Глава 13. Теория и практика

Третий учебный год тоже был непростым. Основные теоретические дисциплины заканчивались серьезными экзаменами. Отсева уже, практически, не было. В конце курса нас разделили. Часть ребят ушла в группу оптической электроники, часть перешла на свободные места по специализации «Автоматика и электроника». Я остался с основным коллективом продолжать учёбу по специальности «Дозиметрия и защита от излучений». Наш ближайший друг Толик Барышев заболел туберкулезом и ушел в академический отпуск. Доучивался он уже потом на год позже. Нас всех, как контактных, проверили на туберкулез, но, к счастью, ничего не нашли. С Илюшей Беловым мы помирились и снова жили в одной комнате. Заработанных на целине денег хватило на полгода жизни. Я кое-что купил из одежды и жил вполне безбедно. В свободное время ходили в кино, играли в преферанс, а с картами пили вино, преимущественно, портвейн. Тогда были разные марки вина, но, в основном, номерные - 13, 15, 777. Позже появились «Агдам», «Солнцедар», номер 72, и качество продукта заметно ухудшилось. Мне всегда нравилось быть в компании, нравилось состояние раскрепощённости после пары стаканов выпитого вина, я любил играть в карты, потому что преферанс – игра творческая, правда, с элементами везения. Но я играл рассудительно, сильно не рискуя, и больше выигрывал, чем проигрывал. Учеба шла своим ходом, и хоть я любил быть в компании, но моя природная скромность и нерешительность всё же мешала мне быть лидером в нашем коллективе...


Ещё на втором курсе, после новогодних каникул, у нас начались занятия на военной кафедре. Вообще-то призывать в армию нас никто не собирался. По роду нашей редкой атомной профессии на случай войны нас всех резервировали за народным хозяйством. Другими словами у нас была бронь от призыва в военное время. Тем не менее, азы военной профессии нужно было преподать, и нас готовили по программе командира мотострелкового взвода. На первом занятии высокий, стройный офицер с мужественным лицом представился нам, что он назначен быть в нашей группе кем-то, вроде классного руководителя, и в конце этого представления сказал фразу, которую мы потом долго помнили и повторяли: «...а фамилия моя - подполковник Ершов!..»


Нам преподавали различные военные дисциплины: материальную часть стрелкового и другого вооружения нашей армии в сравнении с зарубежными образцами, защиту от оружия массового поражения, основы тактики боя на штабных картах и с выездом в поле для отработки тактики на местности. Но, особенно, доставало нас заучивание «Устава вооруженных сил СССР». У каждого был свой экземпляр, и мы ходили, размахивая ими и запоминая текст, ну, прямо как хунвейбины с цитатниками Мао времён культурной революции в Китае. Один день военки в неделю - это был наш реальный отдых от таких непростых предметов, как теоретическая физика, электродинамика, квантовая механика и разделы высшей математики во всём их разнообразии. На третьем курсе после второго семестра проходил выпускной экзамен по дисциплинам военной кафедры, и по его результатам нам присваивалось воинское звание младшего лейтенанта-инженера.


Состоявшееся впоследствии празднование окончания военной кафедры проходило в полном соответствии со сложившимися традициями. Изрядно набравшись на общей пирушке, мы по очереди катались в жестяном тазике по широкой каменной лестнице нашего общежития с этажа на этаж, горланя при этом популярные военные песни и марши. Когда это надоело, собрали у всех маленькие серые книжки Устава вооруженных сил, сложили из них во дворе общежития костёр, а потом прыгали через него, как язычники на день Ивана Купалы, пока всё не догорело...


На другой день всех вызвали к нашему замдекана Бекетову Аскольду Рафаиловичу, который устроил нам форменный разнос: «Ну, вы что, совсем сдурели? Мало того, что такой шум в общежитии устроили, так ещё удумали Уставы жечь и прыгать через костёр? Вот взять Тюлина! Так он допрыгался до того, что ногу сломал!..» При всей строгости момента на лице замдекана временами просматривалось что-то вроде улыбки, думаю, он вспоминал в это время свою студенческую молодость. Ничего нам не было, поругали только. Даже политическую составляющую из-за Устава вооруженных сил не прицепили. Добрый он был, наш Аскольд Рафаилович, мы все его любили...


После третьего курса летом предстояла производственная практика. По времени она совпадала с целиной, отменить или перенести практику было сложно, поэтому поехать на целину я даже не пытался. Тем более, что уже манила романтика нашей новой профессии. Мы получили назначение на Ново-Воронежскую атомную станцию, самую передовую в отрасли по тем временам. И хоть станция была построена недавно, работать нам предстояло на капитальном ремонте первого энергоблока. Реактор на блоке был водо-водяного типа, модель ВВЭР-600, и представлял собой большую кастрюлю с толстыми стенками. В крышку кастрюли были вмонтированы топливные стержни. В собранном виде они кипятили воду первого контура. Вода первого контура, находящаяся под давлением 150 атмосфер, нагревала потом воду второго контура, которая, превращаясь в пар, крутила лопатки турбин.


Когда мы, после прохождения медкомиссии и оформления в отделе кадров, дружно явились на работу, нас направили в службу, которая занималась плановым ремонтом главного циркуляционного насоса. Первое впечатление было совершенно жутким. Огромное помещение, высотой метров в двадцать, почти полностью было заполнено переплетением труб разного диаметра, покрашенных преимущественно в черный и красный цвета. С потолка и с труб повсеместно капала вода, на полу блестели лужи. Среди труб, на металлической эстакаде, возвышался главный циркуляционный насос. На высоте примерно пяти метров, на нем находилась площадка, где нам и предстояло работать. На эту площадку был выход через отдельную тяжелую свинцовую дверь. В этом месте соединялись две цилиндрические половинки насоса. По кругу они стягивались огромными гайками. Чтобы обеспечить плотность соединения, ведь насос находился под огромным давлением, нужно было при помощи комплекта из толстого гаечного ключа большого размера и кувалды, ударным способом проворачивать здоровенные гайки до полного закручивания. Время работы было разделено на шесть приемов по пять минут каждый. Получалось ещё немного отдохнуть, потому что заходили мы по очереди. За эти полчаса мы выбирали недельную нормативную дозу радиации, и в этот день нас уже отпускали домой.


В помещении было настолько жарко и жутко от этой, капавшей на тебя со всех сторон радиоактивной воды, что работать более пяти минут было очень трудно. У Коли Желонкина в этот день как-то сразу не заладилось. Мало того, что он боялся радиации, он еще при первом заходе умудрился уронить гаечный ключ с пятиметровой высоты эстакады, куда-то вниз, в темноту, в лужу. Выскочив сразу, как ошпаренный, наружу, он тут же получил от мастера инструкцию по самой полной программе, с учетом всех нюансов нашего великого и могучего родного языка. Стрелой Коля вернулся обратно, мигом спустился по железной винтовой лестнице вниз, пошарился в луже в кромешной темноте, ничего не нашел, и той же стрелой, уже через минуту, снова был среди нас наверху. Следующая инструкция мастера, для настоящих ценителей русского языка, была намного-намного интересней, чем предыдущая. Несколько раз Коля челноком слетал вниз, пока не достал, наконец, злополучный ключ. На следующий день он сказался больным и на работу не пошел. Некоторое время на симулирование болезни ему всё же пришлось потратить, но цели своей он добился и от радиации откосил. В отличие от нас, оставшуюся часть практики он провел на легких работах.


Мы честно отрабатывали свои шесть раз по пять минут, получали положенную дозу радиации, и весь день у нас был свободен. Время проводили по-разному. Играли в волейбол, в футбол, в карты. Слава Тюлин, будучи заядлым туристом, раздобыл в местном спортивном клубе несколько байдарок. Мы перетащили их к реке. С горем пополам, без привычки, втиснулись по двое в тесные байдарки и погребли по Дону к какому-то острову с песчаным пляжем и небольшой полянкой зеленой и мягкой травы. Там мы высадились на берег, и душевно провели замечательный день при теплой и солнечной погоде, загорая и купаясь. Это верховья Дона, река там не такая быстрая, а пляж песчаный не хуже, чем в кино про голубую лагуну...


Кроме тяжелой работы на ремонте блока, у нас было время для знакомства с новыми приборами и оборудованием одной из лучших атомных станций страны. Мы все более убеждались в правильности выбранной нами профессии. Шел 1970 год, в стране прошли пышные празднества по случаю 100-летия со дня рождения Ленина, а до Чернобыльской аварии оставалось ещё шестнадцать лет...


На четвертом курсе началось углублённое изучение специальных предметов и с учёбой стало немного легче. Развлечения были те же. В наших пирушках, в легком подпитии, я любил поспорить на любую тему. Мои знания давали мне уверенность в моей правоте, а компромиссов в то время я не признавал. Без ума доказывая свою правоту, я, бывало, ссорился с друзьями, из-за чего к концу учебы их было меньше, чем в начале. Сейчас я другой, жизнь меня пообломала, и я искренне жалею о том времени и тех друзьях, отношения с которыми расстроились по моей дури. Это упрямство в доказывании своей правоты и максимализм, унаследованные мною от отца, конечно, мешали мне в установлении тёплых и дружеских отношений с теми, кто и дальше встречался мне по работе и в быту. И вот теперь приходится подтверждать, что коллег, которые помнят меня и хорошо обо мне отзываются, немало, а реальных друзей из них, к сожалению, нет. Мне кажется, что вернись я сейчас в то время, я бы дружил со всеми...


В стране было спокойно. Это время сейчас называют «застоем», хотя нет, «застой» - это ближе к восьмидесятым. А в семидесятых строительство социализма было в полном здравии. Заводы строили, как пирожки пекли. Новые энергоблоки на простых и атомных станциях запускали чуть ли не каждый месяц. Короче говоря, человеку было, где приложить свои знания и опыт. Если там, где живешь, нечем заняться, поезжай в Западную Сибирь. Там как раз начинались нефтяные дела. Или на БАМ, пожалуйста. Это сейчас человек нигде не нужен, а тогда была масса вариантов организовать себе карьеру, если ты не лодырь. Да, и жизнь в целом, несмотря на ежедневное промывание мозгов по радио и телевизору, становилась все интересней.


Магнитофонными записями всю страну озвучивал Высоцкий. Ему помогали Визбор, Кукин, Городницкий и другие. Из-за бугра пробивались фильмы известных режиссеров: «Блоу-ап» и «Забриски пойнт» Антониони, и культовые американские «Беспечный ездок» с Питером Фонда и Деннисом Хоппером и «Полуночный ковбой» с Джо Войтом и Дастином Хоффманом. Что удавалось, я посещал, остальное отслеживал по журналу «Искусство кино», где в конце каждого номера, мелким шрифтом, печатались новости зарубежного кинематографа.


На музыкальном горизонте объявилось новое чудо – ансамбль «Песняры». Их мало кто знал, они еще не гастролировали, но на «Песне года» стали настоящим открытием, и собрали шквал аплодисментов. Но даже песни того времени, прославлявшие советский строй и комсомол, тем не менее, были своеобразны и талантливы. Это было время Пахмутовой и Бабаджаняна, Лещенко, Толкуновой, Ободзинского и, конечно, Кобзона... Вообще, на мой взгляд, советская песня - это уникальное и всё же недооценённое явление, востребованное и сегодня...


Комсомольцы строили БАМ, а полки в магазинах потихоньку пустели. После четвертого курса тоже была летняя производственная практика, но уже на Белоярской АЭС, находящейся недалеко от Свердловска. Это время как-то не запомнилось. В основном, были посменные дежурства на первых двух блоках и изучение новой аппаратуры. Ремонтных работ в это время не проводилось, и дозы облучения нам давали обычные, по норме. А вечером в общежитии все то же: карты, курево и сухое алжирское вино. Оно только-только появилось в продаже, стоило для студента недорого, по рубль двадцать за бутылку емкостью 0,7 литра. По вкусу было нормальным, но, если оставалось в стакане, то засыхало в такую краску, отмыть которую надо было еще потрудиться. Но молодой желудок с этим успешно справлялся, хотя...


Пятый, последний курс, был почти таким же, как четвертый. Только больше стало предметов непосредственно по специальности и курсовых проектов. После учебы планировалась самая обычная сессия, госэкзаменов не было. Ведь нам предстояла еще преддипломная практика и, уже потом, защита дипломов, как финиш всей нашей учебы.


В общежитии я жил в комнате с теми же ребятами, что и раньше. У одного из моих друзей двоюродная сестра поступила в медицинский институт. И у нас в комнате иногда стала появляться молоденькая и очень симпатичная первокурсница. Звали ее Таня. Чаще она общалась со своим кузеном, потом они уходили погулять по городу, но и с нами она тоже разговаривала. Были случаи, когда мы все вместе ходили на премьеры в кино, благо кинотеатр «Искра» находился как раз напротив нашего общежития. Где-то уже в конце пятого курса произошел случай, для меня совершенно неожиданный. Разбирая почтовый ящик, я обнаружил письмо, адресованное мне от незнакомого отправителя. Открыв его, я прочитал: «Что же ты со мной делаешь?..» И всё. Я понял, что это от Тани. Ну, здравствуй, Татьяна Ларина! Я твой Евгений Онегин. Ничего путнего, к сожалению, не придумывалось, и в ответном письме я предложил ей встретиться в сквере у главпочтамта. Купил три гвоздики, других цветов тогда было не достать. Она пришла. Мы допоздна гуляли с ней, потом я проводил её к их общежитию, а сам вернулся пешком домой, потому что трамваи уже не ходили. Таких свиданий было еще два-три, но наш романтический конфетно-букетный период не получил продолжения, потому что наступило время заключительной сессии, и надо было полностью погрузиться в учёбу, а затем у меня по плану было поехать на целину...


Здраво поразмыслив о том, что в предстоящие полгода неплохо было бы получать повышенную стипендию, мы скооперировались в коллектив: Коля Желонкин, Саня Бабушкин и я, и поставили себе целью сдать все предметы с лучшими оценками и, если получится, досрочно. Конечно, это могло не получиться, и нам пришлось бы сдавать вместе со всей группой, а там бы уже как вышло. Но всё получилось удачно. И общими совместными усилиями удалось уговорить преподавателей пойти нам навстречу.


Помню, что основы конструирования точных механизмов нам читал приглашенный с оптико-механического завода инженер-конструктор. Ну, никак невозможно было с ним выбрать время для внеплановой сдачи. Уж так сильно он был занят на основной работе. Пришлось сдавать экзамен в выходной день у него дома. А он был молодой отец и в тот день как раз оставался дома с малышом. Малыш без конца пищал и требовал к себе внимания, а наш экзаменатор, естественно, часто на это отвлекался. Используя отработанные приемы, я имею в виду шпаргалки и подсказки, нам удалось успешно сдать этот, непрофильный для нас, но очень тяжелый предмет. Так мы получили первую пятерку и, воодушевленные этой удачей, настроились на другие экзамены.


А экзамен по предмету «Защита от излучения» на нашей кафедре мы сдавали вообще по-смешному. На кафедре как раз шел ремонт, и надо было срочно отштукатурить одну заново установленную перегородку перед циклотроном. Это нам и предложил сделать за досрочную сдачу наш преподаватель Александр Петрович. Мы, конечно не торгуясь, сразу же согласились. Я вспомнил свои навыки работы штукатуром на целине. И под моим руководством наша тройка выполнила работу быстро и качественно. А по окончании работы, преподаватель спросил, какую же оценку мы хотим. Тут уж мы не растерялись, и честно смотря ему в глаза, сказали: «Ну, как поштукатурили, так и ставьте!..», не подразумевая, конечно, другой оценки, кроме пятерки. Вряд ли заслуженно, но пятерку мы выцыганили. Остальные экзамены, тоже вполне удачно, на пятёрки, мы сдали досрочно, до начала сессии. Повышенная стипендия на полгода нам была обеспечена! А она была не маленькая, аж 75 рублей. Справедливости ради надо сказать, что и знания у нашей тройки были, пожалуй, выше среднего уровня группы. Вот такой мне запомнилась моя последняя сессия...


Но ещё раньше было распределение на преддипломную практику. Я и Вова Хозяинов выбрали предприятие в Московской области, в городе Загорске, сейчас это Сергиев Посад. У предприятия было интригующее название: «Центральная станция радиационной безопасности». А чем оно занимается, мы узнали только по приезду. Прибыть надо было к 22 августа, так что всё лето было в нашем распоряжении и можно было спокойно съездить на целину...