Письмо Полине
-Почему ты такой спокойный? - часто спрашивают меня.
-А есть причины волноваться? - я обычно отвечаю вопросом.
Но на самом деле, внутри меня клокочет буря Северного Ледовитого океана. Если я вам ее покажу, дорогие зрители, вы захлебнетесь. О, да… У меня было миллион причин переживать. Но ничего. Лучше успокоиться. Выпить, допустим, какао. А потом отшутиться от досужих расспросов.
-Ты не боишься, что тебя подстрелят когда-нибудь на границе? - польский алхимик немного глуповат.
-Ну, а тебя могут арестовать, - хитро подмигиваю Миколаю.
Забираю у него пачку писем. В нашем мире сейчас все непросто построено. Пользоваться телефоном, телеграфом, интернетом невозможно. Вышки были уничтожены во время Третьей мировой войны. Еще ее называют Великим Геноцидом из-за искусственного коронавируса. И теперь единственный способ связи - это письма. Но и здесь не все однозначно. Нельзя просто так написать в Россию. Там вскрывают иностранные конверты представители интересов нации.
-Так, в этот раз все срочные, - мой связной напускает серьезный вид.
-Отлично. Тогда я отчаливаю.
Так и родилась целая сеть европейских курьеров. Мы возим посылки, весточки, еще все, что запрещено. Оружие для повстанцев, например, нелегальные травы. Я чаще взаимодействую со старообрядцами - людьми, которые отделились от всех остальных и трепетно стерегут свой мир, созданный по образу Ушедшей Эпохи.
-Полина Аистова, Нижний Новгород, - читаю на самом верхнем пакете.
Да, слышал про нее. Так-то я еще и актер, снимаюсь и в России. Ведь это лучшее прикрытие для постоянных путешествий по континенту. Второе послание было адресовано некоему Олегу Михайлову из Саранска. Что ж, поеду через Золотое кольцо, через друзей. Поэтому сначала попаду в Нижний Новгород.
Там меня встречает местная гостиница с вывеской, потерявшей несколько неоновых ламп. В ней вроде бы остановилась режиссер со своей командой.
-А, киношники которые… как же, были здесь, - администратор отеля почесал затылок. - Но вот уехали позавчера.
-И Полина Аистова - среди них?
Лучше всегда уточнять. Я люблю знать все детально и ненавижу ошибаться.
-Да… а что? - собеседник понимающе ухмыльнулся.
-Да ничего. Мы знакомы.
Но оставлять некоего Олега Михайлова без срочно доставки я не мог. Поэтому мой путь пролег через Саранск. А в Иркутске в Роскино меня огорошивают известием.
-Полина уехала, - секретарь исторического отделения смотрит внимательно.
Но главное правило курьера - отдавать лично в руки. Эта милая на вид девушка может оказаться той еще штучкой. Знаю я таких…
-И надолго?
-Вроде бы буквально на неделю, но в Польшу. Там что-то со звуком на съемках.
Я стою и пытаюсь быстро сообразить. Успею ли догнать поезд на границе? И как быть с другими письмами? Все же решаюсь отвезти сначала послания остальным восемнадцати адресатам.
-Вы же актер? - хищно улыбается одна из получательниц.
-Ага, - я не люблю долго говорить с теми, кому привожу почту.
-Дадите автограф?
-Только быстро, я тороплюсь.
Но женщина пытается меня прижать к стене, льнет телом ко мне. Мне уже давно не двадцать, чтобы реагировать на грязные приемы нимфоманок.
-Вы просили автограф, - мягко отвожу ее руки.
-Ну же… все актеры одним миром мазаны.
Я усмехаюсь. Почему-то многие дамы считают, что артисты строят карьеру через постель. Конечно, есть такие коллеги, которые отбрасывают тень на всю киноиндустрию. Хотя за меня еще говорит мое глупое клеймо в виде звезды. Его ставят в Латвии всем, кто потерял девственность. Может, это путеводная звезда для всех развратниц?
Чужое горе и свое
-Полина? - секретарь Роскино снова была озадачена. - Нуу… технически она здесь.
Я снова вернулся в Иркутск. Проклятое письмо из Кракова жгло мне грудь через потайной карман, напоминая о том, что я допустил ошибку, не отдал письмо вовремя. Нужно было срочно избавиться от этого кошмара.
-Да мягко говоря, ей сейчас не до писем, - сообщает коллега Аистовой.
-Но все же я должен ей передать сообщение.
Женщина качает головой, но говорит мне подойти вечером. Ведет меня по ожившему городу, сквозь толпу безразличных прохожих. Хотя иногда в этой реке участники движения поворачивают на меня голову. Я опускаю лицо. Сейчас совсем не до общения.
-Поля, к тебе гость, - Елена тормошит свою соседку.
-Гоша, что ли? - голос режиссера звучит блекло.
Она сама мне напоминает выжженную степь. Голубые глаза с серыми ободками смотрят сквозь меня. На бледных щеках нет и намека на человеческий румянец. Видно, что женщина, сидящая передо мной, пережила тяжелое потрясение.
-Здравствуйте, меня зовут Петер, Петер Янкаускас, - с ней говорю мягко, представляюсь.
В конце концов, мы коллеги. Почему бы не познакомиться? Но Полина совсем не настроена на диалог. Услышав, что я приехал из Польши, Аистова и вовсе дрожит.
-Простите, пожалуйста, - говорит она.
Отвернувшись, женщина пытается спрятать вихрь рыданий, который вырывается со всхлипами. Я понимаю, что слишком слаб для такого испытания. Чужие страдания всегда ставят меня в тупик, словно опуская на мои мысли черный занавес.
-Я зайду завтра. Вы не против?
Мне кажется, что я веду себя некрасиво и не сочувственно. Но мое участие вряд ли залечит раны на чужом сердце. Дурацкое положение.
-Извините, - бормочу Елене на выходе. - До свидания.
В гостинице долго смотрю на конверт, который задерживает меня в России и погружает в тайны посторонних мне людей. Нет. Нельзя. Прячу в нагрудный карман. Через несколько минут метаний понимаю, что должен знать, что там написано. Чувство неловкости продевает сквозь меня раскаленную иглу. Была не была. Вскрываю письмо осторожно, чтобы потом склеить заново. Один лист был исписан крупным почерком. Из текста я понял, что речь идет о смерти какого-то Милоша. Второй лист был покрыть строчками из мелких и острых букв. По содержанию стало ясно: я читаю последнее послание этого человека.
-Больше всего я боюсь умереть у тебя на глазах, причинить тем самым страдание. И это после того, как ты подарила мне величайшее счастье…
Передо мной развернулась история, достойная экранизации. Страшная, горькая, романтичная. Будет письмо, пронизанное нежностью и отчаянием, достойным финалом? Или оно добьет несчастную Полину Аистову? Всю ночь не могу сомкнуть глаз. Ответственность за дальнейшие действия мешает дышать. Перед глазами стоит измученное лицо женщины. Утром я торопливо собираюсь и увожу возможную причину еще одной смерти с собой.
-Ну как дела? - мама всегда встречает меня после рейда в Россию.
-Мам, не стоит так рано подниматься, ехать к границе.
-Ну, у меня же сердце не успокоится, пока глаза не увидят тебя живым.
-Боишься, что я там женюсь? - отшучиваюсь.
Нет, моя мать - единственная в моем кругу, кто знает, почему я езжу в другие страны так часто.
-Да, в России это равносильно гибели, - саркастично замечает она.
Она знает, о чем говорит. Мой отец был беженцем из Сургута. На побег его вынудила жена, которая систематически избивала всех своих супругов. А сопротивляться нельзя. Вдруг переусердствуешь? За малейший синяк на теле женщины в любой стране ждет жестокое наказание. Мой отец был счастливчик. Он встретил мою маму. Ее нисколько не смутило прошлое избранника - так она полюбила его.
-Поехали ко мне, я нажарила драников, - соблазняет она меня.
-Что, сама? Вот это да!
Мама готовит божественно, но редко. Она все равно живет с двумя мужьями по графику. Сейчас поощряются браки с несколькими мужчинами. Повышение рождаемости… ну и это шанс для многих познать счастье быть в семье. Умереть одиноким хотят не все. Я тоже какую-то часть жизни боялся одиночества. Сейчас уже болезненная фобия прошла. Получил от нее отличную прививку.
-Садись, пожалуйста, - мама проводит меня на кухню.
Воспоминания из детства обнимают меня теплыми руками. Как мы вместе с отцом пекли плюшки. Он помогал мне с уроками по вечерам. Учил драться и метать ножи. Мама приходила раз в три дня. И это был настоящий праздник в доме. Мы накрывали стол. Папа целовал ей руку и нежно говорил:
-Моя ненаглядная.
Сегодня - двадцать лет, как Виталия Андреева не стало. Моего примера для подражания. Лучшего в Юрмале мастера по ножам. Постоянного любовника актрисы театра Инги Янкаускас.
-Будешь? - мать показала мне два бокала, намекая на то, что стоит помянуть.
-Конечно.
Белый мускат был любимым вином отца. Нет, боль утраты давно ушла с водой в землю. И в этом месте цветут синие тюльпаны, растет серебристая береза. После выпитой бутылки мы с мамой поем. Сегодня наши души требуют чего-то лиричного.
-Ты так похож на Виталика.
Молча обнимаю в ответ свою мать. Да, она до сих пор скучает. И в годовщину знакомства с отцом, в его день рождения и в дату смерти два других мужа мамы - Ульдас и Иварс - не ждут ее к себе. Знают, что она не придет, у нее - свидание с воспоминаниями.
-Когда еще встретимся? - отвлекаю от грустных мыслей мать.
-У нас тут через две недели премьера. Приходи. Мне будет приятно.
-И кого играешь?
-Старуху-процентщицу, - отвечает она, сверкая зелеными глазами. - Эх… а когда-то я была Соней Мармеладовой.
-Для меня ты всегда и Соня Мармеладова, и Офелия, и Джульетта, - улыбаюсь.
Я уже сам на пороге кризиса. Мне кажется, я слишком стар для кино. Хорошо, что еще зовут. Раньше я был героем-любовником. Сейчас предлагают роли полководцев и императоров. Потом тоже стану стариком. Королем Лиром каким-нибудь…
У себя домп смотрю на чужое письмо к Полине Аистовой. Сжечь его навсегда? Или отдать позже? Что бы было с моей мамой, если бы она через год после смерти моего отца получила бы от него послание? Наверное, снова превратилась бы в воплощение горя, стала бы мраморным ангелом над могилой любимого… Я маюсь в раздумьях. Прячу письмо Милоша в тайник под столом.
-Полежи пока тут. Я еще подумаю.
Отец меня воспитывал в духе рыцарства. Мужчина должен оберегать женщину. Ну, пусть русская режиссер - не моя леди. Все же она была в таком ужасном состоянии. Дополнять ее скорбь новым ударом боли из прошлого было бы кощунством.
Звезда на руке
-Петер!
В кафе вижу бывшую невесту. Да что ж ты не вышла замуж за иностранца и не уехала из Латвии? Люблю и ненавижу родину. Она такая милая… и такая маленькая! Одно только и сталкиваюсь с Сабиной.
-Привет, - бурчу ей в ответ.
-Что-то ты неприветливый какой-то, - умничает женщина.
-Настроения нет.
-Ну что? Не надумал? - Сабина спрашивает уже третий раз после нашего расставания.
-А ты держишь вакантное место для меня? - ехидно улыбаюсь.
-Нет, просто прежние мужья надоели, постарели.
-Я тоже постарел.
-Ну, ты все еще красивый.
-Ах вот оно что. Ну, спасибо за комплимент.
На самом деле, меня внутри скукоживает от этого "все еще красивый". Бывшая невеста, как и многие современные женщины, видят только оболочку. Мужчина должен быть привлекательным, а еще богатым. Вот тогда милости просим.
-Я тороплюсь, - говорю сухо.
Если я ей покажу шторм, который снова занимается во мне, Сабина решит, что я все еще люблю. Нет. Странно чувствовать что-то еще спустя пятнадцать лет после расставания. Когда нас познакомили, я был молодой. Горел желанием влюбиться. Но на посторонних леди нельзя смотреть слишком пристально.
-Ты потрясающий, - тогда сказала мне новая знакомая.
Сабина всегда любила брать ситуацию в свои руки. Мне она тогда тоже показалась самой очаровательной на свете. Голубые глаза, рыжие волосы, длинные пальцы лишили возможности думать рационально. Я впустил ее в свое сердце, надеясь, что встретил свою мечту.
-А мы поцелуемся? - женщина каждый раз опережала меня, не давая самому делать первые шаги.
Мы стояли под дождем у ее дома. Я накрыл нас обоих своей курткой, но наши ноги беспощадно заливало водой.
-Тебе нужно домой, а то простынешь, - заметил я.
-О, Петер, иногда ты невыносим.
От прикосновения ее губ я перестал ощущать ветер, ливень и время. Не хотел потом отпускать женщину из плена своих рук. Хотел остановить мгновение.
-А говорил: иди домой, - прошептала страстно Сабина.
-Иди домой, - повторил я эхом. - А то придется выйти за меня замуж. Прямо сейчас.
-Глупый…
И она снова поцеловала меня, словно завершая обряд приворота, желая лишить меня воли. Именно после этого вечера Сабина пришла свататься. Наверное, думала, что получилось присушить к себе навсегда. Хотя уже тогда ее тон скользнул лезвием по моему сердцу.
-Триста тысяч? - холодно переспросила невеста.
-Ну, Петер хорошо зарабатывает, - пожала плечами мама. - Ему еще нет тридцати, а он уже снялся в двух самых кассовых фильмах.
Я с детства любил подслушивать. Видимо, готовился к карьере европейского курьера. А обсуждение свадьбы и приданого - та тема, которую обсуждают женщины. Но я все равно хотел услышать все своими ушами. Устроился так, чтобы и видеть маму с Сабиной в щелку двери.
-А его отец… - наклонила голову невеста на бок. - Я слышала, он - беженец?
-Он покинул Россию, давно. И какая разница? - моя мать покраснела в тон к своему платью. - Когда любишь, это не важно… или нет?
-Да я просто…
Люди всегда теряли свою наглость, когда моя мама подключала свой сценический голос, давя морально. Я тогда мог понять, что тороплюсь со свадьбой. Но успокоил себя тем, что Сабина просто хочет знать обо мне все. Мы готовились к торжеству полгода. И довольно часто невеста заводила любимую тему. Целовала меня так страстно, скользила руками по моему телу, стараясь ощутить сквозь рубашку мои мышцы. Каждый раз я останавливал все на том, что она пыталась раздеть меня.
-Ты боишься меня, что ли? - хитро спросила в очередной такой момент Сабина.
-Нет, конечно, - ухмыльнулся я. - Кота сметаной не напугать.
-Почему тогда снова не даешься?
-Скоро свадьба. Я думал, уже потерпим до нее.
В нашем мире мужчине лучше не терять девственность до брака. Это один из постулатов идеального мужа. Иначе шансы создать семью будут крайне малы. В Прибалтике правила не столь жестоки, как в соседних странах. Можно иметь клеймо о том, что ты отдал свой синий шиповник. И если найдется женщина, которую этот факт из биографии не смутит, свадьбу одобрят в суде. И все же я хотел, чтобы моя судьба сложилась не так, как у отца. Хотел гарантированно стать мужем.
-Петер, ты снова взялся за свою невыносимость! - обиженно воскликнула моя невеста.
Я и сам был готов броситься с головой в набегающие волны океана страсти. Близость Сабины затмевала здравые мысли. Тем более, что мы виделись между съемками. Я восходил на гору своей карьеры. Нельзя было сбавлять темпов.
-Я не понимаю… - Сабина с трудом переносила перерывы в общении. - Петер, что для тебя важнее? Любовь или кино?
-Ты очень для меня важна, - проговорил я, перебирая рыжие локоны. - Но это моя работа. И да… я не могу без нее жить.
-Хороша работа, - хихикнула женщина. - Одно только лобзаешься с дамами на экране.
-Ну, бывает и хуже. Бывают постельные сцены.
-Тогда я еще подумаю, нужен ли мне такой муж…
Не волнуйтесь… оказалось, что нужен. Сабина стойко вынесла ожидание свадьбы. В первую брачную ночь она получила то, что хотела. Ее глаза горели колдовскими огнями, когда почти жена собирала мои синие слезы на платок гаранта. Но показать его публике на второй день она не успела.
-Петер прямо огненный мужчина, - Сабина решила обсудить плотские утехи с подругами.
А я что… я, как всегда, подслушал.
-А много слез было? - одна из подружек Лигита.
-Да, вообще, больше, чем у Зиедониса. Наверное, потому что он старше, - голос почти супруги взволнованно звенел. - Но, конечно, опять все прошло слишком быстро. Ну, ничего… я научу Петера, чему надо.
Я понял, что зря закрывал все время глаза на странное поведение Сабины. "Но отступать уже поздно", - подумал я. Хотел уйти из своего укрытия. А женщины продолжали расспросы.
-Да ладно… пусть будет актером, я не буду запрещать, - эта фраза заставила меня задохнуться от возмущения. - Зато богатый и известный муж. Красивый, с хорошим телом, в постеле ничего. Все отлично.
-Эх, мне бы тоже такого, - отозвалась Катрина.
Тогда я решил, что не нужно уходить незаметно. Я, наоборот, зашел к ним в комнату.
-Отдай платок, - попросил я.
-Петер, ты чего? - Сабина вспыхнула от изумления.
-Ну, брачная ночь прошла, но я не отдаю тебе синий шиповник и сердце.
Эти слова я произнес с огромным усилием. Хотя я научился держать свою бурю эмоций за ширмой спокойствия еще во время болезни отца.
-Петер! - воскликнули подружки невесты.
Но я был непреклонен. Терпеливо ждал, пока Сабина перестанет кричать. Все же она отдала платок гаранта. Так я потерял девственность, но не себя.
Тюльпан на плече
На съемках снова забываю о прежней жизни. У каждого актера по-своему проходит работа над образом. Я стараюсь откинуть свои мысли, проблемы, воспоминания. Живу только тем человеком, которого играю. И этот метод хотя на время съемочного дня помогает не думать о смерти отца, своем одиночестве, о том, что думают обо мне окружающие.
-Что-то ты в этот раз быстро из России приехал, - Юрис хитро улыбался.
-Да легкая работа, второстепенная роль, - я иногда не открывал всех деталей своему лучшему другу. - Если расскажу, тебе будет неинтересно смотреть фильм.
Мы с детства были вместе. Его семья - Лиепиныш - жили рядом. Потом мой товарищ уехал на другой конец города, к жене. И все же наша дружба не ослабла. Хотя многие теряли связь после брака.
-Ну что? - Юрис выкладывает передо мной инструменты. - Ты же пришел набить новую татуировку?
-Да, нужно кое-что закрыть.
Еще мой отец служил европейским курьером. Он привозил все необходимое для староверов, которые помогли ему бежать. Уже тогда я знал, что дело это очень опасно. Папа возвращался со шрамами. Но он зарабатывал на жизнь тем, что делал ножи на заказ. Я же человек публичный. Поэтому придумал закрывать шрамы тату.
-Вот тут, - показываю другу след от пулевого ранения на плече.
-Да уж, Петер, - присвистывает Юрис. - Я каждый раз боюсь, что ты просто ррраз… и не вернешься.
-Ну-ну… не надо читать проповеди.
Мой товарищ - еще и мой сообщник. Он занимается не только татуировками, но и сбором трав. Так что я имею право заткнуть его фонтан красноречия.
-Ладно… что набиваем?
-А пусть будет тюльпан.
-Романтично, - веселеет мастер и принимается за дело.
Он умело вплетает в узор из клинописи изящный цветок. Я часто закрываю лицо, когда в меня стреляют, правой рукой, поэтому она украшена тату по самое запястье. В этот раз меня пытались подстрелить свои же сообщники. Новый часовой не признал в темноте. Хорошо, что остановились на втором выстреле.
-Сколько? - достаю бумажник.
-Да ладно, - машет рукой Юрис. - Что-то слишком нежно для тебя получилось. Я за такое деньги не возьму.
-А выпивку?
-Давай через сутки.
-Агата сегодня приходит?
-Конечно.
Был в моей неказистой биографии период, когда я переживал из-за расставания с Сабиной. Будущее рисовалось в черных красках. Потом я все же решил дочитать пособие идеального мужа. Мне вручили книжицу перед свадьбой. Но из-за съемок я почти к ней не прикасался. А когда открыл и вник, у меня мурашки побежали под кожей. В браке я точно рано или поздно потерял бы себя. Я готов оберегать и ухаживать. Но не раболепно, не без взаимности. Юрису попалась строгая жена, свято чтящая все правила семьи. Муж у нее не имеет права задерживаться, должен обязательно встретить, спросить, как дела, накормить, покорно молчать, пока она говорит. Для меня эти и другие унизительные правила - слишком большая плата за возможность получить продолжение рода.
Дома сначала заглядываю в почтовый ящик. На дне белеет уведомление от кинокорпорации Прибалтики.
-Просим отозваться на приглашение, - пробегаю глазами казенные формулировки. - Фильм про Михаила Кутузова. Режиссер - Полина Аистова.
Знакомые имя и фамилия застают меня врасплох, окатывая ледяным душем осознания, что я забыл про письмо. А ведь мог его доставить. Так бы может я и не захотел ехать снова в Россию. Но совесть диким волком вгрызлась мне в горло. Конечно, я принимаю приглашение.
-Да в целом они там сами не знают, чего хотят, - улыбается мне директор Гунарс Озолс. - Аистова отправила запрос и в Грузию, и в Грецию. Там кандидаты более похожи на Барклая Де Толли.
-Сценарий прислали? - мне неважно, что с другими актерами.
-Да, - Озолс утруждает себя поисками в столе. - Тут есть даже раскадровки.
Он выдает мне огромный и увесистый пакет.
-Ну, вы отправьте ответ, что я скоро выезжаю.
Пусть не примут на роль. Но на пробах я смогу отдать письмо, которое снова превращается в мой кошмар. Жадно впитываю свой текст. Изучаю запланированные кадры.
-Да, еще никто так основательно не подходил к приглашению, - бубню себе под нос. - Ты строгая, Полина Аистова? Какой ты режиссер?
А главное - как воспримешь письмо из прошлого от мертвеца?
Виды русских развратниц
При личной встрече я вижу милую и все такую же хрупкую женщину. Глаза Полины вчитываются в мои мысли, изучая каждый мускул на лице. Рядом с ней сидит ассистент. Глядит на меня с насмешкой. Я просто отрабатываю диалог и раскадровки. А Георгий периодически качает головой, будто все неверно.
-Петер, вы ужасный, - тянет помощник с ухмылкой. - Слишком хорошо все подали.
-Разве это плохо?
-У нас нет костюмов на такую каланчу, как вы. Придется шить на заказ.
-Ну Гоша, - вскидывает на него брови главный режиссер. - Не обращайте внимание, господин Янкаускас. Кое у кого нет чувства такта.
-Или кое у кого - чувства юмора, - парирует ассистент.
Когда все заканчивается, я жду Аистову на пороге Роскино. То самое письмо горит огнем, обдавая мое сердце чувством вины из потайного кармана.
-Что, думаете, мы быстро дадим ответ? - голубые глаза изучают меня.
-А вы еще не решили?
-Игафракс Василиадис из Греции еще не приехал. Мы должны посмотреть и его. Понятно, что вы лучший. Но…
-Дело чести?
-Да. Тем более, человек уже в дороге. Нехорошо получится.
Полина кивает, мол, до встречи, направляется по улице вниз. Я стою на месте, будто мое послание превратилось в гирю и придавило меня к земле.
-Что ж вы, Петер, плохо себя прорекламировали? - оглядываюсь на низкий голос.
Позади меня стоит, подбоченясь Климин.
-Я себя не предлагал, - отмечаю, что Георгий, действительно, бестактен.
-Да? Ну хорошо, - его лицо раздирает ухмылка. - А то Поля - необычная развратница.
-Что?
-Я говорю: тут у нас есть несколько типов женщин, в любой момент готовых к соитию, - мужчина подошел ко мне вплотную. - И мой режиссер - просто редкий вид, занесенный в Красную книгу. Поэтому посторонитесь, представитель древнейшей профессии.
-Зря, Георгий, вам что-то про воспитание намекали, - отдаю ему долг на прощание. - У вас и чувства юмора нет.
Но на следующий день понимаю, о чем толковал ассистент. Ко мне в номер под видом уборщицы пробирается очередная нимфоманка. Сразу начинает раздеваться.
-Спасибо, не хочу, - сразу останавливаю ее.
Вывожу женщину из своих апартаментов. В Роскино ко мне пытается подкатить секретарь отдела мелодрам Антонина Куйбышева. Эффектная блондинка обдает меня сигаретным дымом и с достоинством изрекает:
-Петер, вы зачастили к нам. Не во мне ли причина?
-Нет причина - в гонорарах.
Хочу уйти из коридора. Черт бы побрал это письмо, мою забывчивость и весь этот балет со срочными поставками.
-Мне кажется, у вас грустные глаза, - Антонина хватает меня за руку. - Признак одиночества.
-Вы ошиблись, у меня - веселый взгляд.
Все же вдогонку женщина кричит:
-Всем даете, а мне - нет?
За годы работы в кино, я вывел свою классификацию нимфоманок. Есть те, что влюбляются в образ, есть те, что хотят просто звезду себе в коллекцию побед. В России, пожалуй, развратницы делятся на настойчивых, отходчивых, угрожающих, обидчивых.
-Можно узнать причину отказа? - лениво улыбается одна из актрис.
Да, она тоже хотела пригласить меня в свою постель. Но я вынужден был отказаться.
-У меня нет настроения.
Брюнетка хмыкает. Заходит на кастинг. Через минут пять прибегает запыхавшаяся Полина.
-Здравствуйте, Петер. А чего вы здесь? - бросает она про между прочим. - Ладно. Извините.
Забегает в кабинет. И слышу как она возмущается:
-Тина, да сколько можно!
Потом дверь закрывается плотно, голоса звучат громко, возбужденно, но ничего не разобрать. Вскоре некая Тина выходит, мечет гром и молнии из больших глаз, злобно хлопает дверью.
-Так, подруги, - высовывается Аистова в коридор, - есть еще желающие просто пристать к моему ассистенту?
Несколько актрис только подошли к дверям. Услышав интересное заявление, оживились.
-Нет, вы можете пристать, но с предложением жениться, - режиссер балагурит.
Очередь начинает хихикать.
-Поля, ты забыла? Мы кино снимаем, а не невесту выбираем, - ворчит Георгий.
Нет, сегодня я точно не смогу нормально поговорить с Аистовой. Возможно, еще и мое нутро противится выполнению непростой задачи. Не прошло и года. Она может сойти с ума от горя, которое выплеснется на нее из послания Милоша. Прихожу на следующий день. И застаю очередную сцену из плохой мелодрамы. Приехал Игафракс. И не просто. Он закатывает первоклассный спектакль перед Полиной. В коридоре пусто, поэтому я по привычке прислоняю ухо к дверям и слышу все в деталях.
-Я не знаю, как другие актеры. Я ехал ради вас, о солнце среди женщин!
У грека голос был похож на глинтвейн:
он мог вполне согреть и опьянить любую женщину.
-Игафракс, уважаемый, это не мой стиль работы. Поэтому либо уже прогоняем текст, либо считайте, что вы не прошли кастинг.
-Но Полина!
-Не трожьте меня, пожалуйста.
Аистова говорила так, словно забивала сваи каждым словом. Она резко распахивает дверь, я успеваю сесть на банкетку.
-Вы свободны, как ветер.
В коридоре показался эдакий ухоженный Аполлон, никогда не знавший отказа. Он смеривает меня странным взглядом и гордо удаляется.
-Гоша! - кричит режиссер. - Гоша! Лена!
Из соседнего кабинета выглядывает секретарь.
-Где Кузнечик? - Полина заметно сердится. - Где он, когда очень нужен?!
-Да что ты кипятишься, - Елена усмехается. - Хобби своим занят, наверное.
-Да черт бы побрал Гошку, алкаш проклятый.
Только потом женщины понимают, что я сижу напротив дверей.
-А, господин Янкаускас, здравствуйте, - Аистова переключает на меня внимание. - Вы за ответом? Вы приняты.
-Спасибо. Но…
-Простите, пожалуйста, я очень тороплюсь.
Женщина накидывает кофту и бежит, цокая каблучками, продолжая чертыхаться на своего ассистента. Да, какой-то неправильный вид развратницы. Вполне приличная женщина, которая отшила того, кто позорит всю нашу актерскую братию.
Sanctus Libertina
-Ну что можно сказать… - Полина смотрит максимально осуждающе.
-Полечка, я совсем немного выпил, для настроя, - звукорежиссер смущенно опускает глаза.
Мы все стоим полукругом и наблюдаем за грустной картиной. Для меня люди с зависимостью всегда представляют жалкое зрелище.
-Это ладно, Амфибрахий Давидович, - главная режиссер смягчает тон. - Пожалуйста, как выпьете, никуда не ходите. Гоша, ты же можешь никуда не пускать своего друга?
Ассистент выглядит чрезвычайно расслабленным. Не думаю, что такой человек в состоянии отвечать за себя, а уж тем более - за других.
-Коллеги! Мы, конечно, сейчас находимся на свободной территории, но все же ведите себя цивилизованно. Не заставляйте искать себя в поле.
Аистова говорит спокойно, медленно. Коллектив состоит практически из мужчин. И они все выглядят пристыженными. Что-то бормочут в качестве извинений. Давидыч вздыхает, воздевает глаза к небу. Именно с этой командой я узнал, что киношники пьют так много, что теряют голову.
-Ладно, время потеряно, - Полина машет рукой, распуская всех похмеляться.
Она идет в поле. Мне все равно нечем заняться. А безделье - самый страшный яд. Он подтачивает силы незаметно, лишая воли и вдохновения. Поэтому бреду следом, чтобы подглянуть хотя бы одним глазом. Режиссер сидит, устроившись на камне. Конечно, в степной местности сложно остаться незамеченным.
-Петер, вы опять шпионите? - женщина обернулась на меня.
-Дел нет, - честно признаюсь.
Присаживаюсь рядом, замечаю, что женщина не просто любуется природой, она шьет.
-Да, сегодня, к сожалению, можно только предаваться гедонизму… - говорит задумчиво леди.
Рука бегло снует по ткани, собирая маленькую сумочку.
-Вы хорошо управляетесь с иглой, - разрываю глупым комплиментом наше молчание.
-Спасибо.
-И вышиваете?
-По настроению.
Почему-то при всем моем легком недоверии к женщинам Аистова вызывает во мне желание смотреть на нее, слушать, вот даже преследовать.
-Не буду вам мешать.
Я удаляюсь. Наедине с собой вхожу в свою особенную медитацию. В ситуациях, когда нужно успокоиться, я тренируюсь в метании ножей. Лезвия свистят, разрезая воздух. И все же мои мысли возвращаются к Полине. Какая должна быть женщина, чтобы ей написали такие нежные, поэтичные и горькие строки? Стал бы я оставлять послание, зная, что скоро умру? Ночью тоже размышления захватывают меня, словно буря утлый кораблик.
-Какая прелесть, Арсений, спасибо, - Аистова отвечает на букет полевых цветов безразличием.
-Я просто… я… - молодой актер потеет от волнения.
-Дорогой мой, это магия кино, - доверительно сообщает режиссер. - Так что ободритесь и забудьте. Когда вернемся, вы тысячу раз пожалеете.
Арсений пускается в долгие мольбы и клятвы. Но женщина непреклонна. На самом деле, между съемками в нашем лагере происходит форменное безумие. Мужчины - все непригодные для брака - активно предлагают себя женщинам. Последних, как и в мировой статистике, чрезвычайно мало. Помимо Полины, это штатный врач Марина, актриса Ульяна и гример Диана. Под раздачу разврата попадаю и я. На меня положила глаз Марина.
-У вас такие красивые ноги, - медик чувственно водит пальцами по моей икре.
После очередного эпизода в поле я нечаянно растянул лодыжку. Врач взялась проверять, нет ли у меня перелома. И слишком увлеклась процессом, задрав мне штанину.
-Спасибо за комплимент.
Я, как и всегда, отодвигаюсь, не даю прикасаться к себе снова.
-Вы зря, - Марина пытается взять меня за руку. - Вы уже давно не ликвид. Радуйтесь, что кто-то обратил на вас внимание.
-Почту за честь больше этой темы не касаться, - эта ситуация меня просто смешит.
Конечно, к нам в вагон заглядывает Аистова, чтобы узнать, как моя нога. Она видит, как я пытаюсь встать, но навязчивая врач кладет руку мне на бедро.
-Я ясно сказал, что не хочу, - повторяю уже раздраженно.
Еще наедине я бы перенес посягательство на свое тело спокойно. Однако не в той ситуации, когда присутствует свидетель. Тем более, это Полина, о которой думаю все чаще.
-По-моему, Петера стоит отпустить, - она поднимается к нам.
-Мы сами разберемся, - Марина слишком упряма.
-Мы тут филиал борделя не открывали, - режиссер не сдерживает ехидство, - и даже если Петер и был бы разнузданным гулякой, вы все равно не имели бы права трогать его.
-Вы правы, - я не ожидал, что Полина будет заступаться за меня. - Спасибо.
На улице моя защитница мило мне улыбается и говорит:
-Если что, обращайтесь, отобью у любой нимфоманки.
Очарованность в Полине растет с каждым днем. Никогда не кричит на актеров, четко ставит задачи, ведет себя достойно. И все же я придержал свои эмоции, которые хотели дикими скакунами броситься наперерез моим принципам. Я никогда не заводил отношения на съемках. Даже просто потому что очень тяжело встретить равную. Такую женщину, которая примет меня целиком и полностью. С татуировками, ранениями, странным прошлым, без девственности, возрастного. Мало кто из дам поймет мою вторую работу европейским курьером. Не всякая разрешит мне мотаться по континенту и часто отсутствовать дома.
-Дадите интервью для прессы? - интересуется режиссер.
Мы приехали в Смоленск. Для окраинного города визит съемочной группы - огромная сенсация. Поэтому к Полине с поклоном пошли телевизионщики и газетчики. Все репортеры настаивают и на общении со мной. Но Аистова ведет себя со мной уважительно, корректно спрашивает, хочу ли я.
-Конечно, - отвечаю.
Отношений у нас не будет… но уважение и желание помочь во мне горят извергающимся вулканом. Режиссер тоже терпеливо дает интервью всем. Потом раздает автографы. Да не простые…
-Говорят, ваши пожелания сбываются, - тянет с надеждой девушка-телевизионщица.
-Вроде бы да, - смущается Полина.
-Я хочу родить девочку, - просит журналист, ее щеки алеют.
-Все случится, - шепчет волшебница, пока пишет пожелание удачи.
Потом свой блокнот протягивает молодой мужчина из газеты.
-Я мечтаю жениться по любви… - он так стесняется, что не смотрит в глаза.
-Хорошо, так и будет! - соглашается Аистова, оставляет чудодейственный автограф.
Потом она грустно улыбается, словно вспоминает свое заветное желание, которое не сбудется. Я ощущаю непреодолимую потребность залезть в ее голову и прочесть сокровенные мысли женщины. В гостинице смотрю на письмо, ставшее моим личным карающим оводом, жалящим мою истеричную совесть. Я видел в серо-голубых озерах боль. Полина еще не готова… Чтобы заглушить голос разума, который требует покончить с этим эпистолярным водевилем, я иду в бар при нашем отеле.
-А что это вы? В одиночестве это называется алкоголизм, - со знающим видом заявляет тот самый Давидыч.
-О да, вам лучше знать, - не могу удержать свой сарказм.
Мне не повезло угнездиться за стойкой рядом со звукорежиссером.
-Я вижу, вы все на Полину любуетесь, - старик лезет мне в душу своим перегаром советов. - Не трожьте ее. Она пережила большую трагедию. Да и имидж у нашей Поли…
-С этого места, пожалуйста, поподробнее, - я прошу у бармена жестом повторить нам виски.
-Да так… вроде бы по мелочи… - Амфибрахий отвлекается на выпивку, потом продолжает. - Почти все актеры побывали в ее вагончике. А еще Поленька ходила в бордель. Более того, выкупила там раба и жила с ним.
Жадно слушаю чужую историю. Грехи Аистовой похожи на любовный роман, который захватывает воображение.
-Так-так, Амфибрахий Давидович, - раздается за нашими спинами.
Старик вытягивается в струнку при виде режиссера.
-Большинство актеров я послала, - Полина заметно злится. - Помимо Костика, я выкупила еще человек восемнадцать. И из всех них спала только с одним. Еще вы тут заикались про Гошу… у нас ничего не было.
-Да мы просто про слухи болтали, - пытаюсь выгородить случайного собутыльника.
-Ладно, - ее глаза кажутся темными в вечернем освещении. - Оставим прошлое для историков. Сильно не напивайтесь.
-Вы куда? - вижу, что женщина собралась выходить на улицу.
-Гулять, - говорит она таким тоном, словно это какая-то безделица.
-Одна? В незнакомом городе? Ночью?
-Мне не спится.
-Я вас провожу.
Не могу позволить леди расхаживать в одиночестве. Пусть на каждом углу стоят полицейские. Но все же. Сначала идем молча. Потом все же Полина подает голос:
-И как вам Барклай де Толли? Все говорят только о Кутузове. А ведь этот человек тоже приложил все усилия для победы…
Она - первая женщина-коллега, которая интересуется ролью, героем, моими мыслями… Всем обычно безразличны мои размышления.
-Я хотел бы побывать у него в голове. Смеетесь? Честно-честно…
Я пускаюсь в долгое плавание по своим соображениям насчет полководца. Аистова внимательно слушает. Периодически ставит свои словесные ремарки. В свете ночных фонарей она кажется еще волшебнее.
-А у вас есть любимый герой? Ну, из уже снятых картин? - мне тоже любопытно узнать лучше режиссера.
-Боголюбский, пожалуй… Книгу про него подарил мне мой друг. Феликс…
Милые искорки-блики наполняют большие ясные глаза моей спутницы, когда она погружается в свой рассказ.
-А вы совсем не пьете, что ли? - просто интересуюсь уже в отеле.
Не хочу заканчивать удивительную ночь. Осознаю, что не могу сопротивляться очарованию Полины. Она все время твердит влюбленным в нее, что это магия кино. Нет… Это волшебство Аистовой. Глубокой, умной, доброй, восхитительной леди.
-Почему же? Иногда могу по настроению.
После нескольких шотов водки плохо соображаю. Просыпаюсь в чужом номере. Лежу одетый, весь помятый на кровати. Голову пронизывает безумная боль. Значит, вчера перебрал. Озираясь, понимаю, что здесь обосновалась женщина. С трудом выползаю в коридор. По дороге к бару вижу Полину, спящую на диванчике в вестибюле.
-Не трожьте, не будите! - на меня Цербером бросается администратор.
Опохмелившись, возвращаюсь к ложу режиссера. Она все равно просыпается от шума пылесоса. Уборщик не внял требованиям коллеги и взялся за привычные утренние дела.
-Доброе утро, - трет глаза женщина.
-Доброе, - подаю ей пиво.
-Своевременно. Спасибо.
Полина быстро осушает бокал. Потом торопится наверх.
-Я надеюсь, Гоша сегодня не пошел на пробежку, - бормочет она. - А то будет вопросы задавать.
-А что случилось? - я уже примерно начинаю понимать.
Когда режиссер открывает дверь, из которой я вышел полчаса назад, все становится на свои места.
-Простите, пожалуйста, - стыдно смотреть в глаза женщине. - Я никогда ни к кому не приставал.
-Да, вы рассказали, - смеется Полина. - Все лезли к вам сами. А я особенная. Мне вы готовы отдаться. И что-то там про то, что я очаровала вас и без магии кино. Много чего говорили, Петер. Но у меня принцип. Я с актерами не сплю.
-Почему же не выгнали меня?
-Да вы на ногах не стояли. А вести вас в ваш номер далековато… и еще вы очень громко говорили. Иногда по-латышски. И тогда весь отель узнал бы, что вы хотели со мной переспать.
-Не стоит беречь мою честь. Ее нет.
Позор тяжким грузом лег на мою седеющую голову, вцепился когтями в мои плечи.
-Ладно… я понимаю, что у вас просто случилось помутнение. Алкоголь, гормоны, все такое. Я не сержусь, - ободряет меня Полина.
Наедине с собой собираю воедино огромный паззл из инцидентов с Полиной. Получается противоречивый образ святой и сердцеедки. Вот что имел ввиду Георгий, когда говорил про типы блудниц. Полина - это sanctus libertina. Развратница святая. Усмехаюсь сам себе. Прозвище Аистовой звучит, как название бабочки. Потрясающей, но ядовитой…
Тихое болото
Возвращаюсь домой отравленный этой милой бабочкой. Я весь пронизан раздумьями о Полине. Такой женщине, конечно, кто угодно напишет самое проникновенное письмо. Весточку от Милоша я так и не передал. Удивительно, как я глупею…
-Взгляд у тебя не такой, как обычно, - хитро прищуривается на меня Юрис.
-А ты прямо знаешь, какой он у меня, - не знаю, говорить ли о своей ситуации.
Сидим на берегу залива. Смотрим, как сыновья Юриса играют в догонялки с морскими волнами. Мы пришли сюда рано утром, пока никого нет. Потом мне лучше будет сбежать. Потому что в нашем тихом болоте я - единственная достопримечательность. Жители и туристы сразу начинают приставать. Я привык, конечно. Не могу сказать, что это нравится. Но нельзя заявить, что и вызывает отторжение. Просто, наверное, хочется иногда стать невидимкой…
-Конечно. За сорок лет дружбы выучил тебя, - мой друг и сообщник закуривает сигарету.
-Все очень непросто…
-Давай, колись, пока Еки и Роби не прибежали. Не дадут же поговорить.
Я смотрю в его глаза, обрамленные морщинами-смешинками. В конце концов, нужно хоть с кем-то посоветоваться.
-Я влюбился. На старости лет.
-Да ну! В кого?
В Новую эпоху любовь - великое чудо. Нас с детства приучают к тому, что в брак чаще всего вступают без особых чувств. Я же видел, как нежно и трепетно относились друг к другу мои родители. Мечтал, что у меня будет так же. Когда-то ухватился за свою страсть к Сабине… Потом столько лет моя душа молчала, хоть мной еще пару раз интересовались. А сейчас что?
-В режиссера. В русскую… - сообщаю на выдохе. - В Полину Аистову.
-А она?
-Не думаю…
-Ты не спросил?! - Юрис смотрел так, будто увидел меня впервые.
-Постеснялся.
-Ты что?! - друг зашелся в хохоте. - Петер… тебе сорок четыре! Возраст, когда можно было робеть и краснеть - далеко позади! Что ты бы потерял? Девственность? Имидж? Попал бы в число лишних? Непригодных?
Вижу себя со стороны. Понимаю, какой я придурок.
-Нет, Юрис… все сложнее. Я к ней приставал, когда был пьян.
-И что?
-Она оставила меня ночевать у себя в номере, а сама спала в вестибюле.
Мой сообщник картинно ударил себя по лбу рукой.
-Вы друг друга стоите, - резюмирует он. - Как малые дети.
Разбираю по косточкам нашу с Полиной странную историю. Письмо, чувство вины, неудачная ночь, слухи заставили меня почувствовать что-то особенное.
-Это быстро пройдет, - убеждаю сам себя перед сном. - Это так… маленькая искорка.
Утром безумие одиночества наваливается мне на грудь, как демон сонного паралича. Становится страшно от того, что мы больше никогда не увидимся. У меня был шанс поговорить нормально, представить себя в хорошем свете. Нет же. Я напился и все испортил. Пусть ничего бы не получилось. Но я бы попытался.
-Петер, что-то ты совсем неважно выглядишь, - замечает моя сводная сестра Вайра.
-Не высыпаюсь, - это правда.
Помню, как меня и моего отца не принимали официальные семьи мамы. Всегда разговаривали за столом через губу. Как я стал актером, меня стали ценить больше, чем грош. Потом и вовсе привыкли. Сейчас уже волнует мое состояние… такая вот она, жизнь в нашем болоте. После торжественного вечера мать отводит меня в сторону.
-Сынок, ну, что такое? За все время не пошутил ни разу.
-Мам… не важно.
Я с ней даже никогда не обсуждал эпизод с неудавшейся свадьбой. Но мама чувствует неладное. Приходит ко мне через несколько дней и застает за тем, что я упражняюсь с ножами.
-Точно что-то случилось, - ставит руки буквой "ф".
Это верный признак, что мать лучше не злить. Иначе будет долгая тирада про то, что не для того она меня рожала. А вот видел бы меня сейчас мой отец…
-Хорошо… - вытаскиваю кинжалы из специально сшитого матраса. - Я влюбился. Нечаянно. Негаданно. И не знаю, что делать.
-Только и всего?
Лучшая актриса Латвии нежно берет меня за подбородок, заглядывает в глаза.
-Сыночек, это хорошо, - голос уже звучит мягко. - В нормальную в этот раз?
-Она русская, - вздыхаю.
-Из староверов, что ли? - материнский взгляд становится напряженным.
-Нет. Она мой режиссер. Скоро выйдет фильм.
-Это сложнее.
Удивительно, но моя мать, имея двух мужей, мне всегда искренне желала быть единственным в семье моей избранницы. Наверное, мы все хотим, чтобы наши дети жили лучше. Отец же меня учил: нельзя себя терять, нельзя терпеть унижение. Конечно, возможные отношения с Полиной могут перечеркнуть все родительские заветы и мои желания.
-В конце концов, тебе нечего терять, - улыбается мама ободряюще. - Просто поговори с ней. Может, она согласится приехать в Юрмалу? Поженитесь.
-Это вряд ли.
-Но почему? Ты у меня самый красивый, умный и талантливый.
-Я все испортил. Я приставал.
Не хочу смотреть в глаза мамы. До сих пор стыд поднимается страшными цунами внутри меня. Нужно удержать эту бешеную стихию в себе.
-И что? Не захотела тебя?
-Нет.
Мать качает головой. Погружается в свои размышления, ее взгляд становится совсем отрешенным.
-Ну знаешь… я тоже в первый раз оттолкнула твоего отца, - слышу эту историю впервые, поэтому не перебиваю. - Я заказала ножи для Иварса. Приходила несколько раз. А когда пришла забирать заказ, Виталий меня поцеловал. Это было так внезапно. Я потом обходила его мастерскую по соседним улицам.
Она смеется своим воспоминаниям, смахивает слезу.
-А потом он сам пришел извиняться. С цветами, подарками. Тогда я поняла, что меня напугало… я испугалась того, как сама загорелась от того поцелуя. Так что… Петер… может, твоя женщина еще не осознала…
Посылка для Полины
Все же я борюсь с собой. Знаю, что в России слишком жесткие правила. Чтобы выехать в Латвию, придется переступить закон, поставить, может, наши жизни на карту. Захочет ли Полина? Кидаюсь в новые роли, как в море со скалы. Но работа не приносит радости и облегчения, как раньше. Искорка любви устроила мне бушующий лесной пожар. И только он перестал реветь и съедать меня изнутри, как моя личная катастрофа пошла на новый виток.
-Петер, есть разговор.
На съемочной площадке ко мне подходит молодой норвег. Паулюс Олафссон. У нас завязались приятельские отношения.
-О чем речь? - вопрошаю я, когда остаемся наедине.
-Ты же ездишь в Россию…
-Да.
-А не знаешь, как можно кое-что передать?
-Приходи сегодня вечером ко мне. Обсудим.
Хоть мы сейчас находимся в Испании, нельзя ничего такого обсуждать. Я крайне осторожен. В моем номере коллега рассказывает, что нужно привезти посылку в Иркутск.
-Там ничего такого. Кардиган и ягоды.
-И кому такая опасная бандероль? - усмехаюсь в ответ.
-Полине Аистовой, - это имя смывает улыбку с моего лица. - Ты же ее знаешь?
-Да… она приглашала меня на съемки, - говорю отрывисто, сдерживая свою бурю. - А ты откуда знаешь?
-Тоже работали вместе, - Паулюс светится изнутри счастьем. - Она такая добрая, смелая, сильная! Потрясающая женщина! Если есть высшие силы, пусть берегут ее!
Конечно, я соглашаюсь передать посылку. Но задираю цену за услугу. Олафссон не скупится, горячо жмет руку. Ревность, раньше мне неведомая, подтачивает мою нервную систему. Одно дело - отдать письмо от мертвого соперника. Другое - привезти дары от такого человека… Полина моложе меня лет на четырнадцать. Ей нужны молодые, горячие. Не я.
-Вот ты какая… развратница святая, - ерничаю, пока пью пиво в тиши номера. - Какой-то Милош в Польше. Паулюс в Норвегии. Кто еще? Ты любишь выбирать и брать сама?
Когда возвращаюсь домой, ко мне приходит Центис, мой связной-алхимик.
-Что на этот раз? - интересуюсь, предлагая ему чай.
-Кое-что очень опасное, - мой друг смотрит внимательно. - Я бы отказался, Петер.
-Смертельный номер?
-Да. Вполне можешь сгинуть в застенках ПИН.
Знакомая аббревиатура заставляет отставить шутливый тон. Представители интересов нации - целая сеть шпионов в России. Если Центис упоминает их, пахнет диверсией.
-Тебя вызывает Ворон из Иркутска. Для Сыча и Зяблика. Это русские режиссеры. Они должны снять староверов для сопротивления. Им нужен проводник.
-Дело туманное… но мне все равно нужно в Иркутск.
-Тебе пришлют официальный запрос, как актеру. Но ты подумай хорошенько!
Странное известие заставляет нервничать. "С другой стороны, - размышляю я про себя. - Увижусь с Полиной… и если нет… то какая разница? Я уже пожил". Гордился бы мной отец? Помогу революционерам. Все переворачивается внутри меня, когда я получаю приглашение от Аистовой.
-Сможете быстро подготовиться? - Гунарс смотрит серьезно. - Роль непростая. Иван Грозный.
-Конечно, смогу, - стараюсь выглядеть собранным, хотя в голове звучит морской прибой от волнения. - Я не опозорю нас. Сыграю, как по нотам.
Получив сценарий и раскадровки, тороплюсь домой. Как всегда, все написано и нарисовано от руки… любимые пальцы касались этих листов.
-Моя искорка, - шепчу я и смеюсь. - Почему не оставила мне автограф?
На следующий день собираю вещи, прощаюсь с близкими. Юрис качает головой, услышав подробности.
-Ты уверен, что все получится? - спрашивает он с сомнением.
-Что именно?
-Что ты вернешься домой.
-Ну, либо вернусь с Полиной… либо… какая разница?
-Взрослый человек, а рассуждаешь, как подросток.
-Не завидуй, - хлопаю его по плечу.
-Да нечему завидовать! - кипятится друг. - Я, может, тебя в последний раз вижу.
У меня у самого айсберги плавают в душе. Понимаю, на что иду. Но кому, как не мне, защитить эту женщину?
-Вот видишь, сынок, - мама треплет меня за щеку. - Она сама тебя позвала. Помиритесь. И поженитесь.
-Мам, ты только о своем…
-Я хочу увидеть внуков от тебя.
Конечно, я не сказал матери, для чего меня выписала Аистова. Не хочу тревожить сердце женщины, давшей мне жизнь.
Автограф на счастье
Моя искорка, испепеляющая меня… Полина не изменилась внешне. Но ее взгляд говорит, что передо мной - другая женщина. Она так внимательно смотрит. И судя по разговору, совсем забыла про нашу некрасивую историю.
-Мне сказали, что вы еще привезли кое-что для меня, - мне кажется, Полина говорит ласково.
-Да, для вас - письмо и посылка, - с трудом отрываю от нее взгляд.
-Ладно. Сначала нужно поработать.
Она прогоняет меня по тексту, даже не заглядывая в сценарий. Сама играет очень выразительно. Представляю мою искорку в роли актрисы. Весь мир пал бы к ее ногам.
-В целом, все отлично, - женщина сама покрывается румянцем от того, что наши руки соприкасаются на столе. - Вы можете быть свободны.
-А вы куда?
-У меня еще дела.
-Я - с вами. В конце концов, у меня еще куча вопросов по Ивану Грозному.
-Вы дотошный, я это помню.
Ясные глаза словно набрасывают на меня нежное лассо и тянут за самой восхитительной спутницей. Она идет в магазин, потом в больницу. Проведывает чужую мать. Забирает вещи для стирки. Я помогаю нести тяжелый пакет. В кофейне на Полину вешаются две смешные девочки. Тараторят, тискают, просят помочь с уроками. Мужчина, который подает нам кофе, смеривает меня завистливым взглядом. У моей ядовитой бабочки жизнь бьет ключом, конечно. Она окружена теми, кто ее любит.
-Петер, вам придется дать парочку автографов, - весело озвучивает женщина просьбу своих подружек-подростков.
-Я стойко это переживу.
Подписываю девочкам вырванные листы из тетрадей. Прошу страничку и для себя.
-Вы тоже, пожалуйста, распишитесь, - протягиваю Аистовой.
-Я? Зачем?
Скромность ее, конечно, украшает. Единственная в Европе женщина, которая снимает исторические фильмы. Ее знают. Просто, видимо, сама Полина не подозревает об этом.
-Напишите мне доброе пожелание, - жму плечами.
-Хорошо… - она наклоняется над бумагой. - Какое?
-Завоевать сердце самой удивительной дамы на свете.
-Хороший запрос, - бормочет моя искорка.
Нет, она не понимает намеков. Хотя стоявший над нами хозяин заведения побледнел, закусил губу. Вторую порцию кофе он поставил мне специально так, чтобы обрызгать. Смешной у меня соперник. На улицу выходим снова вдвоем с Полиной. Наедине с ней в номере прилагаю все усилия, чтобы удержать шторм, рвущийся наружу. Она так тепло говорит:
-Это же милый Пол.
Открывает посылку из Норвегии. Прошу непременно мне рассказать про их знакомство с Олафссоном. Она обещает как-нибудь потом поведать. А сейчас торопится. Дома ее ждет тот самый ассистент. Он еще и гостеприимно приглашает меня внутрь. Нет уж. Я не хочу смотреть на вашу идиллию. Я страстно желаю свою. Рисую свое личное счастье. Как просыпаюсь с Полиной в одной постели, она обнимает меня, целует, шепчет что-нибудь милое. Потом я обязательно готовлю завтрак под прицелом серо-голубых глаз. Кормлю ее с ложки, периодически срывая поцелуи с ее губ.
-Ой, ладно все. Угомонись, старик, - командую сам себе. - У нее тут уже двое. Может, и трое. Никто ее не выпустит с тобой в Латвию.
На съемки снова отправляемся в вагончиках. И я понимаю, кто у Полины третий. Молодой актер, высокий, черноволосый. Андрей на каждой остановке ходит к режиссеру, носит ей цветы. Хоть я уже давно научил себя держать эмоции в узде, свое любопытство я так и не укротил. Поэтому когда подворачивается возможность подслушать, я ею пользуюсь. А между тем в вагончике моей искорки происходит целый фейерверк. Мой соперник получает нагоняй за навязчивость. Аистова даже повышает тон:
-Хватит распускать грязные слухи!
-Полина, я люблю тебя!
-Я этим трем словам не верю.
Андрей выпадает практически на меня, но хочет снова лезть в открытую дверь к даме сердца. Я встряхиваю его за шкирку, коротко и грубо объясняю, что он должен отстать от женщины. По ее смущенному взгляду понимаю, что моя коллега не против того, чтобы я был рядом. Автограф Аистовой, действительно, выполняет желания?
-Нам же нужно обсудить детали вылазок, - напоминаю я.
Изначально мне казалось, что Сыч - позывной Георгия. Потому что в инструкции от Ворона было сказано, что нужно водить в гнезда староверов именно Сыча.
-Нет, Гоша - это Зяблик, - приводит меня в замешательство Полина.
С трудом представляю хрупкую и невысокую женщину в роли напарницы на опасных заданиях.
-Вы хотели еще узнать, как мы познакомились с Полом Олафссоном, - напоминает моя искорка.
Она разворачивает невероятную историю, в которую не стал бы вмешиваться здравомыслящий человек. Но Полина так хотела помочь друзьям.
-Я рад за Олафссона и за вашу подругу, - отвечаю с жаром.
Конечно, мои шансы запасть ей в душу все выше. "О чем ты думаешь? - укоряю себя наедине с самим собой. - Лучше соображай, как остаться в живых во время веселого предприятия, затеянного революционерами".
Какао в котелке
Теперь у нас есть больше поводов общаться. Не только съемки, но и вылазки. Под предлогом обсуждения деталей общего дела варю для Полины какао. Всегда вожу с собой котелок, посуду, сухпаек. Жизненный опыт давно научил меня запасливости. За общением выведываю детали личной жизни своей недостижимой звезды.
-Да я была замужем, но мне не понравился этот статус, - вздыхает женщина, припадая губами к кружке с напитком.
-Почему?
-Наш брак был по расчету. Мы с супругом друг друга не любили.
-Такую леди невозможно не любить. Не верю.
Мои слова разжигают ее румянец, который мерцает в свете костра для меня маяком. Петер, не теряй надежды. Ты ей нравишься… Утром мой пыл остывает: кофе для искорки варит Георгий. Тоже молодой, вполне себе привлекательный, напористый. По тому, как ассистент следит за мной немигающим взглядом, понимаю: этот человек не отпустит свою избранницу.
-Вы забыли, товарищ царь, - умничает соперник. - У Поли есть принцип. Она не спит с актерами. А если и обращает на кого-то внимание, то на одну ночь.
-Откуда такая информация? - я не из тех, кто боится слухов. - Вы уже свой один раз реализовали?
-У меня вся жизнь - впереди. А вы уже заветрились, мужик-ягодка.
-Я хотя бы ягодка, - изучаю его злую ухмылку. - А вы - редька. Уж больно лицо кислое.
На задании осознаю, что с темпераментом Аистовой никто не справится. Она - сама падший ангел. Пускает искры из глаз в оробевшего часового. Соблазняет словами. Доводит беднягу до дрожи и заговаривает ему зубы. Меня тоже прошибает пот, но не от того, что испуганный парнишка может начать пальбу. Попадаю под действие сумасшедшего обаяния своей спутницы. Наедине почти целую святую развратницу.
-Вы потрясающая, отчаянная, отважная…
-Еще говорят, что невыносимая…
Моя искорка прошивает меня пулями взгляда, но близко к себе не подпускает. Единственный момент, когда я могу близко сесть, иногда соприкасаться с ней руками - это наш вечерний какао.
-У вас очень здорово получается, - благодарно говорит женщина.
-Это потому что для вас…
Поправляю ее волосы, которые кажутся красными в отблесках огня. Стараюсь быть не слишком напористым, чтобы не испугать эту диковинную ночную птицу. Аистова ведет себя нейтрально, но и не отталкивает от себя слишком явно. Выжидает мой следующий шаг.
-Это вам, - вручаю Полине розу, свернутую из бересты.
В Александрове режиссер разрешает группе осмотреть местные достопримечательности. И во время прогулки я покупаю местный сувенир для моей искорки.
-Ничего себе, - удивляется она. - Я думала, по бересте только вырезают.
-Нет, очень много красивых вещей делают.
Рассказываю все, что знаю о местных промыслах. В конце концов, именно местные староверы меня посвятили в подпольное дело.
-Вы многогранный, - ласкает мою душу замечанием спутница. - И про Ивана Грозного знаете, и про ремесла. Есть вещи, о которых вы ничего не слышали?
-Наверное… не могу знать, сбывается ли мое желание, - отвечаю более понятным намеком. - Вы написали мне пожелание. Я ношу его с собой. И мне кажется, что ваша магия работает.
-Что?
-Полина… это вы - самая удивительная женщина в мире.
Аистова отступает и бежит стремительной ланью, не давая мне догнать ее. Вечером во время вылазки хочу спросить напрямую, взаимны ли мои чувства. Но осознаю, что не стоит портить дело разговорами о личном.И судьба меня наказывает. На обратном пути попадаю в яму-капкан. Один из кольев срывает мне рубашку, кожу и мясо на груди.
-Потерпите… крепитесь...- глаголы из уст Полины заставляют меня держать сознание слабым поплавком на поверхности бытия.
Ноги превращаются в мягкую ткань, в глазах наступает кромешная тьма, звон в ушах перекрывает любимый голос. Прихожу в себя в вагончике моей искорки от того, что в глаза бьет свет. Она вдевает нить в хирургическую иглу.
-Вы боитесь боли?
-Я боюсь инструментов в ваших руках.
Мелкие стежки пронизывают меня, но не так сильно, как эмоции, которые испытываю, глядя на Полину. Именно сейчас понимаю: она не просто так самая равная, она выше и сильнее моего идеала.
-Все хорошо, - этими словами режиссер отбивает свои истории, словно припевом куплеты.
Она росла в борделе. И лечила проститутов после того, как над ними издевались клиентки. Колола прививки своему ассистенту. Ставила на место ему же сломанный нос.
-Вы как будто сестра милосердия, - шепчу я, шумно дыша от боли. - А зашили там у меня разбитое сердце?
Аистова делает узелок, выдавая в себе опытную швею. Отмалчивается. Но я поднимаюсь из последних сил и касаюсь желанных дрожащих губ.
-Вы уронили искорку любви мне в грудь и теперь ее не вытащить…
Она опускает глаза, обрамленные густыми ресницами и парирует:
-Какое милое оправдание.
Потом все равно поступает со мной благородно. Сама приносит рубашку и одевает меня. "Я добьюсь твоего внимания, моя искорка"...
Купидон-метатель ножей
Конечно, перед тем, как действовать активнее, я хочу успокоить Георгия. Надо дать ему понять: я не претендую на роль единственного мужа.
-Мне нравится твой подход, - мужчину радует вид бутылки с бурбоном.
-Я хочу поговорить.
Крепкий напиток выводит нас на одну волну.
-Ты, конечно, красивый, молодой, здоровый, - изучаю фактурное лицо соперника. - Но отпусти Полину со мной. Здесь она погибнет. Ее нужно вытаскивать. Без тебя она никуда не пойдет. Я это вижу.
Климин криво ухмыляется, топит свой ехидный смех в стакане с бурбоном.
-Я потом приду за тобой, заберу для Полины. Слышишь? - предлагаю ему сделку. - Ты же умный. Ты понимаешь, что рано или поздно она соберет себе трио мужей. Давай станем друзьями. Ради нее…
-Ладно… если сможешь… забери… и спаси.
Я на его месте бросился бы драться, но Георгий ведет себя достойно, спокойно. На следующий вечер вижу, что моя искорка рисует чье-то лицо. Сначала кажется, что это ее ассистент. Вблизи понимаю, что показалось. Она просто упражняется.
-А мой портрет нарисуешь?
-Я не говорила, что я ведьма? Кого нарисую - тот влюбляется до смерти, - она смешно щурится на меня.
-Я и без портрета…
Договаривать нет смысла. Аистова сама все прекрасно видит. И не гонит. Значит, я все делаю правильно. На досуге шью две одинаковые занавески для милой колдуньи. А то со своим творчеством она совсем не следит за бытом. Георгий чинит женщине дверь, которая вечно плохо держится. Уже чувствую себя частью семьи. То, что раньше пугало, теперь согревает одичавшую в одиночестве душу.
-Спасибо большое, - благодарит моя искорка и дарит мне расписную шкатулку.
-Ничего себе… - прикидываю, прятать дар Полины или нет. - Неожиданно.
-Да всего лишь безделушка.
-Для меня не безделушка. А что подарить тебе?
-Ничего не нужно.
И все же я вижу, что Аистовой не помешает больше заботы, а еще нужны уроки по метанию ножей. У нее с собой - настоящие шедевры от отличного мастера. Женщина сделала для них чехлы.
-Ими нужно не любоваться, а владеть уверенно, как сердцами покоренных мужчин, - шучу я.
-Меня учили ближнему бою.
-А я покажу, как не подпустить к себе противника.
Конечно, Аистова соглашается. Мой купидон не стреляет из лука. Он попадает в свои мишени ножами из черненой стали. На очередном уроке моя искорка стоит так близко, что я начинаю целовать ее вооруженные руки.
-Опасный поцелуй, Петер. Ты можешь порезаться.
Мне безразличны предупреждения. Невооруженным глазом видно, что женщина не против сблизиться окончательно.
-Я всегда мечтал о равной, похожей на меня, - открываю окончательно душу своей метательнице ножей, она испепеляет меня взглядом. - Чтобы ни в чем не оправдываться. Чтобы не сомневаться, что меня выбрали за то, что это я. Ты именно такая. Ты даже в миллион раз лучше.
После очередного задания решаюсь на шаг, который уже однажды оттолкнул от меня Полину. Теперь все по-другому. Мы вместе тонем в волнах нежности и наслаждения. С искоркой чувствую себя теми самыми героями, которых всегда играл. Утром любуюсь нежными чертами лица. Аистова, действительно, сова или сыч. Сладко спит, хоть уже встало солнце. А когда она открывает свои невероятные глаза, она наполняет мое сердце новыми ощущениями. Я нужный, любимый, желанный…
-Можно я тебя нарисую? - шепчут алые губы.
Мы находим уединение в поле, среди высоких голубых ромашек.
- Все же хочешь приворожить на всякий случай? - шучу над своей маленькой художницей.
-Да, чтобы никуда не делся.
В перерывах между сеансами живописи Полина вплетает мне в волосы цветы. Потешается, убегает. Чувствую себя совсем молодым и сумасшедшим. Ловлю хитрую чертовку.
-За издевательство над лауреатом международных конкурсов приговариваетесь к поцелуям, - грозно сообщаю и не могу напиться своим удовольствием от ее касаний.
Милош все портит
Наверное, где-то в районе груди у меня был большой резервуар, который наполнялся долгие годы нежностью. Теперь же она выливается из меня на ходу через швы, которые наложила Полина. Пытаюсь показать, каким я буду мужем. Готовлю ей на костре завтрак, обед, ужин. Уговариваю переехать в мой вагончик.
-Какая разница? - спрашиваю я у смущенной женщины. - Искорка моя, все и так видят, что у нас с тобой отношения. У нас же все серьезно?
-Петер, - вздыхает она и ласково приглаживает мои волосы. - Не знаю… мне нужно подумать… ну, в смысле про вагончик…
-А насчет Латвии ты размышляла?
В России у меня нет никаких шансов. Возрастной иностранец с клеймом о том, что лишен девственности. Нам не дадут пожениться. А просто быть любовником я не хочу. Да и стоит вывезти мою ненаглядную до того, как грянет переворот. Ведь революция обычно косит жизни без разбора.
-Пойми меня, пожалуйста, я обещала снять фильм, - просит Полина. - Я должна.
-Это очень опасно.
-Не дави на меня.
-Я потом привезу Гошу твоего, - уговариваю ее.
-А кошку? А кактус?
-Да хоть Байкал скажи передвинуть! - уже впадаю в состояние, когда тяжело держать шторм эмоций под контролем.
Наша последняя вылазка проходит в Плесе. На обратном пути моя искорка неудачно падает, вымазывается вся в грязи.
-Ах ты, моя революционерка, - сдерживаю смех, вытирая ее лицо.
Торопливо несу мою женщину к себе. Это шанс перевести наши отношения на новый уровень. Отлучаюсь буквально на несколько минут, иду за водой. А когда возвращаюсь, вижу, что Полина нашла то самое письмо. Да, я его снова потащил за собой. И забыл в один момент напрочь про свой долг перед мертвецом.
-Что это? - дрожащие руки трясут конвертом, из любимых глаз бегут слезы.
-Я хотел тебе отдать… но когда привез тебе его впервые, ты была в ужасном состоянии. Через год ты тоже была не готова…
Чувствую себя сапером на минном поле: любое неаккуратное выражение убьет мое хрупкое счастье. Она читает послание Милоша. Понимаю, что сейчас этот несуществующий соперник мстит мне, забирая все чувства моей искорки себе. Женщина отталкивает меня и бежит навстречу дикому ливню. Ныряю в темноту и бурю следом. Но не могу всю ночь найти свою единственную. Милош портит все. Точнее я, мой дурацкий поступок. Режиссер не желает со мной разговаривать. Обходит стороной. На обратном пути я решаю, что проще отпустить мою птицу счастья…
-Петер, - мать по традиции ждет меня у границы, крепко обнимает.
-Мама, ты же знаешь…
-Тебе кажется, что с тобой ничего никогда не случится.
Мама беспокойно осматривает меня.
-Ты похудел, - приговаривает, оглаживая мои небритые щеки.
-Пойдем к тебе или ко мне?
-Конечно, ко мне! Улдис сегодня сделал твой любимый десерт.
-Ну, ради буберте я готов сходить в гости.
У отчима понимаю, что очень нуждаюсь в обществе. В любом. Боюсь остаться наедине с чувством вины, которое обязательно будет мешать думать, спать, жить.
-Ну, что там нового? - Юрис спрашивает корректно.
В этот раз сидим в баре. Разгоряченный виски, я вымученно улыбаюсь.
-Да все по-прежнему. Ничего особенного.
-А как же фильм? Как режиссер?
Неловкость комом распирает мое горло. Его невозможно сглотнуть. Не нахожу слов, чтобы ответить хоть что-то.
-Все сложно? - друг понимающе кладет руку мне на плечо.
-Слишком. Но я сам виноват.
Молча тянем алкоголь. Потом смотрю на Юриса и прошу:
-В этот раз мне нужно особенное тату. Шрам очень большой.
Шов еще свежий, иногда странно печет и тянет в том месте, где был узелок. Нужно заглушить это напоминание другой болью.
-Дела, - присвистывает мастер. - Можно что-то написать поверх.
-Напиши: Полина.
Узелок на душе
Когда моя искорка только зашила меня, несколько дней меня беспокоил тот самый узел из хирургических нитей. Он терся об одежду, саднил мне кожу на груди. Я прилагал все усилия, чтобы не подавать виду, что мне больно. Теперь же у меня такое состояние, словно мне провели операцию на душе, наложили не самый удачный шов и сделали грубый узел. Любое касание темы моей случайной любви заставляет невидимые нити впиваться в мое сердце, раны вины и грусти начинают кровоточить. Я изо всех сил делаю вид, что в порядке.
-Говорят, ты там влюбился, да?
Я не хотел идти на премьеру фильма про Ивана Грозного. Но мама так просила, что пришлось сдаться. Конечно, после показа мне на глаза попадается Сабина с молодым мужем под руку.
-Да мало ли что говорят, - усмехаюсь, скрывая желание кричать.
-Действительно, кому ты нужен? - бывшая невеста щупает меня взглядом. - Глупо увлекаться на старости лет…
-Ты сама говорила, что я еще красивый.
-Сейчас вижу, что ошибалась.
-А, привет, Сабина, - моя мама освободилась из уборной. - Все никак не родишь? Да уже все. Часики оттикали, дорогая.
Властный тон и грубая тема спугивает неудавшуюся жену. Но я терзаюсь горькими воспоминаниями о расставании с Полиной. Мою агонию останавливает письмо Георгия.
"Здравствуй, Петер.
Если ты еще любишь Полю, спаси ее. Вытащи и забери хоть на край света".
Крик о помощи всегда уверенного в себе мужчины. Это не моя искорка просит. Ее муж - Георгий Аистов. Конечно, я готов расправить крылья хоть сейчас. Вызволю свою милую хоть из чрева ада.
"Здравствуй, Георгий.
Я вас вытащу обоих. Напиши, где и когда быть".
Отправив ответ, я будто живу в огромном пожаре. Горю в огне, не могу вздохнуть из-за дыма, обжигаю руки и душу каждую минуту ожидания. Когда приходят полные инструкции, спешно собираюсь. Нельзя медлить. Ситуация на границе обостряется. Значит на поезде ехать опасно. Мне нужна помощь староверов.
-Ну, здравствуй, Лебедь, - мне рады в гнезде Журавля.
Александровские расеи всегда поддерживали меня, а я выполнял для них даже самые сложные запросы. С Журавлем нас связывала давняя дружба.
-Я иду за Пандорой-один и Пандорой-два, - объясняю лидеру в его землянке. - Вы же скоро выступаете?
-Да, но здесь, конечно, останется тыл. И мы провели линию из укрытий для тех, кто захочет сбежать.
Седой мужчина разворачивает передо мной план местности.
-Хочешь, переведи себе на кальку.
Я всегда для заданий беру свою карту. А рисунки староверов перерисовываю на подложку. Если схватят, кальку легче уничтожить. Этому меня научил сам же Журавль.
-Спасибо.
Работа с картой занимает совсем немного времени. Но расеи не отпускают меня одного. Берут в один из своих отрядов, который выдвигается в Нижний Новгород. Я занимаю наблюдательную позицию на вокзале. Сердце сходит с ума каждый раз, как слышится свисток поезда. Но вскоре в городе начинается настоящая революция. Слышу сначала, как гремит фильм Полины голосами всех, кто встал против системы. Мне она казалась вполне обычной. Но холодят душу истории женщин, которых отправляют на специальный завод рождаемости. Полиция, военные, агенты ПИН оцепляют всю территорию рядом с Планетарием, на стенах которого и показывают хронику Новой эпохи.
-Ты не просто невыносимая, ты сумасшедшая, - шепчу Аистовой, будто она меня услышит.
Понимаю, что поезда больше не подходят к станции. На улицах гремят выстрелы и взрывы. Значит, нужно искать мою искорку где-то в другом месте.
-Идем с нами, - призывно машет один из полицейских.
Правоохранители сорвали с себя знаки отличия, но табельное оружие оставили.
-Мы будем штурмовать городское управление ПИН, - сообщает один из бывших слуг государства. - Ты с нами?
-Ну давайте.
У меня мелькнула мысль, что Аистовых могли схватить раньше моего прибытия. Стреляю, режу, рву, бью. Прорываемся сквозь толпу самых преданных псов - пинков. Им нечего терять. Я слышал, что в их ряды набирают непригодных для брака сирот. Но внутри находим только трупы всех, кто сидел в камерах. Их расстреляли сразу, как началась сумятица.
-Искорка… Поля… - перебираю груду тел у расстрельной стены.
В каждом бледном лице не узнаю любимые черты. Клянусь, мои волосы белеют за секунды, пока я пытаюсь убедиться, что моя ненаглядная не погибла от рук агентов. Потом прорываюсь сквозь хаос ненависти и беспорядочных уличных боев за черту Нижнего Новгорода. Интуиция и разум подсказывают только одно направление - Казань. В мелких городишках тоже царит кровавая анархия.
-Пошли с нами, мы тоже в Казань!
По дороге встречаю староверов из гнезда Сороки. По дороге успеваем даже вступить в бой с небольшим отрядом военных. Когда убиваю последнего противника, звучит оглушительный взрыв. Они заминировали дороги. Но на ловушке подорвался внедорожник ПИН.
-Там может быть еще оружие! - кричит один из моих товарищей.
-Здесь кто-то еще жив!
Вот так встреча… из горящей машины вытаскивают измученного и изувеченного Георгия.
-Где Полина? - все, что я хочу знать. - Она жива?
-Она в Казани. Я иду за ней…
Пандора-два пытается говорить бодро, но его выдают бледность, свежие ожоги и хриплый голос. Он еще находит силы сопротивляться, пока двое из подразделения привязывают его к носилкам.
-Я приведу тебе жену, - пытаюсь успокоить Георгия.
В Казани битва идет еще более жестокая. Здесь на сторону революции встала только часть полицейских. Присоединяюсь к тем, кто поджигает здание агентства ПИН. Подбираю пистолеты с мертвых пинков. Мне не до благородства. Каждая пуля - на вес золота.
-Быстрее, старик! - подгоняю сам себя по коридорам между камер.
Все помещения пусты. Те пинки, что попадаются мне на пути, слабы. Убиваю каждого без промедления.
-Кто такой Лебедь? И куда он летит? - слышу за железной дверью злой крик.
Помещение не закрыто. Я вваливаюсь внутрь и сразу стреляю в высокого мужчину. Он падает навзничь и захлебывается в собственной крови. Перед ним стоит моя искорка, хрупкая, уставшая, дрожащая.
-Я Лебедь, - сообщаю уроду, который чуть ее не убил. - Дальше что?
Добиваю пинка. Потом обнимаю плачущую женщину. Если бы задержался на секунду… сейчас в моих руках был бы труп любимой… Узелок на душе больно стягивает меня внутри.
-Все хорошо, - говорю и себе, и Полине.
Огонь моей ненаглядной погас. Но я разжигаю его снова, сообщая, что Георгий жив и ждет ее. Это известие так волнует женщину, что она просит зашить ее раны на лице без наркоза. Торопится к своему избраннику, вскрывая на моем сердце старые ранения. Я не могу молча отдать ее другому и снова признаюсь в любви.
-Я уже не красавица, - обводит рукой свое лицо Полина. - Искорка твоей любви должна потухнуть.
-Нет… ты все такая же отчаянная, отважная, умная, сильная…
Она качает головой и усмехается.
-Неужели тебе не нужен второй муж? - боюсь ответа, но хочу знать его наверняка.
-Давай сначала перейдем через границу живыми, - искорка снова оттягивает момент. - Тогда поговорим.
Два инвалида
Поговорить, конечно, не суждено… Сначала не можем найти нужный лаз. Потом нас и вовсе замечают часовые. Я так надеялся, что всех военных отзовут вглубь страны, чтобы подавить восстание.
-Беги! - командую Полине, сбрасывая ей свой рюкзак.
В голове стучит только одна мысль, что нужно выиграть время для моей искорки. Нападающих мало, я отправляю их на тот свет оружием их же союзников. Но подходит подкрепление. Когда бросают гранату, ничего не успеваю осознать.
-Петер… - слышу словно из глубины воды любимый голос. - Лебедь…
Открыв глаза, понимаю, что зов эхом воспоминаний бродит в моей черепной коробке. Потому что внешние звуки я не слышу. Надо мной стоят одноглазый Журавль и его помощник Клест. Я читаю их речь по губам.
-Нет, я вас не слышу, - отвечаю. - Где я?
Понимаю, что лежу в Казанской больнице. Основные силы уже бьются на Урале, далеко отсюда. В тишине очень неуютно. Наверное, поэтому мой мозг нашептывает мне Полининым голосом.
-Я глухой, а не маленький, - ворчу, отвергая помощь.
Сестер милосердия здесь нет. За всей палатой ухаживает один из калек революции. С обожженной скулой и с рукой на перевязи. Он приносит всем еду. Мне делает массаж затылка.
-Это все зря, наверное. Но спасибо, - надеюсь, что говорю членораздельно.
И ошибаюсь. Странные приемы товарища по несчастью помогают. На второй день начинаю различать отдаленно особенно громкие звуки.
-Мне некогда загорать, - протестую в кабинете Журавля.
Через неделю могу стоять и что-то различать из речи. Поэтому хочу идти следом за Аистовыми.
-Думаешь, тебя там ждут?
-Я просто хочу убедиться, что они живы, - отвечаю.
В кабинет рвется и наш обожженный.
-У меня уже работает рука, - он показывает лидеру свою изуродованную огнем конечность. - Я иду дальше.
-Плутон, - Журавль внимательно смотрит на него. - Ты еще плох для войны.
Лидер изучает нас, потом хлопает по столу ладонью.
-Ладно, для боев ты слаб, а вот контуженного проводить до Норвегии сможешь.
-Интересно сказано: проводить, - улыбается Плутон. - Как будто Норвегия тут за углом.
-Поэтому Лебедь сам не дойдет. А вдвоем… - тянет задумчиво Журавль.
-Два инвалида - это сила, конечно, - хохочу в лицо спутнику, которого мне навязывают. - Я сам справлюсь.
В палате собираю свои пожитки. Ножи, два пистолета, сменная рубаха.
-А что там в Норвегии? - интересуется обожженный.
-Пандора-один и Пандора-два, - специально отвечаю шифром, чтобы он ничего не понял и отстал.
-Полина? Полина Аистова? - наводящий вопрос пронимает меня до самого узелка на душе. - Она жива?!
Ворчливый и сердитый еще несколько секунд назад, Плутон преображается, глупо улыбается, тоже начинает спешно рассовывать по карманам свое оружие.
-Ты куда намылился? - ехидство первым вырывается из моего водоворота эмоций.
-Помогу тебе, калека.
-Подожди… Ты знаешь Полю?
-И Гошу тоже, к сожалению, - разводит руками сосед по палате. - Ну, чего застыл? Пошли-пошли скорее!
Дорога занимает много времени. И за эти дни узнаю, что моего сопровождающего зовут Константином, он был женат, потом был рабом, а потом стал одним из лидеров революции.
-Хороший прогресс, - замечаю саркастически.
-Ну, у тебя тоже история веселая… Я бы в середине свадьбы не смог уйти.
Чтобы узнать адрес Аистовых, сначала идем к Олафссонам. Пол смотрит на меня, как на привидение. Его жена Кира чуть ли не падает в обморок при виде Костика. Они задерживают нас расспросами, усаживают за стол.
-Костя… ты очень изменился, - женщина смотрит расширенными зрачками на моего товарища.
-Я знаю, - он стыдливо опускает голову.
-Ты не получил мое письмо?
-Нет…
Паулюс заметно нервничает.
-Вообще, сейчас Гоше и Поле там не до вас, - сообщает он.
-Почему? - спрашиваем хором.
-Полина в больнице. После пережитого стресса слегла.
Страшная новость подрывает меня на ноги. Константин тоже суетится, просит прощения за нежданный визит. В больнице девушка в регистратуре изучает наши лица с недоверием.
-А вы кто Полине Аистовой? - вопрошает она по-норвежски.
-Наложники, - отвечаю, не моргнув и глазом.
Всю дорогу к моей искорке я думал, так уж ли мне важен статус мужа… Вспомнил письмо Милоша. Оно учило умению откинуть гордость и наносные стереотипы. Если бы далекий и давний соперник признался Полине в любви раньше, он был бы жив и был бы счастливым мужем. А мне не стоило так нажимать с темой брака в Плесе… Сейчас моя ненаглядная не лежала бы на постели, такая же белая, как и наволочка на ее подушке. Она еще спит. Георгий сидит на стуле рядом, устало откинувшись на спинку. Я осторожно трясу его за плечо, выводя из оцепенения. Светло-карие глаза медленно расширяются от ужаса. Аистов смешно трясет головой, видимо, пытаясь прогнать две навязчивые галлюцинации. Выходим в коридор.
-Вот это новости, - Георгий с трудом держит свой голос на половине громкости. - Все-таки, правду говорят: бог шельму метит.
-Я тоже рад, что ты живой, - отвечаю не менее саркастичным тоном.
-Что с Полиной? - волнуется Константин.
-Бессонница доконала, - тоскливо отвечает Зяблик. - И ей вечно снитесь вы оба, еще Стасик, Милош, Валера, Максим… все ее потаскуны не дают ей жизни.
-И видимо, тебе. Ты плохо выглядишь, - говорю это не из злости, Гоше, действительно, нужна помощь.
-Ты тоже сильно сдал, - ерепенится муж.
-Ну, теперь-то есть помощники, - замечает Плутон. - И может… Полина узнает, что мы живы и не будет сильно переживать.
-Хороша помощь… - вздыхает Аистов.
Придирчиво изучает нас. Тормошит свои волосы. Криво ухмыляется.
-Ладно, главное, чтобы весь гарем не сбежался, - вздыхает.
Отправляю Гошу и Костю домой. Первому нужно выспаться, другому собраться с силами, чтобы не плакать при первой встрече с Полиной. Я сажусь у постели моей искорки. Она стонет сквозь сон, поворачивается в мою сторону и открывает глаза.
-Петер… - я будто снова слышу ее голос внутри головы после контузии.
-Я здесь, я рядом… я живой, моя ненаглядная.
Целую ее холодную и слабую руку. Женщина ласково гладит меня по голове другой ладонью. По ложбинке шрама на ее щеке течет слезинка.
-Ты же меня простила… но так и не ответила…
-Что именно?
-Нужен ли я тебе.
Сейчас решаю больше не спрашивать никогда про то, станет ли она моей женой. Будь что будет. "Только разреши быть рядом", - заклинаю в уме мою искорку, пряча дикий смерч внутри из страха, боли, любви.
-Нужен, - Полина краснеет.
Прижимаю ее к себе, целую в волосы. Впервые за последние годы чувствую, что буря, которая мучала меня, проходит сама, уступая место штилю счастья.
Когда настанет утро
Но о полном спокойствии говорить рано. Полина, действительно, каждый день ведет неравную борьбу со своими демонами. Они впиваются в нее когтями чувства вины, кусают ночными кошмарами. Мы несем дежурство у постели искорки по суткам.
-Моя очередь, - Георгий торопливо собирается через несколько дней.
-Нет, пока ты отдыхаешь, - отбираю у него пальто.
-Лебедь седокрылый, ты забыл, что она моя жена?
-Не кипятись, Кузнечик. Посмотри на себя в зеркало. Кого видишь?
На самом деле, на него страшно смотреть. Прежний спортивный красавец выцвел, сдался под напором бессонных ночей. Он же тоже пережил пытки, голод, смотрел в лицо своей смерти. Но хорохорится из последних сил.
-Себя вижу, - отвечает живой труп.
-Нет, это не ты. Тебе нужно сейчас спать, есть, сходить к психологу, например.
-Со мной все в порядке, - упрямец хочет открыть дверь.
-Нет, не все! - не пускаю его. - Мне сказали медбратья, что ты терял сознание в больнице. Потому что в одиночку этот груз не вытащить. Или ты думаешь, что Полина будет рада, когда ты сляжешь?
Георгий слушает меня, водя желваками. Опускает глаза. Потом вздыхает.
-Я же скучаю, я же люблю…
-Я понимаю тебя. Просто пошли вместе, посмотришь на Полю, поговоришь с ней, а потом пойдешь домой. Хорошо?
-Ладно.
Но разговор не получается. Мы застаем искорку в агонии галлюцинаций.
-Милош! - плачет она, выгибаясь на постели.
-Да, моя несравненная, - откликается Костик.
Словно птица-пересмешник он изображает совсем другого человека. Гладит Полю по голове.
-Зачем ты мне снишься? - спрашивает женщина, глядя на него невидящим взором.
-Я не виноват, - качает головой Балабол. - Я бы рад уйти. Но ты не отпускаешь меня. Отпусти, пожалуйста, Полина…
Вывожу Кузнечика из палаты. Через дверь и так все хорошо слышно, а наше присутствие может испортить спектакль-психотерапию Константина.
-Нет, ты еще не сделала всего, - уговаривает он женщину. - Ты должна стать счастливой. Ты же обещала. Но не выполнила обещание.
Я понимаю, что все эти проблемы возникли из-за меня. Достать я письмо вовремя, возможно, сейчас моя ненаглядная не билась бы в цепких лапах кошмаров. Когда Поля успокаивается, Костик тихо выскальзывает в коридор. Жмет нам руки.
-Петер… если будет кого-то звать, откликайся, пожалуйста, - просит он. - И говори, что она должна жить.
Кузнечик все же заходит внутрь. Даем ему пять минут.
-Если захочет купить выпивку, - теперь даю инструкции я, - не давай. Отбери кошелек, разбей бутылку.
-Что? Опять порывается?
Задумчиво следим через стекло двери за Георгием, целующим руки своей жены.
-Конечно, было сегодня дело, - отзываюсь.
Нет, Георгий, мы не дадим вам сгинуть. Как смешно получается. Курьер и повстанец, контрабандист и проститут, убийца и изменник… Вот такие ангелы-хранители достались Гоше и Поле.
-Стас… - зовет среди ночи моя искорка.
-Я здесь, моя белладонна.
Станислав - это тот самый хозяин кофейни и алхимик Ворон, который вызвал меня. Я слышал, как он разговаривал с женщиной. Прикладываю все актерское мастерство, чтобы придать голосу его интонации.
-Где ты сейчас?
-Я далеко от тебя… я в Китае.
Я безбожно лгу. Алхимика расстреляли со штабом сопротивления в Иркутске. Но эта правда утопит Полину в волнах страдания.
-Ты так хотел туда попасть…
-Да. Я счастлив.
-А девочки? А мама!
-Они тоже счастливы. У нас все хорошо… моя белладонна, ты разрешишь мне… полюбить другую?
-Конечно, - выдыхает с облегчением Поля. - Она хорошая?
-Да!
-Она тебя не обидит?
-Нет. Она очень добрая.
Когда наступает утро, моя искорка выглядит лучше. Она отпустила двух призраков прошлого. Кормлю ее с ложки супом, который сам сварил и принес в термосе. Почти моя идиллия.
Постепенно мы с Костиком играем для нее роли всех, перед кем женщина чувствует вину. Врачи разводят руками и говорят, что у них впервые пациент с посттравматическим синдромом так быстро приходит в себя. Да что там. Даже Гоша под присмотром Лебедя и Балабола набирает вес, румянец и прежнюю громкость.
-Не надо! Поставь меня! - Кузнечик вносит жену домой на руках.
Я понимаю, что их утро настало, рассеяло тьму опасной ночи. Смотрю на напарника. Константин, видимо, размышляет о том же.
-Думаю, пора честь знать, - объявляет он за столом.
-В каком смысле? - удивляется Георгий.
-Ну… я уже здесь лишний. Я думал просто убедиться, что у вас все хорошо, - тараторит Балабол смущенно. - Вот теперь вижу, что все отлично.
Он встает, пользуясь заминкой. Мы все сидим, вытаращив глаза. Но через несколько секунд Полина обретает голос и силы. Она догоняет мужчину в прихожей.
-Я уже не нужен! Я просто бывший раб!
-Костя, Костенька!
Мы с Гошей выглядываем исподтишка. Искорка обнимает Балабола, гладит по спине.
-Ну куда ты собрался? Останься еще, пожалуйста, - ласково говорит она.
-Зачем?
-Ты мне очень нужен.
Непростой разговор ждет и меня. Полина отводит меня в мою комнату после ужина.
-Петер, пожалуйста… - она берет меня за руки. - Ты тоже не уходи. Я знаю, как это выглядит… некрасиво и нехорошо… но я очень по тебе скучала.
-Моя искорка, - только и могу пробормотать.
Зачем лишние слова, если и так понятно: я буду любить ее до конца своих дней. Женщина нежно касается моих губ, перечеркивая наше непростое прошлое. В конце концов, не зря в этом израненном и больном мире придумали схему "одна жена - трое мужей". У меня есть еще шанс получить взаимность.
Аистовы
-Такое ощущение, Костик, что тебе жалко фарша.
О да, Георгий очень придирчивый шеф-повар. Лепим пельмени в шесть рук. Кузнечик успевает еще следить за качеством работы.
-С кем не бывает, - у бывшего революционера - просто стальные нервы.
Гоша лезет к нему постоянно. Подтрунивает, называет куколкой. Но обожженный спокоен, как айсберг на Северном полюсе.
-Клади больше! Или тебе очки подарить?
-Я экономлю.
Зато весело, громко каждый день в доме Аистовых. Мне некогда уходить с головой в омут своих дурных мыслей… Что Полина попросила остаться меня из жалости.
-Какие вы молодцы, мои хорошие, - улыбается она, стоя на пороге кухни. - Я вам кое-что купила.
Гоше - молочный шоколад, мне - какао, Балаболу - банку джема. После ужина с Костей мнемся у дверей ее кабинета. Порознь просить разрешения носить браслет наложника, неловко и страшновато. Вдвоем будто бы и легче.
-Нет, - огорошивает меня моя искорка. - Петер, ты достоин большего.
-Я хочу быть с тобой, - кручу в руках символ постоянного любовника, который сплел сам. - Мне не нужно большего.
-Ты не понял, - серо-голубые глаза пронизывают меня. - Я жду от тебя другого предложения. Я подумала. И я соглашусь, если оно прозвучит.
-Я понял, - бормочу под нос.
В коридоре зажимаю слезные каналы у переносицы пальцами, все равно океан внутри меня так бушует, что вырывается слезами.
-Что, не разрешила? - Георгий, конечно, подслушивал. - Давай я попрошу.
-Нет-нет-нет, - хватаю его за локоть. - Все в порядке.
-Чего тогда плачешь?
-Гоша… ты же лучше Полину знаешь… поможешь выбрать кольцо?
Когда-то соперник, теперь друг щурится на меня, ухмыляется.
-Ой, ну что с тобой сделаешь, Петер. Все - ради счастья Полечки, конечно.
За дверь, наконец, выходит и Костя. Показывает нам свой браслет на запястье. Сам весь бледный и дрожит.
-А с тобой что, пучеглазка? - Кузнечик переключается на него.
-Что?
-Выглядишь так, будто не хочешь остаться.
-Хочу. С трудом выпросил.
Балабол теснит меня плечом, уходит на улицу.
-Ходячая психотравма, - бубнит Гоша. - Ладно, пошли, Лебедь седокрылый…
Едем, конечно, в Латвию. Мама встречает нас на перроне. Ласково обнимает меня. Цокает языком на перстень с гелиодором, который мне подарила Поля. Кивает Гоше и Косте. Внимательно всматривается в лицо моей единственной.
-Какие у вас драники шедевральные! - Георгий восхищен талантами моей матери. - Инга Барбаровна, вы потрясающая женщина!
Мама рада комплиментам молодого красавца. Румянится, как пирог в печке. Да, Кузнечик сразу ей нравится. Хотя Балабола она пытается сильнее накормить. Шутит, что нельзя быть таким худым. Потом уводит Полину в другую комнату.
-Назови цену счастья моего мальчика, - говорит моей невесте стандартную фразу.
-Знаете… Инга Барбаровна, мне кажется, что вы очень любите сына и правильно меня поймете.
Я подслушиваю этот разговор не один. Гоша лезет везде. Он любопытнее меня.
-Я ничего не прошу, - заявляет моя искорка. - Любовь Петера - главное сокровище. Но если считаете нужным помочь, то можете сами решить, в каком виде будет приданое.
Женщины выходят, объявляют, что свадьба будет через две недели в Юрмале, на берегу моря.
-Будет все так романтично! - хлопает в ладоши мама. - Но гостей будет мало. Петер. Петер! Сабину звать?
Она хитро подмигивает. Я качаю головой, но мне смешно. Женюсь на старости лет.
-Дальше мы едем в Польшу, - сообщает моя ненаглядная. - Гоша, Петер, хотите - оставайтесь.
-Нет уж, - Георгий ставит руки в боки. - Я тебя в этот рассадник потаскунов не отпущу с куколкой. Эти похотливые поляки тебя у него отобьют.
В Кракове нас приветствует пожилой мужчина. Хлопает всех по-приятельски по плечу. Полину обнимает, как родную дочь после долгой разлуки. В отеле понимаю, почему так ерничал Георгий. Администратор рассыпается в комплиментах перед моей невестой и с надеждой говорит:
-Сегодня пароль - маракуйя.
-Пан Тадеуш, я рада вас видеть. Но нет. Мне, пожалуйста, два двухместных номера.
Поляк закусывает губу, бросает взгляд на наши руки, чтобы разглядеть, в каком статусе находится каждый ее мужчина. Хочется щелкнуть по тонкому носу эту занозу.
-Пани Полина! - искорку подхватывает черноволосый незнакомец и крутит на руках. - Боже мой! Вы не меняетесь!
-Пан Марек! Аааа! - пищит весело Поля.
-Я налеплю вам пельменей!
-Подожди, котяра краковский, - осекает его Гоша. - Тут есть кому лепить и пельмени, и затрещины лишним мужчинам.
-Я по-дружески! - обижается поляк.
Утром за завтраком пан Вуйчик, тот самый пожилой мужчина, внимательно осматривает Константина. Наш товарищ замечает пристальное внимание, превращается в зарево смущения над горизонтом стола.
-Пан Константин, - обращается к нему хозяин отеля. - Не хотите поработать у меня?
-Нет, спасибо, - Балабол не понимает, что происходит.
Потом снова с Георгием вытаскиваем нашу шпионскую сущность и подслушиваем разговор Полины и Кости.
-Понимаешь, Костик, - голос искорки звенит натянутой тетивой. - Ты свободный человек. Ты ничего мне не должен. Пан Богдан поможет тебе начать жизнь с чистого листа.
-Я не хочу! - впервые за последние месяцы Балабол звучит истерично. - Ты хочешь отделаться от меня?
-Тебе подделают документы, отшлифуют старое клеймо. И может быть, ты встретишь свою любовь.
-Полина… если я должен уйти… так и скажи.
-Ты не понял… у меня уже была такая история. Бывший раб. У нас были отношения. А потом он боялся начать новые, думая, что не имеет на них права.
-Я же могу сам решать?
-Конечно.
-Тогда вот мое решение. Я буду рядом с тобой. Пока не надоем. Я все еще хочу стать твоей планетой, моя вселенная.
Я подаю знак Кузнечику, что пора отчаливать. Мало ли чем сейчас закончится эта мелодрама.
-Пан Константин, останьтесь, пожалуйста, на пару недель.
Пан Вуйчик упорствует. Разговор повторяется на следующее утро. Полина ушла с Гошей на кладбище. А я сижу третьим лишним за столом.
-Зачем? - бесцветным голосом вопрошает Балабол.
-У нас будет большой праздник. Моя посаженая дочь выходит замуж…
-А я здесь причем?
-Ну, вы не знаете. Это Полина. Я ее так нарек четыре года назад. А выходит она за вас.
Костик ловит воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.
-Что, простите? - выдавливает из себя почти членораздельно.
-Ну, сначала вы сделаете нормальное предложение руки и сердца. Я так понял, вы сирота. Некому вас было учить манерам. Поэтому я вам помогу немного с этим.
Когда возвращаемся в милый домик в Норвегии, моя искорка хитро улыбается Гоше и говорит:
-Мне так понравилось играть свадьбы по европейским традициям.
-Ну, в еде они знают толк, - Георгий всегда готов обсуждать блюда.
-Кузнечик… а, Кузнечик?
-Что?
Полина дает нам с Костей знак, что нужно оставить их. Но я все равно подслушиваю.
-Гошенька, а давай сыграем свадьбу еще раз.
-Зачем? Мы и так женаты.
-Так то было по русским обычаям. Теперь давай по норвежским. На берегу фьорда, - ее голос озорно звенит. - Я же должна теперь дать кому-то статус любимого мужа. Вот сделаем это красиво.
-Хорошо, - ласково гудит Кузнечик. - Раз ты так хочешь…
Искорка в груди
© Copyright: Дарья Безинская, 2021
Свидетельство о публикации №221122901586
Свидетельство о публикации №221122901586
Рецензии