Сибирские светлые маги - книга третья

               СИБИРСКИЕ СВЕТЛЫЕ МАГИ – ХРОНИКИ БРАТСКА:
                (ПРЕДИСТОРИЯ)

             «ВАСИЛИЙ И АНАСТАСИЯ: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И СМЕРТИ».
 
                18+
               
                КНИГА ТРЕТЬЯ

                ПРОЛОГ.

                ОТ АВТОРА.

     Олег кричал многое, но не клял. Он слетел с тормозов, долго так вопил, - пока, наконец, не рухнул на бетон, и зарыдал, - горько, тяжело. Маг действительно НИЧЕГО не мог сделать. Уже несколько лет тошно находиться среди быдла, которое ни о чем больше, - кроме себя и стройки, думать не хотело. Знал: по приезду девицы на стройке абсолютно ничего не умели делать, - их хоть проволоку научили вязать. Все наивно верят в Светлое будущее… которого на самом деле нет. Ни у кого здесь, - на Ангаре, - только у Гвелда есть смысл терпеть. Плакать, рыдать, мечтать, целоваться с душой погибшей невесты в палатке, а потом выслушивать грязные вопросы любопытных: «Аренский, ты напился? Или как? Мда, плохо тебе без женщин»… Вот за такое не раз Олежа месил морду многим. Кому какое дело, что в палатке творится?! Больно много любопытства к его персоне с длинными волосами. Даже бантики подкидывали и звали грязно.

     Станислав принялся трясти товарища за плечо, стараясь привести в чувство. Наконец, Энрике немного успокоился и повернулся на бок, опершись на руку. Сдвинул брови, серьезно посмотрел в глаза Светлому. А тот не унимался:

     «Гвелд, что же тебя держит здесь? Ради чего сюда приехал»? – во второй раз спросил парень и помог другу встать на ноги.

     «Я ради любви сюда приехал. Не больше и не меньше». – Еле выжал из себя тот. Запрокинув голову.

     «Да? Попросила возлюбленная? Которая живет в другом городе»?

     И начал Архимаг свой рассказ, плача от собственного бессилия:

     «Нет. Все очень сложно. Моя невеста была простой крестьянкой, умерла в самом начале девятнадцатого века. Я хочу вновь ее встретить. В двадцать первом веке, - в Братске, на Ангаре, на Братской ГЭС, в дыму и в Аду, в мире бетонных домов… Где будет вечная война Добра и Зла… Где… - Он вновь прокашлялся. – Но неизвестно, в каком году. Мне сделали предсказание. Не могу жить без моей Анастасии! Вот почему я здесь. Да, сейчас я выгляжу не так, как раньше, - в русских народных одеждах, - вместо них печать боли на лике и синяя рубашка»…

     Стас глаза вытаращил:

     «Вот это да! Теперь это…теперь ясно, почему все девушки на стройке уродливы для тебя. Влюблен, уже двести лет почти! Это как надо любить, чтобы все бросить и рвануть сюда!? А погибшая, самоубийца, красива»?

     Кадык шевельнулся на горле Архимага. Тяжело вспоминать. Слишком тяжело.

     «Не то слово… Мы до одури любили друг– друга. Но крепостное право не дало нам быть счастливыми. Девушка покончила с собой, ночью. На озере, где мы и познакомились – она купалась, а я оказался рядом, спас. Тонула девица. И я ее испортил. Обесчестил потом, спустя некоторое время. Понимаешь? – Улыбка поползла по устам. - Она даже беременела от меня. Только дети не выжили».

     «О! Ах… А вот что будешь делать, если не узнает внешне, или не вернется? Или сам не узнаешь»?

     Энрике вновь улыбнулся:

     «Я узнаю ее. За миг. Тело будет идентично, - проще говоря, сохранит прежний облик».

     Рассказ взбудоражил строителя.

     «Вот это любовь! Мужчина бросает все, едет в непролазную глушь, - на стройку, ради личного счастья, вырванного насильно! Я знаю, во времена крепостного права девушку могли отдать, продать, убить, подарить, содержать как животное и насиловать, когда захочется! Дикость! Понимаю, брат, - девушку, может, купили, а она в петлю, или в омут… Страшно это все».

     «Что случилось, уже не исправить. Меня утешает лишь факт воссоединения. Долина после стройки БРАЗА наполнится ядом, и мы будем вместе… Не в Раю расцветет наша любовь, а в Аду. Так было сказано ведьмой. Строителям будет лихо при этом».
     «Ты это уже говорил, брат Светлый. Любовь, пережившая века – это здорово! Кстати, а если у той, возрожденной, окажется парень? Несвободна она, и все? Вот встретитесь, а тут такое»?

     Олег одновременно и серьезно, и с усмешкой поглядел на Станислава.


     … В этом исходном варианте, в начале книги, - указана лишь краткая версия любви Василия и Анастасии, - она же Тиль в новом Воплощении в двадцать первом веке. Неизвестно также, как на самом деле жил Архимаг среди простых крестьян, как попал в Россию, что побудило приехать… В тексте ниже будет для читателя пояснение в развернутом варианте, что творилось в те времена, кто такая Анастасия, как она жила, что чувствовала. Как и Василий–Энрике.

     Ниже дана рукопись расширенного варианта событий, где указаны ответы на все вопросы читателя, НИЧЕГО НЕ ОТБРАСЫВАЯ. Начну по порядку рассказывать, как дальше жил Гвелд в простой крестьянской семье, как любил и потерял любимую… с предыдущего текста, который написан несколько лет назад. Здесь – продолжение истории до самого конца. Повторять текст из второй книги про знакомство Энрике и его настоящей любви в прошлом не имеет смысла.

                Автор.





















      «БАРИН И АНАСТАСИЯ. ОТРОК С КОГТЕМ НА ШЕЕ».

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

               

     ГУБЕРНИЯ,
     РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ,
     ГДЕ–ТО ТАМ…


                - 1 -

     …Василий–Энрике прекрасно понимал, ЧЕМ чревато его обнаружение Инквизицией, - как Архимага, в такой глуши. Непонятно также, что бы сделали в Штабе, - за такое отшельничество. Ведь он - основатель! Мало кто знал: кельт два века жил в Китае, и имелись СЕРЬЕЗНЫЕ основания оттуда бежать. Не собирался новичок особо рассказывать о своей боли, которая мучила душу и сердце. Да и Высшей Инстанции Магов не до чего было в тот век: готовились рыть бункер на случай войны. Гвелд там не нужен. Сами разберутся.

     Для родителей невесты (а обручены они уже, или нет?) он простой  работяга в крепостной России, - каких тысячи работало в лесу, лавках, на полях. Вся Империя представляла собой простое государство деревень и крупных городов. И все. Москва, Петербург, Царь–Государь, где–то там что-то случалось в мире, но не тут, и жизнь текла дальше. От зари до зари. Здесь абсолютно ничего никогда не менялось и время словно остановилось. Люди ходили на молитвы, боялись жестокого Бога, рожали детей, старели, умирали, - так жил люд, - внесли в церковь младенца, коего родила девка, и занесли его уже умершим в летах, - отпевать. ВСЕ. Никакого развития в Губернии, куда занесло Архимага, вовсе не наблюдалось. Народ в прямом смысле одичал, плюс этому способствовал барин. Имя его стерто с истории, а почему, - будет растолковано дальше.

     Религиозных фанатиков да сумасшедших тут с незапамятных времен развелось пруд пруди, которые не то что меча Энрике, - телескопа Коперника никогда не видели, а признавали лишь все, чего ползает, летает, плавает, стоит на земле. Слишком замолилось сие место, потому некоторые даже Луну считали чем-то страшным. Случалось даже такое: некие веруны принялись убивать ВСЕХ новичков приблудных, видя опасность. Но никак не Энрике: чарами, пользуясь правами Инквизитора, мужчина заткнул трусливый люд за пояс. Легенда о разбитой голове жила дальше. В нее охотно верили. Но нашлись также и нормальные люди, которые дали жилье кельту, где он поселился. А вышеописанные сумасшедшие уроды потом утихли: опасности нет, можно дальше внушать деткам, будто Земле шесть тысяч лет. Словно звезды, - дырки в твердом небесном своде, а там, - Рай, где поют ангелы. Но новичок прекрасно знал: где-то высоко есть неизведанные Миры, планеты, а не только один лунный диск. Дикость края поражала до глубины души. С одной стороны, есть свое богатство: урожаи слив, яблок, пшеницы, капусты, рябины, - с другой, - мало кто все ценил. Людьми двигали инстинкты размножаться, жрать, срать, и бояться Бога. Поговорить на другие темы с ними было бесполезно. Не понимали, считая за чудного и убогого. Не видя в упор свою убогость.

     Энрике видел и нормальные места, где люди порой книги читали, но здесь все остановилось на уровне допетровской Руси. Без попа жизнь не та: ребенка не назовешь именем крещеным после рождения, а нарекут словом Полынь, Дурак, Вода, - чего там только не встречалось... Некрещеное дитя объявлялось порождением Сатаны и изгоем. Даже жениться такой человек не мог или выйти замуж девушка. Прямая дорога от отчаяния на вольные хлеба или сумасшествие.

     У барина оказался богатый терем допетровской постройки, - тысяча пятисотых годов и ранее, от кого досталось, - большой вопрос. Может быть, он вел свою родословную от Царя Гороха. Хотя, судя по пропитой роже и огромному животу, - вряд ли. Огромный, красивый терем постоянно привлекал взоры крепостных. Но зайти туда просто так не представлялось возможным. Еще слухи ходили: там постоянно люд мрет. То забьют, то девку до смерти двенадцати - тринадцати лет изнасилуют. Или сразу нескольких. Либо они умирали родами, вместе с ребенком. Не исключено: бытовало в Губернии кровосмешение. Отсюда беспробудная тупость да дикость. И плевать на то, что по церковным канонам НЕЛЬЗЯ таких венчать. Ничего, скоро это навеки закончится, - через сто с лишним лет.   

     Василий невольно вспоминал себя, - как католического священника в прошлом, когда в Европе свирепствовала Чума. При этом никак НЕ ВЫДАВАЯ своей натуры Архимага. Там травили друг - друга, брат трахал родную сестру, поскольку та не предаст никогда, рождались бастарды, умирали в пьянках, драках, девушки рожали детей аж в двенадцать-тринадцать лет. Некоторые, конечно, от таких ранних родов умирали, но всем на такое плевать по большему счету. Подкатывала так к Гвелду одна - Темная, да ничего не вышло. Двенадцатилетняя - тринадцатилетняя красавица. Они НАВСЕГДА остались друзьями: Светлый и Темная. Потом, конечно, женщина меняла свою внешность, - чтобы никто не придирался, не искал. А здесь, в Губернии, Инквизитор всего лишь мужчина, - каких много, - по–настоящему влюбленный в свою Единственную.

     Он вставал в самую рань, - в пять утра, - когда начинали голосить петухи, растапливал русскую печь, с одного удара топора раскалывая дрова. Благо руки с самого детства сильные. В качестве сексуальной разрядки Энрике во время колки свежих березовых поленьев, - зимой, летом, в любое время года, - представлял, - сзади к нему подходит в платье Анастасия, после медленно запускает руки сначала в его прекрасные золотые локоны, потом оттягивает их вниз, закрывает рот долгим поцелуем. Естественно, чтобы матушка с   батюшкой не видели. Тут же Василий–Гвелд медленно ослабевает хватку, рука роняет топор, - в снег или на землю. Делает шаг назад, и сильной рукой прижимает девушку к себе. Каждый раз поражаясь ее смелости: внебрачная, невинная связь с холостым, еще и целует! Чмокает в губы. Прижимая свои к устам Архимага. Наивная, милая красавица. Отличающаяся от остальных. В результате таких экспериментов Гвелд научил ее целоваться по-настоящему. Та вошла во вкус. Природу не обманешь, она все равно сделает свое дело. А потом Анастасия шла с ведрами за водой, к колодцу.

     Все это постоянно вертелось у Васьки в голове. Он понимал: так долго не сможет  ждать сокровенного, изнывая каждый день от потаенного желания. Что тут сказать – нашел свою мечту… потому надо делать свое дело… по–доброму, со свадьбой впоследствии. Хотя КТО их обвенчает?! Так и придется прятаться от всех. Не нужно язычнику - скандинаву христианское венчание. Не надо ему пить кровь Христа и есть его плоть. Как говорил Святослав: "Вера христианська, - уродство есть".

     До этого всего случилось в его жизни несчастье, - пошатнувшее уверенность в завтрашнем дне. С момента гибели предыдущей невесты, - а точнее, уже жены, - прошло совсем немного времени. Рана в душе заживала медленно, но верно. Быстрее пришло облегчение после ухода с Китая. Про это государство отдельная история, - с теми же приключениями, о чем  написано ниже. Секс сексом, - возжелал он Настю, - но делать что–то надо. Потому, чтобы никому не навредить, Гвелд уходил в лес, находил там поляну и упражнялся со своим мечом, отрабатывая старые приемы. Рубился с чем–то невидимым. Доводя до совершенства свое мастерство.

     А насчет колки дров... управлялся с ними так, - даже отец милой  периодически любовался на этот процесс.

     Стояло ясное утро.

     - Ай да парень ты, Василий! Но ОЧЕНЬ УЖ чудной, для всех нас…  видать сильно кони тогда понесли, да расшибся. Бог миловал. Батюшка почему–то тебя не причащает. Крестишься СОВСЕМ иначе, не как я. Выдаешь себя, отрок… Помнишь ли свое настоящее имя? Не молишься перед трапезой, не благодаришь Бога за приготовленную пищу. Почему? Забыл молитвы? Сидишь, опустив голову, даже не вставая. Грешно сие, Василий! Бог накажет! Вот нашлет на нашу семью голод...

     - Я не помню его… - сухими губами произнес Гвелд, будто не слыша слов про трапезу. Прекрасно понимая: Ивану слишком любопытно, ОТКУДА он  взялся, что дальше может случиться, коли узнают о таком позоре люди. Иноверцем нарекут да закопают в землю по шею, оставив умирать. Либо убивала семья тех, кто не верил в Христа. Так Церковь казнила ВСЕХ атеистов да иноверцев. Гвелду на ее мнение всегда было плевать. Он - Архимаг. Пусть думают всякое - убить таких всегда получится. Плевать на Устав Инквизиции, - жизнь дороже. Боги Нового Мира придут, когда надо. Защищать своего основателя. 

     - Как это так, - НЕ ПОМНИТЬ своего имени, даже крещеного? Не помнить молитв никаких? Давай сходим к батюшке, отмолит недуг! Или позовем его в дом. Мы итак благодарны за помощь. Хотя не просили. – Удивлялся Иван. - Возьми Библию и икону, помолись. Хворь уйдет.

     - А вот так… Бывает такое в этом Мире… Головой убился, как упал. Как очнулся, - половину жизни забыл, с той поры так по свету скитаюсь. Благодарствую. – Василий поклонился, начав спокойно складывать поленницу. – Не так давно мою невесту жестоко убили. На моих глазах, за  отказ прелюбодействовать с ворами. Кишки выпустили. Каково? Разве молитвы вернут мне ее?! Или как?!

     Хозяин перекрестился, в его глазах мелькнул ужас.

     - Она носила мое дитя… я до сих пор не могу прийти в себя, с такого.

     - Как ее звали–величали? – Спросил христианин, вытирая крепким кулаком мужскую слезу. На щеке остались следы сажи. Волосы мужика  растрепаны, - точнее, взлохмачены после кормления кур в курятнике. Гвелд понял: он прощупывает почву, лезет не в свое дело. Ладно… пройдет, отстанет с расспросами. Это уже начинает даже злить. Кто, откуда. Дали соседнюю избу и все! Дотошные люди.

     - Ирина… - Кельт закрыл глаза, почувствовав сразу, как к горлу подступают слезы. Не хотелось оживлять воспоминания, но Василий вспомнил все, - от начала до конца, в мельчайших подробностях. КАК же ему хотелось убежать куда подальше! Но... страна есть страна, такой народ здесь.  Все должен знать. Дрова на этой почве хотелось выкинуть подальше. Понимал: имя настоящее пришлось изменить на русское, иначе он себя  выдаст.

     ИНГРИД.

     Бедная девочка из Европы, - рыбачка, попавшая в Китай, чудом выжившая с родителями после крушения судна в шторм. ЧТО погнало семью в такую даль – можно догадываться. Наверняка Чума. Любого нормального человека жизнь в дерьме достанет до самое не хочу. Теперь это имя придется забыть НАВСЕГДА. Ведь на Руси есть другая. Немного помладше. Обнаженной он  деву православную уже видел, но теперь сие зрелище не давало покоя ни днем, ни ночью. Зрелище в воспаленном воображении, со своими грезами,  самыми смелыми. Особенно по ночам. Снилось занятие любовью.

     Иван видел его мучения, не мог ничем помочь, даже советом. Мало ли чего после Васька измыслит. Вдруг обрюхатит дочь?! Как тогда? Позор падет! Энрике не женат на ней. Потому такое - грех страшный, от Дьявола,  БЛУД. За который можно получить тысячу поклонов в храме в наказание и непрерывную суточную молитву. Плюс пост скажут держать в строгости, соблюдать ВСЕ православные праздники. Смеялся над таким мышлением Архимаг, читая мысли: КТО станет проверять, блудил или нет? Никто. Всем все равно. Как и следующее: в церквях в Пасху попы напивались до поросячьего визга, а люду, пришедшему на праздник, доставались объедки. Яйца дай, куличи дай, остальное дай. Потом все скармливалось свиньям. Вот и чудо Господне. Вранье на голубой каемочке. Лишь бы сожрать побольше и напиться. Сплошное лицемерие.

     Влюблен, не влюблен в девственницу, – ничего с этим делать нельзя. Но Энрике, - несмотря на дикость люда, - всерьез рассчитывал на брак, счастье в семейной жизни. Но Судьба на этот раз уготовила мужчине ТАКОЕ испытание, какое не привидится и в страшном сне. Но тот выстоит все,  выиграет.

     Дрова Гвелд колол с остервенением… Вытерев кулаком сопли, он дальше делал свою работу. Не раз хотелось сделать свое дело. Поясница ныла, Иван   принялся помогать мужчине. Не знал простой крепостной, - этот с виду юноша на пару тысяч лет его старше. Понятное дело, Архимаг по приезду в Империю снял с себя почти ВСЮ атрибутику: что европейскую, что родную.   Кроме гигантского когтя Властелина Тьмы на шее, - лишь бы не гнобили. Насчет последнего, -  отшучивался: медвежий коготь выбеленный. Хотя тот по размерам очень превосходил. Как детский мизинец трехлетнего ребенка по сравнению с мизинцем взрослого мужчины.

     Лишь ГЛАЗА напоминали кельту о его настоящем возрасте. Нет, они не старые, - с желтым оттенком, как бывает, - они сияли на лике кельта каким–то синим огнем. Сияли, на вечно молодом лике, приводя некоторых в замешательство, на мысль наводя, – не гад ли? Порой ночью Энрике смотрел на себя в зеркало, применял магию, - зажигая лучину или свечу на столе, чтобы видеть себя, - и его очи (радужка) светились в полумраке, словно облученные радиацией предметы. Как неоновый свет на современных улицах. О да, он многое мог! Придется когда-нибудь все показать. А пока нельзя: за демона примут. Иногда Архимаг брал Библию в руки, не находя там ничего путного для себя, посмеиваясь над еврейским творением. А в церкви он увидел большую икону Архангела Михаила, - с мечом и щитом, задумался. Похож на него! Что ж... поиграем. На невежестве народа, если ооочень разозлят.

     Задавались люди вопросом (сталкиваясь с этим серьезным, взрослым взглядом мужчины): ЧТО же произошло в жизни Василия, чтобы он НАСТОЛЬКО отдалился от люда, повзрослев в одночасье? Они всеръез думали: отрок еще девственник, ему от силы лет девятнадцать. Но ГЛАЗА говорили об обратном.

     Может быть, в них и влюбилась Настя. Молодое лицо с умудренными веками очами… Со СЛИШКОМ ПРАВИЛЬНОЙ ФОРМЫ радужкой, - СЛИШКОМ круглой,  голубо–синего цвета. Как озеро в горах в ясную погоду. Девки сходили от Васьки с ума в храме, на улице, по его ухоженным, золотым волосам. Ведь у них ТАКОЙ цвет, какой давно не встречался ни у кого.

     День, ночь с Настей – все равно, когда и как… наслаждаться этим счастьем БЕСКОНЕЧНО, целуя сие великолепное тело, нежно или сильно сжав в объятиях. Фантазия Гвелда порой застилала разум, он тогда старался не показываться на глаза девушке. Глаза сразу становились в слезах, или  красными от возбуждения. Не раз Энрике хотел плюнуть на страну, на ее  порядки, утащив девушку на сеновал.

     Бывало, пойдут вместе на службу, отойдет Энрике от девушки в сторону, -  чуть ли не в угол, - а сам любуется, порой сглатывая слюну. Представлял, как будет в этом храме венчаться. Или на поляне, по - скандинавски. Иногда на мужчину поглядывал батюшка, но слишком подозрительно. Приходит, не молится, не поет молитвы! Непорядок! Гвелд мысленно успокаивал его: «Я не бесноватый, а самый старый из всех… Я не желаю зла. Пусть Бог и мне счастье подарит».

     Иногда Энрике–Васька не ходил никуда, а рыдал в подушку. Прекрасно понимая: Настя смертная девушка, она состарится, умрет. Все равно есть в ней что–то НЕ ТО для человека. А потом Архимаг перестал ходить в храм для вида, плюнув. Иван не раз говорил: дочь находила пропавшую скотину в лесу, словно читая мысли. Поглядел Васька на нее сквозь невидимость Магов, – и ничего.

     СТРАННО.

      ПОЧЕМУ так? Обычная ворожея? Нет. Первый раз попался такой тип человека, серединка на половинку, – и человек, и наша сразу. Лишь  колдовать не умеет. Не раз кельту казалось: Россия станет ему последним прибежищем в этом Мире. Но Богам виднее, Они готовили свой сценарий для обоих. КАК тут не плакать, ни молить их о милости?

     Другая совершенно страна, другие нравы, обычаи, вера. Не Шаолинь, в конце концов. До Китая не так далеко. К христианству Энрике за столько веков вполне привык. Одновременно не привык, - чтя старых Богов своего времени, - и то тайком. Родноверов любой масти не любили нигде теперь. Коготь - тому доказательство на шее, вместе с православным крестом, который не жгет совсем, не дымится.

     Пока никто не верил про басни о Василии, - будто он  от лукавого. Ходили даже такие разговоры, но быстро забывались.

     Православие – совсем ДРУГАЯ ветвь христианства, всю жизнь после того, как Европа шагнула ко Христу от родных Богов, Энрике умело шифровался. Такого, как он, приняли бы за демона и запросто сожгли на костре. Или, -  чего хуже, - выпотрошили в Средневековье живьем, - предварительно придушив до полупотери сознания, кидая внутренности в костер. Жгли и на Руси еретиков, книги, изобретения, за неверие. Будто все от Лукавого.

     Ужасы европейских казней Архимаг помнил. Во время европейского гнета он притворялся католическим священником, о чем говорилось выше, - подставным, чтобы знать обо всем. Либо скрывался в лесах среди своих, показывая мощь, круша Тьму. Делая детей своим смертным возлюбленным. Один из сыновей унаследовал от отца Дар Мага, но не в полной мере. Его едва не казнили, - оказался Видящий, а проще, - Чтец. В итоге сын Архимага за подставу разнес ВСЕ среди "друзей", устроив разгон по полной программе. Вырезав  под корень род предателя. Другим гнидам он заговором  пресек всякую попытку размножаться.

     На Земле этот человек прожил всего шестьдесят два года, и умер тихо в собственной постели, не оставив наследников. До этого Энрике похоронил троих своих детей, НИКОГДА не посещая могил, - сколько бы лет ни прошло, - хоть век, два, пять.

     Каждый раз после смерти близких золотоволосый дико напивался, свершая такую  тризну, потом громил свою комнату - с битьем посуды, крушением мебели, как бы уничтожая ВСЕ связанное с детьми и женами. Пьянки с воплями продолжались неделю–две, дальше начинались плевки в сторону женщин. Но все равно находились те, кому отдавал Архимаг свое сердце. Один раз или два в столетие, с перерывом в век или два Гвелд женился. При этом никогда не отбивал женщин у других мужчин. Фантазируя на сексуальную тему,  рисовал на бумаге себя с воображаемыми женщинами, сжигал  художество в печи, и снова случались запои, - от безнадежного бытия… Организм у Архимага был словно железный: Энрике пил практически все в свое время.

     Про Анастасию он грезил постоянно. ДРЕВНЯЯ, настоящая краса. Словно Афродита! Хотя нет, поинтереснее. Настоящая древняя Валькирия! Век бы любовался, но не разрешено ходить по дому, в чем мать родила. Живет с матушкой и батюшкой в соседней избе, а красть милую  нехорошо. Хозяева обидятся.  Дальше в мыслях, – обнял, понеслось… и в перину лебяжью, в экстаз со стоном после венчания. Течение времени исчезнет.

     Было, что влюблялся и в равных себе, -  да останавливался. Непонятно, чего именно тормозило. А хоронить своих женщин, которые старели, впадали в деменцию и отправлялись в мир иной, до полусмерти надоело. Тогда Светлый облачался в черные одеяния и ходил так: век, два. Постепенно на все становилось плевать.

     В Средневековье, где–то в 1300 – 1500 года, сын Элиндры ходил с блистающим мечом, который в тяжком и страшном бою сломал пополам   колдуном, - о котором говорилось выше, - и выжить в такой бойне едва не стоило Гвелду жизни. Схватились в огненном шторме двое насмерть, - Тьма и Свет, последний победил. Похожий на персонажа из Final Fantazy, - с таким же почти клинком, который просуществовал лет шестьсот. Ходила молва:  дали его Боги перед принятием Европой христианства. Подобного оружия больше ни у кого из Магов не встречалось. В той схватке Темный Инквизитор стал страшен, приняв чуть ли не облик Дракона, сломав клинок Богов. Энрике  рухнул на землю, - едва не потеряв сознание, - из раны хлестала кровь, рука  распорота до костей. Потом, - словно белая птица,  летал в тех сполохах огня. Свидетелей завораживал тот бой.

     Два почти смертельных ранения! Но Боги не собирались забирать воина к себе в Вальхаллу. Бойня разгорелась по одной причине: кто–то из Темных захотел  извести  клан Светлых Магов, укрывавшихся в лесу, при помощи Чумы. А в целом, – взять Европу в свои руки при помощи своих, убив болезнью неугодных. В этом клане состоял Гвелд–Энрике, который скрывался от европейского заполонения дерьмом улиц.

     Те же Инквизиторы людей и Темные Маги  насылали Чуму на города, при этом радуясь, как малые дети. Такой ИГИЛ тех времен. На правах главаря и  сильнейшего, Архимаг вступил в бой с врагом. Дрались они часа три.  Выздоравливал основатель магической Инквизиции достаточно долго. Потом переселился в Венецию, и то не навсегда. После опять ушел в лес. Жили такие Маги в поле, даже в невидимом Мире, - сражаясь с Призраками, Темными тварями, - коих порождала неоднократная эпидемия Чумы. Как именно проникла зараза на континент, – история дала свои версии.

     В мире людей  Европа способствовала продвижению болезни – шла вовсю торговля шелками, медом, шерстью, экзотикой всех мастей, на караванах обитали крысы, - на крысах блохи, вши. Так завелась в степях чумная палочка, на кораблях тоже. В результате судно вымирало ПОЛНОСТЬЮ в короткое время, а мародеры в городе, - куда сей рассадник Смерти причаливал, - его нехило грабили. Естественно, радоваться им недолго: люди умирали в страшных мучениях, - с интервалом в три дня.

     Факты говорили и о церкви, – в Средневековье люди наотрез отказывались мыться: так  можно смыть святую воду, полученную при крещении. Чушь несусветная, порожденная приходом христианства от невежества, – не мыться по этому поводу, - но чего получилось от пренебрежения гигиены, то получили.

     Если Энрике появлялся в городе, - люди от него шарахались, иногда швыряли грязью в спину по одной причине: он следил за собой. Язычником называли Архимага, а он улыбался, смеялся. Чума не могла его сразить, вши не брали, кельт ходил или с непокрытой головой, или маской доктора  накрывался, нося с собой меч. Люди делали попытки за один вид меча отправить незнакомца в лапы Святой Инквизиции. За опрятный вид тоже.  Мылся Гвелд почти каждый день, златые власы блистали чистотой в лучах солнца, некоторые считали его Ангелом. Тот посмеивался. Католики думали, - мужчина бес, языческий бог, призывая таких уничтожать. Пытались, ловили, - да без толку, потом пошли слухи об оборотне… Но все это оказалась полная чепуха, вызванная голодом.

     Имелся за Чумой, - как писалось выше, - свой начальник. Темный невероятной силы и власти, Чумы ему показалось мало, - он решил  заполучить власть над Миром, над Вселенной. Последнее у него вряд ли получилось. До Энрике НИКТО не мог его победить, - сеял мор, Смерть, так как явился во времена Богов и Одина.
    
     Слишком много грязи говорилось про отсутствие креста на груди. Отговорка нашлась такая:

     - Украли феодалы в пьяной драке.

     Святая Инквизиция такое не принимала, но каждый раз перед казнью тюремная камера оказывалась пустой. Скрывался Васька так через невидимость, и за сотни лет нарастил ТАКУЮ магброню, - НИЧЕГО на него не действовало. Даже привороты самых сильных колдунов. Крест из глубины веков - кельтский - амулет для Энрике. Человеческое спасение… Христа сын Торстейна, естественное дело, видеть не мог. Понимая: людям по поводу гигиены говорить бесполезно слова.
     В голодные годы в средневековой Европе расцвел пышным цветком каннибализм, ужасное лицо этой исторической эпохи. Приходилось видеть на рынках этот ужас, когда Гвелд выходил посмотреть на улицы города. Было такое, но редко… Стоит ли думать, нравились ли ему блохи, мочевые реки, кучи экскрементов, разбросанные внутренности животных по дороге у домов мясников, руки–ноги казненных на кольях, копьях у ворот. Это снималось, потом продавалось, когда мясо подгнило да воняло. КАК выжило человечество в таком Аду – непонятно. Человечину в голодные годы чуть ли не коптили, считая лучшим лакомством. Труп при Луне выдерживали, - в ее лучах, - чтобы весь яд ушел. Считалось, - лучше всех по вкусу рыжие мужчины, молодые. Людям пожирать друг - друга даже нравилось. Далеко ходить не надо. Не говоря о похлебках из человеческих костей и втирания мозгового вещества в кожу.

     В такое дикое время, - когда Мир медленно загнивал, - даже любовью не хотелось заниматься с кем–либо. Разве что с Волшебницами в лесу, лишь бы не нашли никого потом. Тех считали ведьмами, летающих на метлах. Скорее всего, такие фантазии людей вызваны Чумой, голодом, поеданием человечины. Не раз Энрике желалось вразумить люд, - не получалось. За такое можно поплатиться жизнью. Одежда крестьян носилась до тех пор, пока не сгнивала на теле. Нет блох и вшей, – все, ты колдун. Про женские дела можно промолчать… как про любовь. Осознание, - будешь заниматься сексом с грязной женщиной, - со всеми вытекающими, вызывало омерзение,  отторжение. Опять на помощь приходили фантазии да сражения в Мире Магов… Не хотелось потом видеть, как свои дети бы гибли от Черной Смерти.

     Надоела Энрике такая жизнь, и он ушел в Китай. В чистый, умудренный буддизмом. Там на корне поменялся, постигая разное. Даже женился за двести лет… но на ком? История этого просто сумбурна.
    
    
                - 2 -


     ИНГРИД…

     Так звали девочку, которую спас Архимаг во дворце Императора в Китае, незадолго до своего побега из страны в Российскую Империю. Насмерть перепуганную девочку, на глазах коих зарубили родителей. Гвелд поступил благородно – похоронил по–христиански погибших, а после… после убили и Ингрид, - когда она выросла. Зарубили, - на глазах у спасителя, который сделал ее своей женой.

     Когда она еще была девочкой, кельт научил ее всему, - варить еду, шить, собирать фрукты, земледелию. Потом приемная дочь расцвела с годами, и… Когда стала девушкой, созрев, - воспитатель влюбился в нее. Как в женщину, а та - в него. Но не сложилось.

     Долго помнил Архимаг, ЧТО сделал с убийцами за смерть жены. В нем словно проснулся тот мальчишка, который убивал ради удовольствия. Та на момент гибели носила ребенка. Иногда грызла совесть, - воспылал страстью к девушке–рыбачке, думая: лучше бы погибла вместе с родителями. Если бы знал: из–за ее отказа переспать с ворами придворцовыми грянет кровопролитная резня. Грех так думать, но больше ничего не шло в голову. Поддавшись страстям, он просто затащил в постель недотрогу восемнадцати лет. Там, соответственно, обучил всему. Не сразу, а постепенно, -  открывшись, как мужчина. А делать нечего, жить так жить. Видел взрослый мужчина, КАК порой глядит на него рыбачка. Они жили на побережье моря, где располагался рыбацкий поселок. На самой окраине. 

     Его как прорвало тогда… Обнял скромницу, когда та плакала от любви к парню–рыбаку. Выслушал все, постоял рядышком… Поцеловал в щеку, так утешая. Потянулся к темным волосам, дальше в ход пошла крепкая, практически мертвая хватка. Уста скользнули по шее вместе с языком, - остро, горячо, обдав огнем, - словно ладонь зависла над костром. Белые зубы нежно покусывали шею. Энрике зашел за спину девушки, крепко сжал сильной рукой талию, рывком притянул еще крепче к себе. Женское тело, такое прекрасное, манящее грудкой, ягодицами, любимое. Песок под ногами добавлял остроты ощущений, шумело море, седые волны катились к берегу, выбрасывая из своих недр ракушки-мидии. Небо затягивалось небольшими тучками. Пахло тиной, рыбой, гашишем с поселения, костром, который догорал: Ингрид захотела побыть одна и не рассказывать пока о своих переживаниях. Вздрогнула, когда услышала шаги позади, - Энрике. Он совсем не поменялся с годами, оставшись прежним. Почему так? Почему она полюбила сразу двоих - того парня и Гвелда, который спас ее от страшной смерти? Может быть, так кровь взыграла, захотелось мужского внимания, ласки?

     Да. И похоже, Архимаг прочел мысли Ингрид, решив показать свою любовь. Лишь бы не было войны с кем-либо на этой почве: до того, как превратиться в женщину окончательно, - а не в результате соития, - девушка ищет внимания противоположного пола. Сегодня тот парень, из-за которого слезы, - сделал больно. Выплакаться некому. Энрике не поймет. Не его дело.
   
     Но ОН понял. Сразу, с ходу увидев причину депрессии. Обычное подростковое разочарование. Опытный, взрослый взгляд цепко зацепил слабое место. Влюбилась, значит... Сейчас покажу, какова она, - любовь взрослого мужчины, у которого думают мозги, а не другое. 
     - Что у тебя случилось, родная? - Так спросил он, ласково обняв и прижав к себе.

     - Ничего. Ничего не случилось.

     - Разве? Я не верю. Сейчас успокою, покажу новое. Красивое.

     - Мне...

     После такого ответа Архимаг сорвался с тормозов, читая дальше мысли. Лучше сейчас, чем потом.

     Ингрид сначала не по-детски опешила, пыталась отстраниться, только  поздно: золотоволосый европеец уже НЕ МОГ сдерживать себя. НИКАК. Совесть словно испарилась. Контроль над собой исчез. Девушка все пыталась вырваться, - крича, как резаная. НЕ ТАКОЕ утешение ожидала красавица  увидеть в данный момент. Ей желалось, чтобы мерзавец прибежал к ней на берег, извинился, обнял, прижал к себе и не отпускал. Только ТАКОГО в шестнадцать - восемнадцать лет у парней НЕ БЫВАЕТ. Они жаждут почувствовать себя взрослыми. Ищут потенциальную самку. Чтобы впрыснуть в нее свое первое семя. 

     - ЧТО ты делаешь?! Я твоя воспитанница, почти дочь! Перестань, не трогай меня, больно! – И тут же согнулась пополам, от резких ласк рук Энрике, нестерпимых… НИКОГДА подобного не испытывала в жизни, - залез под юбку. Слишком откровенного рода  ласки шарахнули девственницу  похлеще удара о стену. Очень испугалась, боясь худшего: убийства. В голове Игнрид пронеслась сцена смерти родителей. Рыбачка решила: Гвелд  лишился рассудка. Вырывалась, по-прежнему визжа, выламывала руки, пыталась ударить, укусить. Но ее воспитатель оказался СЛИШКОМ опытен в интимных делах.

     Когда он закрыл ей рот страстным поцелуем, - брюнетка перестала сопротивляться, тело обмякло. Сбылось тайное желание. Жар ударил в живот, голову, запульсировав. Все несколько походило на изнасилование, да не оно. Кельт вышел из–под контроля, не видя другого выхода. Отпускать в мир китайцев не желал беднягу, решив взять ситуацию в свои руки. Либо просто оставить придется милую на произвол Судьбы через несколько лет. Наступить на горло своим чувствам: отца и влюбленного мужчины.

     - НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО! – Резко и страстно прошептал Гвелд, уже представляя ее обнаженной, ласкающую орально крайнюю плоть. Он уже накрутил на руку длинные волосы, заломил в сторону голову. – Неужели  САМА НЕ ПОНИМАЕШЬ, КАКОВО МНЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПРИХОДИТСЯ ВЫНОСИТЬ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ МУКИ ИСКУШЕНИЯ, порой видя тебя без одежд, проходя мимо спальни комнаты?! Многого не знаешь в мужской природе: для нас такое - как мед пчеле! 

     - Что тебе сейчас нужно от меня, Энрике?! Я ничего не сделала! Отпусти меня, не трогай больше внизу!!! – Ингрид пыталась вырваться, но силы не равны. – Я не желаю ни трогать тебя, ни кусать, ни ласкать! Но...

     - Что? - Энрике улыбнулся довольно, положив руку милой на талию.

     - Целуешься так... так... Меня НИКТО и НИКОГДА так не целовал. – До полусмерти напуганная, не понимающая ситуации, - с чего ее наставник и воспитатель накинулся яро, ведь несчастная желала потом спросить совета. Насчет любви. В тот день ей нагрубил парень с берега из рыбаков. Хотел чтобы она, грубо говоря, взяла у него… Обиделась и, плача, пришла домой.  На самом деле Архимагу ДО СМЕРТИ надоело выслушивать ее причитания, жалобы, нытье о парнях.

     ПЛЮЯСЬ в прямом смысле, после каждого рассказа. Потому что для него, - взрослого мужчины, - эти штуки смешны, нелепы. Подумаешь, - пристает какой–то гад, проще отправить восвояси.  Но Гвелд вспоминал и СЕБЯ В ЮНОСТИ, ЧТО творил. Резко отстранившись от Ингрид, дав ей подняться, - та  сползла ему под ноги от ласк, - Энрике плюнул на песок, гневно взглянув  на недотрогу. В глазах мужчины та увидела нестерпимый огонь. Но не ЗЛО, а сожаление, жалость.

     - ЧТО ЭТО БЫЛО, ЭНРИКЕ?!

     - Думаешь, будто я ничего не понимаю, не знаю тех людей?! Не знаю ТЕХ парней?! ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ! – Он со всей силы ударил кулаком в грудь, перед этим упав на высохший пень, закрыв лицо ладонью. С одной стороны, мужчину нестерпимо мучила совесть, с другой – влюбился. Боль от удара в груди затопила горло, легкие. – Я, ЗНАЧИТ, ХУЖЕ того подонка, который оральный секс выпрашивает?! По нему ты ночами плачешь, прячась от себя?! Боги… почему моя девочка настолько глупая?! ХВАТИТ! ЗАБУДЬ ЕГО! Этот говнюк девушек использует, дорогая! А Ингрид еще СЛИШКОМ молода, чтобы это осознать. Играет, словно куклой, все видно невооруженным глазом. Мужчина видит поведение мальчика, потому как был им давно.

     Тут кельт осекся, прекрасно понимая нелепость сложившейся ситуации. – Он познает и выбросит! Но НЕ Я… - Энри присел на корточки, немного успокоившись, - наблюдая, как приемная дочь  потирает затекшую шею. Четырнадцать лет жила с Гвелдом, - как дочь с отцом, - никогда не показывал даже вида Энрике, что он ее желал, когда та стала почти взрослой. После того поцелуя, - рокового, - вид рыбачки стал помятый: волосы спутаны, платье  частично разорвано.

     Запах моря, рыбы окутывал этих двоих постоянно. От него порой накатывал приступ тошноты. Особенно после шторма, когда на берег выбрасывало много съедобного. Так, жили, год за годом.

     Чего тогда понадобилось Ингрид, отличавшейся от всех поведением? Не красилась, не ела всякую дрянь, тихая. В силу возраста захотела любви, но не секса. Смотрела на ходящего туда–обратно Гвелда, который периодически распахивал свой шелковый, розовый халат, пытаясь охладиться. День выдался действительно жаркий, мучила жажда, хотелось засунуть голову в ведро со льдом. Даже тень не спасала. Постелив себе под ноги циновку, красавица думала со страхом, - как пойдет дальше жизнь в ее маленьком мирке. Архимаг облокотился спиной о дерево у хижины.

     - Спокойствие снаружи, а внутри меня, - СТРАШНАЯ, НЕВЫНОСИМАЯ БОЛЬ, ОТ КОТОРОЙ ХОЧЕТСЯ ПОВЕСИТЬСЯ. ДРУГОЙ НРАВИТСЯ, КАК МУЖЧИНА, а не я, к сожалению. Кто я такой в этом случае, чтобы указывать? Никто, - лишь песчинка в этом безумном, непонятном мире. Особенно в Европе, - которая, наверное, давным–давно СДОХЛА!

     Действительно, как теперь жить дальше? Действовать. Энрике шептал эти слова, смотря вдаль, в пустоту. Идти больше некуда. После Шаолиня пугать китайцев своими способностями? Если до любимой дойдут пальцы мерзких воров Императора - придется плюнуть на мораль и убивать. Рубить всех там,  как на бойне… Кельт поднял травинку, надкусил, сразу выплюнув. Пора серъезно поговорить.

     - Никто сейчас не ценит хорошего, истинного. Мальчики без мозгов, кувыркающиеся в шестнадцать лет со шлюхами, лучше наверное! Такое продлится, пока люди не прозреют окончательно. Вшивый паренек, который пытался дать как надо Ингрид… - Кельт смотрел на приемную дочь с укором, сдвинув брови. Наблюдая за ней. Закат свои права на Небо уже предъявил права, будто говоря: «НЕ ТВОЕ это место, европейка тоже. Отпусти все, уходи, пока не поздно». – Еще я совсем забыл,- передо мной ОЧЕНЬ молодая, невинная, красивая европейская девушка, у нее нет в Китае будущего. У меня также нет здесь ничего хорошего, кроме Шаолиня. Будем жить дальше. Я показал себя сегодня как мужчина, теперь обратного хода нет. Я действительно люблю тебя! За китайца тебе здесь никогда не выйти  замуж: ламы не обвенчают вас. Разные расы. А нас смогут. Если, конечно, не отшатнешься после произошедшего от меня, Ингрид. Моя маленькая девочка с того дворца! Умрешь когда–нибудь, а я снова буду один лет пятьдесят. Что бы там ни было, - буду заботиться. Я возжелал тебя, как замужнюю женщину, как свою жену.


     Прекрасно он знал, как закончит тот вшивый паренек. Сам понимал, - несет полную околесицу в результате срыва. НЕ МОГ не признать: разглядел в Ингрид молодую, сильную ЖЕНЩИНУ. А у паренька, который хотел слить семя, рисовалось плохое будущее. Член в штанах, ветер в голове. Больше ничего там не осталось. Вожделение, желание слить куда–нибудь, в кого-нибудь, потом начнется гон по женщинам, чтобы нагуляться, перебеситься…  остаться НИ С ЧЕМ в итоге. Этот человек начнет пить, как отъявленный пьяница. Чтобы самоутвердиться. Ром, вино с моряками  в кабаке. Следом пойдут бордели, множество шлюх: европеек, китаянок, после них - повальная эпидемия сифилиса в порту. В конце концов – гибель от Чумы на борту испанского корабля. Дух морячка отлетит во Тьму, сгинув там навсегда. Ингрид по сути ждала та же участь, - плюс регулярные побои мужа–гуляки, который бы изменял, не платил любовью, а вертел хвостом перед пятью любовницами. Они бы все - впятером - умерли от сифилиса. Точнее, в будущем умрут. Эти картины неслись перед глазами Архимага, - эти грязные, вонючие, немытые тела портовых шлюх  и  европейцев, убийства на почве алкоголизма, прочая мерзость…

     Подумал кельтский чародей, подумал, - решив отдать себя ЦЕЛИКОМ воспитаннице. Пусть даже потом будет горько, обидно, - Небо возьмет свое.

     Европейцам и так несладко жилось в Поднебесной, а Гвелда за колдуна считали. По отношению к нему в Китае и Европе разницы не ощущалось. Лишь менталитет разный. Все выходящее в то время за рамки понимания народа считалось магией. Значит, сие надо немедленно уничтожить. Ведь люди боятся всего нового. ВСЕГДА. 

     Теперь, когда Энрике слетел с тормозов, после тех страстных объятий он стал милой  рассказывать о мужской психологии, чтобы та поняла суть. Психология пошла совсем не сразу, и не в тот день… Рыбачка не понимала другого: как сородич по расе сохранил молодость? Кэ–Эл теперь словно вдохнул чистого воздуха в легкие, которые устали дышать морем с запахом водорослей, сырости, рыбы, затхлости. Поначалу красавица мужчину  боялась, поскольку тот во время петтинга сделал ей слишком больно. Воспитал, потом пристал. Сидела, вытирала слезы страха. А Кэ–Эл шептал, целуя ее синяки:

     - Прости меня, пожалуйста…

     - Мне теперь на себя посмотреть страшно. Моя жизнь никогда не станет прежней.

     Энрике отложил катану в сторону, которую чистил песком, поправил свой шелковый халат с вышитым на спине драконом. По пальцам прошла дрожь,  их периодически кололо. Слюна стала сладкой.

     - Забудь его… - Прошептал он. – Он тебя в омут утянет, - и ты, девочка моя, попросту начнешь обслуживать парней и мужчин старше в Домах Женщин. Помнишь, я тебе рассказывал о них, что там происходит? Ингрид, это не жизнь. Без семьи, детей, без будущего. Да, такие женщины искушены в телесной любви, умеют ласкать, обнимать… но ПУСТЫ, ни гроша за душой. Абсолютный источник ЗАРАЗЫ, коей переболели у меня на Родине, потому я пришел в Китай жить, милая… Господь наказывает блуд болезнями, отсутствием деток. Хочешь стать такой, с ним?! Тот уже похаживает в бордели ближайшего городка.

     Здесь Кэ–Эл солгал. Ради своего блага: тот мальчишка не ходил по шлюхам. Потом пойдет. В другом случае могли их увидеть – и шептаться:  золотоволосый насилует свою дочь, приемную. А кто бы мог увидеть теперь? Никто. Пляж пуст. Лодки гниют дальше, пришлось построить еще несколько. Хижина старая, часто в ней гуляет ветер, приходится топить свой камин, построенный из обычных кирпичей. Две комнаты. Скоро одна опустеет. Скоро на простыне появится пятно крови.

     - В будущем, - если Господь даст, - я желаю быть прекрасной женой и жить без предательств, измен. У подружек есть мальчики, они хвалятся этим. А я одна. С ними всеми я играла на том песчаном берегу, где ты подарил мне большую раковину у Моря.

     - И ЧТО?! – Кельт взглянул на приемную дочь довольно строго. – Это ОНИ, а МЫ семья. НИКТО из этих рыбаков не сможет сделать в постели то, что смогу я или другой взрослый мужчина. СЛИШКОМ они малы для этого. А что я? Всего–лишь воспитал Ингрид. Прошли годы. Нет девочки насмерть перепуганной. Можешь дальше - после случившегося, - жить так, как вздумаешь. Можешь уйти, куда захочешь. Но помни: я ВСЕГДА приду на помощь.

     После этих слов у Архимага камень с души упал. В любом случае, милая   потом покинет его с памятью в душе и сердце. Найдет себе кого–нибудь, или сгинет в Китае. Но, смотря иногда через невидимый Мир ее будущее, он понял – ВСЕ ОЧЕНЬ ЗРЯ. 

     Прошло несколько лет.

     …Он целовал ее на сшитых из парусины простынях, наслаждаясь бесконечной негой близости. Плевать, - приемная дочь или подруга – расцвела чудная женщина, на которую Гвелд постоянно любовался. Кругом царили ужасы Китая, сражения династий, заговорщиков. И - шум моря.

     Она лежала, - обнаженная, на берегу у волн, - и Кэ–Эл целовал жену. Зная: все для нее ново. До предела аккуратен, от боли силен. Душевной боли: все раз и навсегда ЗАКОНЧИТСЯ. Только бы не поранить, не сделать больно!  Белые руки ласкали прекрасную грудь, даря небо в алмазах. Тонкие, древние пальцы проникали в душу и сердце. Голова кружилась, болела от вожделения и ласк, которые не кончались. Гормоны в крови делают свое дело. Гвелд встал, добежал до хижины, достал кувшин со свежим медом, обмакнул в него пальцы рядом с любимой. Потом муж и жена пили козье молоко. Обоим очень хотелось пить, напивались поверхностными ласками. Мало! Успокаивали шумы моря неподалеку, запах водорослей, соблазнительный аромат женского тела.

     Жена казалась ему богиней. Слияние двух тел, душ. Рыбацкая жизнь, ностальгия по прошлому, - и молодость, чья–то навечно застывшая века назад, чья–то временная. Во время этого мимолетного Рая Энрике видел одну и ту же картину – СУДЬБОЙ НЕ СУЖДЕНО ЕМУ БЫТЬ С ИНГРИД. Дальше стена – чернота, - и другая в его жизни женщина, которая появится в его жизни ДВАЖДЫ: умрет один раз, вернется к Архимагу спустя несколько веков. Люди научатся летать по воздуху, - словно птицы, - в колесницах, плавать под водой, как рыбы. Змеи железные поползут по лесам. По своим дорожкам, как черви или гусеницы.

     Иногда Энрике посреди ночи просыпался в холодном поту – от  видений будущего. Сам себя там видел в непонятных одеяниях, с причудливыми механизмами. Женщины в снах стали вовсе не целомудренны. Спали со всеми подряд, - не разбираясь, женат мужчина или нет. Рожали от кого попало, небо коптила гигантская печь, от коей все живое покрывалось в природе серебром, птахи да деревья умирали в страшных муках. Древесина и кости от дыма рассыпались в прах. Порой Кэ–Эл просыпался от собственного крика. Жена спрашивала его:

     - Ты так кричал… Что случилось?

     А он, вытерев мокрый лоб платком, говорил всегда одно и то же:

     - Ничего не случилось, любимая: просто сон. Страшный.

     - Опять побывал в одном из тысяч миров? Там Смерть?

     - Да. Там, кроме меня, НИКОГО больше не осталось. Я ПОСЛЕДНИЙ. Наверное, море так действует, москиты, съел не то. Как те мидии, которые пролежали на солнце, а мы не заметили… НИКОГДА так не травился, но чтобы до Грядущего… - После этого Кэ–Эл вставал и уходил плавать в море, лишь бы видения исчезли. НЕ ПОМОГАЛО ничего. Так из года в год происходило. Одни и те же сны. Каждый раз все оканчивалось, - после нервов, - бурной близостью.

     Снились Энрике утонувшие города. Города далекого Будущего. Гвелд всем нутром чувствовал: Вселенная пытается ему что–то рассказать, подсказать, даже уберечь. Но нет: сны не давали покоя, в них Архимаг рубил тени, кои источали сначала Зло, а потом принимали человеческий облик. Ни китайские снадобья успокаивающие, ни тренировки, ни медитации НЕ ПОМОГАЛИ. Порой думал – не приворожили ли его?

     Сын Элиндры не раз хотел умолить Высшие Силы ИЗМЕНИТЬ Судьбу рыбачки. Не отзывалась Вселенная на мольбы. Иногда Кэ–Эл думал: то сексуальное безумие пришло не просто так, - а как приворот, как  сексуальная привязка. Но ошибся. Такое бывает, когда ищешь сам себя. Рай на Земле с простой хижиной, эти чудные морские раковины на берегу, кои выбрасывало регулярно море… Жемчуг в них, даже обычная жизнь больше не касалась этих двоих. Не хотел лишать кельт юности Ингрид, и один раз прямо, жестко сказал:

     - Давай прекратим все.

     После этих слов женщина горько заплакала, решив, - Архимаг ее бросил, делать ей в его жизни больше нечего. Ушла в лес, пыталась повеситься. Тот вытащил несчастную из петли и заявил:

     - Я не могу с тобой делить ложе, - как муж, но люблю тебя! Может, ты в силу своего понимания думаешь иначе. Больше не стану принуждать к любви! Есть проблема, причем немаленькая: - я ГОРАЗДО СТАРШЕ, но выгляжу молодо. Ты состаришься, умрешь, - а я нет. Мне будет ГОРЬКО тебя потерять. Подумай. Потому нам не суждено быть вместе. Забудь меня. Решать тебе, - жить дальше со мной, или нет.

     Ингрид решила иначе, и поплатилась жизнью.


     Кэ–Эла считали колдуном, - который укротил в Шаолине дракона Озера. Там оказалась древняя рептилия. Теперь этот ящер  ждет своего хозяина. Китайцы верили, - всего существует пять драконов. Силы Стихий и Боги  обитали во Дворце, в Небе.

     НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ!

     Даже монахи не могли одолеть Ящера. Им такое непосильно. А таинственный блондин издалека СМОГ укротить существо. Оно после такого  исправно ему служило. Гвелд вспоминал очень часто, как по утрам плавал в  этом озере, по Зову Силы динозавр выбирался из своей подводной норы. До Энрике существо жрало все, гоняло рыбаков. Кричали монахи новичку:

     «Не ходи в воду! Там Аксолотль, Дракон, сожрет тебя»!

     Кельт улыбнулся, разделся и бросился в воду, перепугав поступком риска всех. Не тронул его монстр, - а покорился, играли эти двое очень долго в волнах, приводя в шок люд. Золотоволосый кельт гладил по морде существо, мысленно его контролируя. Так Леоплавродон и Архимаг стали лучшими друзьями в Мире Природы, Безмолвия. Не горел здесь голубоглазый любовь крутить, благо браки между китайцами и европейцами запрещены. Отвлекаться на подобную для себя ерунду, - со смертельным исходом чувств как в стену орать, плакаться и ходить на кладбище. После купаний да  медитаций Архимаг брал меч, - совсем новый, названный ОТМЩЕНИЕМ,  уходил и тренировался. Думая при этом о Вечности.

     А волны Озера лизали берег Безмолвия. Так шло всегда до Гвелда, и так  будет вечно, пока существует Мир. Будто никогда никого, ничего не случалось, существовали Природа, морской динозавр и Энрике в набедренной повязке. Такое же слияние в Миром, - как во времена язычества, в Ночь Летнего Солнцестояния… Когда девушки и женщины, - независимо от замужества даже, - становились общими для всех. Тошно об этом вспоминать. Все эти тошнотворные грехи Энрике пытался замолить в Шаолине, хотя прекрасно знал: бесполезно. После того, как Портал Богов открыл ему глаза на себя и мир, Гвелд расправлялся по–старинке только со шлюхами да Черными Ведьмами. Не насилуя, а ломая кости, вырывая  позвоночник.

     В первые дни после инициации Энрике побродил по местным борделям, горько смотря на бывшие свои удовольствия, без которых жить не мог. Вырезал там ВСЕХ. В день Посвящения в Маги в слезах убежал в лес, - плача от ужаса и бессилия, окровавленный, - не зная, куда голову засунуть. В ужасе от прошлой жизни и себя, раз за разом ныряя в невидимость, Светлый  просил прощения у всех невинно убиенных. Души отвечали ему лишь шумами, тенями. Одна даже держала в руке простыню, - на коей умерла, пронзенная мечом промеж грудей. Осознание той страшной жизни  «выжгло» мужчине  девятнадцати лет мозг.

     Он стал добрым. С тех пор, - еще будучи очень слабеньким Светлым,  исправлял свои ошибки, проходя обучение у сильных Магов. Не существовало тогда и в помине у кельтского народа никакого Мерлина,  Артура тоже, а жили друиды, волхвы, маги.

     Теперь на кровавые жертвоприношения тех времен Архимаг глядел так: пришел на шабаш под видом Темного, положил там всех. Даже юных,   скидывая с себя темные одеяния. Кто оставался в живых, те умирали молча. От ран Энрике практически НИКТО не выживал, ни разу в его практике. Врагов он щелкал, как орешки, смотря потом на трупы, - рано утром, иногда и младенцев видел – обескровленных для обряда. После золото–черной тенью удалялся. Убитых деток Гвелд хоронил тут же, потом складывал в кучу трупы, уничтожая их огнем. Ясно, - делал все тайком, чтобы никто не видел. Иначе нагрянет человеческая Инквизиция. С ней имелся свой язык.

     Католические священники хвалили "своего" за работу, а тому приятно. Работа шла на два фронта – на Магов и католическую церковь, - шпионаж процветал. Волшебницы иногда спрашивали Энрике: как ему удается скрывать себя? Тот отвечал:

     - Посмотри, когда я родился, - в какое время, я же Архимаг. Сам таким был, - во времена галлов, пиктов, кельтов, - Темным.

     Приходилось бродить в алой одежде кардинала, и в черном. Несмотря на  все, церковь не отправляла странного мужчину на костер, хотя подозревала: что–то здесь не то. ВЕСЬ Святой Престол боялся этого Архимага. Однажды его хотели отправить в открытые земли уничтожать «зверей» - то есть индейцев, - они не читали Писание, но Энрике отказался, заявив: «Богу угодно чтобы они жили, те ничего не знают о нас. Мы для них Боги. Не поеду даже за золото королей».

     За такое его уволили. Мол, преступник и человек без веры, все равно боясь до полусмерти за один вид - РЫЖИЕ, прокрашенные Силой власы,  голубые глаза. Колдун в Соборе Флоренции - неслыханная вещь в те века. Но тронь его, - будет беда. Беда потом случилась: Инквизиция пережгла саму себя, словно взбесившись.

     НИКОМУ мужчина не показывал креста, а его меч наводил на размышления, будто явился Призрак молодого короля Артура. Как ковали такое оружие, НИКТО из Смертных не знал. Просили такой же сделать многие, но кельт мотал головой в знак отрицания. Отъявленные фанатики либо ненавидели Энрике, либо говорили: он Ангел Небесный. Бордели горели, Чума процветала. После она исчезла, настало время мушкетеров, вина, всяких безобразий. Но Молот Ведьм работал по-прежнему, отправляя на костры тысячи Магов, в том числе и из магической Инквизиции. После их гибели Маги переписали Устав: ни при каких обстоятельствах, - под страхом Смерти, - не показывать магию людям. До этого магические Инквизиторы творили свои дела средь бела дня и ночи, появляясь из воздуха на глазах Смертных. Пошли доносы: мол, Дьявол из Ада привел свое воинство, - Вельзевула, Лилит и остальных, и их нужно уничтожить. А пули не брали Светлых и Темных. Но вот костер убивал даже Бессмертных. 



                - 3 -


     - Понимаю, ты ее любил. Пора забыть эту боль, Василий. – Утешал несчастного Иван. – Ирина умерла.

     Будущий Олег Аренский положил топор на траву.

     - Я сам виноват… Сам потащил ее на блуд. Не удержался. За такое  Господь жестоко наказал меня. Не хочу даже представлять теперь любовь БЕЗ СВАДЬБЫ. Мы с Ириной  дали клятву быть вместе, без венчания. Таким образом себя и ее мучил.

     - Клясться НЕЛЬЗЯ, сие ГРЕХ! Сходи покаяться в церковь, Васька! Нельзя жить вместе как муж и жена, не обвенчавшись, не получив защиту Божью! Никто так не живет. - Мужик перекрестился в страхе, потом погладил густую бороду, поправил усы. На его памяти не бывало таких пар. Которые уходили в самоволку. Гнали таких влюбленных вон, взашей, отлучали от семьи и не венчали ни в одной церкви. На семью ложился позор. Подозрение падало на других сыновей, дочерей. Вот еще один - заезжий молодец. Стоит перед ним. Жди беды. Пусть живет в соседней избе, лишь бы дочь не испортил. Той уже пора замуж. Плохо, ох плохо дело кончится! Но КАК растолковать это убогому?

     - Любил я ту Ирину! Крещеная была. Но в храм не ходила. За то кони меня и понесли… Больше таких грешных вольностей себе не позволю! Хватит с меня погибшей милой и ребенка! - Энрике вытер кулаком скупую мужскую слезу. Пришло время покоса и прочих дел деревенских. Дрова и колосья на поле казались ему жизнью, бесконечные годы которой  прожиты.  Жизнь побила, ничего не исправить.

     - Любил значит! Видишь, чем все кончилось? Найду тебе девку, женю через несколько лет! Негоже бобылем ходить, отсыплю зерна и серебра батюшке, авось обвенчает. Ты помнишь наш уговор. Не трогай мою Анастасию. Не греши. Пойдем на охоту медведя валить да волков стрелять, уйдет дурь молодецкая! Не смей больше клятвы давать, Бог накажет!

     - Бог? Тогда почему я его не вижу сейчас?

     - Людям не дано видеть Христа и Богородицу. Мы лишь им молимся. И Святым инокам, мощи коих лежат в Лаврах. Поехали в паломничество к Сергию Радонежскому, он найдет ответы на все твои вопросы, Василий. На Архангела похож ты. И лик такой же, - почти, и руки, власы золотые, старинного цвета монет. На Михаила.

     - Я Архима... - И тут же осекся Гвелд: брякнул лишнего. - Архимандрита хочу увидеть, чтобы о многом его спросить. В Губернии творятся ужасные вещи. Ты ведь не желаешь смерти дочери в лапах барина? На него уже много раз заводили дела в полиции царской. Но толку нет. Девка-то на выданье! Красивей ее я здесь никого пока не видал.

     - Хорошо, спрошу у батюшки. - Иван смягчился. - И почему тебя зовут Васька, а не Михаил? А в Крещении как назван?

     - Я не помню. - Архимаг сказал, как отрезал. Достал, ох достал своей религией! - Почему вопрошаешь?

     - Коготь огромный носишь на шее. Сатану убивал? Вдруг сам Архангел?

     - К хаосу твои слова! - Кельт психанул. Нехило. - Причем тут Сатана?! Сатана всегда ходит с духовенством рука об руку, если не ведаешь, иначе бы не жгли они ученых, не призывали бы скоморохов убивать, уничтожать гусли, все красивое и что несет Свет! Я потому перестал ходить в храм, - СЛИШКОМ вы боитесь Бога, коего видели только на иконах! Многое не ведаешь, хозяин... И дочку загубишь, если отдашь в монастырь или выдашь за ублюдка замуж! Сатана добр, он наш друг, а не враг! Сатану попросишь о помощи, - СРАЗУ поможет, не то что ваш Христос! Сто лет будешь ждать - не дождешься после молитв, а то еще похоронишь своих деток, пока молишься невидимому! Не сочти сие за оскорбление, Иван, но я бы хотел защищать Настю от пьяни, коя посматривает на нее в церкви, потирая жадно руки! При этом твоя семья с меня не попросила ничего, кроме... в общем, сам ведаешь. Звонит колокол вдалеке, - тебе пора.

     - Сатана ужасен! Не молви такого, Василий! Грех!

     - Зато не врет! Я не верую в Христа! Был бы он - свергли б барина, перестанут тогда умирать младые девки. Неси водку! Поговорим, откуда взялась жена Каина. Откуда брались женщины, если у Адама и Евы  родилось два сына, потом третий, откуда убийца нашел себе жену? Никогда не задумывался, Иван? Говорится в Библии: "К северным язычникам не ходите, на них нет греха дома Израилева". Вот я который год думаю: какое отношение к тем домам имеют славяне и прочие северные народы? Ответь. Почему в Библии и Писаниях такие несостыковки? Почему грех падения людей заключается не в убийстве Авеля, а в яблочке? В наливном яблочке? Подумай - может, Сатана дал людям мудрость и Совесть? Раз они не знали абсолютно НИЧЕГО в РАЮ. Это, получается, из Совести, приобретенной первыми людьми, Господь разгневался и уничтожил райские кущи, - ведь  стало некем управлять? Или попы все переписали? Познание - более тяжкий грех, чем убийство, я прав? Именно потому стало возможным убивать с Библией в руках? Да? О чем поют певчие в храме? Не подскажешь? Почему до сих пор не родился второй Христос? Где ваше непорочное зачатие? Любое зачатие непорочно - ничего порочного я там не вижу. Порочна любовь за деньги. Порочно все, что делается не по любви. - Василий сорвал с шеи крест и вложил в руку Ивана. - Лучше я буду носить свой коготь, а не еврейское серебро! Хватит! Думай своей головой...    

     По мимике друга Иван также видел: тот полюбил его дочь. И сильно. Потому не давал никакого благословения, боясь приблудного мужчину. Словно тот  ненормальный на голову. Страшные вещи молвил! Ах да, - кони же понесли. Чего с него ждать хорошего? Кроме одного: он простой работник? Барин увидит его без православного креста, устроит расправу за тот коготь, - и все, нет отрока девятнадцати лет… даже  такого странного.

     Также отец Насти считал: давно она не невинна вовсе, раз Василию в поле на покос носит хлеб, сыр, копченое мясо, молоко. И то матушка ее провожает до поля, а потом уходит обратно. Чего там творят, – одному Богу известно. Любятся, или блудят под Млечным Путем ночью, - дочь не ночевала дома пару раз. Коровы без чудика домой вернулись: долго мычали, Ивану пришлось их самому загонять в коровник. Убежала. Либо грешат на вечернем закате, когда пастух Васька гонит коров обратно? Плохо так думать на безвинного мужчину, но такой Иван человек – сильно все преувеличивает. А кельт рассказывал девице про планеты, кои огромными немигающими точками сияли в черном небе. Что они круглые, похожи видом на Землю. Говорил, крепко прижимая к себе недотрогу, разведя костер у дороги. Юпитер и Сатурн да Венера радовали взор. А под утро всходил Марс. Большая и Малая Медведицы сияли над полем. Миллионы звезд поражали воображение.    

     Смотря на метеоры ночью, Василий–Энрике думал: откуда они взялись. На самом деле он знал: Млечный Путь - далекий мир, где тоже есть жизнь, только нам неведомая. Непосильно пока человеку до тех краев добраться. Или там летают драконы, не позволяя человечеству изучить тот край?

     В Средневековье Гвелд много раз смотрел в первобытный телескоп. И понял, - погибший Джордано Бруно прав: Миры круглые, а не плоские, как раньше считали. Так шагала в мир наука.



     Он загадывал желания под звездами, попивая парное молоко, думая о счастье. Как следы от кисточек, кометы оставляли прекрасные рисунки на небе, словно всполох костра возле пещеры. То красным мигнет, то желтым… И тишина, или пение сверчков или ночных кузнечиков, - благо послушать на природе, потом по полю пробежаться утром, - по росе, обжигая ноги. Или косить траву влажную, петь кельтские песни, когда НИКТО не слышит. Играть на флейте старые, забытые миром мелодии. Вспомнить старых Богов, кои ушли из этого Мира давно. Может быть, где–то им еще поклоняются. Не та Сила уже господствует.

     Земля как была круглой, так и осталась. Значит, за океаном есть забытые,  или неизвестные государства. Где живут по старым порядкам. Где вовсю процветает язычество. Знал Василий, - судить иноверцев не стоит: их выбор, в кого верить. Грешно убивать того, кто даже о Христе никогда не слышал. Но время  другое. Если брать тех же родноверов, - они НИКОГДА не будут убивать человека за иноверие. Впустят к себе, вкусно накормят, уложат спать, при этом поблагодари их. Но не смей доказывать, что Бог лучше. Такое ни скандинавские язычники, ни славянские НЕ ПРОЩАЮТ. Если христианина такого слушают, то понимают: он другой. Могут убить лишь в одном случае: если нападешь на их территорию, жилище, будешь разрушать  дома, капища. Тогда да…

     Проще принять их такими, какие они есть. Давным–давно ушли в прошлое кровавые жертвоприношения, - вместо них берется обычное зерно, насыпается на алтарь. Иногда конфеты, грибы кладут. Природе говоря простое человеческое спасибо. Есть сектанты, творящие жуть, имея всех девушек в Купальскую Ночь. Таких осуждают даже единомышленники. Теперь родноверие загнано в леса, горы, - там эволюционировало,  перешагнув через века, - почти в исходном виде.

     Да, у них крепкие семьи. Да, они верны, - как псы хозяину. Но нельзя таким людям показываться на глаза обществу, - в Империи царит другая вера, нельзя проповедовать другие религии по закону, - иначе убьют. Когда–нибудь таких жестких порядков не станет. Все разрешат. Даже когда вернется Церковь после крушения, - ТАКОГО одичания, как раньше, не случится больше. Ее скоро отделят от государства, - сделают, чтобы не мешала СССР.

     Сие снилось Гвелду по ночам. Вселенная сделала новый виток. Будет возрождаться Родноверие.  Да, их начнут от невежества ненавидеть,  осуждать. Каким Мир станет через много лет, в 2134 году? Об этом говорили потом, в двадцатом веке, двадцать первом, двадцать втором. Возникнет Реконструкция прошлых веков. Люди увидят, как жили пра пра пра пра пра пра прадеды.

     Можно смотреть на Млечный Путь, думая о вечности, мечтать о будущем, представлять, как серебряные колесницы долетят до тех странных точек во Вселенной. Можно думать как угодно, - но если нет средств, способностей, - то не узнаешь даже, какова Луна на самом деле.

     Иногда пришелец приходил на скалу у озера, любовался пейзажем, усыпанным звездами. Хотелось раствориться в небесном молоке, подумать о хорошем, жизнь прекрасна. Сияет роса в свете небесных светил, как бриллиант. Хочется ее собирать, дарить людям. Но… зачем? Кто оценит?

     Настя… что Настя? Девушка своей Эпохи, смертная. Состарится, умрет. И  все повторится вновь, - похороны, слезы, пьянка на неделю. Но чувствовал Архимаг: ему помогут. Кто? Часто влюбленные ходили по полю, собирали васильки, смеялись, катались в утренней росе. А где–то далеко звенели колокола… в знак заутрени, рождения ребенка, отпевания, венчания, воскресных служб, Троицы. Несбыточная мечта, - жениться здесь, в России. Не поженят никогда, поскольку бороды нет: бреет. Недоверчивый люд. Застрявший в Средневековье, отставший лет на триста от нормальной цивилизации. Барин, наверное, тут сначала все пожег, прежде чем подчинить народ. С дикарями ведь так поступают: других действий такие люди НЕ ПОНИМАЮТ. Не тот уровень развития.

     Слушая сии звуки, Энрике невольно вспоминал, как подсматривал за Анастасией со скалы. Теперь такого она не позволяла, – появился возлюбленный. Василий иногда смотрел, как любимая пьет из кувшина молоко, - сидя возле снопа пшеницы.

     И видно: крепостная не боится раскрытия планов. Оказалась слишком жесткой, смелой для своего времени. Знала: Василий желает рассматривать запретное до венчания. Парень ли он по возрасту на самом деле? Взгляд далеко не юношеский! Вдруг взрослый мужчина? А если есть дети? Тогда не примет она их. Совсем. Своих желает, не чужаков. Бабье на Руси до сих пор думает: обязана женщина принять - ведь пол такое обязывает. Будто должна существовать тяга к деткам, любым.

     Но они жестко облажались, живя одними инстинктами: подол подняла - и спи с любым! Всегда среди бабья существовали те, кто отвергал чужого ребенка. Правильно! Нечего навязывать прошлое новой жене! Прошлое нужно оставлять, как покойника на кладбище. Похоронил, - все, не надо труп тащить в дом! То же самое с бывшими женами да потомством.

     Васька мог не сдержаться, - выйти из себя, обняв недотрогу, - и прощай невинность. Самое дорогое заберет, дальше ПОЗОР. 

     Хотя… КОМУ об этом рассказывать? Родителям? Глупо. Это личная жизнь. Настя оказалась слишком смелая, - в таком вопросе, молчала после. Но жизнь жестоко выкинула ее из этого века… в другой. Если бы не приход  Василия-Энрике, - НИКТО б не женился из местных крестьянских парней да мужиков, даже барин не возьмет порченую девку замуж. Добро пожаловать на двор к помещику, который растлевал  девочек. В храмах о его бесчинствах молчали.

     Видел Василий часто, как дева им любуется из окошка, в поле, смущенно улыбаясь. Лик сохранил, - как говорилось выше, - древнюю красу своего народа. У славян такого архетипа не встречалось: СКАНДИНАВСКОЙ  красоты. В груди сладко ныло. Такая странная, непонятная, незнакомая душа… Не раз несчастная выспрашивала, - кто родители заезжего. Имелось у нее подозрение, - тот из немцев, шведов. Гвелд отвечал: не помнит. Печальный, странный, в храм ходил раньше, - как все, - присматривался к церковной утвари, потом молится дома НЕ ХРИСТУ, разведя костер возле огорода. На непонятном языке. Вот точно пришибленный! Конь видимо не понес, а по лбу дал копытом. Потому выгнали из дома прочь.

     Как–то раз, - после тяжкой работы в поле, на огороде, - заварив чай полевой в самоваре, пироги измыслив красивые, Архимаг решил честно поговорить с Настей, чтобы развеять ее сомнения. Он сказал ей: бояться нечего нормального человека. Тайком, пока родители не видели ничего, повел к себе в дом. Усадил за стол. Испуганная, невинная крепостная принялась креститься, - мол, обычаи, - но кельт сурово поглядел на нее, и та опустила руку. Сразу спросив:

     -  Тогда ОТКУДА страшный коготь взялся на шее, на серебряной цепочке? Не отваливается, не дымится! У орла даже таких не бывает. Как из Ада черного будто! - Девка перекрестилась, выпучив глаза, - по привычке, и опять Энрике усмирил ее взглядом, - чтобы впредь оно не оскверняло его взор и дом. Та поняла: хватит нарываться на неприятности.

     Кельт ухмыльнулся в усы, поглядел на нее исподлобья, - поправив кожаный ремешок на лбу, коим перехватывал волосы, тяжелыми прядями ниспадавшими на грудь. Чай дымился в деревянной кружке, листочки  плавали на дне. 

     - Медведя убил, отрезал коготь и покрасил эмалью. Это не простой медведь, а белый. Далеко-далеко отсюда, где весна длится всего два месяца, а то и меньше, где море-океан покрыт льдом, живут другие животные. Здесь в лесах древних бурые медведи, - гигантские, высотой на много локтей, - повыше меня в два раза. А там - еще больше. Там, где всего лишь раз в году восходит Солнце, живут белые зайцы, белые совы, белые мыши, белые чайки. Я искал себе ночлег, на меня накинулся громадный зверь, мечом распорол ему брюхо да срубил с лапы красоту. Мясо срезал полосками, засолил и съел. Такое случилось незадолго до падения с лошади. - Энрике снова исподлобья, строго поглядел на милую.

     Та аж замерла от удивления. Оказывается, лета где-то не бывает никогда! Почему батюшка не рассказал об этом? Архимаг, видя, - неграмотная дева поверила лжи, - схватил кружку и выпил ароматный чай, прикусив пирогами. Крепостная не верила своим глазам: мужчина готовил не хуже любой девки! Прекрасные пироги с капустой, морковью, репой, малиной... творогом! Вот в кадке большой в углу квасится капуста, кою заезжий красавец сам посадил у себя. Даже не пропадает!

     Не мог Энрике сказать: на самом деле это драконий коготь, не поверила бы девица его речам. Поскольку православные люди не верят в драконов,  скандинавских Богов. Несмотря на помощь в поле и огороде отцу любимой,  лечение той зимой хозяина, - семья Анастасии с подозрением относилась к пришельцу. Ведь некоторые его действия пугали дикий люд, в большинстве неграмотный. Например катана в его опочивальне, - которую семья и остальные никогда не видели. Им казалось: оружие  такого рода носят в Аду. Пугал также  небольшой акцент… с диалектом Китая, Европы, иногда Архимаг говорил на валлийском языке своей Родины. Который теперь не помнит никто. Вызывали подозрения странные похождения в чащу, куда даже звери веками боялись заходить.

     Все вышеперечисленное породило у людей убеждение: Васька обычный колдун, - потому как мрачен, неразговорчив, с мечом да когтем непонятными. Многие в воскресенье, - на службе, - говорили девице: околдовал молодец тебя, - беги от него! Грешно с ним рядом жить, воду пить. Та не слушала никого: не видела в золотоволосом ничего плохого.

     В тот вечер крепостная выговорилась. Не стала больше скрывать свои мысли. Тайком пробравшись к любимому, благо тот сам повел, взяв крепко за руку.

     - Нет, НЕ ВСЕ в тебе любо и благо… - Голос ее дрогнул. Василий встал,  обнял ее за плечи. Руки без шрамов, белые, такие ласковые, заботливые. Прекрасный аромат чистых волос, можжевеловый. Благо, отец этого не видит. Он запретил соседу приближаться к своей дочери. А теперь? До венчания обниматься?! ГРЕХ! – Люди со страхом косятся на твои власы, меч странный, на чудной перстень на руке! Не раз моему батюшке говорили: «Гони вон этого отрока, он опасен, даже батюшка в церкви сказал! Заезжий  блудил с Анастасией, раз принес ее нагой! В храм его, на исповедь, да на причастие»!

     Гвелд выслушал с улыбкой.

     - Ну и ну… люди сами не ведают, чего говорят. Лишь бы сказать и по свету разнести! Бабы любят говорить ложь, выдавая ее за правду. Да, у меня есть странный меч, так он чудной по такой причине: их в Империи не создают, а кольцо досталось от родителей, кои умерли! Волосы я растил их в память о матери! Грешно говорить слова, не знаючи истину! Меня НЕ КАСАЕТСЯ то, чего подумают люди. Знаю: в Российской Империи многое НЕ ВИДЕЛИ, испугались. Бабы да мужики вообще знать не знают, КТО я, и  ОТКУДА! Еще ходят в храм, - каяться во лжи, наверное! А про батюшку скажу так: он добрый человек, думает наверняка мне сказать о Боге, о когте на шее. Я не помню, откуда мои родители. И не ворожу я, как люди придумали. Тебе, милая, могу помочь.

     - Но бабка говорит… - Начала было Анастасия, но Гвелд вновь строго глянул на нее.

     - НЕ ГОВОРИ мне эту ложь! Чего бабы говорят да девки, - чистой воды выдумки. Больше слушай! Если им веришь, то можешь прямо сейчас, - с отцом и матушкой, - выгнать меня прочь! Давай! Чего глаза опустила?! Ешь! - Он подвинул неграмотной девке кружку и тарелку с ароматными пирогами. 

     - Ведь она старше, и знает… Уважать старших положено!

     - За бабский длинный язык?! Уважать?! За вранье?! Это НЕ ЗНАЧИТ, что сказанное правда! Собака лает – ветер носит. А ты не глупая, я смотрю, но  любишь басни слушать, в которых лжи море!

     Крепостная посмотрела в кружку с травами. Ей стало непонятно, - как можно не доверять бабушкам?! Ведь те прожили много лет! Видно другое: в ней боролись две сущности – обычаи да женское любопытство. Василий взял руку Насти в свою, принялся целовать.

     - Невеста ты мне теперь. Ведь любишь меня! За что, – непонятно…

     - Ты просто другой. Умный, сильный, красивый. Спас меня от смерти. – Девушка не знала, что говорить. – Но почему тебя считают колдуном?

     Энрике рассмеялся.

     - От невежества. Я хожу в чащу собирать лекарственные травы и грибы, ягоды, и тихо там, и можжевельник есть. Это колдовство, по–твоему? Собирать грибы? Да, я немногословен, и  не обязан  докладывать девкам, куда хожу, зачем. Эх вы, женщины, любите преувеличивать. И как матушка твоя относится ко мне?

     - Говорит: нет у меня приданого, чтобы замуж идти. А нет приданого – век в девках сидеть.

     - И это все? – улыбнулся кельт. – А купить?

     - Мы не умеем этого. Девица должна ткать, прясть, плакать.

     - Почему плакать? – Поинтересовался Архимаг.

     - Потому что если не выйдешь замуж или деток не родишь – в монастырь. Или к барину, на поругание. Погляди, насколько я худая!

     Энрике был потрясен.

     - Вот как, значит, у вас ценят детей и женщин… Раз невенчанная – все, в монастыри. Я могу все дать, если пожелаешь. Даже без приданого.

     - Не должен мужик давать приданое… - Начала Настя, но Гвелд оборвал ее:

     - Это кто сказал? Страна, обычаи? Видел тебя нагой в тот день, когда едва не утонула! Больше НИКТО не узрел! Зато обвинять все могут… будто я к девственнице в тот день прикасался!

     После этих слов гостья резко вскрикнула, - глядя на пол, где лежал меч "Отмщение".

     - Что с тобой?!

     - Змея! Разноцветная! Большая, на ковре! Красно-желтая, с серебром и черной головой! Убей ее! Она смотрит на меня, и вот-вот кинется, укусит!

     Энрике с улыбкой поглядел на катану под столом. Ему стало смешно. Но после этого задумался: а не магиня ли она?

     - Змея? Где?

     - Разве не видишь?

     - Нет. – Он достал меч. Дочь Ивана с облегчением вздохнула. – Где тут змея?

     - Но я же видела… Она ползла!

     - Никто здесь не ползал. Даже ужи. – Улыбнулся кельт.

     - Откуда сей меч? Я никогда таких не видела.

     - Этого я сказать не могу… - Гвелд вынул оружие из ножен для девушки, принялся рассматривать, положив на стол. Улыбаясь при этом. – Но погляди, насколько он красив! Драконы на клинке выбиты, рисунки–надписи. Никогда не тупится. Это мой талисман. Особенно ручка, оплетенная шелковыми да  кожаными лентами. Раньше я носил другой меч, его сломали нехорошие люди. Тот был еще красивее.

     - Твоя внешность не совсем славянская…

     - Есть такое, да. Мои предки скандинавы. Очень давно пришли на Русь, и осели здесь. Но родители, - славяне. Только имени их не помню… Как упал с коня, так все.

     - Мне теперь понятно… откуда такая внешность. Людям это не объяснить толком: боятся. Позволь подержать сей чудный меч. - Она взяла за ручку оружие. Очень долго, удивленно разглядывала, пытаясь в иероглифах увидеть рисунок. После разговор пошел совсем в другое русло.

     - Теперь послушай меня, моя дорогая. - Энрике встал опять, подошел,  обнял за плечи девушку, при этом его рука скользнула по талии. – Я доверился вам. И вы меня не подведите. Ни на кого зла не держу здесь, я вижу тебя своей женою, матерью наших детей. Поэтому, - кто бы что ни говорил, - буду делать все по–своему. Скажет отец, – не отдам дочь за проходимца, – заберу силой. Барин мне не указ, я сам с ним разберусь.

     - КАК с ним разберешься? Он убьет!

     - Да что ты говоришь… я его убью! Если надо… Еще сделаю так, - у него никогда детей не будет. Отрежу уд срамной вот этим мечом.

     По коже Насти пробежал мороз. Ей представить было трудно, как все будет складываться. Ей, православной девушке.

     - Но: если против меня поднимется народ, то нам придется бежать, бросив все. Ты готова к такому?

     - А матушка, а батюшка?

     - А вот так. Начнут заплевывать и гнобить за блуд с колдуном. Желаешь таких слухов?! Чтобы потом, - в старости, - дети говорили: их мать ведьма?

     - Нет! – отшатнулась девица. Повернула голову в сторону, – в печи допекался хлеб. Пора его вынимать.

     - Если мой меч показался змеей, - тогда ты не совсем простая. Нет, не надо кланяться, каяться. Такой родилась, сие не грех. Трава Иван–Чая заварена  слишком крепко.  Значит, пугали змеюки в детстве. – Он улыбнулся. – Я думаю, - люди будут счастливы, когда барина не будет на Земле.

     - Барин не так прост, как думается! Он найдет кого угодно, даже из–под земли достанет. Да, я много змей видела на своем веку, и даже в перстнях  вижу порой. Они ползают, пугают… - Сказала его возлюбленная.

     - Не бойся никого и ничего. Надо будет, – барин свое получит. Крепостное право сгинет во мраке, и женщины освободятся от рабства, начнут учиться в школах. Либо мы все бросаем, убегаем и живем своей жизнью. Больше не увидишь родителей, - никогда, - но иначе нельзя. Не будет храмов, не будет ничего, к чему привыкла, Настенька. Хоть в леса уйдем…

     Та не слушала, неграмотную девку сковал страх. Будто барин найдет обоих, в лесу с собаками, тогда – все… Также она знала: он возродил в поместье право первой ночи. Это означало - жених обязан отдавать жену для секса злодею вместо того, чтобы платить оброк и быть освобожденным от всего. Не имела права девица отказать. А тот делал с несчастной то, что хотел. Мог десять раз на дню насиловать, бить. Нередки случаи, когда девки, девочки, даже женщины умирали после такого, - от потери крови.

     Уже слух прошел, - колдун–маг появился в селении, летает вороном или соколом, колдует, ему будут отдавать девушек. После свадьбы. Сие еще хуже. Этого Настя боялась больше всего: кочевать по рукам. Но она и не подозревала:  этот колдун сидел прямо перед ней. Всему виной, - коготь на шее Василия. Дикие люди, дикое время.

     Словно прочитав ее мысли, Гвелд сказал:

     - Даже если тебя захотят против воли отдать колдуну, или барину, - этого НЕ БУДЕТ. – Улыбнулся. Крепостная не поняла этой улыбки. Не дано.
 
     - Нам придется бежать, если слуги барина начнут за тобой охотиться! Я слышал: ты первая красавица в селении. Или мне придется выйти на охоту. Разбираться. НИКТО не посмеет мне перечить, ничто, – ни вера, ни  родители, ни люди. Кто чего скажет, – мне все равно. Уже долго живу на Земле, - своим умом.

     - Но…

     - Никаких «но»! Либо уйдешь со мной, либо навсегда нам придется разойтись, несмотря на любовь! Подумай! Уважаю твоих родителей, но мне жить надо своей жизнью. Всю жись не пересидишь за их спиной. Придется делать то, что Судьба посоветует в душе. Хочешь все потерять, умереть в руках барина, – я уйду. Прочь, навсегда. Мне дики ваши нравы, и привычка ничего не делать. Не желаешь быть моей семьей, – не надо! Живи, как хочешь… - Гвелд встал, понимая: тут бесполезно говорить.

     На него навалилась тяжелейшая депрессия, стало обидно и горько. Девица твердолобая, боязливая, фанатичная. Не понимает: можно жить иначе. Тут ничего поделать нельзя, ее ТАК воспитали. Типа родителей чтить надо, даже алкоголиков. Алкоголиков было в те времена пруд пруди…

     Потому батюшка недолюбливал Василия, -  его мнение РЕЗКО отличалось от мнения большинства. В такие моменты хотелось уйти прочь и больше не возвращаться. Иногда Энрике хотелось пойти в одно место, - которое знал только он сам, - и сделать свое дело. Сломать психологически мозг девушке, чтобы она не боялась, не сидела в девках до скончания века. Но также видел Архимаг: ее воля спит глубоко, задавленная порядками, воспитанием. Вот если Настя взбрыкнет, то мало не покажется. Даже воздержание ему показалось Раем  с такими порядками: нельзя то, нельзя се… А жизнь - это не сидеть ждать, когда само собой свалится счастье. Девица будет сидеть и ждать, - ТАК СКАЗАЛИ РОДИТЕЛИ. Архимаг знал ДРУГИЕ устои: когда мнение родителей НЕ ЗАВИСИТ.

     Вышел, нахмурившись. Пошел во двор, подошел к заброшенному дому, облокотился на него и обхватил руками голову. Он НИКТО в этой стране… тем более язычник. Язычников здесь не любили. Может, Богам помолиться, и они помогут? Помогали. Тут же НИЧЕГО не поможет… только решение. Или в другой жизни милая станет умнее? Здесь лишь ее воплощение в теле крестьянки. Крестьянки, которая не может сама за себя решать. Это очень злило. Гвелд был достаточно образован, - для своего времени.

     Женщина в Империи как мясо, – хочу убью ее, подарю, изнасилую… так  жили многие мужья, помещики. Очень скоро эта котовасия окончится. Революцией, с уничтожением всего старого. Сие Энрике тоже снилось, но себя он там не видел. Вот и хорошо. Большой вопрос: будет он с любимой, или просто ее похоронит. Как всех предыдущих жен, невест.

     Скорей всего похоронит.

     Может, ему вообще ее забыть?

     Но нет. Девушка не выходила из головы. Василий–Гвелд стоял, колотя кулаком об стену, плача от бессилия. Он знал: недалеко, - в чаще, - есть капище, пора начать возносить туда требы. Чтобы легче стало. Станет. Что Гвелд и сделал в тот вечер. Он пошел, - рассерженный, - туда, принялся молиться Одину, Тору, Фрейе, - чтобы те вразумили любимую.

     Капище достаточно старое. Постоянно витало ощущение: ему лет триста, не меньше. Также Энрике быстро определил, - сюда приходят волхвы. Которые служат Богам. Боги и Природа всегда слышат человека. Архимаг провел рукой по толстому, зеленому мху деревянного изображения божества,  - Сварог глядел на него сурово. Как бы напоминая: в него еще верят. Мхом также и жертвенник покрыт. По нему бегали шустрые ящерки, греясь в последних лучах Солнца. Оперся спиной о Сварога, закрыл глаза, прося его о милости. Прося о многом, - в том числе указать правильный путь в жизни. Ему до безумия все надоело… и осталось ходить туда.

     - Я вас помню, мои предки… Создатели Мира. Природа… Я был всяким, даже подставным "католиком", но никогда не понимал, - ЗАЧЕМ выдумывать сказки… Так скажи мне, почему девушка моя такая непонятная?!  КТО ей вбил в голову, будто Бога надо бояться?! Его же НЕТ!  Поговорить бы мне с волхвами. Я сегодня не вернусь домой. Хочу побыть один. Укажи мне путь, Сварог… Помогите мне, Один, Фрейя и Тор… хоть я и на капище славянских Богов. Я построю Вам еще одно капище!
 
     Он плакал достаточно долго. Не помнил, как настала ночь. Очнулся уже в траве: упал в обморок от нервов. Сейчас кельт все бы отдал, чтобы убежать от того селения куда подальше, примкнуть к родноверам тех мест. Вдруг его Настя просто приворожила? Его так несет… Может быть так. Гвелд снял с шеи коготь дракона, долго смотрел на него при свете Луны. Что даст ему простая, смертная девушка?

     Вселенная, - в том числе и Боги, - откликнулись на Зов своего Сына. Глаза слиплись сами собой, и Энрике увидел себя самого - на том самом месте с Анастасией. Он обнял ее, свалил в густую траву, начиная раздевать, целовать, ласкать. Страстно, порывисто, а потом слил себя с любимой. Сказал ей, - придется все равно бежать. Бежать, куда глаза глядят, чтобы не опозорить родителей. Построить избу в непролазной глуши, возвести капище. Растолковать женщине - в родноверии нет ничего плохого, если есть мозг в голове. Устраивали среди язычников групповуху те, у кого крыша ехала за бугор.

     Но попробуй, растолкуй такое христианам! НЕ ПОВЕРЯТ! Они бы искали иноверцев, убивали. За что? За то, что враги имеют свое мнение. Идол перед Энрике каменный, - высотой метров в десять. Часть каменного алтаря осыпалась, недалеко стояли дольмены. Хорошо, однако, спрятались те, кто жил до христианства! Жили бы они с Настей счастливо, объявив себя супругами, - и обвенчает их не батюшка, а волхв, Луна, звезды, лес дремучий, осияет звездный свет тот брак. Никто не знал на самом деле, откуда звезды взялись. Сейчас они успокаивали метущиеся души. Звенят колокольчиками перезвоном в Небесах, в голове.

     И лежат двое под небосводом, целуясь и обнимаясь, плюнув на все. Ветерок ласкает кожу, ласки жгут ее. Два тела, сливаясь в экстазе, празднуют Свадьбу. Без гостей, свидетелей. Все равно, что потом скажут, – можно или нельзя. Одежды лежат в высокой траве, намокшие в росе. Стоны, дыхание…

     Будто Лель и Снегурочка.

     Ласково обнимая девушку, сливая губы в поцелуе, проводя пальцами по белой коже… думая, - это навсегда. Во время сего крепостная почувствовала нечто другое – словно что–то большее происходит между ними. Чувства обуревали ее, резкая боль заставила подумать о будущем. Но было поздно: Василий принялся делать свое дело, поршнем входя и выходя. В мозг тут же ударил молот, и волна экстаза принялась захватывать чело. Он глубоко дышал, ласкал губами, языком, называя Анастасию женою… Все равно НЕЧТО не давало Энрике полностью расслабиться.

     Казалось, прошла вечность. Не страшны ни звери лютые, ни комары… Нечто неведомое витало в воздухе, родившись словно бы из ниоткуда. Вначале лес запылал. Пламя охватило деревья до верхушек. А потом его  залило водой. Вокруг появились незнакомые люди в неведомых одеждах, - на берегах (с одной стороны одеяния походили на славянские рубашки и штаны), но с другой стороны все выглядели ИНАЧЕ. Люди не носили бород, нет крестов на груди.

     Волны тем временем затягивали влюбленных в водоворот неведомого строения, который оно породило непонятно как. И Природа УМЕРЛА.

     Над водой остались торчать лишь обгорелые макушки деревьев. Некоторые не успели сгореть. Стояла осень. Почему так быстро сменились времена года? Анастасия с криком была затянута в тот поток, гул перекрывал крики. Гул непонятной машины, стены… Василий, забыв об опасности, нырнул за ней, очертя голову. Холодные волны новорожденного искусственного Моря обжигали кожу. Гвелд ясно понял: ЭТО ВСЕ…  КОНЕЦ СТАРОГО МИРА. Всеми силами он, забыв обо всем, пытался почувствовать Настю хотя бы мысленно. Но тщетно: ее больше НИГДЕ не наблюдалось. Вдруг, - словно с Небес, - в голове прозвучало:

     - НЕТ ЕЕ БОЛЬШЕ В ЖИВЫХ. ОНА УТОНУЛА.

     - НЕ ЛГИ МНЕ! – Ответил в неизвестность Энрике.

     - У ТЕБЯ ЕЩЕ БУДЕТ ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ, КОЛИ ТАК СИЛЬНО ЕЕ ЖЕЛАЕШЬ И ЛЮБИШЬ. – Ответили ему.

     В этот момент на дне Архимаг  увидел тело любимой. Одновременно уже не совсем ее тело. Нечто поменялось в ней. Подплыл ближе, схватил за руку… но поздно. Девушка уже пять минут как мертва: захлебнулась, утонула, затянутая в воды Водохранилища.

     Тем временем, на берегу при перекрытии реки боролись за жизнь молодые строители: гибли один за другим, скидывая диабазовые глыбы, но почему так? Машины летели в бурлящие воды.

     - БОГИ, ЧТО ЭТО ВСЕ?! – Взывал Энрике. Он выплыл с трупом, положил его на песок, и пару раз со всех сил стукнул кулаком по темени. Но нет… сердце не забилось.

     В этот момент снова пламя охватило ближайший лес. Оно стояло стеной, бешено ревело, сжигая все на пути. Небывалые машины ездили туда–сюда неподалеку по песку, никто даже не пытался тушить огонь. Словно так и надо. Птицы и звери, попавшие в этот чудовищный эпицентр, сгорали заживо. Кельт видел, как трупами они валились на землю, превращаясь в обгорелое мясо. Пахло дымом, сажей, Смертью.

     Несчастный снова взмолился Богам и Небесам, - не зная, чего предпринять. Он не мог разгадать такую загадку Судьбы. Время словно скакнуло резко вперед. На сколько веков, – непонятно. Вся одежда людей вокруг ЯВНО не подходила одним своим видом для народа его времени.

     Все наряды девятнадцатого века таинственным образом исчезли. Но куда?  Что случилось такое? Почему все изменилось?

     В никуда.

     Огонь продолжал полыхать. Скоро появилось еще одно зарево – горело ближайшее село. Энрике всеми силами пытался докричаться до людей, которые стояли, ходили рядом, - но они его будто не видели. Его не существовало для них. Будто Архимаг и труп покрыты куполом, который не пробить. Будто время шло мимо. Видимо, так нужно. На волосы падал, словно черный снег, пепел. Золотоволосый  взял на руки возлюбленную, дым ел глаза. Пытался стряхнуть пепел, но его стало очень много. Тогда мужчина  попытался оградить девушку от огня, опустив ее снова на землю. Надеясь: не умерла. Он сделал это, когда отошел от пожара метров на триста. Пламя   двинулось следом. Ничего не понимая, - какова его роль в этом пожарище, - Гвелд еще раз пробежал несколько десятков метров и снова положил мертвую на землю.

     И тут произошло страшное. Настя, - едва коснувшись земли, -  рассыпалась в прах. От нее остались лишь зола, череп да несколько костей.  Они раскололись минут через пять. Не осталось НИЧЕГО. От такого зрелища Гвелд рухнул на колени, и у него сдали нервы. Он зарыдал, возопил  истошно. Сердце было готово разорваться на куски от отчаяния и боли. Неостановимые, горячие слезы заливали лицо, хотелось  взять и повеситься.

     - Сначала Ингрид, теперь ты… Дальше–то ЧТО?! ПОЧЕМУ ты так делаешь, моя любовь, оставляя позади лишь ТРУПЫ?! НЕТ ОТ НЕЕ ДОБРА!

     Он плакал долго, уже ничего от слез не видя перед собой. И чья–то Сила начала Энрике преобразовывать.

     - НЕ ЛГИ МНЕ, СУДЬБА! ДАЙ НАДЕЖДУ! ИЛИ УБЕЙ НАКОНЕЦ, ЧЕГО ЖДЕШЬ?! ДАВАЙ!

     Тут в прахе Анастасии, - который превратился к этому времени в пыль и угли, - ЧТО–ТО зашевелилось. Не понимая вообще ничего, Энрике озирался. Стеклянными глазами стал оглядывать округу. На горизонте появились странные, гигантские насекомые, вертящие головой туда–сюда. «Палочники», – возникла мысль в воспаленном воображении. Но они  оказались высотой с пятидесятиэтажный дом. Такие творения человека  поднимали грузы, коих блондин никогда прежде не видел. Строилось новое село, - взамен сгоревшего, - при помощи этих «палочников». Обычные башенные краны. Даже дар видеть механизмы насквозь не дал понять ничего – его как будто заклинило. Будто Небеса не пускали его способности дальше  понять ситуацию.

     Огонь снова окружил кельта, - и он увидел: из праха милой высунулась женская рука. Остолбенев, Гвелд  наблюдал, как дальше показалась вторая конечность. Далее случилось то, что заставило его в буквальном смысле пасть наземь: из праха поднялась Дева. Копия Насти, НО одновременно уже НЕ ОНА. Девушка возникла в одеждах солдата, власы у нее завязаны в хвост. На ней те же одежды, как на странных людях.

     Над новым городом–селом зиял чудовищный Смог–Смерть, небо почернело, но все видно, как днем. Сын Элиндры пытался в него пустить хотя бы молнию. Тьма засмеялась и поглотила ее. Одежды русские на нем остались –  рубашка длинная. Смерть хотела показать: здесь пока делать абсолютно нечего.

     Тут очередной огненный смерч окружил кельта, - и весь его наряд стал ДРУГИМ. Он принял облик менеджера двадцать первого века - на ногах брюки со стрелками, черные ботинки вычищенные, на теле - рубашка белая, на шее галстук. В руке из ничего возникла катана "Отмщение".

     ЕДИНСТВЕННАЯ вещь, которая не изменилась после трансформации. Все прошло успешно. С изумлением маг оглядывал себя. Необычная одежда, необычный мир, где царит Смерть… Преобразился. Не понимал, отчего и зачем такое надо. Девушка спокойно встала, перед ней из смога Смерти возникли демоны, красавица принялась разить их магией.

     - Ты одна из наших. ВОЛШЕБНИЦА ИЛИ КОЛДУНЬЯ… Что с тобой случилось, Анастасия?

     Она не ответила.

     Решил помочь. Преображенный, Энрике подошел к ней, вынес девушку из огня, встряхнулся. Что–то большее, чем Любовь, связывало его с ней.

     - ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ, СУДЬБА?

     - У ТЕБЯ БУДЕТ ВРЕМЯ ПОДУМАТЬ. – Прозвучал в его голове голос.

     Тут стало ясно: попал он в далекое будущее. В какой век – непонятно. Удивило также, - Настя стала своей. А может быть, спало в ней сие? Одновременно Архимаг понял, – больше она не простая девушка. Одета в куртку, футболку да джинсы.

     В лицо хлынул яркий свет. Кельт остановился, заслонил рукой лицо от ослепляющих лучей. Когда те пропали, - перед ним расстилался молодой город, похожий своим строением на улья. Все стало незнакомым, даже страшным, – в таком будущем не существовало ни лошадей, ни крепостных крестьян. По небу летали причудливые механизмы, - похожие то ли на жуков, то ли на птиц, или стрекоз. Женщины ходили в брюках. Больше такое  грехом не считалось.

      Одна–единственная церковь затерялась в лесу. Напрасно Энрике пытался нащупать, куда все могло исчезнуть, но Боги словно сделали его обычным смертным, – ни одна способность не давала понять ничего. Заблокировано ВСЕ. Дитя тысячелетий словно находилось в вакууме, не в силах влиять на такую реальность. Докричаться до окружающих тоже невозможно. Его НИКТО не видел, не слышал. Люди ходили мимо, обнимались, целовались, разговаривали, но ЕГО в том Мире как будто не существовало.

     Города будущего тоже не существовало, как тех людей, – все они еще не родились. А появятся на свет лишь через СЕМЬ поколений. Следовательно,  его также нет – в несуществующем Городе Юности. Понял Гвелд, – за весь город отвечает он ОДИН. Разя демонов вместе с любимой. Потом – свадьба в этом странном Мире, и Невеста шагает, - словно королева из сказки, под руку. Выходят оба – Гвелд и Настя, - из ЗАГСА… Так потом назовут здания, где расписываются в книге актов. Не заключают в том мире по венчанию  браки, а если делают, то редко.

     Несет Дитя Тысячелетий невесту на руках, пьяный от счастья. Свою Царевну в белом.

     Как ни странно, город тот не новый. Уже старый, тут две дороги: или в Европу, - или верная гибель под водами Водохранилища. Но рядом бродит Призрак какого-то парня, придумавшего себе любовь, коей и не было… Рядом еще один, но очертания еле видны. Женщина.

     Тут рассыпается Плотина под ударом Тьмы, - как карточный домик, кою создали сами строители, не ведая последствий. За считанные секунды люди в городе исчезают. Он опустевает, скрывается под водами искусственного моря – пустой, мертвый. Став бесплодной, безлюдной Зоной. Все живое ушло оттуда. Дальше на Ангаре настает самый настоящий Апокалипсис: одна за другой рушатся плотины.

     После – пара взрывов, и тишина…

     Города превратились в места, где все заражено хлором. И на пару тысяч лет воспоминания о них теперь обрывочные. Просто Мертвая Зона, где никто даже не садился на самолетах. Все демоны Тьмы куда–то исчезли, – сам монстр наверное их сожрал, и сам сдох. Или пошел дальше накрывать города. Летали таинственные шары над бывшими городами, словно плача о былом… Но вот они принялись снижаться, что–то строить. Нет там больше ни Гвелда, ни его жены, - это уже совсем другая история.

     Архимаг закрыл глаза и вздохнул, сжимая руку супруги.

     И Время расступилось. Все заволокло туманом. Он снова оказался в том лесу, - на поляне, во сне еще, - с Анастасией. Как и был, – обнаженный. Все увиденное исчезло.

     Резко проснулся кельт. Увидел снова капище, - со Сварогом, который строго на него глядел. Теперь поселился страх в душе, - милую потеряет навеки.

     Как кошмар с затоплением вообще ворвался в явь?! Во сне, или наяву, теперь холодок по всему телу. Или это роса? Нет, не роса, - Знамение.

     Такого рода кошмары происходили и раньше, – снились затонувшие города, - похожие на ульи, с непонятными механизмами… В тех ульях, - под водой, - нет даже рыбы – отныне моря мертвы от хлора. Белые хлопья от холодного течения, словно снег, взвиваются вихрями и опускаются на руины. Вот они, слезы Будущего. Непонятно, какого будущего. Смерть Мира от загадочного монстра? Кто он?

     Видел Энрике себя в этих водах, - он все прекрасно видел при этом, а рядом с ним плавал его китайский друг – доисторический ящер. Все животное понимало без слов, и хлорное Мертвое Море его не трогало, – кожа наверное, и организм оказались слишком крепкими.

     - Неужели это мир нашего Будущего? Почему сначала все сгорело, потом  утонуло? Умерло, завяло. Как теперь здесь быть, в Безмолвии?

     - Китай уцелел, друг. До него не дошла волна Апокалипсиса, Кэ–Эл. Не надо переживать. – Мысленно ответило животное.

     - А я здесь был, жил в этом городе, звенели колокола. Послушай, как следует, - они и сейчас звонят: колокола двух храмов. В лесу и центре города.

     Действительно - в глубине вод, - в развалинах, - послышались глухие удары. Почувствовал Гвелд, - или ему почудилось, - по его щекам потекли слезы. Плакали души храмов. Это стало единственное ЖИВОЕ, кто остался в Мертвом Заливе. Двое плыли в сторону звона, после недалеко забрезжил свет на горизонте. Словно Тьма, убившая в свое время все живое, расступилась. Они плыли мимо мертвых лесов и городов, плача от бессилия. Черная вода с белыми хлопьями облегала друзей.

     Вот такие кошмары Будущего мучили несчастного во время секса, во сне. Нереально от них избавиться. Не понимал Энрике, - почему так происходит. Знак наверняка. Извне.

     Он лежал в траве у капища, слезы катились по щекам. Иногда Архимагу казалось: он сходит с ума. Потому часто молился Богам, - глядя в небо, независимо от того, какое время суток . Чувствуя при этом, – он здесь НЕ ОДИН. Но настоящий кошмар ждал еще впереди. До этого золотоволосый  удалялся в леса на день. А то и на два, - ломая голову, ПОЧЕМУ в том видении Настя умерла? Превратилась в другую. Почему женится на той  другой непонятно где? Мысль не давала покоя.

     Еще в селе появились гости у его дома: одна женщина, на вид лет пятидесяти пяти, не отрывала глаз от избы. Кого еще принесло в этот час сюда?


                - 4 -
 

     В тот день и вечером в доме постояльца, - и на постоялом дворе, - стояло веселье. Русские крепостные мужики пили, орали песни в пьяном угаре, играли на балалайке, били посуду спьяну. Или общались, не беря в рот ни капли. Иногда народ после кабака гулял так, - даже свинья лучше выглядела в навозе. Вовсю шла Масленица. Люд радовался проводам слишком холодной зимы. ТАКИХ морозов давно не наблюдалось. И вот, оттепель настала.

     Во вторник в масленичную неделю сватались. Девицы в тот день щедро угощали гостей блинами на свином сале. С медом, икрой, мясом из козлятины, баранины, свинины, говядины, птицы. Несмотря на праздник, уклад жизни крестьян не поменялся. Девки подмигивали парням, - даже колдовали в этот день, накладывая блины в тарелку. Либо определяли характер  жениха по первому блину. Ежели много дырочек на нем, - то муж будет изменять. А исход всего оставался один: лишь бы понравиться, если мозгов в голове не наблюдалось, - не говоря об умении готовить. Такие  впоследствии оставались без замужества и детей. Ведь насильно мил не будешь.

     В большинстве своем говорить бесполезно. Как таким девкам сие объяснить? Их желание  в голове вбито намертво, как гвозди в гроб, – он будет только мой, и плевать на тех, кто противоположное говорит. Лишь потом, - спустя много лет, - дуры включали мозги, рыдая. Но поздно: их либо били смертным боем, либо изменяли на глазах, не стесняясь никого. Таковы  последствия приворотов на обычном церковном вине, блинах,  менструальной крови, - а все отчего? Подружка посоветовала. Врагини они, - подруги. С коими девка коротала вечера, кому завидовала, - если ту вперед  сватали. Завидовали младшим сестрам, коих раньше выдавали замуж. Танцуя на свадьбе босиком, очищаясь от порчи. Сглазить мог кто угодно. Даже родная мать, а после девка сидела и плакала: почему ее, - такую умную да красивую, - не ведут венчаться. Как прокляли!

     Парень также не мог противиться родительской воле. Обычно в то время семья строилась следующим образом: привели, сосватали, поженили, - все, не смей родителям что–либо говорить. Непонятно также, как смотрели родители на такой расклад, - если сами в молодости были насильно обвенчаны. Видимо мирились с такой участью. Либо ими двигал страх:  семья будет опозорена, выйди замуж по любви… Ведь в то время сбежать с любимым человеком считалось позором, влюбленные проклинались родителями и отлучались от всех родных. Сейчас это звучит дико. Девочек настраивали так на горе: если плохо полы помоет, то жених рябой попадется, либо никто ее замуж не возьмет. Верили! Терпели побои, унижения, смех, не смея проявлять характер. А ежели противились воле матери - девку позорили на все село или высекали кнутом за неподчинение. Некоторые убегали прочь, в леса, становясь со временем ведьмами, - лишь бы никто не трогал. Особенно бежали, когда насильно выдавали замуж.

     Свели – и все, - навеки, до самой Смерти. Кто там чего сделал правильно-неправильно, – один Бог решит. Смотрели потенциальные женихи и на девицу, - красоту, тело, на родителей, ее поведение. С детства своих детей учили: нужно чтить семью, - мол, сие СВЯТОЕ. А на остальных должно быть плевать. Не все соглашались с насильственным браком, сбегали с возлюбленными, - иногда даже из–под венца, пропадая неизвестно где.

     Брак по расчету считался нормой. Никто даже не думал, - как чувствовал себя человек, за которого всё решили, не спросив. Девиц после свадьбы в прямом смысле насиловали, и вот тогда брак считался заключенным официально. За дверьми стоял специальный человек, держащий свечу, чтобы следить за процессом. Если новоиспеченный муж не мог справиться со своими супружескими обязанностями, - за него делал дела тот, кто со свечой стоял. Тот получал удовольствие, докладывая дружкам, гостям, родителям: дочь не порченая до венчания. Некоторые сопротивлялись.

     Летели проклятия в спину таким новобрачным. Зато не нужно  непокорным девицам голышом перед нежеланным женихом (который часто был старше их) появляться. Непокорную дочь, - коя отличалась жестким характером, - выталкивали перед кандидатом голой на порог. После ТАКОГО она, опозоренная, шла под венец - в слезах. Считая при этом последующую сексуальную связь чудовищным деянием. Такую женщину даже замуж не брали потом, коли та становилась вдовой. А венчаться позволялось лишь четыре раза.

     Пожилому жениху было наверняка интересно поглядеть на молодое, красивое, обнаженное тело. Хотя идеалом на те годы считалась раскормленная девка. Молодых парней имелось навалом в Губернии. Те занимались своими обычными делами. Поглядывая на девок в воскресенье, потом их обсуждая. Природа делала свое дело. 

     Каждый раз, - в Масленицу, - Анастасия отправлялась на ярмарку. Та располагалась на главной площади. НИКОГДА не румянилась вызывающе, не чернила зубы. Являясь исключением из правил. Оделась просто: в лисьей шубе, платке, с косой навыпуск, в меховой шапке, сапожках алых,  подаренных отцом. Привлекая взгляды не только парней, но и мужчин в возрасте. Одна толстая коса да белое личико чего стоили! Несколько раз, - до встречи с Василием, - зазывали сватов. Недотрога всем отказала, несмотря на угрозы родителей. Никто бедняге не приглянулся. Когда ее пытались как–то раз выдать за одного замуж, - устроила такой скандал, что родители не на шутку перепугались, решили плюнуть на все, на всех. Тут одна дорога, - в монастырь, - такой непокорной и упрямой дочери. 

     - Умрешь старой девой, позоришь нас! – Говорила мать, давая звонкую пощечину.

     - Да и ПУСТЬ! Я ЖИВАЯ, А НЕ ВЕЩЬ! Я ХОЧУ УЗНАТЬ, ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ! А НЕ ИДТИ ПОД ВЕНЕЦ ПО ВАШЕЙ ВОЛЕ!

     - ВЫТОЛКНУ тебя за порог голой, - и выйдешь замуж, непокорная!

     - Я тогда обрежу свою косу и выйду за того, кого выберу!

     - Не позорь семью! Не смей делать так! – Говорил отец.

     - А зачем вы меня породили, раз не даете выбрать милого самой?!

     На том дело кончилось. Подружки смеялись над девушкой, называя ее бесноватой, парни обходили дом стороной. И когда по соседству поселился Василий, - его даже по этой причине назвали колдуном. Мол, приворожил он непокорную девку. Та присмирела и слушается матушку, батюшку, смотрит с замиранием сердца на соседский двор. Нечисто здесь все! Пришел, девку увел, - а может быть, еще и обесчестил? Но нет, живота не видно.

     Днем, когда Настя отправилась на площадь торговать платками, то уже там заметила: за ее действиями упорно следит женщина в годах. Темноволосая, похожая внешне на цыганку, - но не совсем, на вид лет пятидесяти пяти, - незнакомка провожала девушку недобрым взглядом. Носила вдобавок кольцо на пальце, - явно не славянское, - в виде Змея, с алыми каменьями вместо глаз. На голове черный платок. Выглядела так, словно у нее все умерли, и несчастная никогда не снимает траур. Креста на ней нет. По крайней мере, еще не видели.

     Страшная дама подошла к прилавку Насти и принялась смотреть на товар. Красивые платки, шикарные! Тут и птицы вышиты, и храмы, цветы да яства! Даже скатерть нашлась! Черноволосая взглянула на девственницу с подозрением и улыбкой, при этом глаза недобро сверкнули. Анастасия поглядела на бабу недоверчиво, испуганно. А сама уставилась на грубые, натруженные руки. Странная покупательница. Кожа ее несколько темнее, чем у славян. Ведьма? Зачем пришла?
 
     Перстень... Странный перстень. Ей захотелось такой же.

     - Матушка, добрая матушка, чего изволите? Я платки шью-вышиваю, купите! Сегодня Масленица, а потом блины вкусите с медом, грибами, икрой! - Девушка пыталась разрядить обстановку, видя, как баба гладит ладонью скатерть с цветами и яблоками. Видимо, понравилось. Вновь взглянула на дочь Ивана с улыбкой. Накрашенные губы улыбались. Глаза - причем мудрые и карие, - смотрели на девку насмешливо. Вот из-под платка выбились толстые пряди черных волос. Таких у славян не встречается. Анастасия подумала: а не заезжая ли та? Может быть, иноземка? Точно... Или ведьма все же? Наверное, последнее.

     - На сердце твоем печаль, девица, любовь там поселилась, птичкой порхает и не ведает, - скоро клетка-то захлопнется. Думаешь, я ничего не понимаю, не знаю? Красивые ты платки вышиваешь, доченька! Я беру этот. - И покупательница отсыпала девке горсть серебра. Настя аж ахнула от такого количества денег.

     - Вот еще у меня платки! Есть с храмами, красивые! Несколько штук! Так красиво будет смотреться на столе! Купите, пожалуйста, матушка! - Невеста Энрике улыбалась. Никто не знал, как ее в тот момент колотило. Очи незнакомки жгли ее взглядом, словно угли.

     Усмехнулась женщина в черном, принявшись гладить свою покупку, еще ее не свернув. Поглядела на дочь Ивана как на дуру:

     - Ты думаешь, будто изображение мертвого храма лучше живой Природы? Природа - это жизнь. Я купила вышивку с ней. Она украсит мой дом на окраине. - Такие слова совершенно обезоружили несчастную. - Я слишком долго живу на свете, на бабские бредни любых возрастов никогда не ведусь. А церкви, - совсем не то, о чем думаешь. Я не желаю знать твою религию. Поскольку мудра, в отличие от младых бабенок. Испугалась? Сходила бы в лес да любилась с милым. Чего мешает? Никто ничего не увидит. - Женщина с усмешкой поглядела на девушку. Да чего ей еще надо?! Потом свернула покупку и положила в мешок. Даже стало жаль работу, - ночами и днями вышивала, плача о Василии, - а тут такое! Как будто невесть какая женщина прочла мысли. Странно!

     - Вы ничего не понимаете, матушка! Это русская вера! Мы веками так живем, Иисус умер за ваши грехи! Да гореть тебе в Аду за такие слова! Бог накажет!

     - Ух ты... уже на личности перешла, глупая! Ничего тебе неизвестно об этой вере. А мне, - да. Я видела, как горели ученые на кострах, как запрещали книги, как рубили головы скоморохам и артистам. Молись дальше, только никакие молитвы на меня не действуют! Красивая ты баба. Ох красавица! Но уважила меня, язычницу. Я верю в живых Богов, а не в мертвого, распятого еврея. Я не пью вина в храме и не ем там просфоры по утрам, не причащаюсь. А вот блины люблю! Многое вижу в этих больших глазах, девонька... Мне не на что обижаться. Многих таких подобных видала за свои годы. Продавай платки, их с удовольствием купят. Любит тебя молодец, красивый... заезжий. Об остальном потом поговорим. Я пойду дальше, куплю меда и пирогов.

     Несчастную как громом поразило. Дар речи пропал. Все сказала, как есть! Повернулась и ушла. Вот она, настоящая Масленица! Торгаши и купцы вовсю нахваливали свой товар. Казалось, здесь собрались все из жителей. Обычно в такие мероприятия не оставалось почти никого в избах да домах. Нету лишь барина. Уж он-то точно не упустит момент на девку полюбоваться! Но нет, его как ветром сдуло. Занемог что ли?

     Действительно, платки быстро разобрали, нахваливая. Деньги звенели в  котомке. Пора идти домой. Но опять неподалеку - та в черном, язычница поганая. Почему ее никто не гонит отсюда? Избушек в лесу никто не видел никогда. Странно. Надо быстро уйти отсюда, несмотря на праздник. Женщина спокойно посмотрела ей в спину, пошла следом. Настя тщетно пыталась скрыться в толпе, но не выходило. Заплакала, бедная, стала молить Бога, чтобы страшная незнакомка отвязалась.

     В конце концов, та догнала ее, совершенно спокойно задела за плечо рукой, затронув неприятную тему.

     - Отойди от меня, ведьма! – Анастасия резко развернулась, перекрестила незнакомку. Та лишь улыбнулась, - поглядев на нее, как на дуру. Но глаза у нее умные, зла в них не было. Наоборот, сплошное сочувствие. Хмыкнула, пригладила сбившиеся темные волосы, сняла платок. Только тогда Настя заметила: в ушах висели крупные серьги. Приглядевшись, поняла, - на них  грифоны, сфинксы. Явно дохристианской эпохи. Височные серьги, - медные, тяжелые, такие красивые! На груди, - монисто выбивается из-за распахнутой черной шубы.

     Да откуда она вообще взялась?! ЕДИНСТВЕННАЯ из женщин в селении, которая по воскресеньям не ходила на службу, - игнорируя все в христианстве,   жила где–то на окраине. Часто незнакомка ходила в лес, собирала травы. По слухам, - в том же лесу, втайне от всех, - на капище приходили язычники. Слухи оставались слухами: никто туда из православных не ходил. Точнее, - не добрался, - но, по сути, не преследовал народ иноверцев, - им было все равно, пока...

     Люди в губернии часто шептались, будто язычники на непонятном  капище хулу гонят на все подряд. Но такого те не делали. Спокойненько–тихонечко родноверы вели свою жизнь, православный народ – свою, никогда не пересекаясь. Проблема состояла в другом: невозможно вычислить, кто тут исповедует двоеверие. Никто не знал. Так дело и осталось. Из разряда – ОДНА БАБА СКАЗАЛА.

     Такое словесное помешательство, - проще говоря  треп, словесный понос, - считался ГРЕХОМ. Мало кто в селе из девок говорил по делу и мало.

     Итак, Анастасия перекрестила женщину, а та улыбалась. При этом глаза смотрели так, словно ее язычница знала много лет. Незнакомка наклонилась, уронив что–то, сказала строго:

     - Почему ты решила, будто я ведьма? У тебя, девонька, платки сползают при быстрой ходьбе. Я смотрю, чтоб не уронила. Сейчас платок упал в грязь… Снег–то тает, под ноги даже не смотришь, во как испугалась… Простоволосишься, хотя по нраву все равно. - И  подняла красивый, вышивной платок несчастной, который наполовину окунулся в черную жижу. Молодухе стало очень стыдно, и она поклонилась.

     - Прости меня, дуру… - тихо сказала дочь Ивана. – Не хотела я обидеть тебя, матушка. Но вид нехри…

     - Молода еще, глупа во многом, потому как не видела жизни. Слишком  пугаешься неизведанного. Погляди лучше на мои серьги, - неизведанные, привезены они издалека давно. А слово "ведьма" обозначает вовсе не то, о чем люди привыкли думать. ВЕДАЮЩАЯ МАТЬ это, а не колдунья. Рассказать? Хорошо. Женщина, которая все умеет по дому, родившая детей и умудренная годами. Поняла? А какой вид у меня, – мое дело.

     Возлюбленная Энрике действительно засмотрелась на необычные украшения, коих не видела ни у кого. Ей захотелось такие же себе. Девушка невольно дотронулась пальцами до сережек. Снова загляделась на колечко.

     - А откуда они? Расскажи! – Любопытство окончательно взяло верх. – Я тоже хочу такие!

     Прежде чем ответить, женщина сняла кольцо с пальца. Змея тут же, - как показалось, - ожила, принялась ползать по ладони. Девка с ужасом глядела на зрелище, ей показалось, - все, сходит с ума. Мимо шел мальчишка с блинами,  Настя на автомате дала ему пятак, он – кушание, и бежать. Крепостная  принялась уплетать лакомство.

     - Ты не бойся, змея ведь ненастоящая! Сейчас самое время гадать на суженого. Знаешь об этом?

     - У меня…

     Но незнакомка не дала ей договорить.

     - Чего у тебя там, Анастасия Ивановна? Мое имя Марфа, люди всякое про меня слыхали. Чаще всего неправду. Височные серьги достались от бабки, ее  люди боялись, а она собирала травы лечебные. Да, кстати… Хочешь, погадаю, да не ошибусь?

     - Но я… у меня нет денег. Вы мне заплатили, я должна...

     Женщина вначале огляделась. Анастасии стало интересно, как сложится  ее жизнь дальше.

     - А зачем деньги? Так скажу, едва взглянув. Любила купаться, - в чем мать родила, - в озере у скал.

     От такого начала несчастной стало страшно. Но что–то не давало уйти от нее: ноги как к земле приросли. Лик стала заливать мертвенная бледность.  Хотя вокруг народ веселился, неподалеку от белоснежного храма за базаром водили медвежонка на цепи, под  улюлюканье мужиков петушки дрались, на фоне всего этого шел небольшой снежок. Кто–то на прилавках у ворот торговал медом, теми же блинами,  украшениями с криками: «Налетай, покупай»!  Разрумяненные дети бегали с горок, пели и плясали, собирались все сжигать чучело Масленицы. И тут такое – появилась какая–то там Марфа, - нашла себе жертву, гадает. На беду, на счастье ли.

     - Хорошо, выслушаю тебя… Только скажи не при честном народе, что я нагой купалась!

     Они тут же отошли в сторону. Настя искала взглядом в толпе возлюбленного: с утра его вообще дома не было. Увидела несколько похожих, но не Василия.

     Когда народа почти не осталось рядом, баба поглядела девице в глаза и принялась читать ее, как Чтец-ясновидец.

     - Твой батюшка не так давно прижил рядом некого Василия. Слишком непростого для остальных крестьян. Уже многие шепчутся о нем: такой плохой и странный, в храм мало ходит. Так вот, храм ни при чем, просто  этот Вася–Василек много знает. Не желает туда ходить. Неужто не видишь, НАСКОЛЬКО приблудный отличается от остальных пареньков?! Его взгляд… СЛИШКОМ ВЗРОСЛЫЙ ДЛЯ ЕГО ВОЗРАСТА ДЕВЯТНАДЦАТИ ЛЕТ! ЕМУ НЕ…

     - А про моего милого не надобно хулу гнать, осуждать! – Настя снова начала нервничать, почувствовав недоброе. Но Марфа, похоже, вовсе не желала зла ни Энрике, ни его возлюбленной. – Зачем он Вам нужен?

     - Затем, что ты о нем абсолютно НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ… - Вкрадчиво ответила женщина, наблюдая за реакцией. – А я знаю. Масленица, конечно, благодатный праздник, но звезды молчат над золотоволосым. Могу только сказать: завис между Землей и Небом. Его, - по сути говоря, - не должно быть уже давно в этом Мире. Ему много лет, это вовсе не мальчик. Он не скажет никогда вам ничего настоящего о себе. Приходилось с новеньким общаться. Не имею права раскрывать знания о нем. Да, этот человек убивает тех, кто покушается на его жизнь. Порвет любого, кто полезет к любимой. Есть в нем правда, которую никогда не поймешь в силу своего развития. Не пугайся, но  советую держаться от него подальше, - если, конечно, жизнь дорога. А иначе  потеряешь себя, матушку с батюшкой… и его.  А то, что мужчина потерял память… знаешь, вам решать: верить, или нет. Родителей помнит, но никогда не скажет, кем те были.

     - Из скандинавов… Вася рассказывал. Не любит такое вспоминать. Он приехал в дорогой шубе, шапке, с перстнем, который сейчас носит. Откуда взял все? Украл?!

     - Да, его родители европейцы. Но как их звали, как они погибли, – не поймешь никогда! Бог не даст  это узнать самостоятельно вашей семье, ни при каких обстоятельствах. Ответа НЕ БУДЕТ. Его душа зависла между Землей и Небом. Он не стареет, и не состарится, - даже когда тебе исполнится лет восемьдесят! Каково будет,  Настя? Видеть свою старость в зеркале, расчесывая седые волосы, а любимого, - вечно молодым? Потому я и говорю: как следует подумай…

     - Это Вы о чем, Марфа?! Нам теперь выгнать его вон?! Я не могу без него жить! Люблю его, как жениха желанного!

     - Люб он тебе, итак вижу. Еще подумай, девонька, почему именно тебя такой человек выбрал. Почему показалось, будто мое кольцо так прям и ожило.

     - А я не знаю… я увидела: змея ожила! – Пролепетала девушка. Ей снова стало любопытно. Слова собеседницы загнали в окончательный ступор. И в капкан. Откуда невозможно выбраться самой. Развитие мозга не то. 

     - Подумай об этом, милая… Василий живет в совершенно другом Мире, -  не в таком, какой ты привыкла видеть. Если слепо будешь считаться с предложенным родителями, - потеряешь и жизнь, и его. Тогда не сможет  Вася тебя вытащить из водоворота, - а лишь один Господь. Коль любит Василий Анастасию, - жизнь вновь сведет вас. Все от девушки зависит.  Сейчас Настя – простая девка, потом ее не станет, будет другая женщина… Гроб за лесом колотят. Любишь этого мужчину, по глазам видно. Он за милую жизнь положит. О грядущем ныне молчат Звезды, как и о нем. Скажу то, чего показали. Барыней станешь, и воином. 

     - А он барином?

     - Да. Будет им, но нескоро. Всесильным. Доброта там, где Василий появится, победит Зло. В другом селе найдет свое счастье, - за мостом, за морем. – Спокойно рекла ведунья, смотря за реакцией. Скоро начнется нервный срыв у дочери Ивана. 

     - Значит, буду барыней… Мы станем господами вместо барина нашего, который прелюбодействует с девками на сеновале, - вместе со своими гостями, - все на такое закрывают глаза. Вот красавицей буду… Воевать–то  мне зачем? Церковь не приветствует, чтобы девки ходили на войну и убивали мужиков. Должны лишь прясть да ткать, детей мужу рожать. Больше ничего. Мне топором махать надо будет, или пожары тушить?

     - Не могу сказать, девонька. Если родители начнут сватать, то Василия потеряешь. Война скоро придет. Во Франции короля недавно обезглавили, вместо него сел на трон главнокомандующий Наполеон.  Берегись свадьбы, милая, или гибелью сие обернется! НЕ БЫТЬ с Василием сейчас, ибо имя ненастоящее! Всего лишь заезжий молодец, притворяющийся славянином. По власам вижу: НЕ СЛАВЯНИН!

     - Я не отдам его НИКОМУ! – У девки не выдержали нервы...

     - Никто его и не заберет. Ему плевать на здешних девок, женщин, для него идеал, – ты. Хочешь с ним свадьбу? Что ж, она состоится, но потом. Еще Васька передаст любимой подарочек.

     Потом двое шли по площади. Женщину люди, - все как один, - обходили стороной. Где же Василий? Энрике на тот момент оказался рядом, - совсем недалеко, - видел свою любимую.

     - Сука... Ну и сука ты, Изольда! Марфой, получается, назвалась. Зачем же полезла к моей милой?! Рассказываешь, кто я! Сдала меня, тварь! Ничего, мы еще встретимся! Дрянь Темная!

     Сложно представить, КАК он рассвирепел. Надев на себя невидимую личину (чего категорически НЕЛЬЗЯ в данный момент делать), Архимаг стал подбираться ближе. Увидел, насколько бледна любимая. От такого зрелища захотелось выпить.
     Откуда же он ее знает?! Знает, и очень давно. Пути в жизни свели этих двоих в России: кельта и Темную. Как–то раз, летом, - задолго до этого случая, - Гвелд вышел на дорогу в поле покосить траву. На пути ему попалась странная женщина, идущая с другими крестьянками на работы.

     Незнакомка разительно отличалась от других. Если те веселы да поют, -  то глаза ее уперты в землю, руки опущены, одеяния темные. В ушах, -  тяжелые, медные серьги. Очень похожие на скифские. По ним Энрике Архимаг опознал Марфу, - а по-итальянски Изольду, которую боялся весь народ. Имя она также взяла не случайно. Как бронь от русского менталитета того времени. Так и встретились те двое, на дороге. Васька да Марфуша. Враги и друзья одновременно. Темная подруга, обещавшая помогать в беде. Ладно там мужики-Темные в Инквизиции: оборотни, вампиры, маги, но женщин среди них не существовало в друзьях.

     В народе ту считали ведьмой. Так оно и оказалось по сути. Темная Ведьма, кою красавец знал еще совсем девочкой! А потом девочка выросла,  превратилась в красавицу, и... пропала до поры до времени, ровно на четыреста лет. Теперь личину старухи надела, чтобы не погибнуть. Чтобы попы глотку не порвали. Но слухи о ее проделках ходили всегда, да Изольда умело, очень умело скрывалась. Хотел ей за дела Энрике на правах Инквизитора глотку разорвать, - да не посмел. Во-первых, долг у нее. Во-вторых, - подруга. В-третьих, - его за нападение без повода, - на Темную даже, - могли  ранга лишить. Ну мало чего итальянка вытворяет: привораживает, отвораживает, убивает магией… не ЕГО дело

     Как эти все люди, - которые по сравнению с его способностями никто и ничто. Вот Темная подняла глаза... и встала, как вкопанная.

     Она его УЗНАЛА. Сразу. Решила: Гвелд пришел за ней, чтобы судить. Никак не ожидала ЕГО ЗДЕСЬ УВИДЕТЬ. НИКАК. При всем воображении. Даже Темном. 

     - ЭНРИКЕ–ГВЕЛД КЕЛЬТСКИЙ… ТЫ ЛИ ЭТО?! – Марфа глазам не поверила. Послала Зов в качестве проверки. Бессмертный словил его, тут же ответил:

      «Я не желаю тебе зла, Темная девочка. Я Инквизитор, здесь живу с недавних пор. Да. Сам пришел. Вспомни, как во Флоренции красавицу  заживо хотели сжечь на костре, - за какой–то пустяк, - человеческие Инквизиторы из кардиналов. Я не дал им права так сделать, вступился. Вспомни паренька с огненными волосами, голубыми глазами, Звездой Давида на плаще, католика с пистолетом. Как вынес невредимой с потушенного костра... Дальше, - зверская бойня на Площади. Девушка  обещала меня найти и отблагодарить. Вот он я. Вспомни этого паренька, -   такого молчаливого, странного. Это был я, спасающий от Чумы целые города. Рубящий Экскалибуром–Вторым Темных Тварей. Ты на самом деле мне показалась слишком простой, молодая итальянка. Когда огонь охватил  тело, то Светлый Архимаг Энрике поднял руку. Все погасло. Народ рухнул на колени перед погостом. Люди сочли такое Божьим Знамением. Дальше я отвел тебя, Марфа, к нам в Штаб. Отпустил на все четыре стороны, успокоив. Ушел в Китай, устав от бесчинств Темных да костров бесчисленных. КАК же  моя коллега попала сюда, в Российскую Империю? Бежала, или снова  прижали, как тогда? Не бойся меня: не трону. Пойми, - не делай тут никому зла. Иначе если стукнут, - мне придется лишить Силы».

     Марфа поглядела на Архимага, прижала ладони к сердцу. Потом кельт   подошел к ней. Люди уже успели уйти далеко вперед.

     - Архимаг Энрике, Великий… Надо же! Тебе–то ЧЕГО понадобилось в Российской Империи?! Где постоянная муштра солдат, крепостное право, где блудом зарабатывают больше, чем чиновник? Ведь служил в Венеции да Старой Европе Инквизитором, выше всех мастей. Золотоволосового людская Инквизиция боялась, вся Европа тоже. В буквальном смысле от дерьма в лесу прятался! Неужели она НАСТОЛЬКО прогнила, раз Высшие сбежали?! Мое дело правое, – спокойно вершить свои дела, не попадаться на глаза  Инстанции. И вот–на… Еще придет тот день, когда НИКТО здесь тебе не поможет, - в горе. Тогда Светлый из рода кельтов придет ко мне, - на коленях, будет молить о помощи. Умолишь о милости меня, Темную Ведьму по человеческим названиям. Я помогу, - в уплату за спасение. Хотя сам знаешь: НЕЛЬЗЯ просто так к Марфе ходить. Иначе Силы не станут давать точные видения. Ах, Европа, до чего же ты докатилась! Архимага выгнали сюда! - И поклонилась покорно.

     Энрике ответил поклоном. Искоса спокойно глянул на знакомую, как бы изучая досье. Вдоль дороги, как ни в чем ни бывало, росла спелая пшеница, шелестя колосками, будто шептала: «Вы такие разные, но не ссорьтесь, пожалуйста! Не опалите огненным смерчем поле, – грех это. Мы также хотим жить, иначе хлеба в этом году не испекут. Настанет голод. Будьте тихими, как мы. Мир вам на этой дороге».

     Гвелд спокойно погладил колоски, закусил травинку. Кхыкнул, изучая  дальше досье Марфы-Изольды. Сила затихла у обоих. Ведьма все равно испугана. Но женщина ошибалась.

     «Невдомек тебе, Гвелд–Инквизитор, - что своими тайными любовными делами до венчания намешаешь в Судьбу Насти ТАКОЙ коктейль, который даже века переживет! Да, девчонка по Судьбе, но не»… - думала она.

     «Неважно, ЧТО я делаю, когда Настя оказывается в моей постели ДО ВЕНЧАНИЯ! НЕ ТВОЕ ДЕЛО, ТЕМНАЯ! СВЕЧКИ МАГИЧЕСКИЕ ЧЕРНЫЕ НЕ НУЖНО СТАВИТЬ ТУТ, ЧТОБЫ ПОТОМ ВПОСЛЕДСТВИИ ЗАГНАТЬ ВСЕ  В  АРХИВ! Я ЛЮБЛЮ ЭТУ ЖЕНЩИНУ,  ХОЧУ СТАТЬ  ЕЕ МУЖЕМ! Вообще не лезь в наши отношения! Да, по–христиански блудить грешно, но кто сказал, будто я плохой?! Я не христианин! Я возжелал ее, но пока детей не сделал. Захочу, – сбегу с милой, а захочу – обвенчаюсь. Волхва попрошу, не попов. Иди своей дорогой, Марфа, раз не о чем говорить. Только прошу – больше НИКОГДА не пытайся ПРОЧИТАТЬ мой архив»!

     - Ты меня поняла, - подруга с Европы… Да, я Архимаг Энрике, выгляжу  тут как простой парнишка. Лишь Маги могут прощупать меня, - узнав правду, кто я такой. Больше НИКТО. КАК вообще мы встретились здесь снова, на чужбине? Не понимаю. Просмотрел твои дела в нашей Губернии – парней для девок привораживаешь… Ну давай… везучая. Там все загадили, в Европе. Потом удивляются, - почему так везде плохо. Тут гораздо лучше. Я вернулся из Китая, там довольно интересно. Потерял любимую. Достаточно?  – Энрике поставил косу на дорогу, придерживая ее рукой. Выглядел он довольно необычно в таком образе.

     - Я тебя в русском кафтане еще не видела! Очень давно мы не виделись  после того, как любимый вывел меня с той казни. Любимый Архимаг... На этом мы расстались. Мне тогда показалось, в детстве, - этот молодой католический священник –  подмастерье. Но нет… А сейчас иду на базар, - купить грибов. Раньше блондина-скандинава  в Губернии видела, да он себя не выдал. Решила сначала, - ошиблась, это обычный человек похожий, если не смотреть на  волосы. Они ведь даже по цвету, внешнему виду отличаются от словенских. Главное отличие Инквизитора, – коготь, висящий на шее. ТОЛЬКО ЭНРИКЕ из всех Высших обладал им, эту вещь ни с чем не спутаешь! Когда был сломан пополам Экскалибур. Такое ушло в архивы Инквизиции Средневековья. Вот и подумала потом. Потом еще раз увидела, - сейчас. Я удивлена!

     - И толку с этого? – спокойно ответил ей Светлый. – Все равно мне на глаза попалась, - в своих тутошних делах. К счастью, я здесь не имею права распоряжаться жизнями других. Вдобавок, вынес на руках с костра, лично мной потушенного. 

     - Зато я МОГУ распорядиться, даже ТВОЕЙ.

     Глаза Гвелда наполнились яростью.

     - ЧТО СКАЗАЛА?! НЕ СМЕЙ лезть в мою жизнь против воли! ЗА ТАКОЕ Я ПЛЮНУ сама знаешь на какую ситуацию! Ясно, дорогая, коя скрылась в теле бабки, состарив свою оболочку лет на сорок? Парням показываешься восемнадцатилетней, как мне в свое время? А? - Он сощурил глаза,  вспоминая ВСЕ.

     - Мне уже давно ВСЕ ИЗВЕСТНО про Энрике, ведь есть карты Таро. Он почти очеловечился, и лишен Силы, - скованный Уставом. Мне - то колдовать при людях можно, а Светлому - НЕЛЬЗЯ.

     - Мое право, – править дальше Штабом Инквизиторов, или нет. Дайте мне все от европейского дерьма отдохнуть!

     Марфа вздохнула, улыбнувшись.

     - Отдыхай, наш красавчик кельт, кто же мешает? – И посмотрела странно.

     - Ты мне мешаешь расслабиться тут. Еще не хватало думать, будто Ведьма или Ворожея  подсматривает за кельтом из кустов, когда тот заходит в озеро обнаженным. Да, я красив, - мечта многих женщин, - но к ним ХОЛОДЕН, как снег на вершинах гор. НИ ОДНА баба посредством колдовства НЕСПОСОБНА подействовать на меня: заставить влюбиться, или привязать к себе. Такого рода магия сразу возвращалась, - всегда, именно таким, - страшной порчей со смертельным исходом, потерей возможности иметь семью, детей. Сделав такое, дуры всегда мучились, и будут МУЧИТЬСЯ ВСЮ ЖИЗНЬ: от собственной ГЛУПОСТИ. Я не мальчик, чтобы на меня вешались. Защитить свою избранницу смогу. ДАЖЕ ТЫ, Изольда, не сможешь приворожить! Я старше на тысячу с лишним лет, а то и больше. – Энрике улыбнулся, принялся смеяться. – Большинство дам ГЛУПОЕ, делать мне рядом с ними нечего. Я женился только на равных себе. Понимаешь? У нас с тобой ничего не вышло и не выйдет. Мы по обоим сторонам баррикад.
Темная Ведьма и Светлый Архимаг. Нас обоих казнят за такое.

     - Куда уж мне бывшего садиста из племени кельтов Секванов  привораживать? – засмеялась подруга.

     Гвелд сел на дорогу, пристально глянул на коллегу, и тут подумал о другом: а вдруг  та  действительно разбирается в быту славян гораздо лучше, чем он? Не горело у Василия выспрашивать, - будет у него свадьба с Настей,  или нет. Мысленно понимал: Марфа нарвалась. Знал: она очень давно желала разделить с ним ложе. Может быть, и сейчас жаждит. По обоюдному согласию. Отказался - четыреста лет назад. Не знал он, - гадала Настя у этой Темной, или нет.

     - Вот что я тебе скажу, мой спаситель. Знаю, – девок хлебом не корми, – дай погадать на суженого. Приходят, спрашивают всякое. Про тебя спрашивали дурочки, влюбились в скандинавскую красу. Я всегда им говорила: если сунетесь к Васе, – то через месяц умрете. Все ради тебя, любимый. Бабье дело – смотреть в будущее. Они бы умерли практически сразу, сделай я приворот, – волосы неестественно древнего цвета бросились в глаза на улице.

     - Понял, благодарю. В семьи зачем лезть тогда, рушить их против воли, если там все замечательно? – Спросил Энрике прямиком в лоб, надкусывая травинку.

     - А чего нам, Темным, еще делать? Раз баба просит, – надо дать. Дальше не мое дело, а их жизнь, - сломанная напрочь. Захотели - расплатились. Кого-то убили, кого-то сделали немощной в молодости. Кто-то от родов погиб. Всегда так, красавец. Другого исхода не бывает. Девки-то на Архимага Светлого глаз до сих пор кладут... - Подруга улыбнулась, и Энрике вспомнил, какой та была красавицей давно. Интересно, может ли она сейчас принять прежний облик, ежели попросить?

     - ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО РАЗРУШИТЬ МОЮ ЛЮБОВЬ ЗДЕСЬ, ЕСЛИ ХОТЬ ОДНА ДЕВКА ЕЩЕ РАЗ НА МЕНЯ ГЛАЗ ПОЛОЖИТ! СВОЕ ДЕЛО СДЕЛАЕШЬ, – УБЬЮ!

     - Как бы суженую не увел сам барин… - Улыбнулась Темная. – Он давно ищет себе жену, поскольку забил до смерти предыдущую. Только потому, что та ему в бане отказалась делать кое–что. Сам понимаешь, чего в сексе обожают мужчины. Испытывал такое... – Марфа улыбнулась. – Голой повел в конюшню после отказа, взял против воли, - до крови, так и умерла несчастная Евгения… От разрыва сердца да побоев. Недавно случилось. Изверг молодых девок из семей покупает на потеху гостям–мужчинам, там бедных по пьяни растлевают, по нескольку раз на дню. Потом некоторые даже грудью щенков собачьих кормят. Некоторые у псов… кхм, ну ты понял, любимый мой. Барин здесь таков: захотел, взял. Он любит красоту, мечтает о жене, - как прям Венера Милосская… Долго такую девицу ищет.

     - Это что, намек? Да я его сам размажу по стене! - Гвелд сжал кулаки. Просыпалась жажда крови. Захотелось пойти и убивать весь этот сброд.

     - Нет, мой Светоч, ты тут НИЧЕГО сам не сможешь сделать. НИ-ЧЕ-ГО… А вот без кое–чего наверняка останешься… Но привык уже к такому распорядку жизни, за много веков, - жить без возлюбленных. Такое состояние настолько входит в привычку, что становишься лишь машиной убийств, безэмоциональной куклой, чей гнев просыпается лишь в схватках с демонами или Темными, кои творят беспредел. Знакомо? Я давно так живу, - без мужчины. Да, да, с тех самых пор. И детей не рожала даже - не мое занятие.  Эх, мне так в свое время хотелось семью! Вспомни... - Тут вспышка ослепила Энрике, и перед ним предстала красавица-итальянка. Такая, какой Изольду помнил Светлый. Он невольно залюбовался Темной подругой. Простив ей все шалости с собой в свое время. Она стояла в прекрасном темном платье, пошитом из шелка, бархата, парчи, длинные волосы ниспадали почти до колен, и даже ниже. Слегка темноватая кожа, темные, большие глаза. И незамужняя, - не хотела с горя ни с кем связываться, хотя много знати и других мужчин предлагали семью. Но свободолюбивая Изольда отказала всем, разбивая несчастным сердца. Теперь она глядела умудренными глазами на возлюбленного. На врага. Инквизитора, который мог ее уничтожить за провинность против Светлых. Но есть алиби: спасение. - Твое имя давно забыто среди людей, народа также не осталось чистокровного: он перемешался давно с римлянами и остальными. Единственный ЖИВОЙ кельт Старой Европы, - тех времен, когда Боурика воевала на полях сражений, а затем покончила с собой. Пращуры сие видели. Рыжеволосую женщину.

     Гвелд–Василий смотрел на Темную, любуясь ее красой и мудростью. Вполне ясно, почему она изменила облик: достали ухажеры, кои после первой пинты пива или бутылки вина пытались зажать несчастную в углу, задирая юбку. Никто не поглядит на старуху, у коей даже седины нет. По сути, эти двое уже почти побратались, стали названными братом и сестрой, - но на словах. Пообещав помогать друг-другу. Но какой прок бы имелся с восемнадцатилетней девки, коя безответно запала на сильнейшего Архимага Энрике? Такие обычно как обещали, - так и забывали об этом. Вот она, типичная юношеская поганая черта: плевать на обещания. Только вот Изольда оказалась не такая. Она прекрасно знала: Инквизитор никогда ей не ответит взаимностью, ни при каких обстоятельствах. Он выше рангом. Девушка из противоположного лагеря для него, - как церковная мышь перед львом. Да еще и Ведьмочка юная. Куда такое годится?

     - Как же красива моя Темная подруга! Зачем же в таком случае менять личину? Жила бы да жила на свете. Я, кстати, запретил итальянку трогать. Несчастной девушке, коя лежала у меня на руках, итак досталось слишком много от людей, не хватало, чтобы и мы обидели. Но я - это я. Не все знают, какая у нас тайна. Да? Или нет? Выписал своим приказ - не трогать ни под каким видом. Но, дорогая, я тебя предупредил, - если узнаю, что ты на барина работаешь, - не пожалею! Сниму бронь, и все. Дальше Инквизиция только так башку открутит. Кто ее основал, - знаешь. Темная моя красавица... Был бы я Темным - может быть, сошлись бы. Но так - нет. Ты мне как дочь, сестра в конце концов. Появляешься мало на глаза.

     Изольда потупила взор. Ей стало безумно приятно. Заныло сердце. 

     - Ты бы мог, Светлый красавчик, позвать меня в годы одиночества. Повеселились бы в кабаках, в постели, тряхнули б стариной! Будто я не помню, как мы катались один раз, в лодке? Когда творился сущий ужас?

     Теперь Энрике покраснел, опустив голову. Уголки его губ поползли вверх. Да уж, такое не забывается! Улыбнулся, кашлянул в кулак. Прошло четыреста лет, а воспоминания о том вечере живы, как будто все случилось вчера. Хорошо, - хоть не забеременела! А то бы пришлось внебрачного сына или дочь скрывать от всех. Постарался он на славу, - уступил влюбленной девице. Вытерпел ВСЕ, - слезы катились по его худым щекам. Сильный и беспомощный одновременно, Архимаг отдался ласкам врагини. Не мог не признать, - мастерицы Темные Ведьмы в сексе: так отлюбят, - ох, не забывается! Не желал он, чтобы девушка плакала, а то бы убила себя. Ладно уж, тайком от всех один раз можно разделить ло... лодку с врагом. С Темной. Лишь бы успокоилась.

     Гвелда тогда мучила Совесть. Ему казалось, - он в тот вечер окунулся в выгребную яму, опозорив себя, свою честь, ранг, Инквизицию... Но отступать некуда. Светловолосый прекрасно помнил тело Темной, ее руки... Ее губы на своих губах. Один раз за вечность. Те связи - за три дня до иициации в Светлого - вообще не считаются: тогда кельт пока являлся человеком.

     Они проснулись утром, когда Солнце едва окрасило небосклон на горизонте. Голова Темной лежала на его груди, волны покачивали у причала ту лодочку. Никто кругом не ходил. Обнаженная, Изольда прижималась к милому, мурча от удовольствия. Снова Инквизитор смотрел в утреннее небо и по его лицу катились слезы. Нет, крылья у Ведьмы не выросли, - она еще слишком маленькая для таких трансформаций. Забрал невинность девчонки-врага... Весело, нечего сказать. По старым порядкам теперь обязан жениться.

     Да куда там! Жениться не получится: не тот случай. Он совсем не любил Изольду как женщину, а любил как милое дитя. Которое еще совсем подросток. В ее возрасте многие уже имеют детей и замужние. Рожали в то дикое время лет в двенадцать-тринадцать. Плевали матери на неокрепший, не созревший организм. Уже отженился Архимаг до тошноты, похоронив детей,  жен. Хотя тут - идеальный вариант: бессмертная супруга. Кою придется скрывать от всех всегда. Нет, неохота связывать себя узами брака тайком, без взаимной любви. А ежели бы связал, то приходилось бы у дружков-людей просить ключи от комнаты, где можно предаться ласкам на грязных простынях, - провонявших псиной, говном, кровью, блевотой... набрать блох на свою голову да вшей.

     Итальянка подошла поближе, и строго посмотрела в глаза милому другу-врагу:         

     - Если хочешь знать, - он уже ко мне приходил. Сказала, разложив карты свои: «Не ищи девку с телом Венеры – иначе род разом ВЫМРЕТ». Не послушал, выругался, да дверью хлопнул. Больше мы не виделись. Не поверил, видимо. Русская постылая душа, коя или ненавидит всех, или жалеет. В этом ее ИЗЪЯН, причем серъезный. За это я не люблю   простоватость народа. Говорю про Русь. Тут всегда так: пьем, жалеем,  молимся. Но никогда не делаем дела, плюем на чужие беды, просьбы. Это черта русского народа. Убраться бы из этой молельни, хотя бы в Финляндию.   

     - Сдается мне: придется с ним разобраться и самому поработать…  - Гвелд  нахмурил бровь.

     - Не влазь в человеческие дела здесь, в этой Губернии, Энрике! Тут народ слишком одичал, и как бы ты в этом примитивном мирке себя не захоронил.  Причем живьем. Ведь для неуправляемого люда чуть чего не так, - сожрут с говном и костями, - даже не разобравшись, кто на самом деле прав, кто виноват. Учти. Захочешь сжечь село, - поджигай, рада буду. Мне надоела эта вонючая пьянь. Порой приходится просить ее дрова рубить во дворе, они медовуху или водку просят. Напьются, потом начинают спрашивать всякое. Жаль, - нельзя убивать сразу. Пошли ко мне жить, Архимаг! Мы разорвем всех в кочья, нас будут бояться! Никакая православная молитва не защитит от нашего колдовства. Ведь знаешь... 

     Светлый понял: Изольда хочет заполучить его, - хотя бы сочувствием, чтобы получилась мощная пара. Он дает ей защиту, никто никогда Темную не тронет и не отдаст под трибунал, вместе они начнут воевать с врагами. Вся местная алкашня никогда не подойдет даже близко к их дому. Но такой расклад и вовсе невозможен. Осудят, вдобавок сердце Энрике занято. Да, итальянка ревновала, ненавидя соперницу. Прекрасно зная свой перевес по сравнению с ней. Выжидая своего часа, - когда та состарится, умрет. Тогда можно попытать счастья. Вечная молодость, - цветущая, никакого слабоумия, болезней, - тысячелетия счастья, любви, радости. Темные не изменят, не обманут своих. Людей, - могут, но подобных, - никогда.

     - Представь, любовь моя, - союз Архимага и Ведьмы! Ты же всегда хотел этого! Чтобы не умирала  жена, чтобы обвенчали Высшие, - никому ничего не сказав. Я люблю тебя, Энри. Очень! Буду ждать веками того, кто спас меня от огромного костра. Женщина всегда дает в разы больше, если получает понимание. Дашь ей овощи, зерно, фрукты, виноград, - она приготовит вкусное вино, чудесные кушания. Дашь ей свою любовь, - она подарит тебе малыша. Дашь заботу, ласку, - окунешься в океан нежности, и влюбленная кошечка станет муркать, спрятав острые коготки в подушечки пальцев. Подумай. Привораживать милого не стану. Не хочу сгнить заживо или чтобы бумеранг прилетел. Рада была повидаться, Светлый брат. Еще раз благодарю за то чудесное спасение. Мне пора.

     - Прости меня, Изи. Но мое сердце занято. Я не могу возлечь с тобой на ложе. Вина испить согласен. Не гневайся на меня, Темная красавица. - Архимаг встал, подошел к темноволосой, поцеловал ее изящную руку, улыбнувшись. До него донесся аромат елового масла с кожи. - Не мать, но ведающая. Сестра моя по магии. Знай: я никого не кидаю, если люблю. Я люблю тебя, дорогая, - но как сестренку. Помни об этом. Брат сестре помогает всегда, все останется нашей тайной навеки. Никогда Инквизиция ничего не узнает о нашей связи в той лодке. За четыреста лет не померкла Темная краса. Так бы любовался всегда, вечно, будучи одиноким... Но  никогда бы не тащил подругу к Свету: каждому свое. Приду на помощь, если позовешь. Тут сам с народом справлюсь. Они здесь, - как муравьи перед человеком, который сапогом их раздавит. Иди с миром.

     Она вновь приняла облик старухи, опустив голову. Пока разговаривать больше не о чем, на этом их встреча закончилась. Каждый мирно двинулся своей дорогой.

     Но это, - НАЧАЛО всего.
 

     А теперь, - через шесть месяцев или семь, - в день той Масленицы Гвелд видел, как Марфа подошла к милой, принявшись ей что–то интересное рассказывать. Хотелось Архимагу оттащить чуть ли не за волосы Ведьму, да куда там… Негоже мужику лезть в бабские дела. Он после ругани полушепотом пошел мимо, - в трактир, чтобы морально успокоиться. Послушать чужие разговоры, подумать над снами. Что же они значат на самом деле? Даже ему неизвестно. Хотя… может подруга подскажет?

     Она НЕ СМОЖЕТ НЕ ЗАМЕТИТЬ своего. Скрываться начнет, чтобы не случилось скандала. Что Изольда и сделала.

     Плюнув на все и всех, Энрике отправился выпить, прихватив с собой "Отмщение" в кожаном чехле, - чтобы не привлекать к себе внимания одной лишь вещицей. Как жаль - магию нельзя применять! Фактически, Сила пока спала в кельте. Но если грянет гром... то ее применить нужно обязательно. Купил по пути у крепостного мальчишки несколько блинов.

     Светлого трясло, так как знал: Марфа правду говорит, - пусть нехорошую, - потом Анастасия отвернется от него в результате. Так мстят влюбленные безответно женщины и ревности. Травят другим жизнь, уничтожая. Недолгая выйдет любовь смертной девицы и бессмертного. Смерть разлучит их. Когда-нибудь. Лучше выпить штоф водки и расслабиться, пролить скупую мужскую слезу. Жениться или скрывать свои отношения от всех? Кои пока не перешли в физически близкие? До сего дойдет, когда закончится терпение.

     Василий на нервах да с размаху распахнул дверь, ввалившись в помещение. Грязные сапоги совсем не красили кельта, оставляя комки на полу с подошв, штаны забрызганы грязью с колес телег. День не задался как надо, еще Марфа появилась.

     Первый, кто бросился в глаза Гвелду, - человек богато одетый, поющий песни: бесстыдные, ужасные. От такого блатняка золотоволосый  покривился. В тех песнях говорилось, как он со смаком бил деревенских девок да имел бедняг на сеновале, - во всех позах. Рядом стоял кувшин с вином, куда постоянно доливали брагу. Говорить ему замечания бесполезно:  на полу валялись осколки предыдущего кувшина. Этому незнакомцу стали другие мужики подпевать, - тоже пьяные, требуя проституток. Ругали все да всех. Никому нет дела до мата и поминания половых органов в песнях. Видимо, здесь такое творилось постоянно. Только бы не разозлили, а то начнется бойня. Только бы не разозлили Архимага! 

     Энрике сел неподалеку. Ему подали трапезу. Тот, как обычно, не помолился, не перекрестил стол. Некоторые переглянулись подозрительно. Чудной гость пришел! Ангела не призвал!

     Подумал, смотря на все безобразие:

     «Хороша Россия, раз носит на себе таких сволочей. Видимо, вот он, - тот самый барин, о котором все судачат в народе. Он любит рисовать неподобающие картинки по своим песенкам. Обычный моральный урод, страдающий половым расстройством. Спермотоксикоз налицо: имеет своих дочерей двенадцати лет, никто с ним НИЧЕГО сделать не может. Теперь на зверства всем плевать. Полезешь к моей любимой свататься-жениться, – такой суке однозначно придет конец. Всему есть предел»!

     Василий купил штоф водки и принялся пить, закусывая блинами с трапезой нервно. Параллельно применяя магию, - плюя на Инквизицию,  списывая информацию с ублюдка. По ходу, у монстра прогрессировала шизофрения в тяжелой форме, усиливаясь с возлиянием спиртного. Ничего, свои ничего не засекут. Бронь работала, - разработанная самостоятельно, чтобы творить самосуд. Ведь слова заветные, - для вызова целого наряда, - не произнесены. Значит, все отлично. Можно пить дальше. Прошел час. Совершенно ТРЕЗВЫЙ Васька наблюдал за барским поведением.

     Тот, не переставая горланить, поймал за косу проходящую мимо сенную девку, резко развернул к себе и лапанул за грудь. Крепостная пронзительно завизжала от боли. На вид еще совсем юная. Другая бы с размаху пощечину залепила.

     - Хороша!  Вполне сгодится, чтобы прямо здесь ее оприходовать, под столом! Мне все можно! Мужики! Несите еще вина! Сейчас будем веселиться! Масленица идет! Блинов подать, больше! – Он качнулся на стуле, наматывая еще туже косу на руку. Девушка постоянно пыталась вырваться, но бесполезно.

     Барин оказался среднего, но крепкого телосложения. Видно – силы в нем  много, а рука тяжелая.

     - Нет, барин, совсем не та баба! – Сказал сидящий рядом подвыпивший крепостной, хлопнув его по плечу. Обычный пьяница, пропивший последние остатки совести, как и окружающие всю барскую компанию. – Песни про вас можно сложить получше…

     - Про красавицу! Нет, про красавиц… - Добавил второй, перед этим изрядно блеванув под стол.

     - И почему мои песни плохие?! – Барин взял его за грудки. Девка тут же убежала.

     - Можно сложить и получше: как вы оба на сеновале милуетесь, - а то не оба, а сразу с несколькими! Тебе, друже, нужно молодое тело. А баба, - как мы все знаем, - не хозяйка своей жизни. Недавно жену похоронил?

     Изверг отпустил его тут же, немного протрезвев. Кивнул.

     - Да. А ты действительно прав! Я приглядел ДРУГУЮ. Видел в Губернии красавицу. Дочь кузнеца Ивана, на окраине села живет. Уже узнал имя, - мальчишку послал с просьбой нож выковать охотничий. А баба возьми да поднеси ему крынку молока. Сын спросил имя, бабий ум выдал слово. Потом я пришел забирать кованое оружие, в окне увидел ту незнакомку. Лик -  как яичко красы пасхальной, фигура в сарафане, – вылитая Афродита. Еще в храме вижу ту девственницу. В молодости поехал в Петербург, видел там греческие скульптуры, теперь хочу такую жену! Поэтому покупаю лишь худых- больных девиц. Но все не то. Хоть парнишечек, девок родили, но те плохие по внешности. Косые, хромые, кривые, или немые сынки. Лишь на утехи годятся дочери, дальше - убить остается или на псарню. Сыновей, - на конюшню или овчарни чистить, прислуживать. Скольким бабенкам за тупую болтовню языков отрезал! Некоторых убил. Ненавижу тех, у кого рот не закрывается, да сплетниц. Такими их Бог, к сожалению, создает со времен сотворения Мира. Плохо сие. Адаму дали ум, а Еве - ничего. От нее и пошел род блудниц и пустозвонок. Увижу ванькину дочку еще раз, – не поленюсь, утащу к себе на сеновал. Если понравится, - женюсь. Я ценю красоту, мужики. В баньке опробуем… со всеми вместе.

     Услышав такое, Гвелд едва не слетел с места к ним, чтобы набить морду. Он понял, О КОМ идет речь. Каким–то ЧУДОМ сдержал себя. Выпив стакан водки залпом, Энрике пересел поближе. От волнения вместо блина закусил свои пальцы.

     - Эх, ГДЕ же мои умения колдовать в этом трактире?! – Прошептал он. – Я б тебя… но этого мало. Разбить морду выродку – значит, ничего не сделать.

     Тем временем, разговор трех пьяниц шел дальше.

     - Что за девка–красавица? Дай и нам ее попробовать. – Все трое выпили. Один повалился под стол, принялся там блевать.

     - Вылитая Афродита! Одна такая у нас. Вот ее и желаю в жены взять! Хочу! Она будет моей! Того, кто встанет у меня на пути, – убью! Яйца отрежу и собакам скормлю, - чтобы не лезли к ней через окно!

     Архимаг еще больше рассвирепел.

     - Читал я: жил в Англии король Генрих, - казнящий своих жен за одну провинность, - те  не могли родить сына. Ты уже пятерых девок отлюбил, а те утром взяли да померли. – Ответил второй его собутыльник. Оба сидели уже в «хорошем виде». Один вот-вот валился.

     Энрике еле сдерживал себя, чтобы не начать бойню. Вот бы Настя сюда не зашла ненароком! Ведь проходящая мимо девка просто так, - за стакан вина, - другая по счету после первой визжащей, - была осмотрена с ног до головы да отпущена, со словами:

     - Некрасивая, давай отсюда вон!

     - Я не отдам тебе мою возлюбленную, сволочь! – Шипел Светлый, представляя, как его "Отмщение" сносит голову тирану где–то в лесу, среди березок. – Уд с яйцами лично отрежу! Не постесняясь при этом спросить, у кого из нас он короче иль длиннее. Сдается мне, - ты в своих покоях, банях,  борделях НИЧЕГО не умеешь. Как облезлый пес, берешь жестко сзади - и в кровь, без ласк. Вот и умирают женщины, девочки. Если бы и умел, - не залюбил свою женку до смерти. – Стакан водки опустел и со стуком ударился о стол. Спиртное не брало.

     И тут, - как некстати, - мимо прошла полноватая женщина с подносом, поставила барский кувшин на него. Ласково мурлыкая и улыбаясь, спросила:

     - Барин наш, свет очей моих, не желаете еще вина выпить?

     Тот поднял свои пьяные глаза:

     - Вместо вина я бы предпочел тебя в бане, баба румяная, вениками отхлестать! – И захохотал, смачно ударив ее по заднему месту. – Погадала бы мне, как Судьба сложится! Я, дурень, ушел в прошлый раз с руганью. Хочу извиниться.

     Архимаг аж поперхнулся: Марфа! Неужто она на него и вправду работает?! Послал тут же Зов, а у той после сего пыл поугас. Поняла – если чего не так сделает, – все, в Штаб, на Суд. Она взяла барскую кружку,  хлебнула вина. Ей тут же стало не по себе: не то от вина, не то от Гвелда.

     - Да нет, батюшка барин! Не желаю в баньке париться… Некрасива! 

     - Не бывает некрасивых! Вот моя ладонь – гадай! Всю правду говори, сегодня Масленица!

     Изольда покосилась в сторону Архимага, взяла ладонь в руку, принявшись хмуриться. Псих принялся глазеть на ее пятого размера грудь да слушать, закусывая принесенными блинами с икрой.

     - Есть у нас в Губернии колдун… - начала Ведунья, – коли пойдешь против него, то потеряешь ВСЕ… Род барский вымрет тогда: гнев колдуна падет на владыку. Не переходи дорогу этому человеку. Никогда! Хоть  молод он, но ОЧЕНЬ силен. Никакая власть его не остановит. Ни полицейская, ни царская.

     - Как же я ему перейду путь? – Злодей даже немного протрезвел. – Он чаво, смерти пожелает, коли согрешу ненароком? Не водилось у нас отродясь таких. Ничего не случится, вот крест! - Зверь перекрестился, выпив еще кагора. 

     - Никак не получится этого человека убить. Не найдешь его, нигде. А вот он врага отыщет, с легкостью. За красавицей не ходи, – головы лишишься. Дети будут у нее, - только мира они не увидят. Судьба колдуна пойдет от девки той да господаря. Сам колдун станет хозяином Губернии. 

     - ЧТО?! Колдун, коего я даже в глаза не видел никогда, встанет на мое место?! – Злодей вскочил. Мгновенно протрезвев от шока, словно и не напивался.

     - Нет, нет! – Марфа резко одернула жестокого человека. – Будешь дальше жить так, как раньше, коней поить–кормить. Бойся тех двоих – красавицы с телом Афродиты, и колдуна.

    - То есть, эта красавица, кою я выбрал, - жена его? Жаль…

    - Нет, еще не жена… И не суждено ей Богом быть женой с кем–либо надолго. Грех на душу возьмет, помрет брюхатой. Утонет. С этого начнется бунт.

     После сего предсказания Изольда глянула на столы: не ушел ли любимый. Нет, - буравил Темную суровым взглядом. Видимо, уже прочел все сказанное. Она кивнула уверенно, и, сказав злодею, - через некоторое время вернется, - подошла к Архимагу. Тот спросил:

     - Чего там такое ему наговорила?! Отвечай!

     Видя такую бурную реакцию, подруга погрустнела, прошептав:

     - Зачем же так грубо вопрошаешь, Гвелд? Для тебя стараюсь, чтобы этот зверь ушел подальше. Давай сыграем в игру - для этих сук…

     - Я не шутки шутить пришел. Не видишь разве, КАК мне плохо?! – Сурово произнес кельт. – Пришел за народом понаблюдать. Что с моей любимой сделала?! На ней лица не было! Вы говорили на торговой площади,   она убежала сама не своя!

     Марфа поняла: шила в мешке утаить не получится. Грядет буря… Серьезная.

     - Ничего особенного. Серьги мои девушка возжелала, - никогда ранее таких не видела, просила продать, колечка змеиного испугалась. Решила сдуру: ожило оно. Немудрено, - сложная у девки жизнь предвидится. Скажу прямо, без утайки: не быть ей женой никому. Даже ее СМЕРТЬ моего милого  ТАК коснется, - соль сахаром покажется. Чтеца обмануть НЕВОЗМОЖНО! Вижу по лицам, рукам, картам Таро будущее, - у вас НИЧЕГО не выйдет. Так как на красотку положил глаз этот зверь. Скрываешь личину свою, потому не защитишь от беды. Барин да, - умрет бездетным, - если свяжется с твоей возлюбленной. Сказала ему - чтобы тебе дорогу не переходил, да не поведала, - кто маг страшный. Урод теперь озадачен. Может подумал, будто  я! Не дура, - тебя, что ли, ему показывать?

     - Про Настю не смей: за нее разорву любого! – Вновь прошипел Энрике. – Хоть я Архимаг и Инквизитор, хочу спокойно жить. Так УСТАЛ от всего этого, желаю спокойно побыть в сих краях, а не пресмыкаться перед этим кобелем.

     - Про кобелей отдельный разговор… тут кельт в корне не прав. Сам себя вспомни, Гвелд–Кельтский, ЧЕГО творил в далеком прошлом, по сравнению с Золотой Смертью тот человек, – никто. С амурными кошмарами среди кельтов? Он ноль. Скольких ты испортил да убил, и сколько он. Вот сравни теперь.

     Архимаг улыбнулся.

     - Последнего, кого да чего я лишился в Китае, – жены беременной! Которую убили у меня на глазах! Непереносимо плодить детей, хороня себя таким образом! Что, сама никогда не беременела?! Могилы навещала детские, и неважно, сколько им лет? Нет?

     - Представь, никогда! Не дала мне жизнь материнства!

     - Значит, есть причина. Могу помочь, если сама поможешь, - не физиологически. Коли мне совсем свет не мил станет. Лучше поясни, почему мне снятся странные сны, - словно живу в другой Вселенной, они меня ЗАМУЧИЛИ!

     После этих слов Темная поняла: Гвелд без ее советов в этой стране точно свихнется. Женщина понимала: мужчина устал от груза веков. Покачала головой, принесла пирогов да блинов, чтобы скрасить разговор. Энрике понял: беседа затянется. Для барина она пролетит как десять минут. Гвелд откинулся спиной с лавки на стену, опять взглянул Темной в глаза.

     - Мне чего наговоришь? Я не Чтец.

     Прежде чем ответить, итальянка достала колоду. Сидела, перебирая Таро: Страшные карты Грядущего. Они НИКОГДА не врали, а указывали путь на много лет вперед. Архимаг спросил сначала о снах. Подруга сидела, раскладывая колоду несколько раз. Старшие Арканы, младшие… но нет – расклад молчал. Такое Светлого значительно коробило, но он понимал: здесь перечить бесполезно.

     - Сны рассказывают о тех вещах, которые еще не свершились. Так могу объяснить их необычность. У людей такое же бывает, недавно перед Императором явился некий Авель–монах, расписавший по крупицам потомков династии Романовых. Дошел до двадцатого века, дальше – стена. Сны – предупреждение. То, чего пока делать категорически нельзя. Так все и будет: если кто–то поменяет Грядущее своими поступками. И та любовная ночь с миленькой… коя снится и видимо уже бывалая, – скрывай ее ото всех. Зла брату Светлому не желаю. Пока мы здесь, - мое дело предупредить. Все. Дальше делай как знаешь. Как сердце подскажет.

     Красавец спокойно слушал, допивая последнюю водку. Хмель совсем не ударял ему в голову. Слушал также о жизни в Губернии: сволота–барин лютовал и ранее, а его отец зарубил из ревности мать, и понеслось… С одной стороны, сделать извергом человека достаточно легко. С другой – можно  ПОПРОБОВАТЬ человека ПОНЯТЬ. Даже ревнивого, - его боль, душу. Также негативно Изольда отзывалась о девках, - раскрашенных, словно  матрешки. Рассказал подробнее ей Энрике о жизни в Китае. Поразилась Темная стойкости друга. Спросила: не смущает ли людей его меч, – тут же такого отродясь не видали. Архимаг сказал: смущает.

     - Люди здесь живут словно под занавесом. Вера одна, труд на помещиков, женщины бесправны. Их можно спокойно убивать, и даже детей. Такому помещичьему произволу нет границ. Крыса жену ищет.

     - Да неужели... - Энрике сощурил глаза, но коленки под столом затряслись.

     - А это я сейчас узнаю… - Темная раскинула карты. – И что бы я ни говорила, слушай меня внимательно. Пловчиха твоя недолго пробудет здесь: проживет короткую жизнь, очень впечатлительная, влюбчивая. Твой эталон женской красоты…

     Энрике кивнул, доедая последний пирог с капустой. 

     - Если я кого выбираю, то навсегда.

     - Знаешь, Инквизитор, - «навсегда» такого рода ограничивается смертью любимых, друзей из людей. А девочка влюбилась в нашего Гвелда, как кот в сметану! я же сказала… не будет венчальной свадьбы, - вашей, - этот человек не рожден, чтобы быть одним из нас. Меня насторожило другое: видит то, чего показывает магический Мир. Обречена красавица. Скоро, скоро  любовная тоска по ней начнет жрать душу, - червем, и поутихнет, поблекнет радость, все остальное. Готовься к худшему, Энрике. Резня случится  страшная, - на моего милого объявят охоту, по одной причине – на шее висит коготь Дракона. Для народа русского такие амулеты чуть ли не от Чернобога – если говорить по–нашему. Грех мол. Плюс внешность: старинная, прекрасная, такая подозрительная. Знал бы, - сколько народа тебя ненавидят… от собственного невежества.

     Теперь разговор пошел в еще более дремучее русло.

     - Не обязан я ни перед кем отчитываться! В том числе перед теми, кто иноверец! Мне вообще на их веру наплевать, и дальше путь думают разное. Применю магию и заткну сумасшедших фанатиков! Еще на колени передо мной рухнут!

     - А это ты им сам объясни… Докажи: не с Ада пришел, для них ведь все новое - от бесов. Интересно, как же выглядят эти самые бесы. - Изольда улыбнулась. - Природа, коя порой показывает духов, магов, сущности и явления, до которых ум не дорос у большинства селян? Многих так и называют - заплечными сынками, у коих даже логика отсутствует! Которые всю жизнь живут с матерью да отцом, при этом не в состоянии даже воды принести утром с колодца! Отсюда идут все проблемы. Мне карты сказали как-то раз: в Будущем таких появится очень много, матери детей начнут воспитывать как барышень. И государство рухнет именно из-за баб. Бабьи ямы возникнут. Рухнет патриархат, воцарится матриархат в стране. 

     - Я им не могу растолковать НИЧЕГО! Крест снял с шеи и Ивану отдал - мне не нужно чужое. Раз сказал, два сказал, - все равно не понимают, делая из сказанных слов совсем другие выводы. Люди те ограничены в мышлении да запуганы. Расскажи им про Марс, - начнут осенять крестом, покажешь химию, - все, колдун, сатанист или невесть кто. Унижаться не хочу, но мне такое одичание ОЧЕНЬ надоело! Никогда люд не догадается: мой трофей, - не Зло. А победа над Злом! Многое вытерпел, но терпение кончается. Применю магию, если не заткнутся дремучие смертные, Изи!

     - Тогда расскажи им о том, как викинги захватывали Ладогу в девятом веке, сожгли порт Рерик и повесили отца Рюрика – Годолюба… Может, тогда дойдет.

     - А они разве знают, кто такие викинги? Тут уровень развития отстал на триста лет! Люд решит: я с ума сошел. Ежели крепостные ТАК реагируют на отсутствие креста, коготь... то все. Ну не могу же им сказать, будто коготь Архангела или не знаю кого! Я насмотрелся на зашуганных людей, крестовые походы, гон еретиков, сжигания ведьм до рвоты. Хватит уже! Ничего до них никогда не дойдет: СОВСЕМ другой менталитет! Я сие понял уже: другая культура, страна… не Китай.

     - Это–то и так понятно. Да, не Китай. Осуди поведение, их дикость,– сразу вон от всех, или разорвут. Сама сижу тихонечко, чтобы никакие там фанатики не добрались. А их тут слишком много. Сам видал сумасшедших, кои на грозу перекрещиваются. Или на простые облака, кои принимают формы птиц, зверей, людей, цветов. Для них такое все: бесы пришли к дому! Видала, сама устала от таких недорослей. Бегают в храм по воскресеньям, каются в грехах, которых нет вовсе. Да, нас не поразит молния и не пойдет из тела дым в храме. Ненормальные только и ждут, когда мы сдохнем под крестным Знамением. Читают Библию, боятся даже рта открыть, коли приходят в голову умные мысли. Страшно: ведь батюшка тогда либо закопает по шею, либо камнями забьют. Если ты не веришь в их Христа... - Итальянка закатила глаза, опустила голову. - То все: лучше беги. Не говоря о следующем - детей ВСЕХ в этой стране обязательно крестят после рождения,  носят на ВСЕ причастия, службы, праздники, - чтобы Ангел хранил от Зла и остального. Скажи мне, Архимаг наш: тебе ЛИЧНО нужны такие проблемы в будущем? Ведь Настя по сути ТАКАЯ ЖЕ дикарка, как они. Она выросла здесь, не видела ничего иного, - даже крупных городов! Хочешь ее обучить? НЕ ПОЛУЧИТСЯ. Девушка до самой смерти останется такой дремучей, какой бы умной по сравнению с другими не казалась! Пойми же! Услышь меня! Невозможно дремучесть выбить из головы люда! Представь: вы женитесь, - допустим, снимаешь коготь, прячешь меч, - все успокаиваются, благославляют на брак. Дальше, - жена беременеет, молится, - несмотря на то, что муж язычник, - БОИТСЯ наказания Бога. Соблюдает посты, вредя себе и своей голове, после роды в бане, - а дальше?

     - Дальше несет наше дитя в храм, против моей воли крестит, - лишь бы не убили ее и ребенка... - Энрике опустил голову, промолчал. Действительно, невеселая жизнь здесь намечается. Стало горько, обидно. - Я восстану, не потерплю такого надругательства! Сожгу здесь все, коли крест на сына наденут! В тот же день! Камня на камне не оставлю! Может, поумнеют тогда?!

     - Милый мой кельт... оно ТЕБЕ НАДО, - брать на себя ТАКИЕ проблемы? - Марфа поглядела на друга с улыбкой, хитростью в глазах. - Ребенку с самого рождения начнут пичкать голову всей этой фигней! От которой потом НЕ ИЗБАВИШЬСЯ! Раз. Два - ему подберут крестных родителей, сие тут  ОБЯЗАТЕЛЬНО! Это православие. Любой вяк со стороны золотоволосового начнет пресекаться. Мать начнет выть, теща поест поедом. Скажи мне, - зачем себя обрекать на ТАКУЮ жизнь?! Тебе, язычнику, который почитает Одина! Придется тогда ВСЕХ поубивать или бежать, лишь бы отстали! Девушку не переделать, у нее уже все в голове заложено. Крещеная. Молитвы. Посты. Дальше продолжать? Крестик с нее снимешь? Уговоришь такое сделать добровольно, чтобы девица больше не прикасалась к нему? Три, - она сразу сбежит из такой семьи! У красавицы крестные родители есть. Те пойдут милого моего убивать - после такого. Проклянут, назвав оскверненной, отлучат от семьи. Вы станете изгоями! Пойми: дочь Ивана, - НЕ МЫ! Недаром снятся сны: время придет. Наше время, когда вся эта религия исчезнет надолго. Тогда можно обойтись без всех религиозных формальностей. Энрике, милый, ты истреплешь себе ВСЕ нервы! Четыре, - в  конце концов, у женушки треснет психика, включится инстинкт материнства, - и закончится счастье, как будто его и не было никогда! Станешь ненужным, пустым местом. Проклянув все да всех, уйдя в разбой. Который покажется блаженством. Скажи - ЗАЧЕМ такая супруга? Которой ничего не докажешь? Пусти ее прочь, забудь. Не мучайся. Пусть живет как хочет. Сам убедишься: никому мы тут не нужны да ничем не обязаны. Глаза раскрой!

     Энрике сидел, не отвечая ничего поначалу. Он включил логику. А ведь правда. Никогда милая не поймет его так, как Гвелд желает. Начнется вся религиозная мишура. Как же так? А если пытаться очень аккуратно нажимать на девушку? Показать ей другой мир? Она забудет свои уставы? Сидел так кельт долго, как громом пораженный. Но все равно отступать от своего не желал, видя лишь ОДИН выход: бегство отсюда. Конечно, можно и подругу прихватить. Жить в лесах. Найти общину своих, да скрыться там. Тогда никакая церковь не достанет! А если достанет, - то начнет нехило гореть, потечет золото на пол, - и никакие молитвы не потушат пожар магический. Придется такое устроить... Но когда? Крещение ребенка, - ОЧЕНЬ веский повод для погрома. Нет, не будет никаких детей, крещения. В конце концов, - если такое начнется, - дитя можно спрятать. Или растить одному. Воспитать в скандинавских традициях, кельтских, - точно также, как растил Гвелда отец. Уехать в ту же Европу, в Инквизицию, - которую сам же основал, - и слепить из сына мощного мага. Если тот, конечно, родится им. А нет, - тогда придется похоронить. Жаль. Очень жаль.
 
     - По твоим словам, этого барина прикрывают? Жену ищет значит? Не найдет. Я слышал обрывки разговора. На мою милую положил глаз. Я не знаю, как мне быть теперь. Я не хочу детей здесь, в этом государстве. Теперь не желаю...

     - Любовь моя... - Изольда погладила мужчину по тяжелым локонам, упавшим на стол, - выбери меня. Мы никогда не умрем. Никакого крещения, венчания. Хоть я Темная, но не такая дрянь, как некоторые. Мы уйдем отсюда. Жить с осознанием, - все близкие да любимые умрут, - да врагу такое не пожелаешь! Родим детей... Забудь ту девицу. Она обречена. Еще труп в церкви отпоют. Да к гробу не подпустят. Не жди беды. Живи как обычно, - как соседушка, не обращая внимания на то семейство. Да, на твоих глазах ее начнут сватать, выдавать замуж. Больно, обидно, страшно, горько. Она всего лишь человек. Со странными способностями. Твое время придет, Гвелд. Приходи сегодня ко мне ночевать. Я утешу, понесу сына. От моей любви к прекраснейшему чародею... Отпусти боль. Доверься мне.

     Архимаг сжал губы, слеза упала на стол с его ресниц. Наконец, несчастный закрыл лицо руками, зарыдав. Изи говорила правду. От которой теперь не скрыться. Разбита жизнь, как кувшин глиняный. Вдребезги. В сердце поселились сомнения: а вдруг жена его бросит? Обвинив в ереси и остальном? Тогда все, прощай любовь. Невозможно язычнику жениться на православной, как и православному на язычнице. Не дадут такую пару обвенчать ни на языческом капище, ни в христианской церкви. Жить среди иноверцев женщина НЕ СМОЖЕТ. Убьется, свихнется, пропадет без вести. Зачем такая жизнь? Проще найти Волшебницу, и дело с концом. Или Ведьму пожалеть. Которая безумно его любит. Любит врага. Поэтому помогает, чем только может.

     Проплакавшись и купив себе еще водки, - побольше, - Архимаг кивнул:   

     - Конечно! Народ дикий. Не Москва, не Петербург, - там еще можно что–то понять. Они не знают о капище в лесу… Ежели бы узнали, - промолчу! Я построил капище скандинавским Богам - рядышком. Моя магия укрывает его от посторонних глаз. Знаешь ли про Татаро–Монгольское Иго? А то на Руси ходят поговорки: копни глубже, - и в каждом русском найдешь татарина. Это настолько коснулось славян?

     - Его на самом деле не было! Всего лишь случилась война между князьями и теми, кто сохранил свою веру. Любую историю можно умело, виртуозно переписать. Сие делали для того, чтобы прикрыть Кровавую Христианизацию Руси. Проще сказать: монголы напали на государство, оставив вместо него пепелище. Татаро-монголы. Русь, кстати, называлась иначе, - Тартария Великая. На рисунках "татары" голубоглазые и светловолосые, одеты в русские одежды. Сие приметили даже европейцы. Да и вообще, - ГДЕ мы видали Монголию на картах? Нет её. Этого тебе НИКТО не скажет из людей даже в храмах и соборах, где есть библиотеки. А Невидимый Мир не соврет. Русский резал русского за старые дела. Точно также кроют этого барина, - чтобы самим не попасться.

     Уже не чувствовался праздник: дурные предчувствия закрались в голову. Уже Судьба плела другой сюжет. Русская рубашка Гвелда испачкана в масле от блинов: стол итак грязный. В едва пробивающихся усиках при тусклом свете, - казалось, - пробилась седина. Но нет, все мираж: седины НИКОГДА не наблюдалось у Василия.

     Изольда и Гвелд, как оказалось, успели привлечь к себе внимание. То ли картами, то ли громко порой говорили. Мужик, идя мимо, сильно толкнул Гвелда в спину ладонью, спросив:

     - Не хочешь со мной выпить? Потом пойдем на сеновал барских девок…
 
     Архимаг ТАК на него посмотрел, - незнакомец споткнулся на ровном месте.

     - ЧЕГО мне тут смеешь говорить, холоп?! Да я тебя в полнолуние… - Начал Энрике. Незнакомец от таких речей нервно перекрестился:

     - Видимо, не наших… Какое полнолуние?! Грех! Русалок пойдешь соблазнять, гонять волков в лесу?! Свят, свят… Сейчас батюшке донесу, и сгоришь на костре! Колдун! Грешник черный!

     - Меньше пей, добрый человек! – Присоединилась Марфа, поправила тяжелые волосы. – Выпил молодец, и сказал подобное спьяну! Молодой отрок! Неженатый. Он не совсем умеет пить. Меру вина или водки да пива не выпьет, но ему нужно отдохнуть. Молодец не любит девок барских, - те могут быть больны.

     Энрике кивнул и икнул, - в знак подтверждения. Вытерев рукавом едва пробивающиеся усики.

     - Я про полнолуние учту, Василий! Услышал имя сегодня, когда баба картишки разложила на столе! Ведьма она у нас, страшная! Вот туда пьяни отроческой и дорога! Лишь женоликий дурак сие скажет, - про колдовство, - лучше сходи в церковь да покайся в своих грехах! С такими никто не связывается, на работу не возьмет! Ни усов, ни бороды не носишь, вылитая баба! С умом бабы! Подкараулю, и - косой по чему попадет или серпом! До смерти! Чаво у тебя там под штанами: щель или уд срамной с яйцами? Сейчас сниму, проверю!

     Красавец встал, отвел разъяренного урода в сторону, чтобы набить ему  морду. Вытер сопли кулаком. Заросший щетиной барыга, ничего не представляющий из себя, от которого разило за версту перегаром: словно месяц пил без остановки. Ничего, печень скоро сгниет, уйдет в горло кровавой рвотой и фонтаном в кишечник, - тогда одна дорога: в могилу. Но похоже, тот пил много лет: брюхо пивное выпирало вперед. Тот хлебнул еще водки со стола соседа, - не обратив внимания на реакцию, - засучил рукава. Да. Один из барских друзей. Даже сам изверг привстал из любопытства, услыхав шум. Марфа сложила карты, стала наблюдать за процессией, понимая: Энрике все равно его уделает одной левой. Не впервой драки в трактире случались, и исход всегда был один и тот же: тела раскиданы по столам и по полу, причем все. Барыга отвернулся от кельта, - который продолжал его взглядом буравить, подошел к стене, снял серп. Чтобы перерезать "юноше" горло. 

     - Честной народ! Мне очень не нравится этот младой, наглый мальчишка! Который не научился уважать старших, трудиться! Мать его родила в помоях в свинарнике, или в канаве! Зачав в публичном доме: одна рожа чего стоит! Бритая рожа бабская, безмозглая! Бесстыжий щенок, который всем говорит: с коня упал, ничего не помнит... От шлюх не рождаются хорошие люди!

     Толпа одобрительно загудела, принявшись опускать сальные шутки в адрес Энрике. Тот стоял спокойно, но в груди уже клокотал гнев. Твари. Судят о незнакомцах и вещах, не разобравшись. Быдло, пьяное быдло. Надо его на место поставить. Сейчас начнется настоящее веселье с мордобоем и битьем горшков. Свадьба да Масленица без драк - не праздники. И без спиртного. Не умеют иначе русские праздновать! Как и Крещение, - также напивались вздрыг, на Пасху да Троицу тоже. В том числе и монахи да попы, батюшки. После таких пиров оставались блевота под столом, шлюхи там же, кости от жареного мяса, ошметки капусты и остального добра. Да битая посуда. Дальше жизнь текла своим чередом. Молись, молось, молись, да не ропчи на Бога. А то накажет Христос. Или придется об икону расшибиться лбом.

     - Откуда он взялся и почему сидит здесь, и по его словам сейчас, русалок и леших по ночам вызывает! На костер бабу! Бабу в штанах с женским ликом! Он даже бревна не поднимет! Груди лишь нету! Чем будешь кормить детей, а? Удом? 

     Толпа громыхнула оглушительным смехом, унижая Архимага. Перестали есть, пить. Действительно, КАКИЕ лешие да русалки в нашем государстве?  Мавки, кикиморы? Святая  Богородица да Христос давно погнали их отсюда, нет нечисти давно на Руси, - так считал люд неграмотный. Всех перечисленных Гвелд видел в лесу, и часто приносил им яиц, хлеба, меда. Чтобы помогали. Они слышали, улыбаясь. А русалки... так они уходят в Ад, как только утопят человека. Ею может стать душа утонувшего человека, покончившего жизнь самоубийством. Два века такие духи не находят покоя в водной стихии, ищут жертву в самом конце своего пребывания на планете. Сводят судороги несчастного купальщика, тот тонет. Уж не те опасные представители топили возлюбленную в день знакомства? Может быть. Никакой Христос не изгнал духов с русской земли, - они остались, перестав появляться перед предателями Богов.

     - Может быть, пришла сама русалка в мужском обличье! Смотрите, глядите, какие власы! Её надо убить! Святую воду сюда!

     Кто-то кинулся к своей сумке, достал кувшинчик с этой водой. Подошел,  со всего размаху окатил Энрике. Тот сплюнул, на лице поначалу не дрогнул ни один мускул. Толпа ахнула. Ни дыма, ни молний. Ничего не произошло. Даже бесы не завыли! Очень странно!

     - Кто ты, отрок?! Почему Святое Писание и Святая Вода и Крест серебрянный не разят тебя?! - Люд принялся креститься и падать на колени. - Ангел?! Вельзевул?! Бафомет? Сам Люцифер?! Либо сама Лилит?

     - Да пошли вы все... Лилит, - смешно! Лилит рыжеволосая! Не ваше собачье дело! - Прошипел сын Торстейна, ухмыльнувшись и сплюнув на пол. - Меня не возьмет даже водка, глупцы! Молитесь, чтобы выжить сегодня вечером! Сука... Это ваша Святая Вода? Не поверю, не похоже!

     - Люди! Надо батюшку позвать, чтобы молодец сознался в содеянном! Это колдун, ежели молитвы не разят его! Пособите!

     Энрике оглядел трактир, хищно усмехнулся. Уж он–то знал: это все БЕСПОЛЕЗНО. Увидит батюшка: мужик напился в зюзю, вот ему мерещатся русалки. Пьяному море по колено, океан по шею. Намечалась буря со смертельным исходом. Для одного. В лучшем случае протрезвеет алкаш. 
Вся сложность заключалась в другом: Гвелд не имел права даже в невидимку  уйти – люди бы сразу все поняли, завязали пить, в церковь Архимага б потащили - вопя: "он колдун"! Мол, надо сжечь, или в землю по голову зарыть… А собственно, ЗА ЧТО?! За исключительность, безбородость,  внешность андрогина. После слухи пустят: прибили оборотня. 

     Золотоволосый также снял с потолочного крюка серп, прыгнув на стол, замер.

     - Ах так, погань русалочья... - распалялся дальше пьяница, - сейчас уд срамной поотрезаю, пойдешь кровью кормить своих русалок! За душами пришел в Масленицу?! Распятия не видал? Вонючая падаль...

     - Может быть, рот закроешь, а то водкой разит… - Спокойно ответил Архимаг. Он мог даже молнию метнуть куда надо, да не стал. Вместо этого пришлось достать из–под стола "Отмщение". Меч редкой красоты в мешке со звоном и стуком брякнулся о доски. Поутихли даже шальные бабы.

     - Ангел… Михаил Архангел! Как же он прекрасен! - Шепнула одна из них, перекрестившись после того, как золотоволосый кинул на стол оружие к ногам. Сам стук зачарованной стали навел на подозрение такого рода. Гвелд так глянул на женщину, что та поняла: место занято, здесь нечего ловить в плане любовных утех да прочего.

     - Значит, я буду, уважаемый, кровью по ночам поить утопленниц?! Скорее всего, ты их насытишь в озере, - из того же места, да не кровушкой, а протравленным спиртом семенем! Давай, иди сюда! Дай мне в лицо, тогда  пойду русалок кормить да рыб! Либо не мели чушь и убирайся отсюда! Раз нажрался, - вали к своим бабам! – После этих слов Энрике поправил русскую рубашку, на которой расплывалось жирное пятно. - Однако грязные у вас тут скатерти, куда бабье смотрит?! Рожи малюют, а руки кривые! Еще замуж просятся, сучки!

     Барин с такого аж зенки выкатил. Бой на серпах, да на столе – нечто из ряда вон. Не петушатина, не медвежьи бои. Особенно стало любопытно: что же Гвелд за железку прячет в мешке.

     - Не увидишь сей драки, моя милая… - Произнес Архимаг, приняв боевую стойку. Любимая, да не увидят крови твои очи. А ты пошел к своей мамке в щель, сука! Сейчас очень удивишься...

     Мужик не стал ждать, забрался на стол, нанеся удар первым. Никто не ожидал увидеть, с какой легкостью Василий отразил удар, - практически не глядя. Кельт  отвернул голову в сторону, полуприкрыл глаза... дальше тело полетело в сторону. Вместе с серпом в руке. Все ахнули. Да уж, ТАКОГО тут еще не встречалось: женоликий свалил огромную тушу, - руку вытянул, дальше она молниеносно приехала куда надо. Пьянчуга поразился и реакции противника – ПОЛНЫЕ СПОКОЙСТВИЕ, БЕЗРАЗЛИЧИЕ. Сие ещё больше разозлило всех.

     Драка продолжилась. Пьянь, хрипя, поднялась на ноги, и снова полезла на стол. Красные, налитые кровью глаза, сжатые огромные кулаки да сбитое дыхание вовсе не испугали мужчину. Наоборот, они его раззадорили ещё больше.

     - Чтоооо?! Он меня свалил, с одного удара! Я тебя убью, щенок поганый! Я всегда побеждал с детства, всех валил! Чтобы какая-нибудь погань женоликая без царя в голове мне указывала... Сейчас я ему покажу, где раки зимуют! Переломаю все кости, псам скормлю на барском дворе! Наверное, даже бабу не удовлетворяешь, так как сам баба драная с публичного дома, поскольку не хватает народа, чтобы мужиков обслуживать! Румянец даже проступил на этих ****ских щечках! Одевай платье, крыса!

     Он вытер сопли, плюнул на пол и вновь полез на стол. В голове нехило гудело, в ушах звенело. Энрике стоял, смотрел на него, ухмылялся. Не смогут тут русские мужики сладить с мастерством боя Шаолиня. Пробить доску одним ударом кулака, - такое Архимаг мог сделать запросто. Убить человека, проломив грудную клетку, разорвать сердце одним из приемов, - легко! Легкие удары будут слишком мощными и болючими. Однако, веселая Масленица выдалась!

     - Во как смотрит, гнида! Бога в тебе нет, пес сраный! Убью, Вельзевул! Сегодня отправишься обратно в Ад, псина! Не смогла вымести Масленицу церковь при Владимире, - эту языческую погань! Поэтому приходят сюда такие чудные черти и бесы! Бесятина явилась, - вооон какой коготь висит на шее! - Начал было он. - Сжечь коготь!

     - А во мне его и не было никогда, сын пропойцы и нахлебник барский! Бога оставь себе! У меня Боги защитники, лживая мразь, - своим поведением поправшая мать да отца! Не для этого ли они рожали порося вонючего, чтобы тот меру вливал в себя? - Красавец взглянул на портки урода. - Потом прикройся, а то мокрое место дети увидят! Если, конечно, живым отсюда выйдешь, псина!

     - Да как ты смеешь, лживая шлюха?! Бога поминаешь! Сейчас к нему отправишься, потому что я вытрясу из головешки волосатой все!

     Он опять встал перед золотоволосым, Гвелд сглотнул слюну. Кадык шевельнулся на шее. Народ загудел, принялся перекрещиваться. Даже хозяин трактира забился куда-то в угол, в сторону, - лишь бы посудой по голове не прилетело. Кто же ты такое, отрок на столе в русской рубашке с вышитыми цветами и косовороткой?! Где же видано-слыхано, чтобы русский ТАК дрался?! Не видали, не припоминаем... В нашей волости таких еще не рождалось.

     - За горами, за лесами, за широкими морями, не на Небе, - на Земле, - тут жил я, а ты в пи... е. - Проговорил сухо Архимаг и поманил легко с ухмылкой противника. Он знал: тот с ним НЕ СПРАВИТСЯ. Сейчас начнется самое интересное. Изольда села за самый дальний стол, улыбаясь. Сам процесс доставлял ей неслыханное удовольствие: ее любимый мужчина сейчас уделает огромного кабана.

     Пьяница зарычал и замахнулся на Энрике, снова кулак пролетел мимо. Кельт вновь нанес ответный удар, - опять грузное тело свалилось на пол к ногам толпы. Вновь перекрещивания, поминания Святых, удивление. Изумление мастерству Шаолиня. Русская борьба здесь даже рядом не стояла, проигрывая по всем фронтам.    

     - Дальше как драться собираешься? Плохо дерешься, слишком худо! – Улыбнулся в пробивающиеся усы красавец. – Вы же ВСЕ мне в пра–пра–пра–пра–правнуки с неизвестной величиной годитесь, глупцы! Я постарше тебя! Хоть молод, как ни странно… - Произнес он негромко. - Ну что, где ваш Бог в ответ на мои слова?! Пускай опровергнет их! Но на Библии клясться не буду! Она для людей и евреи сие писали. 

     В ушах Гвелда, в голове заиграла музыка будущего вперемешку с кельтскими мотивами родного народа. Он вновь почувствовал себя тем молодым, бесшабашным парнем, - который напивался на пирах вздрыг, переворачивал столы, имел девок по–всякому, не стесняясь никого. НО! Ничего подобного кельтский воин не собирался делать. Достал "Отмщение" из мешка в чехле, и все как будто вымерло. Красавец-меч блеснул в свете помещения, который хозяин вытащил за рукоять. Архимаг бросил на пол серп.

     - Не то. Чего затихли?! Оружия не видели никогда?!

     У всех отвисли челюсти. Даже у барина. Люд моментально протрезвел с ТАКОГО зрелища. Красные ножны обезоружили всех. У кого-то с уст слетела молитва Архангелу Михаилу. Гвелд сурово оглядел всех: а не применить ли ему для устрашения магические свечения? Чтобы точно всех уделать. Нет, пока рано.

     "Они приняли тебя, любовь моя, за Архангела Михаила. Только не светись никаким образом, умоляю! Не крась Силой волосы"!

     "Это крайний вариант, если не поймут по-хорошему". - Так ответил Энрике Изольде. 

     Стояла абсолютная тишина среди присутствующих. Потом дальше пошел бой. На этот раз мужик вообще побоялся выйти с серпом против меча. Не понимал, чего это за оружие в руках Василия. А вдруг... потом еще каяться придется. 

     - Ну?! Кто еще на меня выйдет?! Чего пятишься?! Вперед, свинья!

     Приемов из монастыря Шаолинь здесь отродясь не видали, и достать кельта даже серпом при этом было невозможно. Архимаг бегал по стенам, столам, кувыркался только так в воздухе, подпрыгивая высоко да выделывая неслыханные пируэты. Приводя в шок ВСЕХ. Люди стали выбегать с криками из заведения. Они решили: сейчас у "юноши" вырастут за спиной крылья. Бабы, мужики, старики... сам хозяин.

     - ЧТО же ты делаешь, Энри?! Они... - Итальянка круглыми глазами глядела на голубоглазого блондина. Тот не получил ни царапины. "Отмщение" рубил столы и лавки только так.

     Тот оглянулся на секунду, и его очи засветились неоновым, голубым светом. Как дымкой, на пару секунд для Изольды. Улыбнулся, продолжил дальше. Благо, никто рядом с ней не сидел.

     Звенело оружие. Потом несколько мужиков вышли против него, - и уже через пару-тройку минут лежали, как тряпки. Дальше на Энрике бросились все. А он летал, как вихрь, рубя надвое сковороды, горшки, серпы, кочерги.  Выколачивая ножи, топоры из рук озверевшего народа. Некоторые пытались подобраться сзади да рубануть по спине, но Энрике за пару секунд до этого разворачивался, смотрел с улыбкой и сдвинутыми бровями, ломая руки. Ор, кровь, страх, чуть ли не Смерть пришли сюда на праздник. Уже никому не стало дела до той же водки да щей, супа, кутьи. 

     Хотя даже непонятно, отчего ошалели остальные, - от страха или ненависти. Впечатление "ударенный головой" оставил сильное. Тем самым подставил под удар Ивана, жену его, и Анастасию. Ведь в этом селе ВСЕ друг - друга знали, разнося сплетни. 

     Мужик решил Энрике всё же убить, - и трактир был разгромлен окончательно. Не осталось ничего целого. Даже столов. Кончилось это тем, что Архимаг отправил противника в нокаут. Долгий.

     - Значит, говорил про русалок, про мою кровь?! Тебе их показать? Сейчас увидишь… Я прекрасно понял: вызываю презрение, подозрение у многих. Поступлю также, как ты: хотел сделать меня скопцом! – Гвелд поставил ногу на низ живота противника, улыбнувшись, один раз крепко туда ударил. Огромное тело даже не пошевелилось. Достал свой нож - и, развязав исподнее, отрезал все, кинув в сторону дверей трактира. Тут же какая-то дворовая псина, - кою явно здесь подкармливали, - почуяла кровь и мясо, с визгом примчалась, принявшись жрать подачку. Заявились коты со двора, слизывая сметану да молоко с разбитых кувшинов, пола, ища попеременно чего-нибудь съедобного. К тому времени НИКОГО внутри - кроме тех двоих да Изольды, - больше не осталось. Бояться некого. Никто ничего не видал. Теперь этот пьяница решит: русалки отгрызли уд с яйцами. Чтобы ублюдок пока не помер, Архимаг прижег ему все раскаленной кочергой, которая уцелела в этом погроме. – Я понимаю, кто вы все и откуда. Зачем пьяни дети? Теперь не будет. Иди кормить русалок, сука!


     По снегу бегали взволнованные люди. Барин, понимая всю сложность процесса, приказал вечером спустить собак. Кровь после драки окрасила снег траурным цветом. Начинались серьезные неприятности. Слово за слово… и Гвелда распорядились искать, - дабы избавиться, обвинив в колдовстве. Тучи начали сгущаться, из разговора с Темной ясно: вкусная жизнь - не навсегда.  Та сущность Энрике, открывшаяся во время драки, опозорила в первую очередь барина да его дружков.

     Горело чучело Масленицы на празднике, на площади, девки пели и плясали, народ жевал блины… Но тот инцидент запомнился надолго.

     А дочь Ивана не видела ничего – плача, убежала домой, проплакав весь день. Ей стало страшно за любимого, себя, родителей.


     Барский друг лежал, раскинув руки. Никогда его так не унижали и не побеждали! А тут молодой отрок уделал! Василий знал: этот человек хотел выслужиться перед барином, узнав с помощью придирки о Энрике все. Меч – тому подтверждение. Марфа-Изольда подошла и положила милому руку на плечо, смотря на лужу крови.

     - Я даже не думала... ТАК можешь! Гвелд, ты его оскопил...

     - Псине дети не нужны, если есть водка, пиво да медовуха и посиделки с друзьями. Будет мочиться через рот и задницу, или как евнух. Мдааа... ДАВНО, слишком давно я ТАК не веселился! С девятнадцати лет! Я был таким всегда в юности. И буду, коли кто пасть свою псиную раскроет против нас всех! В следующий раз выкину труп в мешке в яму у леса, как обычный силос... Пусть потом ищут да отпевают, - по кускам в гробу. Заслужили, дерьмо собачье немытое, - как говорят здесь.

     - Ты... ты уделал ВСЕХ тех, кто считался лучшим в русской борьбе ранее! НИКТО не мог их победить: мужики то кости всем ломали, то шеи сворачивали, либо делали безвинных парнишечек немощными. Теперь грянет буря, вот увидишь! То нога прочь у парня, то рука. Пило мужичье страшно,  да жен било до полусмерти. Они ко мне бегали регулярно, просили усмирить.

     - Дерутся они все ОЧЕНЬ плохо, дорогая. Я думал, - будут посильнее. Пойдем отсюда. Я размялся! Дальше головы поотрываю, если вякнут! Они лучшие? Нет! Если и лучшие, то в питие спиртного! Как сказал князь Владимир - "Веселие на Руси есть питие". И заканчивается оно страшной Смертью. Русалки спят зимой, подо льдом. Странно мне, - здесь о таком не слыхал никто? Или лишь медведи гуляют да волки? Кого оскопленная пьянь  там возжелало трахать? Барских девок? Сам теперь девочка бородатая да усатая.

     Он спокойно положил "Отмщение" в ножны, кожаный чехол и мешок, закинул за спину и, не оборачиваясь, вышел на улицу с Ведьмой во двор.


                -5-


     Никогда в Российской Империи такого не видали, по крайней мере, тут, в диких краях, - потому впоследствии поползли слухи, будто Васька кого–то ограбил. Потом этот пьяница всем говорил, выжив: этот змееныш поганый не чтит ничего русского, пообещав отомстить. 

     Изольда не могла оправиться от шока. Ее манил этот древний чародей. Видела Темная: НИЧЕГО хорошего со смертной не выйдет у него.  Закончится  любовь трагедией для ВСЕХ. Для тирана особенно. Помрет дочь кузнеца очень скоро, заколотят ее в гроб сосновый, креста не поставят на могиле. И не найдет Архимаг покоя. Не желала Ведьма пока Энрике расстраивать. Все равно он бы ей не поверил. Судьба и Боги распорядятся по–своему: в пользу кельта. Он их всех еще возблагодарит! Не одобряли Силы брак бессмертного и смертной женщины. Видя все наперед. Да сего не видел Энрике. Дыша милой.

     С той поры Гвелда стали ещё больше бояться. До таких пределов: пугали детей перед сном. Мол, не будешь молиться или почитать родителей, - придет страшный колдун да убьет.

     Странный меч, внешность скандинава. Для этих мест сие ужасно,  страшно, греховно, - для менталитета жителей одичавших.


     После предсказания Марфы тиран объявил охоту на колдуна. Перед этим захотел получить "меч–кладенец", чтобы похвастаться. Ликвидировать ублюдка женоликого. Неважно как, - лишь бы мертвым привезли в телеге. Слыша такие новости, Архимаг смеялся. Чтобы его поймали, – да не в жизнь!  НИКТО за всю историю из людей НЕ СМОГ. Не знал также Энрике: само крепостное право отменят лет через шестьдесят–восемьдесят, а привычный для всех мир просуществует сто лет с копейками, раз и навсегда РУХНУВ. Сгорит в огне Октябрьской Революции. Сны продолжали сниться кельту, становясь все страшнее.

     Утешала его только любовь. Не мог Васька понять: магиня Анастасия на самом деле, или человек? Правильно сказала Марфа. Еще ее страхи неизведанного... глупые. Зачем бояться Природы, которая тебя окружает, - свою мать, коя родила дитя? А люди принимались дальше нагонять страху. Ходили к батюшке, просили изловить колдуна младого. Тот, конечно, уже наслышан стал о бойне в трактире. А народ стал тащить в церковь всех похожих внешне пареньков да мужиков. Рвали на них рубахи, - искали коготь. 

     Ведь по людским поверьям ведьмак в храм войти не может. Поверья нагло врали: кельт спокойно заходил, когда прибыл в это дикое село, и НИЧЕГО не происходило. Не крутило, не ломало. Больше всего он хотел детей от возлюбленной. Но, увы… По картам Таро не мог кельт гадать.

     Жизнь шла дальше, Василий трудился наравне с крестьянами. Мучаясь в свободное время думами. Периодически снимая внутреннее напряжение со слезами на глазах, чувствуя пульсацию крайней плоти в руке, до безумия желая возлюбленную. Боясь её оттолкнуть физической близостью. Не трогал  её, жалел. Ведь девственница считала внебрачную связь блудом. Знал Гвелд:   если он ее обесчестит и узнают, - то дверь вымажут дегтем. Да вообще, КТО бы проверял девку, невинна та или нет? Мать? Вряд ли. Но вот потенциальный жених заметит разницу сразу в первую брачную ночь. Вернет недотрогу обратно. Обозвав шлюхой. 

     Энрике держался с трудом. Природа пересиливала. Много раз клял тот день, когда влюбился. Здесь – совершенно другая страна, иные порядки, законы. Где в светском обществе, в городах, можно буквально ВСЁ. Иногда Архимаг думал: Ингрид умерла по замыслу Судьбы специально – путь для Настоящей Любви расчищен. Иначе быть не может: перекрыли не ту дорогу.

     Если барин колдуна изловит, - ему такая добыча ОЧЕНЬ дорого обойдется: род вымрет. Шарахнет магией птица золотая, - даже собирать станет нечего. Тронут любимую – тогда... В следующей жизни крепостной девки влюбленные будут вместе, - уже без крестьян, религии, дикости, тирана. А сейчас просто ДРУГАЯ, НЕ ТА эпоха для свадеб да деток. Погуляйте так, бессмертный и смертная, - пока позволено. Человека не сделать нечеловеком: девушка все равно умрет, от ее красы не останется и следа. Если выживет в таком дурдоме, то станет дряхлой старухой, - у коей медленно поедет крыша в маразме. Начнет на людей с топором бросаться, думая: те прошли мимо для того, чтобы дом спалить…

     Может быть, несчастному придется взять топор, - не выдержав такой жизни, - и закончить эту свистопляску, зарубив сумасшедшую бабку.  Коя была красавицей. Со слезами на глазах, - либо когда та заснет, утихнув от безумия, либо с размаху по голове или шее, - когда та на него кинется с ножом. Убьет ту, кою спас на озере, потом закопает в гробу, - не отпевая, - мечтая все забыть. Дети Архимага также состарятся и умрут. Может быть, даже получив в наследство его сверхспособности. Став магами, колдунами. Внуки тоже сойдут в могилу. Так продолжится до конца времен.

     Права Изольда, права! Незачем венчаться в храме иноверцам. Нельзя так делать, - тем более, нельзя обрекать себя на ТАКУЮ дикую жизнь - среди религиозных фанатиков. Сначала да, кажется: обвенчаться надо, поскольку так принято. Свечи венчальные держат влюбленные, батюшка читает молитву. Подносит вина... испейте Кровь Христову! Православная невеста счастлива. Но не счастлив Энрике. Свечи горят, одна из них падает на пол. Мерятся кольцами новобрачные, в губы целуются. Не произойдет ничего с Архимагом на такой свадьбе. Он вынесет на руках милую, они поедут на коне домой. Возрадуются матушка и батюшка жены. Примут молодого зятя. А дальше начнется АД. Кошмар, пытка, по сравнению с которой человеческие костры Ведьм покажутся ФИГНЕЙ! Энрике начнут ломать психологически все. Вся родня: оскорблять, унижать. Начнут таскать к батюшке, чтобы тот от язычества отрекся. Рагнарек лучше, Вальхалла тоже. 

     К хаосу такую жизнь, брак, устои, порядки! К хаосу чужую веру! Зачем вечно видеть молитвы жены в красный угол, - на иконы - страдать от этого шестьдесят-семьдесят лет, не в силах НИЧЕГО сделать?! Не поймет жена добра от язычника! Умрут сыновья, - сразу после свадьбы, два из них превратятся в пепел на погребальном костре в лесу, не прожив даже года! Из-за молитв, - замолят. Опять эти страшные сны! Да сколько можно?! Где же капище?! Где оно во снах?! Пусть лучше пройдет тысяча лет, - но никаких венчаний христианских! НИКОГДА...

     Лучше вытерпеть боль разбитого сердца, стиснув зубы, понять: все наваждение, сон, отрава разума. Придет та, коя с радостью пойдет под венец на капище. Останется лишь подождать.

     Видения Будущего предупреждали кельта, - ЧТО произойдет, ежели Гвелд уступит любимой и пойдет венчаться, - снясь каждую ночь. Порой церковь заливалась кровью, - алая жидкость сочилась отовсюду, дальше ее пожирал огонь, - превращая невесту в пепел, от коего оставался лишь череп. Рядом - несколько маленьких. Потом милая опять возрождалась, а от храма не оставалось ничего, даже гвоздей. Каждый раз у возрожденной нет крестов на шее. Каждый раз они разят монстров. Следовательно, придет Рагнарек. Но где корабль, воины? Нету.

     Каждый раз, - когда оставались силы, - несчастный зажигал лучину, ложился на полати, делая свои дела. Горько плача при этом. Горячие слезы жгли щеки, уши, шею. КАК же ему хотелось быть счастливым, иметь в этой избе много ребятишек! Слышать в горнице, в сенях смех заливистый. Так в  тусклом свете огня семени Энрике ничего не оставалось, как умирать. Раз за разом.

     Создавалось впечатление: все происходящее вокруг, – разгон вперед. Черновик, проверка на прочность психики, чувств. Не будет счастья. Никогда в Российской Империи. Раз девица не доверяет любимому НАСТОЛЬКО, в корне застряв в своих принципах, страхе, фанатизме. Конечно, можно красавицу выкрасть, применить магию, стереть ей память о прошлом. Мол, - проснулась обнаженная на берегу. Не помнит родителей, где живет, всего лишь останется подойти, снять с неё крест. Отдать его в храм. Или оставить на берегу. Отвести к волхвам, раскрестить... Забыть весь тот кошмар и несусветную дикость народа, который любит лишь девок трахать да напиваться. Такой способ хорош, но осуществить его рука не поднималась. Вспомнит девственница лишь Василия после того сна забвения. А ежели сбудется тот сон, где Энрике убивает жену топором? Совесть замучает за ту амнезию.   

     А ежели силой привести её на то капище? Обвенчаться, пожив немного со своими? Ведь девушка станет в своих мыслях для иноверцев ЧУЖОЙ. Никогда не примет Богов. Любых. Зато Гвелд осчастливится. А славянка? Ей по сути делать нечего среди тех, кто сохранил устои предков. Зачем навязывать дочери Ивана враждебное? Как отреагирует, когда узнает правду о Василии? Правильно, - возненавидит его, испугается насмерть. Либо примет предложение, - от любви? Какой же психический осадок останется на всю жизнь! Решит: случилось нечто ужасное, - не то, к чему привыкла. Слишком дорого обойдется возлюбленной изоляция от христианского мира: сойдет с ума. 

     В этой стране ВСЁ ПРОТИВ здравого смысла в диких, брошенных деревнях, волостях, селах. Это не на шутку настораживало. Словно Архимага тренировали сами Боги. ЗАЧЕМ эту страну выбрал, - чтобы поспокойнее стало да почище, чем в Европе? Тут даже его семени негде прижиться. В прямом смысле. Оно гибнет раз за разом, не дает плода. Если говорят, - дно пробито, но снизу постучались, - то здесь вернее назвать: дно прогнило и оттуда заскреблись.

     Любовь пришла, - взаимная, горячая, красивая, но...

     НЕ В ТО ВРЕМЯ.
     НЕ В ТУ ЭПОХУ.
     НЕ В ЭТОМ ГОСУДАРСТВЕ.

     Слезы льются дальше, сплошные… Неостановимые. Ситуация загнала Энрике в ТАКОЙ капкан и тупик, когда даже магией не воспользуешься для себя во благо. Когда тебя, вполне безобидного мужчину, боятся до стука зубов и дрожи в коленях. При этом в лицо не могут сказать прямо о своих страхах: проще трещать за спиной, а в лицо улыбаться.

     Проще гадости по свету разносить. Сильные люди говорят в лицо, слабые, - шепчутся за спиной. Насколько же тут все прогнило?! Даже любопытно. Ладно там старые избы, терема, тот же барин-убийца, - но дальше? Какие сюрпризы еще преподнесет этот край?

     Здесь много деток, даже чересчур. Все похожи на одного и того же человека. Байстрюки бегают босыми, в лаптях. Играют в чижа, старые игры. Хохоча радостно. Дети да подростки разных возрастов. Все сочетают в себе одну особенность: умственно отсталые. Некоторые вообще не разговаривают. А почему? Об этом пойдет речь ниже. Бывают и девочки. Зашуганные, запуганные. Вырастают, - начинают орать песни несусветного содержания. И размножаться по замкнутому кругу.

     Незаконнорожденных детей в селе полным–полно. ВСЕ маленькие славяне, - дети баринов да их потомков. Но сейчас идет речь о тиране из трактира. Такое же потомство населяло в прошлом (от его отца) соседнюю деревню. Никого такой кошмар не волновал. Случалось: две деревни  соседние потом породнялись, - произойдя от сыновей-отцов, теток-дядек-сестер. Наплодил потомство, - всё. После того, как вырастут мужи, - отправлял подальше их  избы себе рубить, в соседней деревне искать себе жен. Невесты также происходили из сего колена. От такого факта становилось по-настоящему страшно.

     Кровосмешение здесь цвело и пахло, - порождая свои страшные, порой уродливые формы. Отец трахал дочь, брат тоже, - так до бесконечности.

     Знал Энрике: семья милой не принадлежала к этому роду, а пришла откуда-то. Фактически, большинство жителей Империи друг–другу родня по крови. Когда в таких местах начался сей бардак, попа повесили на колокольне: чтобы заткнулся. С тех пор никто не мешал венчать родственников. Архимандрита и прочих выбрали из своих: нашли парня, постригли в монахи, потом еще нескольких, - все, дело сделано. Дети своих матерей не знали. С малолетства работали от зари до зари, ничем не отличаясь от миллионов крепостных. Помещичий двор по воспроизводству населения работал, как безостановочный конвейер. Также изверг разводил  собак, лошадей, скот, продавая излишки на базаре.

     Все сие для европейца явилось сущим кошмаром. Еще до него в эти места  начали приезжать левые люди. С дочерьми, сыновьями. Их сразу заметили. Полились слезы матерей: девку купили – считай похоронили заживо.

     Местный батюшка руками разводил на жалобы родителей несчастных девиц. Все скрывалось. Когда приходила проверка, - даже если царь начинал  разбираться со всем этим беспределом, то ничего не находили. Говорил Святой Отец: прав нет ни у кого, чтобы дать отпор. Создавалось впечатление, - девочек насиловали да калечили специально. Чтобы мясо обезволить. Раз баба, то рожай и заткнись. Или умрешь.   

   
     Прошло некоторое время после погрома. Который запомнила даже самая отъявленная пьянь. На всю жизнь.      
    
     Барин ходил по горнице. Решил собрать мужиков, - чтобы изловить и расправиться с магом. Который, - согласно предсказанию, - лишит его как невесты потенциальной, так и потомства. Все так выбесило, - не хотелось спать ни днем, ни ночью. Хотелось голыми руками убить того женоликого и второго ублюдка, - если, конечно, тот второй существует на свете. Причем самым жутким способом. Лишив самого дорогого: девки, возможности размножаться. Скопец до сих пор лютовал, жалуясь на жизнь и боли. 

     После того разгрома на Масленице изверг думал о "Отмщении". Меч у какого-то Васьки чудесный появился. Выходит, тот отрок - ворье ворьем. С базара утащил вещицу, прятал. Напился, наелся, выдал себя. Лишь шапки не носит. Осталось отобрать оружие, парня выгнать, а того мага… на дыбу. Как же умения чудные, - летучесть по воздуху? Ничего. Хребет сломаем, руки- ноги, тогда станет  ненормальный отрок на словах учить мужиков также, - как сам, - драться. Здорово загнать обоих ублюдочных отроков собаками, - чтобы псы ляжки погрызли. Связанные и покусанные самцы уже НИЧЕГО не смогут сделать.

     Тут засвербило под ложечкой. Захотелось выпить.

     - Ключница! Водки мне принеси! - Крикнул хозяин, кашлянув в здоровенный кулак.

     Сразу в помещение вбежала молодая сенная девка. Поклонилась, ожидая худшего. Барин оглядел ее с головы до ног, промолвил:

     - Сегодня придут друзья, будешь им прислуживать. Так, как я скажу. Возникла некоторая проблема, нужно ее решить. Чтобы водки хлебной было побольше, да глаза на пол не опускай!

     Та решила все–таки спросить: чего, собственно говоря, случилось.

     - Барин! В Масленицу Вы вернулись дрожа, злой–презлой! Говорили бабки: погром случился. Некий парниша с мечом–кладенцом разрушил трактир, мужика одного поломал так, - тот боится выходить на люди. Лишь в храм бегает. У батюшки спрашивает, как жить теперь. Страшен отрок в гневе.

     Тиран рассмеялся, улыбнулся.

     - Маня! А ты очень болтлива, как я смотрю! Любопытна! Не ваше бабье дело, - какая напасть там случилась, кто там пил да подобных имел! Неважно, сколько лет бабенке! Интересует, как обслуживаешь меня с друзьями.

     Дура стыдливо опустила голову. Действительно: не её дело болтать. Болтливость мужиков да женского пола всегда считалась очень дурным тоном. Такой дряни хозяин надевал намордник и приковывал к забору. Разговаривать в нем было НЕВОЗМОЖНО. Ненавидел дворовых сук хозяин  за длинный язык. Отрезая порой за дело, - чтоб знали, почем трещать о чужом. Немых отправлял на псарню навеки - кормить щенков грудью. Те же, кто не мог жить без болтовни - сходили от такой жизни с ума. Умирая от заразы, - попавшей в соски через кровь, вшей, грязи, мочи, гнили, питаясь объедками того, чего псина не доела. Пили из песьей чашки. Дети у них изымались, младенцев держали в отдельных комнатах. Обучая говорить, ремеслу парикмахера, прислуги, поварских дел. Мальчиков могли обучать письменному делу, сложению стихов, грамоте. Чтобы не опозориться перед многочисленным быдлом.

     Недаром говорят: коли в душе больше женского, - из сего ничего хорошего НЕ ВЫХОДИТ. С такой душонкой рождалось чересчур тупое, истеричное и болтливое бабье. Они рожали барину детей. Детные обожали трещать без умолку сутками, выбешивая всех. С ними поначалу разбирались спокойно: лицо разбивали. Дальше происходило описанное выше, если не помогало.

     Лишь у некоторых девок включались мозги: чтобы наконец–то начать понимать, - НЕЛЬЗЯ всем подряд рассказывать обо всем. Некоторых жизнь вообще НИЧЕМУ не учит, несмотря на удары Судьбы. Как родились дурами и дураками, так и оставались.

     Так годами жил двор. Терпел. Ведь Бог сказал. Скоро этому придет конец. Навсегда.

     Изверг спустился вниз, сел в кресло, долго курил табак. Раздумывая, как поступить лучше. Захотел чудесную вещицу Архимага Энрике, - не зная, КАКИЕ в результате последствия начнутся для всех.

     Снова ключница принесла водки, потом ещё и ещё. Перед ним на серебряном блюде красовалась жареная утка с кашей, яблоками,  подстреленная вчера. Всё на этом свете можно получить просто так, и нифига за это не будет.

     Он съел кушанье, попросил курицу. Посматривал на ружье, висящее на стене. Оно досталось давно, хозяин любил его за красоту, точность выстрела. Иногда долго гладил, словно кошку. Именно из него решив пристрелить  мага. День клонился к вечеру, пора решать вопрос по поводу уничтожения  потенциального соперника. А тот, трактирный, подождет.

 

     - Зачем ты нас привел? – Вопрошал некий Матвей, покуривая хороший табак. – После того, как тот щенок разгромил ВСЕ в трактире до последней лавки, я сам не свой до сих пор. Не бывает у людей СТОЛЬКО силы, чтобы столы рубить и доски пробивать кулаками!

     -  А я хочу его убить, - хмыкнул живодер, – убить, как паршивую собаку, чтобы не жил и больше не вылезал из своей норы! Загоню в угол, его же мечом красивым прирежу. Явился, паршивец, из Преисподней! Ладно там Ведьма на окраине села, но ТАКОЕ... Ведьмы лучше. Им отсыплешь серебра, - все делают. Этот, - хуже.

     Рядом на лавке сидел еще один мужчина, - грузный, бородатый, с густыми усами, положив руки на колени, внимательно слушая хозяина и предыдущего собеседника. Просто так убить, из-за погрома? Но ведь парниша никого не поубивал! Ладно там, - оскопил пьянь. Так тот довел! Оскорбив, получив за такое по полной программе. Теперь бывший бабник бродит без своего хозяйства. Боясь даже в баню ходить, о публичных домах все, можно тому забыть. Осталось лишь повеситься. Перепортил тот дружбан очень много девок и девочек. Кто-то даже от него рожал. Где там теперь дети, - большой вопрос. Забиты батогами за вредность или носятся. Неважно.

     - Он что, провинился только тем, что тот старый трактир разнес? – Некий Иван поднял брови, не понимая ситуации. Девочки сегодня обещаны, - но, похоже, все откладывается. – Подрались двое, - сцепились, словно псы, - чаво такого? Скажу честно: тот непонятный отрок, либо парубок - если он с Окраины, - нехило морду пьянчуге разбил. Тот как домой вернулся, - точнее, дополз до него на локтях, обливаясь кровью, - так зубы и выхаркал. Корчась от страшной боли. Хотя такого даже я не видал никогда, - чтобы после драк уд с яйцами отрезали. Позвали врача, - покачал головой ученый муж, зашил скопцу рану. Снял штаны, - там воск и прижжено. Свечку тот сумасшедший поставил ему туда, чтоб не обиделся? Огарка нет больше. Потерял в драке.   

     Барин расхохотался.

     - Ты что, думаешь, будто я этого не видел?! Как тот сопляк борова сорока лет с одного удара свалил на столе?! Будто не знаю, как этот несчастный ищет ту нехристь, натачивая топор в своей избе? Могу его позвать на охоту, чтобы он ту мразь, коя член оторвала, как свинью разделал. – Глянул на штоф водки. Её все равно маловато. – Ублюдок не из наших, видно по  поведению. Его меч ни днем, ни ночью мне покоя не дает. Да я с таким оружием заставлю всех покориться! Все будут завидовать! Сам Император приедет поглазеть в нашу волость! Поем на его золоте! 

     - Получается, ради этой железки красивой надо парня до смерти гончими загнать. Добровольно не отдаст свое. Сделать сие вполне можно. Но куда потом труп девать? Честной народ найдет, - начнет батюшке рассказывать, жаловаться… Святой Отец Макарий, естественно, найдет виноватых. Но не нас. Скажет на службе в воскресенье: раз подох, как собака, – то грешен,  грехи утянули к Лукавому. Обратно. Откуда бабское отродье с бабьей рожей больше не выберется: замолим так всем селом - взвоет!

     - Кому этот бобыль гнойный вообще нужен?! А ежели горло ему вскрыть?  Значит, убили. Дальше вопрос – а за что? Меч хороший имел, кому–то оружие приглянулось. Все. Можно коготь его с шеи снять, да прикасаться боюсь: ужас он наводит на меня! ГОРАЗДО больше медвежьего! Словно с Ада принес: будто Дьявола поборол и как трофей забрал. Человек не сможет победить Врага! Лишь Ангел! Или Архангел! А Лукавый превращается в черного козла. Где копыта? Нету!

     - А кто его знает? Ты видел того, кого скинул Господь с Небес? Нет! Может, и видел женоликий дурак Сатану, да молчит. Или сие кость? КУДА  потом девать мракобесие? Народ ополчился на отрока из–за этого когтя да отсутствия креста. Крыса же в храм не ходит, не исповедается, не причащается, не отвешивает поклоны, Распятие не целует. Таким одно наказание за неверие - Смерть! – Зевнув, Матвей плеснул себе еще водки. – Коготь мы оставим себе: где такое в нашей Губернии отыщешь… ТАКОГО зверья у нас отродясь не водилось.

     - А если дурак выживет? – Спросил Иван.

     Барин вытер усы, с интересом взглянул на него.

     - КОМУ он нужен?! Какой девке, - весь переломанный?! Сам помрет,  никто гниду сатанинскую не защитит! Тех, кто бесеныша сокрывал, выпорю кнутами! Небось поганый язычник выискался, шарится здесь почем зря! Обычная погань, которую нужно убивать! Не щадя! Неважно, повенчан он или нет, есть дети или нет… Меня также не волнует, кто его мать да отец! Породили дрянь, - пусть дрянь сдохнет с своей норе! Плохо молились, - поэтому родился безбожник, не постились, - породили мразь! Слава Христу! Женоликую мразь родили!

     Они принялись обсуждать план охоты и нападения на Энрике. Хотели даже батюшку подключить к делу, да передумали. Тем временем дымилась еда на блюдах и в тарелках, горели свечи в канделябрах восемнадцатого века.  Запах пчелиного воска наполнял небольшое помещение, - навевая мысли: точно  прибьют… Маня при этом очень боялась расправы. До несчастных крепостных стало наконец доходить: их господин умом нездоров. Он стал  походить на Салтычиху, на Кровавую Графиню Батори, коя обожала девиц мучить. Убивая их, выпуская кровь, тела слуги бросали в лесу - в ямы  заранее вырытые.

     Так и тут. Барин привязывал на морозе девок голых, издевался над ними как хотел, потом убивал. Или обливал водою, - чтобы получилась статуя.  Трупы находили в лесу. И то не сразу: закопаны настолько хорошо, - сразу не отличишь от обычной ямы. Собака чуяла человечину, но не понимала, где мясо гниет. Всё стали валить на непонятного мага, который будто  насилует  жертв, затем убивает. Либо сами помирают от его громадного уда, как у коня. Сказок про Энрике ходило море. 

     И вот… Ели мясо мужики, водкой запивали, а что барин говорил, они не понимали. Плыла паутина над потолком, небрежно сорванная чьей–то брошенной шапкой. Крепостные крестьяне натирали пол до блеска, который гости наследили ногами. То с конюшни, то со двора приходили мужики, готовя ружья, вилы, колуны.

     Начиналась небольшая война, направленная неграмотными людьми на безвинную личность, ученого, философа. Чтобы ради своей забавы и неправильных выводов растерзать, разорвать в клочки.

     Паук, проснувшийся в конце зимы, от тепла, сжался испуганно в углу. Даже ОН понял: намерения у людей дурные, тот парень ни в чем не виноват. Насекомое не захотело разделить участь с Энрике. Принялось многочисленными глазками наблюдать, чего же происходит дальше. Где–то отыскал у себя в закормах засохшую муху, думая о своем. Наверняка о том, чтобы не погибнуть под веником. Запах воска возбуждал, хотелось вылезти на свет, где летают белые пчелки. Может быть, это они производят воск, из коего делают странные палочки, тающие под солнышком–огоньком? Однако, все равно надо забиваться куда  подальше до лучших времен, - и опять спать, - до поры, когда воздух наполнится ароматом белых подснежников…

     Сейчас светлицу сотрясали крики пьяных мужиков, которые решили после убийства взять да ограбить избу, где живет Энрике. Один из них выблевал прямо на пол, не обращая ни на кого внимания. По помещению понесся специфический аромат разложения, деградации. Дальше все пошло еще хлеще.

     - А что с мечом будешь делать? Покажешь всем, а потом? На стену повесишь?

     - Ничего! Хочу его себе: я, - это я, а этот ****ун бабий, – никто! Он  неопытный дурак, который занимается бесовщиной! Буду вспоминать его предсмертный взгляд долго...

     За окном завыла метель. Сугробов намело столько, - дверь не открыть. Решили: сначала устроят разведку по селу, а когда выследят гада, - возьмут  тепленьким. После смерти женоликого барин с дружками устроит оргию с крестьянками, не думая о наказании. Девки помрут: не выдержат такое.

     Но скоро Архимаг сам нашел того изверга, устроив тому неделю веселого,  интересного похода в лес.


                - 6 -


     … Солнце ярко светило в окно. Будто и не было метели. Снега намело немеряно, не выйти на улицу. Душу грело осознание: он любим, красавица спит в соседней избушке. Жаль, - не в обнимку на груди. Мать Анастасии  варила в печи трапезу, запах мяса–козлятины постепенно заполнял помещение. Козла забили два дня назад, - колом, быстро и умело. Надвигались морозы, нужно заготавливать побольше хвороста, дров.

     Для этого нужно отправиться в лес неподалеку. Выполнять сию работу  Гвелд был всегда готов. Погода позволяла. Зверья поблизости пока нет. А то иногда волки воют по ночам, днем тоже. А теперь…

     Теперь начиналось все очень интересно. Понадобится помощь. Особенно после того, как разнесся слух: готовится облава. Другой вопрос, КОГДА.

     Морозный, свежий воздух бодрил, давая оптимизм. Хрустел снег под ногами. После бойни в Масленицу понеслась родимая! Теперь, если Василия кто опознает, - начнется самое настоящее "веселье". УЖЕ опознали. Даже вычислили, выглядели место, где живет. Придется защищать не только себя, но и близких.

     Постарались «добрые», дикие люди. Ради собственной выгоды. Особенно малые дети, - которые всем все расскажут, стоит попросить, - что надо, что не надо. Нашли, кого отправлять на разведку. Выглядело все нелепо сначала.  Насторожилась семья да остальные: детей на окраине стало больше, чем обычно. Быстро Гвелд прочел мысли ребятишек, и все понял.

     Одного даже за ухо оттаскал, - выпытав, каким ветром мальчика занесло сюда, когда тот перелез через забор да спрятался в кустах смородины. Вышел Энрике на улицу, - а тут ребенок шарится, будто ищет сухие ягоды ради собственной забавы. Одним прыжком прыгнув к нему, Архимаг узнал все. Ребенок ревел, вырывался, просил не убивать. Красавец стер малому память за воротами, приложив ему ладонь на лоб. Потом внушил: в лесу волки гнали несчастного, дальше он упал и какими путями оказался на той дороге напротив дома - не знает. Замерзла голова, шапку потерял.

     Малолетние байстрюки выслужиться хотят. Посмеялся, с горечью думая: «Насколько же наивны дети! Им можно много лжи внушить… очень печально. Ваш гнусный родитель скоро сдохнет, - как крыса корабельная, уж я об этом позабочусь»!

     Снег хрустел под теплыми валенками, с каждым шагом сугробы становились глубже и глубже. Зима у этом году выдалась снежная. Как раз на руку в данный момент: разгорелся сыр–бор. В лесу Энрике набрал хвороста, забросил связки на сани, достал топор и принялся колоть нарубленные дрова.  Закончив работу, ухмыльнулся. Ох да, нарвался барин на проблемы! Нехило нарвался: на матерого Архимага, и теперь ему очень не поздоровится.

     Разгрузив сани во дворе, дав лошади попить-поесть, золотоволосый снова отправился в лес. Забрался в самую глушь, присвистнул. Завыл, - как настоящий волк. Вой был такой, - не отличишь от настоящего!

     Спустя некоторое время из–за деревьев вышел черный, громадный волчище, с голубыми глазами. Скандинав  поднял руку, -  животное подошло к нему, чувствуя благодать Природы, Силу. Хищник поднял морду, лизнул Архимагу руку. Кельт погладил его за ушами, по спине, хищно улыбаясь. Поднял руку во второй раз, - завыла стая вокруг. Навскидку их насчитывалось две сотни, - не меньше.

     Услышали Голос Архимага... Улыбался хищно Энрике, - совсем как Темный, предвкушая наживу. Расправа случится, но с теми, кто начнет охотиться на кельта. 

     - Мне нужна твоя помощь, вожак стаи. Зло замыслили против меня: решили, будто я очень опасен. Убить хотят. Вас также станут стрелять, серые братья. Помогите мне, благородные волки... Скоро в этот лес придут люди, ища меня даже по ночам. Делайте с ними все, что пожелаете: они злы,  алчны. Защитите меня и мою любимую! Барин – тот, кто явится сюда –  никого не жалеет. Даже детей малых... Его необходимо покалечить как следует, до полусмерти покусать. Остальных, кого с ними увидите - убить. За ваших загубленных волчат, за меня. – Встал на одно колено, поглядел вожаку в его ясные глаза. Тот как бы улыбнулся, все прекрасно понимая.

     Да, он все выполнит… разорвет в клочья. Зверь преданно смотрел в глаза Гвелда, - урча, словно сытый кот. Сын Торстейна пальцами гладил длинную, жесткую шерсть, - довольно плотную, красивую, необычную. Самец  положил на колени мужчины огромную голову, лизнул его в щеку.

     - Я никогда не обижал ваше племя. И вы меня не трогали. Собери всех своих сыновей, братьев, сестер! Делай с моими врагами все, чего хочешь. Я щедро отблагодарю тебя, принесу мяса.

     Вожак принялся дальше лизать руки Энрике, присоединились к нему  другие. Они сели вокруг, завыли в знак одобрения. Гвелд улыбался, потом встал, погладил каждого по голове. Рассмеялся. Дико, страшно, - прямо как в далекой юности, когда ему исполнилось всего пятнадцать–девятнадцать лет.

     - Не получишь ты, тиран, ни меня, ни мою Анастасию! Скажешь еще спасибо за то, что медведей не позвал! А я МОГУ их разбудить! Медведей на площади водят на цепи, этого мы насмотрелись до рвоты. Мог по курятникам пройтись, набрать самых драчливых петухов, да натравить. И пока моя магия действует на животных, - они бессмертны! До момента, когда я сниму заклятие. Будут иметь барина в жопу петухи, клювом яйца постылые расклюют: чтобы у тебя, сволочь,  никогда продолжения рода не случилось!  Вроде там хвастался, - что мне серпом уд срамной отрежешь! Только… - Он согнулся пополам от смеха, - мой уд ГОРАЗДО живее, здоровее! Блудных девок имеешь, невинных девочек, - которым лет пятнадцать! Если тебе его не откусят мои волки, то лично за уд да яйца притащу обратно, - тогда  поговорим… - У Энрике слезы от смеха катились градом, - у урода да зверя была идеальная жена, но мало её ему стало. Поливать начал беднягу грязью. Заявил: не годится как мать, лучше найти пять баб мясистых, и несколько стройных подать. Оприходует он их, родятся четыре сыночка, дочка…  лучше несколько дочек. Дитя не увидела, бедная: померла родами. Ничего, скоро детей нечем делать станет. Страшный барин-пропойца, весом под сто двадцать килограммов, любящий пороть до смерти крестьян во дворе! – Но про умершую жену Гвелд сказал спокойно. Сочувствуя покойной.

     Волки завыли снова. Своей, лесной музыкой. Прекрасно знал золотоволосый: изверг имеет низкий уровень развития, раз выбрал распутную жизнь с тиранией. Мучил слабых – теперь его шутки закончились,  пора его проучить тем же способом. Звери били снег хвостами, рыли его лапами, готовые прямо сейчас налететь на барский двор, порвать там ВСЕХ. Всех, на кого укажет Василий, но Гвелду этого показалось мало. Стенка на стенку. Такое повторилось через двести лет, - когда развалился СССР:  братва рвала друг–друга в клочья.



     В этот день Архимаг вернулся домой несколько позже обычного. Сурово, с каменным лицом, быстро прошел в избу. Кинул собачью шапку в сторону печки, сел за стол. Иван, увидев его еще из окна, поспешил выяснить: какая беда приключилась. Бессмертный открыл ему сени, впустил, откинув волосы со лба. Пот катился по спине.

     - Дрова через час раскидаю в поленницу. Зачем пожаловал ко мне? Знаешь ведь: люблю твою дочь. Да не люб вам. – Сухо сказал он ему. Солнце уже клонилось к вечеру. Небо окрасилось в яркие малиновые, оранжевые, желтые, темно–голубые цвета: они растеклись полосами. Снег посинел,  добавляя красок в пейзаж. Неподалеку синел–чернел лес. Где–то в поле  бежал старый лис, выискивая добычу.

     Даже от такой красоты на душе не легче.

     Когда вдалеке раздался протяжный, колокольный звон, она сразу попросилась куда–то вдаль. В покой, - где никто не станет выяснять, кто есть кто. Где не станет осуждать дикий, местный люд, - кто колдун, кто  православный. Дикая котовасия порядком надоела. СКОЛЬКО можно считать обычного, заезжего молодца неизвестно кем от невежества собственного?! Спросили бы лучше по-людски, - ОТКУДА этот коготь, откуда сказочный меч? Скажет спокойно: из далекой страны, в детстве был там.

     Если Гвелд скажет, - ему почти две тысячи лет, - ему НЕ ПОВЕРЯТ.

     Энрике всегда было ОЧЕНЬ тяжко жить здесь. Все кругом, - как кролики перед удавом. Нет, чтобы взять, да как следует вдарить извергу! Причина – деревенский менталитет, религия покорности, стокгольмский синдром, всепрощение, терпение. Такое даже ломом не перешибешь. Отправляться в Москву или Петербург не хотелось, - там все вылизано, непривычно, все настолько искусственно… Проституток там среди обычных девок очень много. Если в окружении появляется поэт, писатель, -  начинается повальная очередь к нему в кровать. Родители сами дочерей продавали в бордели:  детей рождалось очень много, - четырнадцать или двадцать, всех прокормить нереально. Порой в семьях детки имелись лишь одного пола: мальчишки. Архимаг мечтал о сыновьях. Они у него родятся, - но ОЧЕНЬ нескоро. 

     Сидел Василий за столом, пригласив гостя присесть рядом. Глубокая скорбь исказила лицо крепостного. Вот он произнес такие слова:

     - СНИМИ наконец странный коготь с шеи, люди боятся его! Негоже хри…

     Тут нервы кельта не выдержали окончательно, похоже одного разговора показалось мало летом:

     - А МНЕ ПЛЕВАТЬ на ваше мнение! – взорвался он, вконец потеряв терпение. – Мне это досталось ДАВНО! Не сниму, кто бы чего ни говорил! Ясно, невежа?! Не обижайся, Иван! Ежели скажу тебе то же самое про крест православный, - снимешь его?! Считаешь меня лютым врагом, - выгоняй  прямо сейчас, не пропаду! Забудь мой коготь, мой лик, мои власы, глаза, заткнись на сию тему! У нас уже водился подобный разговор! Крест решил на меня одеть еврейский, да?! Не имется, в жопе засвербило свое "почему" и "когда пойдешь каяться"?! НИКОГДА! Я НЕ ВЕРЮ В ВАШЕГО БОГА!

     Гвелд сурово посмотрел на простого мужика, стиснув зубы, процедив сквозь них:

     - Говорил мне отец: не спорь с идиотами и дураками: опустишься до их уровня, где они задавят своим опытом! Вы все из этой категории - невежд, коим страшно все новое! Чего морщишься?! Не читал ничего, кроме Библии?! Не знаешь разве, - кроме Луны на Небе есть другие планеты! Земля не плоская! Есть океаны да моря, есть другие континенты, на коих живут  люди! Там нет православия! Чё смотришь, неуч?! Любовь здесь, - грех, за который девку с милым выгоняют вон?! Да?! Выгони нас обоих! Давай! Приведи дочь, отрекись от неё! Она все равно станет моей! Душой и телом!  Я подарю ей свое семя, которое прорастет в ее чреве, став моими сыновьями... Без вашего невежества проживем! Лично с нее крест сниму! Откажется от меня - провалитесь вы пропадом в Преисподнюю! В том числе и село одичалое! Блять! Как вы меня доконали своей дурью! Держишь красавицу, как мясо на потеху барину! Стоит только вякнуть, - как овцу на заклание отдашь извергу! Рассказать, ЧТО он творит с такими, как она? НИКТО оттуда не вернулся живым! Их убивают! Убивают, разорвав плоть в постели! Не одним удом срамным, а несколькими! Хочешь на сие обречь кровиночку?! Хочешь, поэтому не веришь ни единому моему слову! А я люблю ее! Больше жизни!   

     Тот пошатнулся от взгляда. Перекрестился, как обычно делал. Архимаг сглотнул слюну, его кадык шевельнулся туда–сюда и замер. Энрике не узнал собственного голоса: настолько его довела дикая жизнь. Его, ученого мужа, который видел почти весь Мир за две тысячи лет. Занесло умнейшего, образованного мужчину в ТАКОЕ дерьмо... где ты - враг номер один для всех.

     Иван молчал. Опустил голову. Сжал кулаки. Мордобой? Свечи на столе горели, освещая лицо, волосы, рубашку, руки кельта. Да уж, выглядит как Ангел, лишь нимба не хватает. Кто же он на самом деле?!   

     - Я НИКОГДА не осуждаю тех, кто не похож на других. Ты же, - взрослый мужик, Иван, - как увидел нечто новое для себя, - так сразу: плохо, грешно!  Мой коготь плохой, меч тоже! Чего ж жена, ты и дочь тогда помогли мне?  Про меня уже слухи пошли - якобы я колдун! Какие вы все дикие, темные! Смотри! - Энрике протянул руку к своему талисману-оружию, висящему на стене над головой на ремне, и обнажил за секунду. Лезвие сверкнуло в свете огня. Потрескивала печь. Пахло дровами. – СМОТРИ! ЧЕГО ЗДЕСЬ  СТРАШНОГО, ГРЕШНОГО?! ВОЗЬМИ ЕГО В РУКИ! НЕ БОЙСЯ! - Энрике положил свою драгоценность на стол перед гостем. Сомкнул пальцы в замок, вытянув руки. - Бери меч, почувствуй его. Ежели он от Дьявола, - пускай  молния в меня ударит, через мгновение. Или в сталь. Проверим? Давай! Потом я возьму, - как муж жену после венчания, - твою Настю, - мне сие станет уплатой за моральный ущерб. Покажу ей красу плотской любви... Веди! А то она ничего не умеет в постели... хоть раз познает мужчину. Иначе прямая дорога несчастной в монастырь. А там монашки ее растлят. Нельзя запереть плоть молитвами и в стенах. Не слыхал разве, как монахи берут девок, - после молясь, разбивая лоб в храме? Берут в келье, - тяжко дыша, спуская семя на пол, перекрещиваясь? Вспоминая, как Бог ваш Онана убил за рукоблудие? Больше никто от такого не умер за столько веков.

     Крестьянин понял: Гвелд надолго завелся.

     - Он странный для наших мест, Василий. Никогда и никто такие клинки здесь не ковал… даже я, будучи кузнецом... Научи меня такие ваять! Прошу покорно, Вася! - Иван уставился на "Отмщение", побледнев. Меч действительно был шикарен. Но не хочется отдавать дочь заезжему. Вдруг понесет от него?!

     - Бери моего красавца! Не бойся! Дочь твоя меня потом возблагодарит, стану ей на ложе мужем. Она все равно МОЯ. Она ЛЮБИТ меня! 

     - Не могу... Я не видал такой отродясь! Ни единого скола, ни единой царапины! Измыслил Васька, чудных Горынычей на лезвии! Надписи незнакомые... Кто ты? Кто ты такой? Тоже кузнец?

     - Да, я кузнечных дел мастер. Но обучать сиим проделкам права не имею. Могу выковать лишь похожую красу, но лезвие мое сломает с одного удара копию. Оно рубит гвозди и металл, словно масло, слушаясь только меня. Не слыхал разве: мечи привыкают к человеку, скучают по нему. Как яблоня по садовнику. - Энрике улыбнулся устало, тряхнул длинными волосами. Отвернулся, проведя зубами по своим губам. - Я уже целовал уста любимой. Скучаю по ним. Очень! Сладкие, словно мед...

     Иван побелел. Вот как, значит! Хорош женишок...

     - Чего ты измыслил в том трактире?! Отрубил Федору уд с яйцами. Его жена из дома выгнала. Живет теперь в бане, боится к бабам подходить. Негоже так обращаться с людьми, Вася! По... Опять я за свое, прости меня, дурака! Но целовать девку-девственницу до благословения родителей - ГРЕХ! Негодник!

     - Меня назвал тот дружок барина щенком, бабой и поганью. Хотел уд отрезать,  отправить на лед кормить русалок. Высмеял перед всеми. Я набил ему рожу. Устрашив. Этим клинком. А ты... ты когда-нибудь любил свою невесту? Или её привели, как корову к стойлу, привязали венчанием, дальше в кровати насильничал, свершив зачатье? Не спросясь, - нужно ли такое младой жене? Носить головной убор женщине... платочек... - Энрике горько усмехнулся, смотря на печь, где потрескивали дрова. - Настя давно его сняла, я раскрепостил её своими знаниями о Мире. Я жених ее. Целовал ее губы, руки, обнимал в поле. Но пока не прикасался.

     - Я не возьму меча, Васька... Ты не нашей крови, ЧУЖОЙ! Но желаю теперь такое оружие!       

     - Не выковали у вас в Империи такое ещё. И не смогут. Но сие положение дел не значит, - будто ВСЕ, отличающееся от вашего понятия мира, мировоззрения, - надо в проделки Лукавого заносить. Орать по селу, -  словно измысленное бабьей башкой истина! Видели и видели меня с мечом таким, удивились. Могу обучить красивой технике боя своих детей. Даже того, кто сейчас передо мной стоит. На такое уйдет много времени. Но вам  дико новое, и наплевать на хорошее. Ведь больше ничего в жизни, - кроме своей Губернии, - не знаете! Оттого дикость такая. Постыдились бы перед тем, кто за горами и у немцев побывал! Мне есть, с чем сравнить. 

     Иван слушал, бледнея все больше: Гвелд попал в больное место. Сказать простому мужчине нечего в ответ стало. Не понимал - ОТКУДА в столь юном отроке взялось столько МУДРОСТИ. Глаза Василия показались ему СЛИШКОМ взрослыми - для своих лет. Сине-голубые очи из-под пушистых, длинных, золотых ресниц смотрели на крепостного спокойно, но очень строго. Казалось, за столом сидел мужчина почтенных лет, к которому  непонятным образом вернулась молодость.

     Большие  зрачки, очень правильная форма радужки... ОЧЕНЬ небольшие, пробивающиеся усики над верхней губой, отсутствие бороды постоянно. Почему он не носит гордость мужика? Ведь стоит Ваське отпустить её - люди зауважают! Русские мужики здесь не бреются, а этот…

     Страшил исполинский коготь, висящий на груди Архимага. Будучи дома Энрике носил его навыпуск, поверх одежд. ОЧЕНЬ странно все в этой светлице. Коготь, меч, эти длинные, золотые волосы древнего цвета, кои на концах свиваются в тяжелые кольца… Тяжелый, серебряный крест с Христом небольших размеров отец возлюбленной носил в кармане. Не понимал все равно Иван, КАК можно было носить эти две совершенно разные вещи вместе. Достал отданную навсегда вещицу. Показал другу, держа пальцами за цепочку, стараясь наконец-то до него достучаться:

     - Почему ты носил коготь рядом с крестом? Никто так не делает из наших! Грешно! Это как Сатану и Ангела посадить в одну комнату, или в один тазик. Понимаешь?

     Гвелд чуть не заорал с такой тупости. Сдержался, – объяснять без толку. Придется рассказать иначе. Но нет - слишком сложно мужику мозги включить. 

     - Рассмешил: Сатана когда-то сам был Ангелом! Да куда там, - Архангелом, самым прекрасным, лучшим, любимым из всего Небесного Воинства! Но не стерпели братья его таланта, начали роптать. Люцифер желал сделать все как надо, дать Свет, - но его не услышали. Изгнали с Небес на Землю, лишь бы не болтал противоположное Богу. Я уже говорил о Совести, кою он подарил первым людям. Скажи: ежели Адам и Ева ходили по Эдему обнаженными, - то мы все также должны ходить в храм, почитая перволюдей-прародителей?
 
     - Но... - У крепостного мужика рухнула челюсть. Действительно...
   
      - На охоту ходишь в лес? Не жаждал разве коготь медведя, орла себе на цепочку повесить? Странный! – Ответил крепостному Васька. – Сегодня вашего коровьего молока не хочу пить: из–за обидных слов. Оскорбил просьбой снять коготь... ЗАПОМНИ: НИКОГДА не сниму! Знай об этом. Даже если мою голову на плаху положат!

     - Добра другу желаю! Приди к Богу, Вася! Он даст счастья! – Все еще  пытался оправдаться Иван, поняв опять по взгляду, - сболтнул лишнего. – Люди косятся, крестятся.

     - И ЧЕГО С ТОГО?! – возразил Василий. – Все при этом на меня с вилами набрасываться будут? Появилась проблема, которую я без вас решу. Ежели я вам противен до ТАКОЙ степени - гони! Ничего, не пропаду: в лесу жил, не помер. Даже зимой. Закален в морозы с ребячества. Понял?

     - Никто тебя не собирается выгонять, Васька! – Всплеснул руками христианин. – Неужели нельзя не привлекать к себе внимания?! На меня не косятся. На моего соседа, - да. Всегда. Святую воду за забор выливают, считая твой двор оскверненным: боятся. 

     Энрике потерял терпение, понял - разговаривает со стенкой. Его не слышали, не хотели слышать.

     А Иван не унимался, просил:

     - Христом Богом молю: СНИМИ тот сатанинский коготь!

     - НЕЛЬЗЯ, ПОНЯЛ?! И плевать мне, что там кто думает! Тут дети стали часто забегать к нам во двор, и на меня как на чудище пальцем тычут! Мне этот балаган ОЧЕНЬ надоел! Дикие вы все, как звери, боитесь всего нового. И пора с этим заканчивать! У вас на окраине вообще ведьма живет, никто и пальцем не пошевельнул! Чтобы узнать, чем она занимается! Как я появился тут, - все, сразу гад, плохой, грешник и прочее! Знаете, нехорошо честного человека обвинять в том, чего он не совершал! Ещё православные! Судят, не разобравшись! – Энрике плюнул на пол. – Может, мой плевок яд, а? Возьми и проверь, раз умный!

     - Василий, успокойся! Ради Бога!

     - Не поминай Бога лишний раз! Иначе потом не допросишься у него помощи в серьезных делах. – Отрезал Архимаг, этим заткнув собеседника.

     - Я хочу добавить… раз у нас по соседству живешь. Моя дочь очень переживает, весь день плачет сегодня.

     - А КТО запретил ей со мной видеться? ТЫ! Она желает поглядеть на меня, да убоится выйти во двор! Держишь под замком, выпуская изредка в люди на площадь да храм по воскресеньям на службу. На ней жениться мне все равно местные люди не дадут. Посчитав за погань, откажут. – Гвелд пошел в сторону сеней, убрал "Отмщение" подальше - от испуганного взгляда Ивана. Ему стало уже все равно на всё, всех.

     Слова про любовь сбили Ивана с толку окончательно. Доселе крестьянин считал: уйдет юношеская спесь с парня. Но нет - он оказался настроен серьезно. Только разум говорил иное. Умом что ли Ванька тронулся - допустить подобное?! Выдать красавицу дочь замуж - за парня, который с лошади упал и головой ушибся, - зачем? Он же сумасшедший! По понятиям семьи выходило именно так. Ее уровень развития ограничивался молитвами, домашними делами, уходом за скотиной, ее выпасом, заготовкой сена, - все, кроме здравого смысла и знаний о Мире за Губернией. Гвелд по сравнению с ними - ученый, который дааалеко опередил свое время. Объяснять о химии, астрономии, математике и остальном крепостным любых сортов было также сложно, как первобытному человеку растолковывать по формулам работу ядерного реактора. Ни о каких планетах, науке этот люд даже знать не знал. Думая, смотря на тот же меч и коготь:  "Если, допустим, и так, - то он с ума скоро сойдет окончательно, начнется череда несчастий. Дочь пострадает от его бреда, странных рассуждений, да еще новичок безбожник. Позор"!

     Этого крестьянин как раз и боялся. Хоть и уважал молодого работягу.  Относился семьянин к Энрике с некоторым страхом. Даже с ужасом суеверным: не хотел его ум понимать - Василий нормальный, но ДРУГОЙ.

     У крепостного задрожали губы. С одной стороны, - давно хотел выдать дочку за достойного человека, - краше Насти никого нет из девок. С другой стороны, Анастасия оказалась с непростым характером, античной фигурой, -  как у нимфы или Венеры Милосской. А такая худоба очень не приветствовалась. Вот почему девушку никто в жены не брал. Даже в платье она выглядела слишком худой. То, что при зачатии гены ДНК так легли, - в красивую внешность, - НИКТО еще не знал. Дикое невежество тех времен сгубило жизнь многим девкам, - закончившим свои дни в монастырях,  публичных домах. Брали замуж раскормленных, полных, а худышек продавали на потеху. Боялись за потомство – родится хилое или помрет.

     Молчал, молчал Иван под взглядом Архимага, который смотрел ему в глаза с укором, отчаянием. Не мог не признать мужик: этот заезжий мужчина  прекрасней всех, кого он встречал в жизни. Видел: полюбили Настя и Гвелд друг–друга.

     Навсегда.

     Вспомнил, как искал дочке жениха. Сватался первый парень в Губернии, но и его девушка жестко прочь отослала. По сравнению с внешностью Энрике он показался Ивану уродом, - кривым, рябым, косым, коего природа обидела. Красота с предыдущего кандидата в сравнении с кельтом слезла, словно краска со стены от растворителя. Этот местный ловелас попортил кучу девок. Когда увидел Настю - просто очумел. В храме в воскресенье на утренней службе, и все… Всем мужикам сказал: его девка станет. Те были уверены, - да.

     После того, как красавица послала, гаденыш рассказывал, - утирая сопли, -  теперь в его душеньке травма: НИКТО ему не отказывал.

     Потом появился Гвелд, и все…

     Но Гвелд никого не портил, а ходил с каменным лицом. Плевал на местных девок, которые на него глаза таращили.

     Гость решил поставить все точки над "и", чтобы сосед понял: нет никаких шансов жениться на красавице.      

     - Любишь мою дочь… не можешь жить без неё. Дай-ка я растолкую некоторые вещи, кои отшибут мечтания стать венчанным мужем при таких обстоятельствах. Если я…

     - Чего там «если ты»? – Спокойно спросил бессмертный.

     - Если мы с матушкой дадим свое благословление на брак, - то женишься на моей дочери. - Сказал Иван вкрадчиво, прищурив глаза. Архимаг подпер щеку рукой. Он понимал: тот хочет любыми путями разрушить отношения.

     - Так в чем вопрос? В чем проблема? Давай, и наши ссоры закончатся навсегда. Икону принесешь? А если я дам свой коготь и благословите им? Раз я не верю в вашего Бога. Вот моя просьба на сей счет. У нас был один разговор про бороду да усы. Я - мужчина, уд есть, яйца тоже. Могу раздеться, показать. ЭТОГО мало для свадьбы? Но в церковь не пойду венчаться.  Предпочту иную свадьбу. Не в этих местах. Невеста уходит в дом мужа. Сами знаете. Поскольку он хозяин. Хотя я сам готовлю не хуже баб.

     Гость кхыкнул. Его логика вдребезги разбилась. Коготь просит в руки взять. Да никогда такую грешную вещицу никто не станет даже трогать! Ишь чего захотел!

     - А может, и не женишься вовсе, не благословим! Никогда! Креста на груди нет твоей, Василий! Нет его - нет свадьбы. Есть еще причины. Нам не нужен позор, чтобы нашу дщерь осмеяли за замужество с безбожником, не ходящим в церковь! Я далеко не дурак, знаю наши вековые устои с Сотворения Мира получше тебя! Дочка пойдет в храм, соблюдет посты, отпразднует Пасху, Троицу, Покров День. Чтобы девушке выйти замуж, надо день поститься в Покров, сказав: "Покрой Богородица поле снежком, а меня - женишком"! Она должна не знать мужчину до венчания, иначе никогда не выйдет замуж. Батюшка сказал нам: "Берите в жены девственниц, чтобы дети ваши походили на первого самца человеческого рода". Мы так живем. Ты, Васька, тутошние порядки не переделаешь. Перепорть хоть сотню баб, - после ни одна за тебя замуж не пойдет. Я сам бы никогда не женился на некрещенной, моя дочь также не пойдет за подобного! Венчающиеся должны обязательно быть ОДНОЙ веры, а не разных.

     Архимаг приподнялся, оперся руками о стол с такой наглости:

     - Чего ты там молвянул? Значит, плюешь на выбор своей дочери? На которой может пресечься род? Ее не жаль? Она последняя! Получается, какой-то хрен продырявит дочку, лишь бы не опозорилась семья? Да уж, таких дураков я давно в своей жизни не видал! А дальше? Раком поставит в кровати и воткнет свою корягу-елду! Не говори, будто сего не делал с её матерью! Я - мужчина! Кадыка мало на горле? Чем не люб как работник, непьющий, некурящий, не нюхающий табаку? Пьяницу ищешь, деспота моей любимой?! Да?! Девственность, - пленка, кою заберу... Девушка превратится в женщину. Или я введу свою елду только наполовину, и она наполовину останется девушкой... Или в рот дать, где нет пленки? В задницу? Она при этом невинна будет. Не так ли?

     Крепостной кашлянул. Чтобы девицу имели в рот и задницу, - такого ОЧЕНЬ не хотелось... Зато девственность нетронута, девичья драгоценность, честь. 

     - Я не смогу переубедить народ! Он боится! На семью падет позор! Меня народ начнет считать соучастником. Настя в таком случае НИКОГДА ни с кем не обвенчается. КТО возьмет девку, которая согрешила?! А вот работник в помощь мне нужен. Оставайся как работник. Все. Даже не мечтай о благословении! Не получишь ни мою дочь, ни его! Поскольку Бога нет в Ваське да креста не носишь.

     - Вы все считаете, будто дочь о нашем миловании начнет всем рассказывать? Она даже мужского обнаженного тела никогда не видала! Руки да, ноги да, торс да, но остальное... - Энрике глянул на Ивана так, что тот понял: дальше лучше тему закрыть. - Тебе дорога эта пленка, на кою я не имею права как ее возлюбленный? Либо поп начнет рвать ту самую пленку прямо в храме? Потому как я безбожник? Блять! Какие же вы все темные! -  Гвелд стиснул зубы. Губу закусил. Он все понял: шансов нет, стена глухая. Как работник значит… Хрен! Слугу получили, а дочку - другому отдадут!

     - То есть, даже батюшка нас не обвенчает? Нигде в Империи разве?! – Спросил он ради интереса.

     - НИГДЕ. – Иван покачал головой. - Виной также внешность женоликая. Отрастишь бороду, - женишься. Не выходит замуж баба за бабу. На словах женишься. На деле - нет. Бог видит лишь своих. А пока вся Васькина любовь, - от бесов, блудное поглядывание на дочь. Умрешь бездетным. Сходи в публичный дом, - легче станет. Я ведь вижу, насколько мучаешься. Грешно прикасаться к своему уду, - иначе впадешь в более страшный грех. А грешная влага сама уйдет, ночью, в грешных снах.   

     - Как же тогда соки тельные сливать? Ртом выблевывать? Раз нельзя в руки уд взять? Может быть, мне его вывалить на площади, чтобы все поняли, КТО я?! Добудь сначала доказательства, - якобы колдун, дальше люди пускай извинятся за свое невежество! Хороший ты мужик, да многое не знаешь. В мире не одни яблоки с рябиной растут, - но и лимоны, апельсины,  ананасы. Не только раки в реках ползают, но и омары! Даже акулы есть в морях! Нигде видите ли меня не обвенчают! Это еще мы поглядим, кто кого! Еще на коленях будете все ползать, носиться с предложением венчать без всякого благословения! А то я слышал - вечно у вас, христиан: "Я без родительского благословения не выйду"! Чушь собачья! Жить не с родителями после свадьбы, а с молодым мужем, срубив себе избу! Говорили в ваших церквях сии слова, - я там был послушник в свое время: "Да оставит сын отца и мать свою да прилепится к жене, а жена к мужу, и будет одна плоть". Сам себе противоречишь, Иван... Словно в храмы не ходил! Разговор закончим, гость. Иди с миром, я не прогоняю тебя. Мне теперь все ясно. Ненавидишь да боишься меня. На Пасху не приноси больше ничего, - ни яиц, ни куличей. Не нужны мне они. Скормлю птицам, ежели решишь, будто я обязан так уважить Ивана. 

     - Дочь мою ты не получишь, Василий! Не выдам ее за нехристя! Будешь у меня работать, как помощник, найдешь себе другую бабу!

     - Это мы еще посмотрим, ЧТО скажет мне Судьба... Поглядим, как на сие отреагирует ваш Христос! Вы же даже барина не можете свергнуть! Оставь меня. Я желаю один побыть!

     Гвелд резко встал и вышел в гневе, хлопнув дверью. Проводил гостя в сени, закрыв за ним двери. Оперся рукой о дверной косяк, зарыдав горько и тяжело. Ищут женишка значит, чтобы не мешал чужак. У Энрике имелся свой план - чтобы отказался жених от невесты сразу. Крайний вариант, - ежели слова не услышат опять. После ТАКОГО родители точно не выдадут замуж кровиночку, - ни в жись, в монахини не смогут подстричь. Постыдятся даже  повести на покаяние. Месячные милой, - когда женщина кажется людям нечистой, - покажутся сущей мелочью. Люди считали, - каждый месяц из девушки выходят грехи и прочая нечисть. Он сидела дома в платке, чтобы не очернить ни церковь, ни дорогу к ней, ни двор. Коли зайдет такая на службу, - придется всё заново освящать. Когда же кончится такое мракобесие?! Причина - там нельзя проливать кровь. Святая земля, где никто не имеет права драться, убивать.
   
     - Сукин ты сын неграмотный! Провались на... со всеми своими устоями! Научился ползать на пузе перед извергом, целовать ему ноги, лишь бы не тронули! Вы дождались! Я вам покажу любовь! На всю жизнь запомните, темнота немытая... сами мне поклоняться начнете! Да не тем, кому следовало бы...

     Да, нечто НЕПОНЯТНОЕ НЕ ДАВАЛО ему жениться. Как будто сами Боги не давали сие действо осуществить. Почему же невозможно даже тайно пожениться? Пусть без колец, но все равно... Неужели нет другого вида брака? Или придется бежать в другую страну, - где нет ни ислама, ни христианства, либо на Север в Исландию? 

     - Ненавижу… Ненавижу! Всех женят, выдают замуж так, - словно товар на рынке! Как так можно?! Влюбленных клеймят позором, словно чувства взаимные, - блуд! Все должны травиться в склепах, как Ромео?!  Закалываться кинжалом, как Джульетта?!

     Он прорыдался, осушил кувшин отвара из лечебных трав, полез на полати. Откинул голову набок на подушки, закрыв глаза. Сон унес несчастного. Явь и невидимый мир слились воедино.


                -7-


     Неизвестно, сколько прошло времени. Дрова вывалены во дворе с саней, лошади накормлены и отведены в стойло. КАК работу при нервном срыве сделал Гвелд, - сам не понял. Его опасения раз за разом оправдывались. Причем полностью. Не успокаивал даже запах дубовых венков в сенях,  заботливо заготовленных на зиму.

     Анастасия услышала хлопок двери. Увидела, как Энрике вошел в избу,  следом за ним вошел отец. Девственница стояла за домом, - принесла кушания любимому. Но похоже, сегодня приходить не надо. Мужчины долго  говорили. Отец вышел, очень раздраженный. Послышались рыдания возлюбленного в сенях. Что мог сказать ему отец? Она не слышала. Видимо,  выгнал вообще.

     Дочь Ивана пекла блины, думая о своем. По горнице разносился упоительный аромат. Масленица давно прошла. Но от сказанного Марфой  стало очень не по себе. Блины получались средней аккуратности - то ли от нервных переживаний рука дрожала, то ли тесто без молитвы замесила, - как милой казалось. Наконец, - не выдержав, дожарив последний блин, девушка проверила, - уснули ли все, - и поспешила к милому в дом. Постучала, - никто не открыл. Крепостная нашла Василия в бане. В абсолютно убитом состоянии, на нем лица не наблюдалось. 

     При зажженной лучине, в полумраке, он сидел в валенках и тулупе,  обхватив руками голову. Тулуп расстегнут, проглядывала льняная рубаха. Недотрога  сначала боязливо постояла на пороге, потирая руки. Не зная, чего  спросить.

     - Я не хочу блинов. – Коротко, сурово сказал Гвелд.

     - Василий, расскажи мне... Чего батюшка такого наговорил? – Настя  начала терять терпение.

     Бессмертный поднял взгляд на неё, отвернувшись после к окну:

     - Да ничего! Барин озверел вконец, меня в краже обвиняют. Хотят найти,  собаками затравить. Остальное говорить не стану. Я каждый раз ужасаюсь реальности этих мест! С вами обращаются, как с вещами, - а вы ничего  сделать не пытаетесь! ПО – ЧЕ – МУ?! – Он со слезами на глазах РЕЗКО повернул голову к возлюбленной. – ПОЧЕМУ вы не можете дать отпор этому извергу сами?! Чуда ждете?! Чудес здесь НЕ БУДЕТ!

     Красавица плечами пожала:

     - Таким Мир создал Господь. Мы НИЧЕГО не сможем поделать.

     Архимаг от такой наивности закатил глаза к потолку, мысленно выматерившись. Началось, опять двадцать пять! Господь создал... Разочарованно повернул голову в сторону. НЕ ПОНИМАЕТ дурочка:  порядки в Мире создают ЛЮДИ, портят жизнь, общество они. Ей НЕРЕАЛЬНО растолковать настоящее положение вещей - не поймет.

     - Ладно… Допустим. САМИ вы делали хоть что–нибудь, чтобы вас прекратили мучить, как скотов?! Меня обвинили в краже - будто я коня да щенка барина увел! КАК я мог сие сделать, находясь здесь?!

     Настя подошла ближе, обняла Архимага, поставив блины на столик. Она переживала. Тому, казалось, до этого дела нет. Мысли заняты совсем другим. Он скинул тулуп - становилось жарко. Несчастная сняла с себя шубку, платок, сапожки. Оставшись в исподнем. Изнутри, за дверью, парило. Стекла запотели. Видимо, натопил Архимаг баньку-то перед разговором с батюшкой. Он не любил очень жаркие парилки. А то и помылся. Волосы кельта уже высыхали. Потемнев от влаги. Могут же довести до таких пределов невежды! Сжечь что ли тут все? Лишь бы раз и навсегда заткнулись?   

     - Ежели батюшка с матушкой скажут мне, чтобы я ушел, - пожалуйста! Уйду. Вы не видите ничего перед собственными глазами. Веками не видите! И ты тоже, любовь моя! Слушаешь чушь окружающих. Как обычная баба. Каких полно.   

     - Выгонят?!

     - Да. Чтобы отвести от себя подозрения. Чего в этом случае будешь делать в жизни?

     - Я не знаю… - пролепетала девица.

     - Подневольная! Нам не даст пожениться народ! Больше не спрашивай ничего. Мне итак плохо! – Он обнял милую, поцеловал в губы долгим поцелуем. Его рука скользнула по ее спине, дошла до поясницы. Гвелд намотал крепко косу на руку, - как бы давая понять, чего желает. Девушка не сопротивлялась. Потрясла любимого за плечо. Энрике все понял, закрыл дверь на засов. В бане недавно мылись, помещение не остыло окончательно. Влюбленные стояли в предбаннике. Потом девица с мольбой посмотрела на мужчину. В ее взгляде читалось одно: "Возьми меня, Вася"! 

     Тот все понял. Понял, ЧТО та хочет. Смелая!

     - Хоть здесь есть лавки, солома, теплый пол… - Энри оглядел помещение оценивающе. Еще два дня тепло задержится. - В таком состоянии  сейчас я НЕ МОГУ взять тебя. Несмотря на любовь! Хотя... - его взгляд скользнул по ее набухшей груди, - я ОЧЕНЬ возжелал тебя сейчас... – произнес огорошенный Гвелд. Руки его сами потянулись было к подолу девственницы, но... Он резко отошел в сторону, пораженный таким поведением. – С ума сошла?! Предлагаешь себя мне?! 

     Глаза девицы наполнились слезами.

     - Раз уж мой отец гонит любимого… - начала она, – потерять честь здесь  лучше, чем век в девках вековать! Не пойду я за другого никогда! ПОЗНАЙ МЕНЯ! Как жену! Я желаю узнать такое, увидеть обнаженное мужское тело...

     Гвелд поглядел на нее, как на сумасшедшую, выпучив глаза. Его брови поползли вверх. 

     - Ты… ты… - глаза его бегали по девице, - незнакома с тем, с чем столкнешься! Будет больно! Да, моя баня, но...

     У него дрожали губы, руки с коленями. Одно дело - ОН ее желает, но чтобы Анастасия САМА просила, - такого не случалось. Дождался называется. Выбрала место самое хорошее – баня, где никто не увидит ничего… Девичий жест. Подарок. Самое дорогое.

     - Где те блины, кои принесла мне? - Спокойно спросил Энрике, упав на лавку обессиленным от нервов. Голова гудела. Полуобморочное состояние заполнило организм. Перед глазами плыли черные круги.

     На прощание устроить прощальный секс? Да. Девушка сбросила с себя одежды, когда кельт ел блины у окна, запивая их молоком. Он чуть не подавился, когда увидел - милая задрала исподнее платье. Потом оно упало к ее ногам. Коса скользнула змеей по шикарной груди, вставшей от возбуждения. Вот это поворот! Светлый хлопал глазами от такой выходки, -  думая, как поступить дальше. Может быть, взять? Чтобы запомнила навсегда плотскую любовь? Походив после на полусогнутых ногах пару-тройку дней, морщась от боли между ног? Тогда точно родители узнают правду, увидев кровь на простынях или на исподнем. 

     - Ты же специально хочешь такое сделать! Чтобы стать порченой! На прощание решила меня отлюбить? Как обычная дворовая девка? - Энрике сглотнул слюну: ласки да обнаженка сделали свое дело, его член уже стоял, болел от налившейся крови. Еще пару-тройку движений милой, - и он кончит, - себе в штаны со стоном, согнувшись пополам. Мда, тяжелый случай. - Это ОЧЕНЬ глупо и наивно с твоей стороны. Я не трону против воли. Ну нель... аааа... аааааахххх... ммм... Как же ты прекрасна!!! - На слове "ну" кельт отвернулся, чтобы не пугать девственницу.

     - Милый, ты поперхнулся блинами? Прости меня, комки наверняка в тесте были. - Девушка положила ему на плечо руку.

     Теплая грудь коснулась его спины. Перед глазами поплыл туман. Все, сейчас контроль ослабнет, и на второй круг идти придется минут через двадцать. Предварительно наласкавшись, повалив девственницу на пол.

     - Отойди... я сейчас. Комок в горле застрял, болит оно. Как камень проглотил! Молоко... теплое...

     Не сдержавшись, мужчина излил себе на ноги семя. Эрегированный орган вовсю пульсировал, толчками выталкивая живое. Девица всего лишь косу толстую поправила, а реакция последовала моментально - оргазм. По телу разлилась легкость. 

     - Я не могу жить без тебя, любый мой… - По щеке вновь покатилась слеза, взгляд превратился в одержимый. – Я НИКОГО больше не полюблю! Сам сказал: венчания не случится, помру девкой. 

     ПЕРВЫЙ раз он не знал, как поступить.

     - Пойми меня: НЕЛЬЗЯ строить любовь лишь на телесном понятии. Стоишь нагая… ждешь, когда накинусь зверем. Я сего не сделаю. - Энрике было ТАК плохо, - представить страшно. Он желал её всей душой, телом, - но не хотел потом корить себя за содеянное.

     - Ты уже видел меня нагой! Значит, теперь я жена твоя. У нас сие принято. После такого лишь под венец идти. Без одежд девку видит только муж. Возьми меня! – Толстая коса девицы блестела при свете.

     - С чего так решила, будто возьму прямо здесь? Да, ХОЧУ ЖЕНИТЬСЯ, но по-своему. Благословения ждешь? А его не будет. Единственное, что могу сейчас сделать, это… - Красавец резко встал, обняв недотрогу. Рано давать волю телу. Гладил крестьянку по спине, наслаждаясь этим. Потом лег с ней на лавку в чем был, прижал к себе.

     - Чего хочешь от меня? - Архимаг посмотрел на девственницу в упор. -  НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ, НЕ УМЕЕШЬ, - в плане познания мужского тела. Чего собралась делать? Целоваться–обниматься? Мне одних объятий с поцелуями МАЛО будет. Я возжелаю большего...   

     Вопрос поставил неопытную девушку в тупик. Она глаза вытаращила.

     - Ты действительно сие желаешь сделать? Чувствовать меня, - как мужчину, управлять мной, угадывать, где мне приятно, где нет… Уметь ласкать, гладить… Ведь это не стирать–гладить да  хорохориться. Сие СОВСЕМ другое. Умеешь? Или лишь я должен любовью заниматься с тобой, - а не ты со мной? Я ОДИН должен всё делать? 

     После этих слов девка поняла: сделала глупость, зарделась румянцем.

     - Или хочешь, чтобы кто–то после венчания, в первую ночь брака бил, или говорил: «Ляг на спину и молчи»? А ведь так будет. Все получится грубо,  очень больно. Причем настолько больно - пару дней не сможешь ходить. Да  сама подумай: КТО твою честь проверит? Отец? Мать? Люди?

     - Я желаю, чтобы плод нашей любви зародился во мне! Пусть нас не обвенчают, и мои родители не благославляют наш союз, - но я хочу, чтобы мы были вместе! Я люблю тебя! – Голосила девушка.

     - Нам не суждено быть вместе: твой отец не благословит наш союз и не даст нам быть вместе. Он тебя хочет выдать замуж за другого!

     - Пусть даже меня и выдадут замуж за другого, - но я навсегда останусь твоей! Ты будешь у меня первым и последним, дети будут лишь от тебя! - Она со слезами отчаяния рухнула на колени перед ним. Архимаг принялся утешать ее, опустившись рядом, начиная обнимать несчастную. Рукой вытирая ее слезы, целуя розовые, нежные щеки.

     Гвелд понимал, - в её кровь хлынула животная страсть, как  у него в свое время. Гладил, постепенно опуская руку все ниже. Со спины рука перешла на талию, оттуда на колени. Как же Энрике хотелось дальше продвинуться -  туда, куда запрещено, доставить милой удовольствие, кое она считала грехом! Аромат женского тела пьянил.
 
     - Ты очень многого не знаешь. Скоро нам будет очень неспокойно жить.  А потом… - Он не выдержал, стал жадно целовать её уста, шею. Измученный воздержанием, решив позволить себе половую радость. Ласкал, осторожно поглаживая по бокам, спине под ключицей, проводя по позвоночнику пальцами...

     Настя боялась и хотела странных, новых ощущений. Когда Гвелд взял ее за грудь, – замерла. Она спокойно поместилась в его руке, зубы коснулись ключицы. В голове нехило загудело, но кельту этого было явно мало. Большего он не позволял себе, хотя и желал оказаться внутри нее. Она попросила, - что ж, поступил сначала как настоящий мужчина, - отказал.

     Теперь гладит, успокаивая. Большего девица не поймет, шарахнется. Успокаивает, на грани секса балансируя. ОЧЕНЬ мужчина хотел поласкать девушку, - зарывшись в ее мягкую, влажную плоть, - разведя ноги, повалив на пол. Голова горела…

     Что он и сделал, сорвавшись с тормозов окончательно. Застонав протяжно от наслаждения, сжав крепко грудь, потеряв счет времени. Играя языком по самой чувствительной части, другой рукой быстро водя по перевозбужденному члену. А ей, похоже, все понравилось: новизна ощущений накрыла с головой. Губы ее стали пунцовыми, щеки порозовели. И тут Энрике как громом поразило, он резко поднял голову:

     - Отец и мать тебя не хватятся?! – Это изначально следовало бы спросить.

     - Нет. Спят. Когда я пекла блины, они ложились.

     - Запомни: я поласкаю, но НЕ ТРОНУ, честь не заберу. НИКОМУ, кроме меня, ты больше не достанешься. Поэтому я ИМЕЮ ПРАВО на ласку. Да  тебе всё нравится, я смотрю! Мне продолжить? Я давно к девушке не прикасался! И не был никогда плох. Но не стану входить в лоно. - Он, сглотнув слюну, простонав от наслаждения, кончил.   

     - Почему?

     Гвелд строго посмотрел на милую.

     - Я должен решить некоторые дела. Не беспокойся за меня. Придумаю что–нибудь. Мы всегда будем вместе. Теперь хоть узнала чуть–чуть, как живут в браке муж и жена, когда ложатся в постель.

     Крепостная вытаращила глаза. Она быстро оделась и села. Глаза заблестели от любопытства.

     - Я же мужчина… И, к сожалению, до травмы головы я был женат. – Холодно ответил Архимаг. – Жену убили вместе с чадом.

     Настя разочарованно опустила голову. Ей было обидно: она не первая возлюбленная. По щеке скатилась слеза. Решила, - Василий ее обманывал. Женат был, значит… Значит, не забыл свою бывшую.

     - Ты что, плачешь?! – Поразился Энрике, не ожидав такой реакции. - Ты чего?!

     - Да ты все еще любишь ту, которая умерла! И того ребенка! – Девушка  отвернулась, зарыдала. – Значит, венчанный… - Все очарование ласк с нее, похоже, слетело напрочь.

     - Хватит плакать! Если бы не любил тебя я, - то не жил бы здесь, не обнимал, не целовал? И какая разница, что венчанный? ОНА МЕРТВА! НЕТ ЕЕ БОЛЬШЕ! Я виноват в ее гибели! Не бойся! Если бы Господу было угодно, - то не свел бы нас с тобой!
 

     На столе дымился горячий травяной чай из листьев малины, земляники и смородины. Из погреба Гвелд достал сыр козий, сметану, из берестяной хлебницы, - бездрожжевой хлеб с семенами подсолнечника. Там же, - на столе, на вышитой крестом льняной скатерти, - стояла стопка блинов в деревянной тарелке.

     - Присаживайся, Василий, откушай. Первый получился не очень. Жарила на свином сале. Ты уже начал их пробовать... как всегда, без молитвы...

     Архимаг взял блин, свернул его в треугольник. Красивый, дырчатый,  поджаристый, замешанный на коровьем молоке. Потом отрезал бездрожжевой хлеб, попробовал его с сыром. Улыбнулся. Вкусно!

     - У меня не получилось погадать на детей… - расстроилась девушка, и растерянно взяла еду.

     - Не надо на такое гадать: уже погадали на Масленицу, на улице - местная колдунья. Видел, пообщался с ней на этот счет. ЧЕГО наговорила там?

     Настя перестала жевать, круглыми глазами посмотрела на Энрике, побелела, как мел.

     - Я попросила серьги. Такие же, как у нее… Она сама подошла. Я испугалась, наслушавшись всякого.

     - Ну? Говори! – Нахмурился Энрике.

     - Я стану барыней, а ты, - барином, за мостом.

     - По лицу не особо было видно, чтоб сказали именно это! – Жестко сказал Архимаг. – Ты убежала с ужасом, в слезах! Никаких гаданий про детей больше! Для меня это СЛИШКОМ больная тема! Понятно?

     - Но… Все же деток хотят, милый! Разве не так?

     Мужчина не выдержал, со всего маху ударил ладонью по столу. Крепостная отшатнулась.

     - Для вас, девок, нормально разговаривать от зари до зари про деток! А вот поднимать такую тему при тех, кто их желал, - и в итоге потерял, - верх наглости! Попридержи язык! Не для всех сие благо!

     Раньше Гвелд думал: любимая умнее. Но понял, - все запущено, также поведение списал на менталитет этих мест и женский пол.

     - Василий, девки наши любят ходить к той колдунье, Марфе! Она им гадает, - сбывается все! Боятся, но идут.

     - Интересно, приходил ли кто насчет меня к ней? – Хищно ухмыльнулся кельт, доедая блин. – Дай угадаю: приходили дуры, желающие привязать к себе заезжего? Наверное, да. Любая, творящая подобное в мою сторону, - умирала в страшных муках! На ровном месте, так до цели не добравшись! Слишком быстро приходила Смерть в дом. Вымирали ВСЕ - мамки, бабки, дети! НЕЛЬЗЯ заставить человека влюбиться, счастья в таком случае НИКОГДА не дождешься! НЕТ на свете белом ни одной семьи, которая бы стала счастливой с помощью приворота. Таких пар НЕТ, НЕ БЫЛО, и БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! Там смертный бой в семье, муж бегает с топором за женой,  пока не убьет ее в беспамятстве, - не успокоится. Только Господу подвластно сводить людей вместе в счастливые союзы, - и там радость. Магия там бессильна. Девкам кажется: сходил – и там счастье. Нет! Если насильно удерживать даже собаку на цепи, не давать ей мяса, - а кормить одной кашей, - потому что так хочешь, то она рано или поздно накинется на человека.  Искусает, или с нее шерсть слезет, да околеет.

     Обьяснил, - на понятном милой языке. Чтобы не возникала. Про Богов говорить нельзя, - еще хаять начнет. Нанесет оскорбление язычнику-скандинаву. Многое в тот вечер обговорено, не понято… Некоторые вещи для Гвелда стали проявляться. Он понял окончательно: менталитет есть менталитет, и его не выбьешь никакими приемами. Даже знаниями или переездом в другую страну. Настя начнет с девками говорить о том, как Марфу встретила… ЗАЧЕМ?! КОМУ ЭТИ РАЗГОВОРЫ СДАЛИСЬ?!

     Этот сон походил на явь, мучая снова влюбленного мужчину. Он застонал и открыл глаза. За окном пробивался рассвет. Ничего в реальности не случилось, не пек никто никаких блинов. Пора делать дальше свои дела, пока гром не грянул. Плохое предчувствие после вчерашнего разговора с отцом любимой стало мучить несчастного. От него явно что-то скрывали родители красавицы. Выдадут они ее за другого. Мимо, тайком, не сказав. Ведь сие не Европа, здесь другие порядки.

     Придется пойти на крайние меры. Но после того, как волки сделают свою работу. Дальше - пропади всё пропадом!



                - 8 -


     Сотня здоровых мужиков - с барином во главе, - ехала в санях в глухой, непролазный лес. Пока дорога в поле позволяла нестись такому транспортному средству без помех, породистые кони в яблоках резво  разбивали снег. Настроение у всех приподнятое: на колдуна устроили облаву. Со смертельным исходом для него.

     По словам детей - вчера тот ушел в лес. Показали, куда примерно.

     Ублюдок засел там, - затаившись, выжидая. Народ запасся вяленым, жареным мясом да прочей провизией, чтобы продержаться в глуши как минимум неделю. Дрова также погрузили в одни из саней. Чтобы не рубить топорами мерзлые сосны.

     Присутствовал еще один человек – дворовая девка Маня. Известно, КАК кобель расположил ее к себе. Та уши и развесила. Поехали все в лес - не зная, ЧТО их ждет.

     Нулевую, дубовую логику люда доказывало само обстоятельство: поездка НЕПОНЯТНО КУДА, в неизвестность. В местность, кишмя кишащую волками. Да, можно поохотиться на них. Главное - медведя не поднять. Настрелять белок, соболя, лисиц. Планировали остановиться на большой поляне, которую знали немногие и подсказали, где та находится. Разбить там лагерь не составит труда.

     Ночевать решили в санях или прямо на снегу. То, что в таком случае можно насмерть замерзнуть и не заметить, - даже в марте, - НИКОГО не волновало. Народ исполнен жаждой крови, страха, ненависти… Куда ехать? Зачем? Чтобы разобраться с молодым парнем, находящимся под подозрением, без каких-либо доказательств. Люд просто целенаправленно ехал УБИВАТЬ. Думая: это простой человек. Думая: сто человек очень быстро найдут сволочь. 

     Наконец найдена та поляна, и тепло одетые люди сошли на землю. Распрягли коней, отвели их к небольшому ближайшему озеру, принявшись рубить лед топорами. Кони с жадностью набросились на воду, пыхтели. Дальше встал вопрос - куда их девать. Либо отправить мужиков строить загон, - благо недалече, либо оставить так, возле саней: не замерзнут. При этом пристально следить за ними, чтобы близко не подобралось зверье. 

     Мужики, разведя гигантский костер, грелись и обсуждали детали.  Смеялись дико: мол, никуда не денется тот колдун, скоро попадется. А потом его, - если выживет, - разом к батюшке: окунуть в святую воду. Крещение давно прошло, все окунались в прорубь, кроме одного молодого мужчины или парня. Ему вообще было плевать на такой важный день. Это же надо: не пошел на ночную службу в церковь! Не пел, не молился, не славил Христа! И конечно, не пошел с Крестным Ходом по селу! Поэтому поймать, связать, отвезти на покаяние! Чтобы очистился, гад.

     Наивные! Они еще не знали, с КЕМ имеют дело.

     Перед отъездом получилось приготовить много вкусного. Куры, пироги с кашей, хлебное вино, и прочее… Оскопленный, который получил от Энрике по полной, жрал больше остальных. В скором времени построили загон для коней – из поваленных сосен, получилось все по–свойски, но сносно: как шалаш.

     Животные успокоились, но позже принялись нюхать воздух, копытом бить. Им что–то явно не нравилось. Пока все шло очень хорошо. Половина людей осталась вместе с барином, - который клялся и божился, будто раньше ходил и на медведя, на кого – то там ещё, - надо лишь кости размять.

     Люди рассеялись неподалеку, по глупости искали след, зарубки на деревьях Но нет - ПУСТО. Только тявканье лисье да карканье ворон слышно. Тут до них дошел идиотизм положения.

     - ЗАМЕЛО ВСЕ! Ничего, он объявится! Вылезет, как голодная крыса… - Говорил кто–то, перезаряжая ружье. Человек увидел лисицу, решил подстрелить. У него получилось убить зверя наповал, со смехом и радостью мужик пошел за добычей, увязая в сугробах по пояс.

     В этот момент из–за дерева выглянул Гвелд в белых, словенских одеждах, хитро улыбаясь. Его голубые очи горели холодным огнем, ноги обуты в теплые, белые сапоги из козьей шкуры, - с вышивкой по бокам. Холода Архимаг не чувствовал, - закален. Он ЖДАЛ подходящего момента. Прекрасно зная, КОГО набрал изверг. Добряков там и в помине не было. Убийцы, пьяницы, моральные уроды. Нормальные люди предпочли не соваться, куда не надо, а сидеть дома.
   
     Даже батюшка отговаривал барина ехать в лес и кого–то там ловить. Просил опомниться, покаяться в грехе, - когда тот зашел в храм попросить помолиться за него.

     - НЕ УБИВАЙ безвинного отрока, раз нет доказательств его вины! Он ходит к нам в храм Божий хоть и не часто, но никого не убивает! Господь его создал так же, как всех нас. Не губи душу его и свою! Не благословляю я тебя на убийство! Идешь, как Каин Авеля убивать, из злобы!

     Ответил ему озверевший господарь:

     - Да если я его не убью, - весь мой род вымрет!

     - А кто тебе сие сказал? – Спросил Отче, удивившись. Даже он жалел Гвелда, не боялся его. Решив: это не просто парень, а больной малость.

     Посмотрев презрительно на старца, барин сказал:

     - Народ сказал. Если я женюсь на красавице, и она будет принадлежать тому колдуну, - то сложится всё очень плохо для меня. Потому я любой ценой разыщу этого щенка, и убью! Ты мне не указ! Вот, я свечу поставил за отца, за мать. И на службы хожу, в отличие от той сволочи безбожной! Вспомни, кого ты там венчал? Как я даю десятину церкви, лишь бы никто ничего не узнал! 

     Батюшка в ужасе перекрестился. Он понял: человек умом тронулся. Злодей вышел из храма. А Отче, глядя на лики Святых и свечи, сел и заплакал.

     - Господи, сохрани жизнь тому отроку безвинному, которого хочет Сатана через злодея угробить! – Взмолился он.

     В храме пахло ладаном, пора начинать службу.


     Марфа в это время раскладывала ТАРО, улыбалась – у нее складывался весьма интересный узор в плане Инквизитора. Пока что. В плане барина выпало две карты, - Повешенный и Рушащаяся Башня.

     Где–то далеко звенел колокол. Словно предупреждение. Звенел над белым снегом и Безмолвием. Скоро все кончится, будет жатва. Лишь в Небесах блестела яркая Полярная Звезда, - как Надежда на лучшее.

     Сегодня Гвелд домой не придет - много дел придется сделать. Он двигался по снегу бесшумно, - как кошка по ковру, плюс погружался в невидимость, не чувствуя низких температур. Да вдобавок и волки недалеко. Вожак ходил рядом с Энрике, Архимаг трепал его в холке, а зверь лизал лицо кельту. После животное повело Светлого к своим.

     И волки обступили Дитя Тысячелетий. Энрике лег на середину круга, звери принялись его греть своими телами. Так мужчина спокойно заснул. Зная: животные пойдут на разведку. А потом…

     Взошла Луна. Ее мертвый свет озарил ближайшее поле, храм вдалеке, лес,  поляну. Хищники завыли: сначала тихо, спустя некоторое время погромче. Но даже ЭТО не испугало мужиков, которые свалили ещё несколько сосен и берез, добавив их в кострище. Рассказывали разное друг-другу, ели жареную птицу, печеный картофель, лук, пироги, пили пиво и водку. Не задумываясь даже, что их всех ждет скоро. Не догадывались, - во хмелю бесполезно искать кого–либо. Даже мышей.

     Туч не было. Стояла ясная, прекрасная ночь - как в Рождество. Звезды огромными точками зажглись в небе. По небосклону разлился волшебной дорогой Млечный Путь. Как надежда на лучшее, путь в другой Мир. Березы покрылись инеем. Казалось: они вырезаны из бумаги талантливым человеком. В поле царила совершенно другая, своя жизнь. Волчий вой продолжался, слышалось также тявканье лисиц, шорохи. Ночная жизнь вступила в свои права. Крепостные давно вернулись с разведки, не найдя никаких следов. Перепились, свалились на снег спать. На посту никого не осталось. Костер  горел, и потому тепла достаточно - для всех. Маня спала в санях под теплыми вещами. Укутанная по самое не хочу, похрапывала. Ее разрумяненные щеки от мороза горели цветом яблок. Неказистая внешность,  да нос в веснушках. Наобещал ей барин всего – богатства, лошадь, сани, чтобы кататься, и остального… вот и отдалась ему, как полная дурища, потому в лес увязалась. Поверила, дурында, во всю чушь. Выдержит она, не выдержит жизнь зимой с неделю в лесу, - БОЛЬШОЙ вопрос. Ведь мог злодей и поленом забить. 

     Только чего её бить, - нос не тот, фигура тоже, глаз не тот. Годится чтобы тряпкой полы натирать и приносить то, чего попросят. Остальные девки содержались в комнатах, где окна всегда зарешечены. Их проживание напоминало тюрьму с комфортом. Чтобы не сбежали. Некоторые, не выдерживая побоев и издевательств, соглашались на изнасилование за плату как работницам. За такое рабынь кормили, поили, хорошо наряжали. Плакали несчастные о своих родителях. Когда те своих детей отдавали барину, - дочь в услужение, или сына, - плакала вся семья. Хода назад НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Иногда девушке за непослушание могли вырвать волосы, избить, голой привязать зимой к столбу, - и обливать ледяной водой до тех пор, пока та не станет ледяной статуей.

     Убийства и насилие в плане крепостных не считались преступлением, - убил и ладно. Чего такого? С кем не бывает… найдутся новые слуги, бабы родят. После чудовищных преступлений Дарьи Салтыковой, у которой в молодости после смерти мужа разум помутился (которая умерла в заточении в тысяча восьмисотом году в январе), ждать от барина–тирана пришлось всякое. Творил он почти то же самое, что она.

     Гвелд жаждал несчастному народу помочь. Вот КАК убедить всех - он не враг?! Если все подряд темному люду показывать, начать полезному учить, - тому, что те совсем не знают, - те решат: все, по шею в землю закопаем. Люд оказался НЕОБУЧАЕМ, все новое считал за грех, зло, - поскольку другой жизни не знал.
 

     Если Европа развивалась в то самое время, то в Российской Империи после смерти Екатерины Второй начался бардак. Ее сын Павел, у которого имелось шестнадцать детей, - поменял все. От кого зачат Император, - большой вопрос. То ли от мужа, то ли от Григория Орлова. Самодержец  ненавидел свою мать за убийство отца (а отца ли?) и поменял закон престонаследия так, чтобы трон в Империи наследовали только мужчины.

     Так будет всегда: менталитет русский, соответствующий. Русские обожают, когда их бьют и управляют, словно рабами. Чем хуже жизнь - тем лучше для них. Такие выводы сделал Архимаг.

     Здесь ВСЕ знания Энрике, полученные за ВЕКА, фактически пропали. Не мог он из–за невежества народа раскрыться ПОЛНОСТЬЮ. Не сможет - до Революции. От изверга надо избавиться, ЛЮБОЙ ценой. Пусть потом кто как хочет, так и думает о произошедшем.

     Пока народ на снегу спал у костра, Гвелд ходил бесшумно между тел. Осматривая обстановку. Так… ружья заряжены, серпы и косы даже есть. Много еды, которая успела подмерзнуть. Удивлялся ДИКОСТИ,  НАИВНОСТИ. Специально оставляя следы, чтобы шума наделать.

     Волки тем временем подходили все ближе. Васька достал из мешка в санях пару зажаренных кур, воем позвал вожака. Добавив магию на людей, чтобы те не проснулись. Тот появился сразу, и кельт щедро его покормил. НИКТО из спящих не проснулся. Огромный волчище не боялся костра, а взглядом спросил: "начинать"? Энрике кивнул ему, погладил по голове. Приказал уничтожить ровно ПОЛОВИНУ провизии.

     Зверье повиновалось, не одна она ушла в брюхо. Люди даже не пошевелились от того, как дико заржали от страха кони. Улыбнулся Инквизитор, указав на построенную конюшню вожаку: мол, убивай, ешь.

     - Поем и я с барского стола! Раз ты, сволочь, глаз положил на мою женщину, меня решил убить ни за что!

     Посмеялся Архимаг, запрыгнув в сани. Достал оттуда гуся с мешка, куру, хлеба круглого, вина. Принюхался,  принялся трапезничать. Как же хороша оказалась трапеза! Прямо как в Инквизиции! Когда все за столами собирались, обсуждая как свои дела Магов – так и людские. Дымились яства, горели тысячи свечей в Зале. А теперь, - он, основатель такого мощного Ордена, влюблен по–настоящему в простую девушку. Кушает, тем временем волки смыкают кольцо. Их глаза огнями то там, то тут горят.

     Пировал Гвелд под храп мужиков, попивая вино, пиво.

     Кони пытались копытами отбиться от хищников, но тщетно. Завалив пару лошадей, стая принялась их пожирать, вытащив всем «скопом» из конюшни. Оттащили туши ближе к костру да в темноту, сожрав до скелета. Даже череп разгрызли, мозг выжрав. Энрике, когда пиршество закончилось, взял топор и изуродовал кости чисто для устрашения.

     - Теперь вы отрезаны от внешнего мира, насильники сенных девок и убийцы безвинных! Туда вам и дорога, – в волчью пасть.

     Снег пропитался кровью настолько, - под ногами она пузырилась,  хлюпая. Сытые волки довольно облизывались. Гвелд отпустил третьего коня прочь, приказав стае его не трогать. Животное спокойно вернулось домой, перепугав всех. Хотелось мужчине на месте прикончить барина -  поинтереснее. А не просто голову "Отмщением" снести, оставив его в таком виде на снегу у костра. Но потом додумался, как включить мозги насчет себя неуправляемому люду.

     Звери потыкались мордами в спящих. Кто–то пронзительно крикнул, но тут же затих. Архимаг спокойно намотал тряпку на палку, зажег ее и ушел отдыхать.

     Костер уже потух, стало заметно холодать. Тогда люд проснулся. Когда один крестьянин продрал свои заспанные глаза, - его взору предстало страшное зрелище. ВСЕ вокруг залито кровью, стоял тяжелый запах, - тошнотворный даже, два коня сожраны. Куда делся третий, - вопрос. Наверное, задрали. Скелет одного порублен и неимоверно скручен, даже кости свернуты в спирали! Сани перевернуты с едой, а пища раскидана. Кто–то очень хорошо поел. Началась нехилая паника. Когда стали разбираться, -  обнаружилась существенная пропажа запасов.

     Растолкали тогда Маню, которая сладко спала в санях, - которые не были перевернуты, - устроив после пробуждения ей нехилую трепку, жестоко избив палкою. И взбучку с допросом: куда все делось. Та заявила, - ничего не помнит. Мужики дали ей  оплеух и принялись клясть: зря потащили бабу в лес. Та плакала, просила не бить. Но поленом по хребту напоследок, - кроме палок, - тупая девка получила. Будучи полной дурой, - с умственной отсталостью с рождения, - она твердила: не знала, что в лесу так бывает - придет зверье и нападет, и все в таком духе.

     Ляпнула от себя: звери с колдуном приходили. Ситуация накалилась до предела.

     - КУДА денемся теперь?! Лошадей волки задрали, нас тоже зверье погрызло! Половину еды сожрали! Последняя лошадь убёгла, как теперь назад?! Здесь буреломы, сугробы! – Орал протрезвевший народ. – На скелетах поскачем?! Жрать скоро станет нечего! Умрем!

     Решено было протянуть день - как–нибудь, после не спать всю ночь. Надолго сил не хватит - при любых обстоятельствах. Погибших похоронили прямо в снегу – волки задрали пятерых насмерть. Стали думать, что делать. Все не дотянут до утра, заснут. Потому выбрали самых выносливых. Делать нечего. Не понял никто: враг очень умен. Особенно перепугалась Маня после побоев. Она сидела, постоянно плакала навзрыд, не в силах успокоиться. Прекрасно удался план Энрике: еды почти не осталось, воды тоже. Ездить обратно не на чем, мороз крепчает. Зверье кругом… готовое грызть дальше. Некоторые замерзнут, не проснувшись.

     Ночью тут прошелся этот несносный, страшный колдун. Иначе КТО бы так изувечил останки лошадей? Раньше подобное делали скандинавы, - и то с людьми, но не с животными! Хотя до скандинавов люду очень далеко знать:  не видели - значит ложь. Костер запылал снова, зашел разговор о язычестве, а проще – Родноверии.

     - Гаврила! Как думаешь, разве можно так изуродовать лошадку? Еще мозг выжрать? ВЫЖРАТЬ!!! Не иначе, как здесь прошел обряд языческий, -  поганый. Потому умерло несколько наших. Нет, он здесь не один! – Мужик доел свой обед, уставился в небо. 

     - Волки приходили вместе с ним. Чего думать? Коней – в жертву Перуну и  его свите. Потом до нас доберутся: на запах крови явятся. Просили ребятишек показать, где живет этот нехристь. Вот они и ткнули пальцем. С когтем ходит, коготь висит на шее, - гораздо больше медвежьего, - словно этот молодец с Преисподней его вынес. Лукавому лапу отрубил? Коли эта погань языческая придет к костру, - серпом ему глотку перережу! Не должно быть погнаных на православной земле! Только наши! Остальных убить! Православие или Смерть! За нашу Веру! – Ответил Гаврила, мужик средних лет, заряжая ружье у костра, целуя свой крест. Патронов пока достаточно в запасе.

     - Допустим, убьешь ты этого, а дальше? Волков куда денешь?! Они же не уйдут! Будут приходить, жрать припасы, а когда все кончится, -  утащат в свои норы! Назад не повернуть, на лошадях еще можно было найти дорогу, пешим ходом не уйти отсюда! Снега намело… утонем! Мы погибнем все! 

     Мужик задумался.

     - Убив парня, мужика, старика, дитя, - мы не добьемся ничего! Нужно найти логово язычников и перебить их! Потому что это звери, кои бродят в звериных шкурах! Не дорубил Святой Владимир выродков… Лучше отдать колдуна барину, а дальше – на площадь, под звон колокольный сжечь заживо!

     Оба с такими решениями обратились к барину. Но тот заявил: сам будет с  тем колдуном разбираться. Совет мужиков решил: все заснут с ружьями, и выстрелят туда, откуда донесется вой. Раздавались голоса, - мол, зря столько вчера пили. Изверг решил перебить всех волков и вернуться назад, но патронов маловато, а зверья много вокруг. А вот как выбираться с дикого леса, – обещал подумать.