Наша деревня

*     *     *
Он долго брёл наугад, спотыкаясь о корни деревьев, утирая рукавом пыль и пот с лица. И снова шёл, шёл... Главное — не останавливаться. Двигаться вперёд. Насекомые свирепо жужжали над ухом, не отпуская угасающее сознание из реальности. Но изнурение стало брать своё. Как долго человек способен вот так идти, это вопрос риторический. Не требующий ответа, ухмыльнулся при этой мысли он, вспомнив определение. А может, требующий? Вопиющий! Ноги шли, и на этот раз именно они направляли и мозг, и тело. Это был их звёздный час: не подчиняясь намерениям хозяина, а сами, сами, сорвавшись с цепи, несли они человека, куда им заблагорассудится!
Недолго длилась эйфория побега, Альмир выбился из сил и, присмотрев себе подходящее логовище под скрюченным у подножия скалы кустом, улёгся в измождённую жаром траву и устремил взгляд в небо. Высокое, внимательное, полное рисунков из облаков, оно давало тот приют и покой, которого жаждала его потрескавшаяся душа. Над головой пролетела, щебеча что-то своим друзьям, беззаботная пичуга. Затем появилось пернатое покрупнее и принялось кружить над распростёршимся на земле. Кто его знает -  то ли ворон, то ли сокол, подумал Альмир и всмотрелся пристальней. Скорее похоже на коршуна… Птица не улетала, а наоборот, медленно приближалась, круги её становились всё уже и ниже. Человек забеспокоился уже по-настоящему. Не хватало ещё для полного счастья, чтобы за падаль принял хищник и захотел полакомиться! Альмир стал неистово махать в воздухе ногой. Потом обеими. Надо было срочно дать знать, что живой! В принципе так и есть: двигаешься — значит, ты не труп. Подействовало. Улетел коршун, не дождавшись ужина.

Глас Вопиющего в пустыне.
Услышит кто его, поймёт?
Иные ждут его доныне:
Какую весть он принесёт?

Корабль наш креном книзу клонит.
Но курс - по свету маяка.
Надежда то всплывёт, то тонет.
Смотрите: вон, издалека!

Нет, не маяк, а в вечном небе
Пробился к нам сквозь тьму Рассвет!
Нас не согнуть уж больше креном.
Вот, Вопиющий, твой Ответ.

*     *     *
В деревне, где жил Альмир с самого рождения, все одевались примерно одинаково. Простая холщёвая рубаха и парусиновые штаны у мужчин, а во что одевались женщины, юноша не замечал, так как ещё был к ним равнодушен.  Мечтали и думали примерно об одном и том же. Стриглись на один манер, чаще всего коротко, в зависимости от царящей  на данный момент моды. Хорошо знакомые песни любили и пели годами и поколениями.
Жил Альмир со своей бабушкой, которая души в нём не чаяла. Родители оставили его на её попечение в раннем детстве, отправившись на заработки за границу, да так и не вернулись. Он их даже не помнил. Что с ними случилось, не знала даже бабушка, а на их портрет на стене она не могла смотреть без слёз. Одно единственное смутное воспоминание всё же у него было. Ему казалось, что обнимая его на прощание, отец просил, чтобы он был хорошим мальчиком, а мама обещала вернуться, когда листья начнут менять свой цвет. С тех пор каждую осень у Альмира поднимались надежды, а в конце осени, когда облетали листья, они угасали. И он не любил осень. Поэтическая его натура нашла своё воплощение в стихах, которые мальчик писал с детства, удаляясь зимними вечерами на чердак, подальше от людских очей. Там, за скрипучим дощатым столиком у крохотного оконца, рождались его шедевры.
Однажды, разглядывая во дворе последние оставшиеся на берёзе листья, Альмир не заметил, как сзади подошла бабушка.
 Что, родимый, взгрустнулось, а? О чём думу думаешь?
 Ну что ты, бабуля! Это я ворон считаю, - засмеялся он в ответ вполне искренним голосом.
Но в целом мальчик не был ни грустным, ни замкнутым. Когда удавалось остаться одному дома, Альмир частенько танцевал, придумывая на ходу свои собственные па. А иной раз и пел оперы, которые тоже были импровизацией, причём он был один во всех ролях. Но больше всего ему нравилось в качестве конферансье объявлять на все лады самого себя. Например, так:
А сейчас, уважаемые дамы и господа, перед вами выступит не кто иной, как всеобщий любимец публики, артист Державного Театра Оперетты, Альмир Непревзойдённый!
Раскланиваясь, он благосклонно дарил публике свою артистичную улыбку.
Односельчане считали Альмира очень уверенным в себе молодым человеком. Но их впечатления часто были обманчивы и являлись результатом той самой актёрской игры.
Когда юноше исполнилось восемнадцать, ему стали снится странные сны, и люди в посёлке попросту не знали, что с этим делать. А когда сны стали сбываться, тем более. Потом он начал толковать сны других. Потом предсказывать будущее. Злые языки прозвали его Гласом Вопиющего, скорее всего, из зависти. Постепенно Альмир обрёл небывалую популярность, и с утра нередко можно было увидеть, как к его дому тайком пробирается какой-нибудь местный житель, а иной раз тянулась и целая вереница односельчан. Платили - кто яйцами, кто помидорами с огорода, кто крынкой молока, в общем, чем придётся.
Первое время его слова приносили людям ясность, показывали выход из жизненных тупиков. Но по мере роста его популярности Альмир стал всё чаще замечать, что люди уходят от него в слезах. Голос его изменился тоже, стал резким, безжалостным. Сам он считал, что всё идёт по-прежнему и удивлялся такой реакции клиентов.
Однажды к нему пришёл старичок, которого Альмир хорошо знал и недолюбливал. Это был  нелюдимый, жадный человек, и в хронически плохом настроении легко мог его передать другому. Почему-то в это утро слова не шли на ум нашему пророку, никакие. Это произошло с ним впервые. Не долго думая, в досаде на самого себя, Альмир предсказал старику болезнь лёгких и скорую кончину. Старик оставил на столе полдюжины яиц, схватил кепку и поспешно вышел, не сказав ни слова.

 Войдите, - крикнул из комнаты юноша, спустив ноги с кровати и, протирая ещё сонные глаза, глупо уставился на дверь.
 Здравствуйте. Извините, что так рано... Не разбудила? - Испуганная девушка не знала, с чего начать.
 Садись. Рассказывай, - кривой улыбкой Альмир тщетно попытался ободрить вошедшую. Про себя он отметил, что раньше в их крохотной деревне он её не встречал. Взгляд её был необычайно светел, несмотря на явное смущение.
 Понимаете, мне никогда раньше такие сны не снились. Будто мы все на корабле отправились очень далеко... в какие-то дальние земли. И вот после долгого плавания все устали, и еда уже выдавалась порциями поменьше, и народ уж начал роптать на капитана, такая страсть поднялась! А тут неожиданно попалась нам красивая такая гавань. Там  было так светло и тихо... Я знала, нам надо было оставаться там, в этой бухте. Иначе все погибнем. Но капитан настаивал, что надо плыть дальше как можно скорее. Тут на меня что-то нашло, и я начала с ним спорить и умолять его остаться на месте. В общем, меня связали по рукам и ногам и посадили в лодку с двумя матросами. Матросы эти странно так отворачивались от меня и не могли смотреть мне в глаза. И тут я поняла: они меня хотят выкинуть в море. Я была в просто в ужасе. Никак не ожидала от них такого!  И как только я догадалась, что происходит, как один из них, из жалости, что ли, разрезал мне верёвки и спрашивает: плавать умеешь? Да, говорю, умею.
 Плыви!
 Я сама прыгнула в воду и поплыла. Страшно было вначале, потом прошло. Я знала, надо просто грести, не смотреть назад, и больше ничего. И тут я  проснулась. Вы... не знаете, что бы это значило?
Девушка замолчала и опустила глаза. Пальцы теребили пуговицу на блузке, лёгкий румянец украсил светлое лицо.
Альмир почесал затылок, прокашлялся. В этот раз что-то снова ничего не шло в голову. Подумал, прикинул, что смысл ясный. Девушка пророчески предупреждала моряков об опасности, на неё за это озлобились и не послушали. Но что это значило? Ответа не было. Когда шло истолкование, оно текло, как естественный, непринуждённый поток знания. Сейчас поток не шёл, и, не желая обманывать девицу ради собственной выгоды, так он ей и признался.
 А как же?.. Мне говорили...
Девушка вскочила, поправила юбки, озираясь, словно искала помощи. Табуретка у двери зашаталась и упала, когда она выбежала на предрассветную улицу.  Скрипнув, хлопнула входная дверь, за которой раздался оживлённый старушечий шёпот. Затем послышались удаляющиеся шаги местных «сарафанных репортёров».
На следующий день по деревне и округе разнеслась дурная весть о зарвавшемся юноше, возомнившем, что у него есть дар. И, как водится, снежный ком стремительно разрастался, до того, что стали ходить слухи, что он брал с лихвой с односельчан мзду за свои услуги, а девушек домогался, требуя в уплату недозволенное. Альмир подозревал, что последняя его посетительница могла иметь к этой части россказней самое прямое отношение. Не хотелось юноше погрязать в трясине оправданий и разбирательств, какие ему довелось наблюдать в жизни тех немногих других талантливых людей, кто ещё не сбежал  из их деревни. А как по характеру наш герой мало отличался от любого молодого горячего парня, то и собрал быстро в узел небольшие пожитки, отряхнул прах с ног своих и отправился прочь, куда глаза глядят. Рано утром, до рассвета, чтобы никто не видел. Соседям накануне сказал многозначительно, что жителей деревни ждут неприятные сюрпризы.

*     *     *
И вот идёт Альмир наш к западу, на закат солнца. Там, сказывали, была маленькая деревушка, Журавлёво, куда со всей окрестности сбегали от травли злосчастные поэты, художники и прочие  нестандартные люди. Альмир там никогда не был. Путь был далёким, и заночевать пришлось у подножия скалы, под покровом утёса. Ночной холод, ощутимый лишь сначала, уступил место тревожному сну, когда Альмир, подобрав ноги, завернулся в старый бабушкин плед, который очень кстати прихватил с собой, и постарался не думать. Но тоскливые мысли не покидали, а роились, как в улье, «то обвиняя, то оправдывая одна другую.»*
С одной стороны, Альмир знал, что его исчезновение может ещё больше углубить трещину в отношениях с односельчанами. Если он когда-нибудь вообще захочет туда вернуться. А с другой, останься он дома, своим молчанием не хотелось способствовать их озлоблению. Из опыта он уже знал, что отсутствие реакции на выпады врагов ранит и растравляет их пуще, нежели любые ответные действия. Выгораживать себя просто не хотелось. Мудрость подсказывала, что лучше удалиться и переждать бурю.
На рассвете новые надежды поднялись в душе юноши, и попив водицы из ручья, Альмир покончил с небольшим запасом ржаных сухарей и бодренько отправился в путь. К полудню на горизонте показались крыши деревушки, а к обеду он уже шагал по её улочкам, стараясь определить, в какой из домов велит ему постучать судьба. И вот, смотрит, на частоколе листовка прикреплена. Воззвание к жителям Журавлёва. Призыв прославлять какого-то незнакомого человека вместе с другими его поклонниками. И наш путник решил, что эта бумага — как раз тот знак, которого он искал. Собаки во дворе не было видно, и Альмир открыл калитку, смело подошёл к двери и постучал. Тишина ответила ему тревожным эхом.
 Хозяева! Есть кто-нибудь? - спросил Альмир голосом по-грубее и погромче.
Тишина молчала и ухмылялась. И тут Альмир заметил, что в деревне ему пока что не попался ни один живой человек. Ни лая собак, ни обычной возни кур во дворах... Как всегда непрошеный, подступил страх. Быстро пройдя по пыльной улице, юноша вышел к ручью, бежавшему в травянистых берегах, и сел обдумать своё положение под его журчание. Несколько минут он сидел, обхватив голову руками, прислушиваясь к стуку собственного сердца. «Шестое чувство» подсказывало, что деревня вся опустела и что нужно оттуда уходить. Не расспрашивая, не производя расследование. Осознание, что он здесь совсем один, ныло и порождало нестерпимую тоску.
Вдруг Альмир вздрогнул. Посреди ручья, не издавая ни звука, стояла девушка. Он сразу же заметил сходство с той, которую невольно так огорчил на рассвете. Но эта была совсем другая. Светлые волосы приятно растрепал ветер, от неё веяло чем-то далёким и желанным. Она стояла прямо на воде, не погружаясь и не намокая. И от неё шёл свет. Альмир обрадовался этому явлению.  Наконец-то попал в сказку, решил наш герой. Положительное всё же бывает в жизни, ухмыльнулся он про себя. Не хотелось и не моглось говорить что-либо банальное. Поэтому он сказал:
 Вот так встреча! Я думал, я один остался. И моей души ищут...
 Команда изгоев не такая уж маленькая, как ты думаешь.
Так просто она ответила, несерьёзно даже, но Альмиру показалось, что его закутали в тёплое одеяло. Осенила мысль: в том сне, который он не смог истолковать, это же был он сам, гонимый за правду, брошенный связанным с лодки и плывущий наугад в поисках берега. Он и сейчас не был уверен, что всё это происходит не во сне.
 Так вот почему я не смог его разгадать... У меня так хорошо всё складывалось дома, все в деревне меня любили. И как могло так всё поменяться?
 Ты не знаешь, что творилось за твоей спиной. И что говорилось. Люди не любят, чтобы кто-то отличался от них. Ты это почувствовал, и от злости ты начал говорить от себя, а не то, что велел Всезнающий. У успеха бывает такое побочное действие.
 А куда люди из вот этой деревни делись?
 Туда же, куда и ты. Убежали. Между ними возник спор, кто будет главным, и все перессорились между собой. Каждый пошёл своей дорогой, - ответила девица ровным голосом, взглянув прямо в глаза нашему герою.
А ты кто? В нашей деревне я тебя не видел, - выдавил он, притоптывая для смелости ногой по траве, - ты откуда взялась?
Зови меня Фортуна. У меня много имён.
Её спокойствие, казалось, передалось нашему герою, и на смену страху пришла решимость двигаться вперёд и отыскать остальных злополучных талантов. Собрать их воедино, вернуть в деревушку Журавлёво бежавших героев.
Не делай этого, Альмир, - сказала девица, хотела что-то добавить, но, сдерживая себя, лишь громко вздохнула, - не время. Тебе будут посланы гонцы, они помогут тебе увидеть то, что тебе нужно увидеть. Ты их узнаешь.
Юноша открыл рот — поспорить, да так и остался стоять на берегу ручья. Фортуна исчезла. Щебетали птицы, и тонкий аромат чего-то таинственного повис в воздухе. Как в том самом сне, оставалось только одно — грести, что есть мочи, в надежде, что это куда-нибудь приведёт, а может, и к желаемой пристани. И Альмир пошёл.


*     *     *
В дороге подкреплением Альмиру были дикие ягоды и орешки из шишек. К третьему дню наш пилигрим заметно ослабел. После встречи с коршуном он стал осторожнее выбирать место для привала и для ночлега. Рассудок включился и победил эмоции. Неимоверно тянуло к разбежавшимся изгоям. Нутром чувствовал, что свои. Был вечер. Места незнакомые. Непонятно было, сколько продлится это путешествие. Желудок просил еды. Когда показались первые звёзды, Альмир увидел перед собой лунную дорожку на водной глади. Нежданно негаданно ноги привели его к берегу небольшой реки. Там, под интимный плеск воды, наш герой устроил себе достаточно уютный ночлег под густыми нависающими кустами. Ягоды на них оказались съедобными, но от них только пуще прежнего захотелось есть.
Никто не должен так жить, подумал Альмир, стало жалко себя. Стараясь припомнить, с чего началось его бегство, он уже не видел в нём ни смысла, ни окончательной цели. По воде тихо плыли продолговатые жёлтые листья. Послышались отдалённые голоса, и лунный свет выхватил из темноты приближающуюся плоскую лодку. Вскоре лодка пристала к пологому берегу, и из неё вышли мужчина и женщина. Привязав лодку к стволу берёзы, они отошли от кромки воды в лес и принялись искать с фонарём что-то в кустах и в высокой траве. Одежда, приличная, но изрядно потрепавшаяся, говорила о скитаниях. Альмиру показалось, что он где-то видел лицо мужчины.
Странно... Я помню это место. Это оно, правда же, Том?
Не уверен. Таких мест здесь знаешь, сколько?
И тут, как водится, Альмир закашлялся. Заметив, что он стоит и разглядывает их, женщина быстро подошла ко нему и тревожно спросила:
Добрый вечер, юноша, вы почему не дали о себе знать? Вы за нами следите?
В её глазах было нечто потухшее, несмотря на напускную сердитость. Оказалось, это были супруги, Томас и Ливия, одни из прежних обитателей покинутой деревушки Журавлёво. Они и поведали грустную историю обветшания их поселения. В начале в деревне всё просто процветало. Обиженные людьми и судьбой люди нашли себе здесь приют. Таланты, поселившиеся в ней, устраивали по вечерам концерты, живописцы писали пейзажи на высоком берегу реки, поэты декламировали с утра до вечера свои стихи. Работали мало. Жили за счёт предыдущего урожая. Когда же он закончился, кто-то предложил ввести обязательную трудовую повинность в огороде для каждого жителя и семьи. Но поэты, актёры — народ свободолюбивый, особенно те, кто был ранен в душу в своих собственных деревнях непониманием и злобой людей. Некоторые считали себя непризнанными пророками. И так как управления в Журавлёво не было никакого, никто эту трудовую повинность и не думал выполнять. Наступил голод. И он оказался самым сильным стимулятором перемен. Избрали председателя коммуны, вспомнив опыт предыдущих поколений. Но что-то не пошло в таком устройстве, так как некоторые из них считали, что сами они более достойны сего высокого звания, нежели избранный. На этой стадии, когда дошло у них дело до драки, начали из деревни люди разбегаться.
Со стороны вам бы показалось, что это сборище пьяниц и дикарей, но знаете, нет, просто озлобленные голодом люди, - закончил своё повествование Томас.
Так и разбежалась наша даровитая деревня, - добавила жена со вздохом, в котором слышалось столько боли...
Куда кто пошёл, не было возможности определить, но конфликт был явно необратимым. Сами Томас с супругой искали тайник, в котором припрятали пару недель назад свои картины, самое дорогое, что было у этой четы художников. И в плане души, и материально. По их словам, продав картины, они могли бы какое-то время на это безбедно жить. Здесь должна была быть металлическая коробка с завёрнутыми в ткань и пергаментную бумагу свитками драгоценных работ. На дорогах, как известно, частенько попадались разбойники, и носить их с собой означало просто загубить драгоценные рисунки. Скитальцы решили их спрятать, пока не кончится их неопределённое путешествие. Наконец они нашли себе временное пристанище в городе, славившимся картинными галереями, и вернулись за своим сокровищем, но теперь оба не могли вспомнить место. Тут Лилвия сдавила рукой плечо супруга, и он резко оборвал свой рассказ.
Пока Альмир слушал грустную историю о конце творческого сообщества, его осенила одна гениальная мысль. Что, если всех попробовать вернуть, и он сам, как человек нейтральный, не участвовавший в битвах за власть, сможет привести таланты к общему знаменателю, то есть станет управляющим хозяйственной частью в деревне. Он сразу поделился своей идеей, но ожидания его и на этот раз оказались обманутыми. Ливия с испуганным лицом, от которого веяло отчуждением и недоверием, отступила на шаг назад, будто пытаясь рассмотреть говорящего получше, затем проговорила наконец:
Нет. Далеко замахнулся, юноша. Никто с тобой и разговаривать не станет. Наши насмотрелись уже начальников. Ты сам-то кто?
Муж поддержал её молчаливым внимательным взглядом. Альмир расстегнул ворот рубахи  и вытер рукавом пот со лба. И вдруг его осенило: он точно вспомнил, где видел этого мужчину. Это был весьма известный художник, чьи работы и автопортрет он видел неоднократно на выставках. Полные жизненности, они всегда привлекали его внимание среди множества других.
Я умею предсказывать события и разгадывать сны, - медленно проговорил он.
А, ещё один вещатель-пророк! Всё ясно, - рассмеялись оба, переглянувшись.
В таких ситуациях Альмиру становилось дурно и в голове зарождались самые гадкие мысли.
А ну-ка прореки нам, тогда, красавец, где картины лежат!
Томас, пошли отсюда, - резко перебила разговор Ливия, заметив неладное в глазах юноши, - ясно же, что мы перепутали место, ничего здесь нет.
И собеседники разошлись в разные стороны. Каждый пошёл своей дорогой. Томас с Ливией — на дальнейшие поиски, а наш герой — сам не зная, куда и зачем.
Чуть позже, по дороге вспоминая их внезапный уход, Альмир глубоко задумался. Сделал привал и, сидя на мшистом стволе сражённого молнией кедра, размышлял он над словами злополучных художников. Сначала они вызвали в нём обиду, затем отвращение, и наконец, огромную радость! Альмир встал, бодро пошёл назад, к месту высадки этой парочки из лодки, нашёл его без особого труда и посмотрел на землю. Сосредоточившись на ящике с  картинами, с привычным и в то же время напряжённым чувством, он слушал что-то внутри себя. Потом уверенно повернулся и приблизился к старому пню, изъеденному насекомыми. Отсчитав от пня десять больших шагов влево, Альмир стал раскапывать землю толстой палкой, тут же подвернувшейся ему на земле.
Не прошло и получаса, как яма стала такой глубокой, что нужно было уже, стоя на коленях, наклоняться и вгрызаться в сырую землю своим естественным орудием. Раздался глухой стук дерева о металл, и вскоре из-под земли показалась плоская металлическая коробка. Альмир аккуратно вытащил её, как бы нехотя, и сел на траву прямо возле ямы, расчищая и разглядывая жестяной ящик. Лицо его теперь напоминало шкодливого мальчишку, стянувшего у бабушки на кухне пирожок. «Интересно, сколько за них могут дать?» - подумал он. Начало светать.
Где-то справа сквозь кусты забрезжило нечто яркое, но юноша на него обратил внимание, когда сияние приблизилось уже вплотную. И вздрогнул.
А! Это ты! Ну что ты преследуешь меня, светлячок? Опять хочешь направить на путь истинный, - Альмир с напускным спокойствием откинулся назад, повернулся вполоборота к свету, - а не выйдет, дорогая моя.
На этот раз шутливый тон ему дался с трудом. Внутри, словно исполин, поднимался гнев. Фортуна стояла, облечённая сиянием, и улыбалась. Но глаза её были строги, взгляд давал очень мало надежд. 
Альмир, не делай этого.
Да?! И кто же мне запретит по-твоему?
Ты потом пожалеешь об этом. Я предостерегаю тебя, потому что желаю тебе добра.
Чёрта с два! Ты вечно мне всё портишь. Они всё равно не вспомнят, куда припрятали свою мазню. Уйди! - Слова эти как-то вылетели из его уст сами собой. Ведь он только что закончил уверять себя, что не совершает ничего страшного и непозволительного.
Фортуна вздохнула, помахала рукой на прощание и с той же мягкой улыбкой исчезла. Альмир остался один. Снова навалилась тоска, и чтобы разогнать её, он схватил коробку и быстро зашагал прочь. Спохватившись, правда, вернулся, закопал яму и прикрыл поверхность земли еловыми шишками и хвоей.

Теперь остаётся рассказать о том, как Альмир продавал картины. Да, в коробке оказались именно они, шедевры Томаса, а может, и его супруги. Пейзажи окрестных мест так и оживали на полотне, манили нырнуть в их глубину и зарыться. Без сомнений, это был он, тот самый знаменитый художник, которого знала вся страна. Картины таких людей приравниваются к золоту.
Пройдя несколько километров пешком по бездорожью, Альмир нашёл-таки подходящее место в кустах и лёг немного поспать, а поздним утром уже вышел на широкий путь, очевидно ведущий в город. Продолжил маршрут и вскоре легко смешался с толпой приходящих из окрестностей. Когда юноша уверенно прошёл в городские ворота, никто даже не обратил на него ни малейшего внимания. Расспросив у местных жителей дорогу к художественной лавке, быстро пройдя через заваленные мусором кривые улицы, Альмир наконец оказался у цели. Рядом с лавкой находилась городская больница, состоящая из нескольких жёлтых одноэтажных зданий, и проходя мимо неё, юноша вдруг почувствовал, насколько он устал и как давно не спал в тёплой кровати. По тротуару спешили посетители и медики, и нашему пилигриму показалось, что некоторые из них слишком внимательно всматриваются в его лицо. Наверное, у меня началась паранойя, подумал он и тут же отмахнул эту мысль. Догадывался, как далеко это может завести.
В комнате царил полумрак. Мухи бились об оконные стёкла в слепом поиске свободы. Облокотившись на прилавок, худощавый пожилой человек в бежевой жилетке протирал платком пенсне. При входе Альмир сразу с удивлением заметил, что картины на стенах украсили бы любой приличный музей. Даже беглого взгляда на них было достаточно, чтобы понять это. Так не соответствовали они убогой обстановке лавки! «Наверное, скупают за бесценок, пользуясь невежеством народа», - подумал он.
- Доброго утра вам. Хотел поинтересоваться вот, у вас «скупка» написано на двери... Тут у меня картины. Вот, посмотрите. Сколько бы вы за них дали?
Он говорил тихо, но взволнованно. Старик выпрямился, водрузил пенсне на нос, и принялся изучать вошедшего. Затем гнусавым голосом протянул:
- Ну что у тебя там? Давай.
Пока лавочник рассматривал одну за другой работы Томаса, Альмир стоял молча, от напряжения ожидания у него на носу выступили капли пота и похолодели руки.
Знакомый почерк. Похоже на одного известного художника. Но, увы, молодой человек, это не его работы. Я честно вам скажу: это подделка. Искусная, безусловно, но подделка. Да здесь даже и подписи нет на холсте. Видишь? Ни на этом, ни на этом... А здесь что? Тоже нет.
Выслушав это, Альмир машинально потянулся к деревянной табуретке и сел. Открыл рот, да так и остался: в голову просто не шли слова. Вытер пот рукавом. Потом выдавил:
Вы... уверены?
Скупщик молча кивнул.
Как же так, кружились мысли в голове Альмира, неужели они правда фальшивые? Или судьба сыграла с ним злую шутку, или Томас всё-таки не был тем, за кого он себя выдавал. «Выдавал? Да я же сам его в тёмном лесу за того принял.» Вспомнился мягкий голос Фортуны: ты об этом пожалеешь.
Получив в общей сложности за картины три с половиной рубля, Альмир удалился. Не зная, что дальше делать, отыскал ближайший трактир и предался утешению едой и напитками, чего пока что в свои юные годы успешно избегал. Теперь, казалось, он пытается выбросить всё, что делало его «хорошим мальчиком». Утром беглец проснулся в верхней комнате с дешёвой постелью под грубым одеялом. Болела голова.
Придя в себя, Альмир решил отправиться дальше на поиски сбежавших талантов. Теплилась надежда, что не с каждым из них будет так, как с художниками. Изнутри подталкивала тяга к «своим». О событиях вчерашнего дня он старался не думать и не вспоминать. Денег осталось - копейки в кармане, предсказывать судьбу здесь очевидно не было принято, а для грубой физической работы он знал, что не был пригоден. Пройдя по окраинным улицам города, Альмир дошёл до его ворот. Вдруг его внимание привлёк лист бумаги, приклеенный к столбу. Краешек листа оторвался, и его безжалостно трепал ветер. Опять листовка... Он подошёл и прочитал: «Разыскивается юноша, похищенный неизвестными злоумышленниками в ночь на пятнадцатое число сего месяца сего года. Приметы: стройного телосложения, волосы чёрные, волнистые, длинные, до плеч, глаза чёрные, цвет лица смуглый. Носит широкополую шляпу. На правой щеке возле уха небольшое родимое пятно. Имя — Альмир. Нашедшего его живым или мёртвым очень просим привезти за вознаграждение или сообщить о его местонахождении.» Дальше следовал его собственный адрес, где он жил с бабушкой, и подпись: жители деревни.
Последние слова объявления звучали глупо и отдалённо, как будто не о нём. Тем не менее, Альмир сорвал со столба листок, замотал повыше на шее бабушкин шарф, уткнул в него нос и быстрым шагом вышел из города. Никак не ожидал он такого поворота событий в своей деревне. Чего угодно — что скажут, назад не примем, пусть мол, идёт, куда хочет. Что будут проклинать потом долгие годы и, нагло посмеиваясь, рассказывать о его мнимом даре. Что бабушка отречётся и обрадуется, что с его исчезновением с неё снят позор за внука. Но чтобы разыскивать, да ещё волноваться о нём, думать, что он похищен, такого ему и в голову не приходило. Стало совестно, что за дни скитаний почти не вспоминал бабушку, разве что в связи с отсутствием пирожков и щей. В душе творилось нечто смутное, непонятное. Ноги шли, точно по принуждению, гонимые, безутешные, снова несли его навстречу приключениям. А сердце... Сердце таяло, как ледники по весне. Только сейчас он почувствовал, что кроме четы художников да скупщика картин, за эти дни он ни с одной душой нормально словом не перекинулся. Затосковалось, захотелось домой. Вдруг пришёл страх снова встретиться с Томасом и Ливией. Душа ныла от соделанного. Но и хотелось выяснить у них, что же это с картинами. Лавочник обманул или сам автор?
*     *     *
Размышления его прервали быстрые шаги сзади, и только тут Альмир заметил молодого человека с потёртой дорожной сумкой через плечо, стремительно обгонявшего его, на ходу приподнимая шляпу. Другой рукой он опирался на крючковатый посох.
Добрый день. Извините, я спешу, - предварил он любые предложения со стороны нашего героя.
Добрый. Но может, не для всех.
Ответ Альмира заставил человека обернуться, и оба сразу же замедлили темп и пошли рядом. Сапоги его, пыльные и грязные, говорили о долгом путешествии. У Альмира вспыхнула надежда на радость. Поломанным и разобранным чувствовал он себя, и общение с любым живым существом было ему как никогда кстати. Что-то во внешности подошедшего подсказывало, что он не простой человек.

Извините, хотелось бы узнать, кто вы? - Спросил Альмир загадочно, как требовала ситуация.
Я? Ну, как вам сказать? Я — голос. Глас вопиющего в пустыне, - решительным тоном проговорил незнакомец.
Альмир споткнулся, наступив на камень в дорожной пыли, и поспешил догнать собеседника.
А поточнее, позвольте спросить, как вас зовут, чем вы занимаетесь?
Так естественен и неизбежен путь от тщеславия к падению, не правда ли?- Ответил тот вопросом на вопрос.
Альмир немедленно насторожился, как заяц, услышавший за версту лай гончих, сглотнул слюну и искоса посмотрел на своего спутника. Но странный человек молча продолжал шагать.
Скажите хотя бы, куда вы путь держите. Может, и мне туда же.
Дорога моя, полная света, проходит через долины теней и приносит туда чистоту. Не каждому дано на неё взойти.
На этот раз попутчик повернулся и разрезал Альмира острым, как бритва, взглядом. Очевидно, завязать нормальный разговор с ним было просто невозможно, и у нашего героя пропало всякое желание продолжать расспросы. Проведя какое-то время в неловком молчании, они приблизились к небольшому деревянному мостику, перекинутому через речушку с мутноватой водой. Из непрозрачной тёмной глубины поднимались верхушки водорослей. Словно кроны деревьев, колыхались они от течения, создавая впечатление сказочного подводного царства. После речки дорога раздваивалась, и Альмир решил подождать, пока его попутчик свернёт в одну из сторон, чтобы тотчас выбрать другую. Философские изречения и последующее за ними молчание уже стали порядком раздражать его. Но таинственный человек не повернул ни в одну из сторон, а неожиданно остановился прямо перед Альмиром, и тот едва не наскочил на него на ходу. Повернувшись, он поднял указательный палец и многозначительно сказал:
Я поэт. И не только.
Догадываюсь, - пробормотал Альмир и зачем-то добавил, - может, продекламируете что-нибудь из своих сочинений?
Поэт стукнул по земле дорожной палкой, отчего вокруг его сапог взвились клубы пыли, встал в позу оратора и воскликнул:

В лесу дремучем у реки
Журчит вода и в ясный день
Наводят тень там на плетень,
А ночью бродят чудаки.

Там под кустом зарытый клад.
Искусство верно оценив,
Талантлив, грамотен, красив,
Чужому гению ты рад.

Ты думал, всех ты проведёшь.
Обидел, братец, многих ты.
Летал орлом, дарил мечты...
Теперь ты прыгаешь, как вошь.

Альмир снял с головы фуражку и повертел в руках. Слёзы выступили на глазах, и все свои силы он употребил на то, чтобы не выказать их перед поэтом. В сердце хлынул какой-то неведомый доселе страх, так неожиданно сменивший всё его раздражение. Стихотворение било в точку, жестоко, и от обиды сразу потерялись все слова. Альмир стоял перед этим незнакомым человеком, как голый. Пытался вспомнить какую-нибудь подходящую хлёсткую фразу. И вдруг просто сказал:
Как ты можешь?...
Но тот уже шагал бодрым шагом по дороге вправо. Альмир повернулся и побрёл влево. Хотелось убежать как можно дальше. В голове дятлом стучало: «Никогда, ни за что не вернусь! Не дождётесь.»

Пройдя метров около двухсот, Альмир вошёл в приятную дубовую рощу и присел на толстый пень у дороги. Способность мыслить начала постепенно возвращаться к нему. Только он собрался завести оправдательный внутренний диалог, как в двух шагах раздался шорох и, вся светясь, из-за кустов вышла Фортуна. Альмир опустил глаза.
Альмир, дорогой, вспомни, ты сам не раз так делал. Пророчествами что ты делал? Выявлял. Чеканил.
Да... Да! Ну что мне теперь, сдохнуть, что ли?! - Закричал он, выплёскивая всю обиду на поэта не в тот адрес.
Фортуна подошла и мягко положила ему руку на плечо. По всему телу прошла волна тепла и света. Никогда ещё она не прикасалась к нему, и это не было похоже на земные ощущения. Саднящая сердце боль стала отступать, и наконец он смог поднять на неё глаза. Из них струились милость и сострадание - совсем не то, что он ожидал увидеть.
Ну что ты! Тебе нужно направиться теперь вот по этой дороге, - Фортуна махнула другой рукой в сторону леса, - там ты найдёшь, как всё исправить.
И, как и в предыдущие разы, она просто исчезла. Не растворилась, не улетела, а как будто её никогда там и не было. А он увидел в просвете между деревьями поворот, до сего момента остававшийся незамеченным.
Альмир зашагал по вновь обретённому пути так решительно, как только может идти человек, знающий цель. Чувства его встали теперь в чёткий порядок, воля пришла в боевую готовность, разум очень ясно осознавал, что необходимо делать. Гармония, обретённая от прикосновения Фортуны в мгновение ока, воцарилась теперь во всём его существе, и Альмир оставил всё происшедшее с поэтом, да и с ним самим, далеко позади.
Ночевал наш путник на этот раз не под открытым небом, а в довольно целом сарае возле заброшенной избы. Там и сено было сухое, будто кто-то заботливо для него припас. Альмир догадался, что забрёл в опустевший хутор, каких было довольно много в тех краях.
Если скажу вам, что думал он о своём доме с тёплой постелью, о людях в родной деревне и о любимой бабушке, будет то неправдой. К сожалению, мысли его снова направились к недавней обиде, нанесённой поэтом. Альмир рисовал себе новые и новые сюжеты, как случайно встретится с ним, и что он ему скажет на этот раз. Картины эти сменяли одна другую, и ворочаясь, юноша провёл в них почти всю ночь, пока не начало светать. Вспомнился и собственный тайник, на чердаке у бабушки, где из старой кладки легко вытаскивался кирпич, а за ним в неглубокой нише лежала тетрадка-рукопись его собственных стихотворений. Эти шедевры Альмир не давал читать никому. В них он полностью обнажал своё сердце. И откуда взялась эта тревога, что вдруг кто-то их случайно обнаружит и прочтёт? А когда он наконец уснул, приснилось ему, что в бабушкином доме пожар. Он врывается и по горящей лестнице устремляется на чердак, лавируя между падающими балками, спасает драгоценную рукопись. Прижимая к себе тетрадку, вылезает из окна. В этот момент дом рухнул, и Альмир проснулся, удивляясь, как в такое короткое время могло улетучится благодушное настроение, навеянное Фортуной. Утром стало полегче.


*     *     *

Путешествие продолжалось. Возможно, у Альмира было бы больше сил переносить все тяжести пути, если бы он понимал, что во всём этом есть скрытый смысл и по окончании — достойный плод. Но увы...
Ко второму дню подошёл Альмир к крутому повороту событий. Солнце стояло в зените, когда он почувствовал, как замедлился шаг и отяжелели усталые ноги. Просторная лесная поляна, где он сделал первый свой привал, такая открытая и успокаивающая, со всех сторон была окаймлена берёзами и другими лиственными деревьями, и настолько соответствовала его внутренней потребности в чём-то красивом и приятном, что он решил остаться там до вечера. Сказывалась бессонная ночь. Лёжа в высокой сочной траве, Альмир облегчённо уснул.
Проснулся он от гомона голосов. На противоположном конце поляны собрались какие-то люди. Что они говорили, Альмир не мог разобрать, но ясно было, что они спорят. Желая остаться незамеченным как можно дольше, он тихо лежал в своём укрытии, стараясь всё-таки понять, что там происходит. Перед небольшой группой, человек в пятнадцать, выходил вперёд по очереди то один, то другой, и жестикулируя, выступал, как артист со сцены. Реакция на каждого была разная, но в основном отрицательная.
Вдруг сквозь толпу пробрался один человек и пошёл прямо к тому месту, где лежал наш герой. Альмир замер в надежде, что пройдут мимо. Не тут-то было. Мужчина шёл, хоть и неуверенно, но прямо к цели. Он остановился у двух метрах от лежащего, огляделся, потом шагнул и чуть не споткнулся об него. Альмир встал. Подошедший был высок ростом, худощав и смотрел на него пристальным взглядом серых глаз с острыми зрачками. Но от этого взгляда, на удивление, не становилось неловко.
 Не бойся, - сказал незнакомец, - меня зовут Рид. А вот те люди — это те, кого ты ищешь, Альмир.
 Откуда ты меня знаешь?! Из Журавлёвки? А зачем они собрались здесь?
- Да. Из Журавлёво. Они всё выбирают, кому из них быть главным. Это может длится до бесконечности, при их отношениях.
Альмир мысленно улыбнулся: к этому времени он уже привык к тому, что встречные либо о нём всё знают, либо его мысли читают.
С внимательностью и осторожностью, свойственной тем, кто понимает ценность доверия, Рид добавил:
Но тебе это не грозит, Альмир. Ты ведь идёшь по той дороге, которую тебе указала Фортуна. Значит, придёшь в правильное место.
Альмир сделал глубокий вдох и вспомнил весь свой жизненный путь, не только путешествие последних дней. Наружу просилась исповедь.
Рид, знаете, я ведь всегда завидовал тем, кого приветствует толпа! Знаменитым. Честно скажу, я мечтал стать одним из них. Подражал...
Да, я знаю. Это потому, что сам ты считал себя никому не известным, ненужным и уж конечно не знаменитым. Но секрет вот в чём. Если ты думаешь, что ты слабак, ты будешь слабым. Если считаешь себя хуже других, таким и будешь. Но если думаешь, что ты имеешь достоинство, ты имеешь достоинство. Если думаешь, что ты имеешь ценность, то так оно и есть!
А как же смирение?
А так. Смирение заключается не в том, чтобы ничего не делать, боясь пошевелиться, дабы кого не обидеть. У тебя есть другой Источник значимости. И ты с Ним знаком. Когда знаешь, насколько ты ценен для Него, тебе легко ставить себя ниже других, не унижаясь. Благородно. Да тебя практически и невозможно унизить тогда. Ты сам стал на низшую ступень. Сохраняя своё достоинство. Только Он поднимает...
То есть не зависеть от их взглядов. Легко сказать.
Да, и тогда ты видишь и других - со всеми их недостатками - но и видишь, какими они могут стать. Тогда то, что ты им скажешь, будет поднимать их на высоту, иначе для них недосягаемую. И от тебя не убудет... Смотри, тебе дано многое: и дар, и сердце мудрое, как его использовать. Он ещё расцветёт и принесёт людям много добра, вот увидишь.
И с чего это я с тобой разоткровенничался?..
Тебе тоже люди будут открывать сердца - многие. Когда ты рассмотришь их изюминку, их хорошее. Но для этого тебе нужно вот что.
Рид протянул Альмиру закрытую ракушку с просверленным отверстием сбоку. Тот взял в руки и одним глазом заглянул внутрь. И вот, что он там увидел.
В широкой долине крохотная деревушка — его дом. Бабушкина избушка, как из народной сказки, а вокруг люди, все свои, знакомые. Спрашивают бабушку, обсуждают что-то бурно, беспокойно переговариваясь, стоя на крыльце. А вот и она сама выходит. Сердце заныло, просто невмоготу. Альмир заметил, что мужчины с палками, дорожными посохами. «Ну, вперёд, с Божьей помощью найдём!» - услышал он родной голос, и все с серьёзными лицами пошли по дороге из деревни. Альмир знал: они идут искать его. Не было в них злобы или плохих намерений. Это было явно по общему настрою. Скорее наоборот.
И Альмиру просто захотелось домой. Как усталому ребёнку в конце длинного дня. Будто в душе прорастали свежие ростки. Как-то поверилось в благополучный исход дела, в любовь, в себя. Он бережно завернул дивную ракушку в носовой платок положил её в карман. Рид словно почувствовал его мысли и сказал:
А хочешь, я тебе своё стихотворение прочитаю?
Альмир невольно съёжился, но всё же кивнул.

За облаками кто-то есть.
Не самолёт, не вертолёт.
А Тот, Кто радостную весть
Сквозь бури ветром нам несёт.

Он знает ворона полёт,
И путь косули среди скал.
Он морю закрывает рот.
Повелевает облакам.

Тебя Он знает наизусть,
С улыбкой ждёт, когда придёшь.
Домой тебе укажет путь.
Орёл ты с Ним - совсем не вошь!

*     *     *

Как известно, возвращение в родные места всегда кажется короче и легче, чем дорога оттуда, особенно, если она незнакомая. Пружинисто шагая по просекам и путям, Альмиру как-то удалось за остаток этого дня дойти до самой своей деревни. То ли до того он ходил кружным путём, то ли надежда придала ему силы, но к закату, когда малиновое солнце уже приготовилось исчезнуть за горизонтом, наш герой наткнулся на кучку возвращающихся с поисков односельчан. Видимо, они разбились на группы, чтобы охватить поисками больше территории.
Ой, глядите, это не Альмир наш идёт?! - закричал шедший впереди сутуловатый старичок. Тот самый, которому не так давно он пророчествовал близкую кончину.
Да нет, откуда! Но что похож, то похож, - отозвался другой, коренастый мужчина с густой растительностью на лице. Сосед.
Альмир, если бедолага и жив, вот здесь бы рядом не был, вчера всё тут обшарили...
Альмир подошёл ближе.
- Это я.
Поисковая экспедиция остановилась, как по команде. Переход от первого шока к неистовому восторгу произошёл мгновенно, как иногда бывает. Удивление, неподдельная радость встречи — всё это стоило злоключений его пути! Позже некоторые из присутствующих вспоминали, что он плакал, обнимая их. Другие — что смеялся. И те, и другие были правы.
А Альмир по возвращении нашёл себе новое занятие: он стал сочинять сказки для детей. Да ещё какие! Деревенские мальчишки наполняли их дом теперь постоянно, после пропажи и возвращения он стал их кумиром. Чему, кстати, был совсем не рад: не хотелось, чтобы его превозносили. Вечерами детвора собиралась за чаем и бабушкиными пирогами и слушали, слушали. И бабушка тоже слушала, подперев голову кулачком, вздыхая от умиления. Альмир даже достал из тайника свои стихи. Их принимали с особым вниманием. Наверное, потому что написаны были в годы его невесёлого детства, и юные сердца откликались на переживания сверстника.
Прошёл год, и в деревню как-то заехала та самая чета художников. Альмир так испугался поначалу, что убежал в соседний дом прятаться. Всё это время мысли о картинах не давали ему покоя, и вспоминал он о своём поступке с содроганием сердца. Вернуть картины не представлялось возможности, и вместе со своей совестью грызть себя — это всё, что он мог. Порядочность всё-таки победила страх, она требовала объяснений с Томасом и Ливией, и юноша заставил себя выйти из своего убежища. Оказалось, картины были на самом деле их! Как искусно лавочник обхитрил его, подумал он было с досадой. Но нет! Тот знаменитый художник и Томас оказались совершенно разными людьми! Того звали, как сейчас вспомнил Альмир, Тонео Сингал. Даже внешнее сходство этого человека с ним теперь казалось мнимым. Как так получилось у него, игра фантазии ли, мечты о знаменитостях, но наш герой принял Томаса за другого человека.
Тонна груза сошла с его плеч, когда Альмир узнал, что Томасу с Ливией удалось выкупить свои шедевры у лавочника за тот же бесценок, за который он их продал! Тут наш герой и рассказал им всю свою сторону дела — да так честно, без прикрас, не оправдывая себя. Даже наоборот. И три с половиной рубля хотел вернуть, но они не взяли. Можно догадаться, что последовало прощение и крепкая дружба талантливых, малоизвестных людей. Эти супруги, как и многие в его родной деревне, не могли не заметить в Альмире радикальных перемен. А на прощание он подарил им свою ракушку с просверленной сбоку дырочкой. Жалко было немного, но сердце подсказывало, что им она тоже поможет.
А сны он всё-таки снова стал разгадывать, но бесплатно и всегда в точку. Люди уходили от него, как на крыльях. Потому что шло всё от Всезнающего. На жизнь зарабатывал уроками словесности и литературы, которые начал проводить для местных ребятишек. Из них впоследствии, кстати, многие стали поэтами, художниками, писателями и актёрами.
Вот один из них и пишет это увлекательное, надеюсь, повествование. Только годы спустя я осознал, что многое, чему я научился, пришло из жизни, а не только из творчества Альмира, моего первого учителя, которому я очень благодарен. Он привил мне вкус к творчеству, научил мечтать. Деревня наша вскоре стала новым центром искусства, после распада сообщества в Журавлёво, которое, надо сказать, так и не собралось воедино. Да, а название родины нашей, забыл написать, такое: Синицыно. Приезжайте, мы гостям рады! У нас даже и клуб есть.