, это проявление ума, который здесь только и может  «оправдать» себя. А у людей слишком много компромиссов со своей совестью, желаниями, и всё равно здесь – склонённые головы, не судилище!
Здесь не мирная идиллия – это пошло, не всеобщее братство – оно невозможно, но покаяние: не перед другими – перед собой, перед необходимостью быть друг с другом…
Мы должны выносить бремя запросов человеческих.
Идея единства у человека самая великая.
И на пути этом мы должны поступиться чем-то своим, конкретным. Всё на свете должно подчиняться этому стремлению, какая бы ни была у кого тяжёлая ноша в жизни.
Это просто – иметь перед собой другого человека, чувствовать его, перерождённого решением.
Это сложно – ступить на этот путь, ломая устоявшиеся и удобные оценки свои и объяснения.