Утёнок Марьич

  Лошади, когда в колхозе нет работы для них, пасутся на лугу целыми днями. Им спутывают передние ноги, чтобы далеко не убежали и наблюдают за ними, не тревожа их. Я думаю, у лошадей это праздник, как у нас отпуск на юг. Они отъедаются травой, не поднимая головы, и не обращают внимания ни на кого вокруг в этот момент.
  Маленькие утята бежали за мамой уткой через луг на речку. Один утенок попал под копыто вот такой спутанной лошади. Она наступила ему ногой на клюв. Пока лошадь не съела вокруг всю траву, она не двинулась с места. Её без кнута или палки нельзя было поторопить в этом. Напрасно я хлопала её по крутым бокам, она не реагировала. Прошло минут пять, и она переместила наконец свои две спутанные ноги на новое место. Утёнок оказался на свободе, а до этого он беззвучно болтал лапками и мучился.
Конечно, сильно искривился его клюв. Он повернулся в сторону и стал крест-накрест. У маленьких утят они ещё нежные, и деформация произошла очень быстро. Прежнюю форму  клюв уже не принял, и утёнок мало того, что стал калекой, так еще мог и умереть от голода.
  Пришлось мне его кормить не естественным для уток способом. Я раскрывала ему клюв и запихивала маленькие кусочки хлеба, рыбы, картошки. Но больше всего он полюбил земляных червяков. Я копала их в земле и кормила его. Хоть он и ходил на речку со всеми утками, но кушать там не мог. Вот тогда я и поняла выражение: переваривается, как у утки.            
 Марьич, а его так назвали  в честь нашего бригадира третьей бригады, кушал не переставая. Он всегда был голодный. Я устала кормить его и не могла дождаться, когда он вырастет.  Конечно, мы привыкали к нашим животным и птицам и смотрели на них, как на друзей, и нам жалко было, когда их резали, но в деревне другой подход к этому. Мы понимали эту необходимость и быстро успокаивались.
  Бригадир был хороший человек, и звали его Владимир. А за глаза звали по кличке — Марьич. Почему у него такая кличка, уже никто и не помнит, вроде похож на какого-то заезжего кавалера. Нос у бригадира был очень большой и повёрнут в сторону. Увидев нашего утёнка, сосед сказал: "Марьич". Так и стал он жить с этим именем.

  Однажды пришли все утки домой, а Марьича нет. Я стала громко звать его: «Марьич, Марьич.» Открывается калитка, и заходит бригадир, а он в это время шёл мимо нас по улице. Было очень стыдно, но, слава Богу, бригадир обладал чувством юмора! И, увидев, откуда то  бегущего утёнка, сказал: « А, похож!» И мы с ним начали смеяться вместе. Потом он интересовался всякий раз, видя меня: «Как тёзка?»
Вырос Марьич и стал большим, но оказалось, что он не селезень, а уточка.