Самая большая

Вот ответьте мне, пожалуйста: – Какая у вас была самая большая новогодняя ёлка в вашей жизни? Только без обмана! Но учтите, мы говорим о нормальных городских квартирах, так что прошу не вспоминать про гигантские деревья, вроде тех, которые устанавливают в Колонном зале или на Соборной площади. И даже не поминайте, железных монстров, которые наш неугомонный мэр расставил почти на всех площадях столицы – они больше похожи на ракету «Протон», чем на новогоднее дерево. И об искусственных ёлках без запаха хвои, пылящихся до поры на антресоли, тоже не надо. Расскажите о нормальных, привезённых из лесу и купленных на ёлочном базаре, которые когда-либо стояли в вашей квартире. Даже, если вы сейчас уже не ставите ёлок на Новый год, наверняка, когда вы были детьми, была у вас какая-никакая ёлочка. Так что, постарайтесь вспомнить.
 
А пока вы вспоминаете, я расскажу о своей самой большой ёлке.
 
Было это лет 35 или 40 назад, точнее не скажу. Помню только, что мы с женой были ещё молоды, а наш старший сын ещё ходил в детский садик. А когда в семье есть малыш, сами понимаете, кровь из носу, но в доме на Новый год должна быть ёлка. Без неё никак.

Если вы в те годы были уже достаточно взрослыми, то вы помните, что тогда продавалось на ёлочных базарах. Это были скорее палки, чем ёлки, просто какие-то жерди, на которых каким-то чудом уцелело несколько жидких веточек. Красивых и ровненьких ёлочек из Дании, завёрнутых в пластиковую сеточку, тогда и в помине не было.

Нужно было на ёлочном базаре найти среди ободранных палок хоть какое-то подобие ёлки, оплатить её замерзшему продавцу в тулупе и валенках с большим шестом для измерения высоты в руках, увязать этот деревянный скелет шпагатом, дотащить до дому, а уже дома думать о том, как бы его установить. А потом попытаться эту деревяшку украсить так, чтобы она не казалась такой жалкой. Иногда даже приходилось покупать две ёлки сразу и привязывать их друг к другу для пушистости. Особой радости всё это не доставляло, но что было делать? И только два обстоятельства утешали. Первое, что у всех были такие же ёлки-палки. И второе, что Новый год – он только раз в год, ради сыночка можно и потерпеть.

Короче говоря, где-то 28 декабря я в очередной раз совершил предновогодний подвиг и добыл хоть и жидковатую, но зато высокую ёлку. Низкая нам не годилась, ведь дом у нас сталинский, и высота потолков целых три метра. Поставил я её в крестовину, а наряжать её решили на следующий день. А без игрушек это было вообще жалкое зрелище.

А на следующий день по городскому телефону (а по какому же ещё? сотовых-то в те времена не было) позвонила моя свояченица, которая жила на другом конце Москвы. Свояченица – это сестра жены, если кто не знает, её Галей зовут.

– Боря, я тут ёлку добыла, большущую. В мою квартиру она не встанет, у меня потолки низкие, а вам будет в самый раз, – сказала свояченица, – ты срочно приезжай, забери её.
 
– Галя, так у нас уже стоит ёлка, вчера купили на ёлочном базаре, – сказал я.
– Знаю я, что за ёлки на этих базарах продают, они только на костёр годятся. А моя ёлка настоящая, густая и хвоей пахнет. У нас такой красоты никогда не было. Только ты пилу возьми, а то у меня дома инструментов нет, – сказала свояченица.

– Может ещё и топорик взять? – попытался съязвить я.

– Возьми, может пригодиться.
Ну, каково это, когда вы пытаетесь сострить, а вашу тонкую шутку не понимают?

После тяжелого трудового дня переться на другой конец нашего совсем не маленького города, вместо того, чтобы хоккей смотреть, было то ещё удовольствие. Но чего только не сделаешь, чтобы порадовать сыночка и угодить жене. И на потом отложить нельзя было: завтра уже Дед Мороз придёт со Снегурочкой, Антошку поздравлять будут. Мы уже и подарок приготовили и в пожарный шкаф на нашей лестничной площадке припрятали, потому что глаза у детей устроены таким хитрым образом, что сразу замечают, если вдруг на горизонте появится что-то похожее на подарок. И тогда уже никакого сюрприза не получится. Так можно и веру в Деда Мороза подорвать, а это святое.

Так что я быстренько собрался, взял пилу и топор, и отправился к свояченице в Черёмушки. Благо ехать на метро без пересадок, её станция на одной ветке с нашей. А потом всего пару остановок на троллейбусе, но это пустяк. У меня ведь всё равно единый на проезд.

Примерно через час я был у дверей Галиной квартиры и позвонил. Прошло порядочно времени, прежде чем Галя открыла и тут же бочком-бочком по стеночке отошла в сторону, даже не дав себя чмокнуть в щечку, как это у нас обычно было принято по-родственному. Но распахнув дверь на полную, я понял в чём дело.
 
А дело было в огромной ёлке, комель которой почти что упирался во входную дверь, а макушка и бОльшая часть ствола находились в жилой комнате. Впрочем, они были мне не видны из коридора, потому что густые еловые лапы заполнили собой весь дверной проём, оставляя лишь небольшой зазор наверху. Уж не знаю, как Галя через эти лапы умудрилась продраться из комнаты в прихожую, чтобы открыть мне дверь.

– Представляешь, подхожу я к своему подъезду, а там здоровенный такой мужик стоит в ватнике и сапогах, – начала рассказывать свояченица, – на колхозного тракториста похож.

Преградил мне этот мужик дорогу, я даже испугалась, а он очень вежливо говорит:
– С наступающим! Не хотите ли, девушка, купить себе хорошую ёлочку? Только три часа как из лесу.

– Что-то я у вас, товарищ, никакой ёлочки не вижу.
 
– Так вон она, в кузове лежит, – отвечает мужик и показывает на стоящий неподалёку самосвал, – отличная ёлка, большая, густая, ровненькая.

– Сколько стоит?

– Для вас, девушка, всего-то пять рублей.

– Ничего себе! Да я за эти деньги на базаре целых три ёлки куплю!

– Не, такую не купите. Она же вон какая высоченная. А на базаре деньги за высоту берут. Если бы у них на базаре были такие ёлки, с вас бы четвертной взяли, не меньше. Но у них таких никогда и не бывает.

Короче говоря, согласилась свояченица дать мужику пять рублей, но только при условии, что он за эти деньги ёлку ей прямо в квартиру занесёт. А квартира-то на пятом этаже. Понятное дело, в лифт такая ёлка не влезет, даже в грузовой, так что её по лестнице тащить надо. Но водитель был мужиком крепким, так что тут же согласился. Не зря же он эту ёлку в лесу рубил и тайком от гаишников вёз в Москву на колхозном самосвале. А пять рублей на дороге не валяются и к Новому году совсем не лишние… Можно, например, два кило варёной колбасы купить и ещё на два батона хлеба останется.

У меня в те годы по причине молодости и небольшого заработка ещё не было пивного животика, так что я снял пальто сорок восьмого размера и смог бочком просочиться сквозь еловые лапы в комнату. И только тут я осознал масштаб бедствия. Ёлка оказалась метров пять длиной, если не больше. А «размах крыльев» у неё был никак не меньше трёх метров.

– Слушай, она и к нам в квартиру не встанет, – сказал я Гале.

– А ты пилу привёз? Отпили снизу, где веток нет, – посоветовала она.
 
Присел я на корточки и отпилил комель, а вместе с ним ещё метр ствола. Практически, всю ту часть, что в прихожую вылезала из комнаты. Снова просочился в комнату, осмотрел дерево, и убедился, что осталось ещё метра четыре, если не больше.
 
– Дай мне рулетку. Надо отмерить, начиная от верхушки, сколько ещё отпилить осталось, – сказал я свояченице.

Она достала из ящика комода металлическую рулетку и протянула мне.

– Держи конец рулетки у самой макушки, а я снизу мерить буду, – скомандовал я, потому что если сразу не взять на себя руководство, то женщины тут же его перехватят. А я терпеть не могу выполнять в быту чужие дурацкие указания, мне и на работе этого хватает.

Пришлось отогнуть ветви в стороны, чтобы наметить на стволе место, где пилить. Получилось, что нужно отпилить снизу два яруса веток. Хорошо, что я догадался топорик прихватить, иначе пришлось бы до утра возиться. Одну за другой отрубил я ветки двух нижних ярусов, самые большие и длинные. Это мне сейчас так легко говорить, что вы можете подумать: чего там, тюк-тюк топориком, и готово. Но до тех веток, которые были прижаты между стволом и полом, нужно было ещё суметь добраться, приподняв одной рукой тяжеленный ствол.
Пока я рубил ветки, Галя сваливала их в кучу на лестничной площадке. Из этого лапника образовалась довольно высокая зелёная гора. В результате нашей напряжённой командной работы наконец оголилась нижняя часть ствола, тогда я уже и смог её отпилить.
 
Вообще-то, я человек сугубо умственного труда, поэтому всегда очень горжусь собой, если мне удаётся выполнить какую-нибудь физически тяжёлую работу. Так что когда обрубка и обрезка ёлки была закончена, я почувствовал себя, как мифический герой, что-то вроде древнегреческого Геракла, по воле рока заброшенного в сибирскую тайгу и ставшего на один вечер советским лесорубом.

– Ну вот, теперь осталось то, что нужно. Будет у нас ёлка под самый потолок, – сказал я, довольный результатом своей работы.
Даже после обрезки ёлка продолжала оставаться огромной: почти три метра в высоту и почти столько же в диаметре. И стало совершенно ясно, что просто так везти её через всю Москву было невозможно.
 
– У тебя есть бельевая верёвка? – спросил я.

Галя принялась искать верёвку и в итоге нашла лишь моток бумажной бечёвки, которой обычно завязывают покупки в промтоварных магазинах (боюсь, молодым читателям не понять, что такое бумажная бечёвка или шпагат). Вот этой бечёвкой мы и обмотали ёлку, прижимая её ветви к стволу. Эту работу можно было выполнить только вдвоём, и заняла у нас не менее получаса. Галя держала ёлку в верхней части под углом к полу, а я в полусогнутом положении прижимал и приматывал упругие ветви к стволу.
 
Наконец, наш зелёный кокон был готов.

Тут мы вспомнили о горе еловых веток, сложенных на лестничной площадке.

– Нельзя их здесь оставлять, а то соседи не смогут из своих квартир выйти, – сказала свояченица.

Делать нечего, мы вдвоём оделись и стали таскать отрубленные ветви в мусорный контейнер, стоявший на улице. За один раз всего было не унести, и нам пришлось повторить это упражнение. На полу лестничной площадки осталась только кучка облетевших хвоинок.

– Отдохни немножко, посиди, выпей чайку, – предложила мне Галя.

– Некогда мне рассиживаться и чаи распивать, – устало ответил я. На самом деле мне не улыбалось лишний раз раздеваться, а потом снова одеваться. Да и, на самом деле, время было позднее, а завтра на работу.
 
Я подхватил свёрнутую в огромный кокон ёлку и потащил её по лестнице с пятого этажа. Вышел на улицу и с ёлкой на плечах пошёл в сторону троллейбусной остановки, стараясь не поскользнуться на ледяных проплешинах. В ночной темноте случайно встреченные прохожие могли легко принять меня за убийцу, несущего завёрнутый в ковёр труп баскетболиста. Но такая мысль скорее могла прийти в голову к какому-то пессимисту. А лично я представил себя в роли Ильича, несущего пресловутое бревно с субботника прямиком в светлое будущее, и эта мысль придала мне силы и оптимизма.
 
На удивление быстро удалось мне дойти со своей ношей до троллейбусной остановки, лишь один раз поскользнувшись и упав в сугроб. Троллейбуса пришлось ждать больше десяти минут, хорошо хоть было не очень холодно. С неба падали крупные пушистые снежинки, создавая новогоднее настроение. Всё-таки Новый год – это такой праздник, когда всем положено радоваться (хотя, в общем-то, если вдуматься, никаких особых причин для этого нет).

Был уже поздний вечер, и народу в троллейбусе было немного, человека три-четыре на сиденьях в передней части салона. Я был один со своей ёлкой на задней площадке, сам я стоял наверху и придерживал ёлку за верхушку, а нижнюю часть ёлки опустил на нижнюю ступеньку.

Троллейбус благополучно довёз меня до метро «Профсоюзная». Я с огромной ёлкой наперевес прошёл мимо контролёра, взмахнув у него перед носом своим единым. Были у меня опасения, что контролёр заставит меня заплатить за провоз багажа, как-никак ёлка была здоровенная, побольше любого чемодана. Но с другой стороны, она вполне могла сойти за очень длинные лыжи, а как известно, их можно провозить в метро бесплатно.

В любом случае, контролёр не стал просить оплачивать провоз багажа, а только спросил:
– Парень, и где ж ты такую красавицу урвал?

Рассказывать ему историю про водителя самосвала, приехавшего из лесу, мне не хотелось и я соврал, что купил ёлку на базаре, но там больше нет, одна такая большая была, никто не брал, потому что дорогая.

– А ты у нас, выходит, очень богатый, раз такую ёлку можешь себе позволить, – скривил гримасу контролёр и свистнул в свисток.
Тут же из помещения рядом выскочил сержант милиции в серой форме и фуражке с красным околышем.
 
Ну, вот ведь засада! Не могут же меня задержать только за то, что я богатый, у нас ведь в стране это законом не запрещено, а просто мало у кого получается! А вот за незаконную порубку вполне могут и штраф и пятнадцать суток прописать! Вот будет прикольно встретить новый год в Бутырке! – успело промелькнуть у меня в голове.

Но страхи мои, к счастью, были напрасными. Оказалось, контролёр вызвал милиционера, чтобы тот угомонил двух подвыпивших мужчин, один из которых, матерясь, пытался засунуть пятачок в щель турникета, но никак не мог в неё попасть, а другой, в доступных для понимания матерных выражениях корректировал действия первого, втолковывая ему, в какую именно щель следует совать.
 
Сержант подхватил под руки сразу обоих мужчин, и как старый друг потащил их в свою каморку, а я с чистой совестью спустился по лестнице на платформу.
Я встал в самом конце платформы, чтобы сесть в последнюю дверь последнего вагона, потому что там обычно бывает меньше народу. Обычно, знаете ли, в первом и последнем вагоне бывает посвободнее.

И действительно, подошёл поезд, и я смог зайти в предпоследнюю дверь последнего вагона. Все сидячие места были заняты, но я и не собирался садиться с таким багажом.  Чтобы не мешать пассажирам, прислонившимся к дверям, я встал в самом центре площадки, держась левой рукой за поручень, а правой удерживая свою ёлку в вертикальном положении. Держать её было не сложно, она практически сама держалась, встав в распор между полом и потолком вагона.

На следующей станции в дверь, около которой стояли мы с моей ёлкой, зашла какая-то корпулентная женщина в нутриевой шубе и круглой рыжей лисьей шапке. В руках у неё было по авоське с дефицитными продуктами. По крайней мере, из-за хвои своей ёлки я успел разглядеть жестянки со шпротами и с горошком, стеклянную банку с майонезом, палку финского сервелата и бутылку полусладкого «Советского шампанского».

– Молодой человек, вы же здесь всем мешаетесь со своим деревом, дайте пройти, – поблескивая золотыми зубами, раздражённо потребовала обладательница вожделенным каждым советским человеком набором деликатесов.

"Позвольте поинтересоваться, кому это всем? Кроме неё на платформе никого не было" – подумал я, но тут же подвинулся, поскольку я человек вежливый вообще, а по отношению к женщинам – особенно. Даже если я и завидую, что им удалось достать сервелат, а мне нет.

А дальше случилось ужасное. Пытаясь протиснуться мимо меня, женщина в шубе одной из своих авосек зацепилась за узелок бечёвки, которой была обвязана моя ёлка. Бумажная бечёвка, намокшая от снега, не выдержала и разорвалась. А упругие ветки моего мощного дерева казалось только этого и ждали, чтобы вырваться на свободу.
Они распрямились как пружины и растопырились во все стороны. Женщина в шубе успела отскочить в проход между рядами сидений, а вот я оказался со всех сторон окруженным цепкими еловыми ветвями. По счастью, меня не отбросило ветками в сторону, просто они окружили меня со всех сторон.

Всё это произошло буквально за секунду, поезд даже не успел набрать скорость. Народ сидевший в вагоне, ахнул от неожиданности и удивления. А я стоял среди густых еловых ветвей, невидимый пассажирам, но ощущающим, как они там, вовне, восторгаются красотой моей ёлки и, может быть, даже завидуют мне, её обладателю. 
На следующей станции в дверь вагона попыталась было ввалиться целая толпа молодежи с тубусами. Наверное, студенты. Но куда там! Прямо у двери их непреодолимой преградой встретила моя ёлка. Студенты только ахнули от удивления и побежали к другой двери, пока посадка не окончилась.

А на следующей станции в мою дверь пыталась зайти пожилая супружеская пара.

- Ты только погляди, как в этом году горсовет стал метро украшать, - сказала женщина своему супругу, - посреди каждого вагона по ёлке поставили. Вот какой праздник людям устроил!. Красота!
- Для полной красоты не хватает игрушек! - ворчливо возразил своей супруге мужчина, - или были игрушки, а пассажиры всё растащили. Всегда найдётся кто-нибудь вредитель, кто норовит стащить, что плохо лежит. То есть, висит.

Жена что-то хотела ему возразить, только я уже не расслышал, потому что двери закрылись, а супруги так и остались на платформе ждать следующего поезда. "Интересно - подумал я - что они скажут, когда придёт следующий поезд и в нём не окажется ёлки?".

Остаток пути я так и провёл, поддерживая, словно атлант, ствол ёлки, упершийся в потолок. Никто рискнул сдвинуть меня с моего места. Да и сам я тоже особо не трепыхался, поскольку был сильно ограничен в своих движениях.
 
Поезд проехал «Рижскую» и я стал настраиваться на очередной подвиг, ведь мне нужно было исхитриться и успеть выпрыгнуть из вагона вместе с моим деревом за краткое время остановки на станции «Щербаковская». (Напомню, если забыли, сейчас эта станция называется «Алексеевская». Это компромиссное название в честь двух тамошних улиц Новоалексеевской и Староалексеевской, а улица Щербаковская, наоборот, всегда была совершенно в другом месте Москвы, возле метро «Семёновская». Очень часто случалось, что какой-нибудь человек, приехавший на станцию "Щербаковкая" и поднявшийся на поверхность, обнаруживал себя на проспекте Мира, а вот улицы Щербаковской нигде не обнаруживал).

На «Щербаковской» мне на удивление легко удалось выйти из вагона вместе с моей ёлкой. Благо в вагоне двери широкие.
 
– Смотри, смотри, какую мужик ёлку отхватил здоровенную, почти как в Кремле, наверняка по блату! – слышал я голоса за своей спиной.

Дальше всё было намного проще. Я поднялся со своим деревом по эскалатору, потом добрался пешком до подъезда. Там мне повезло: какой-то парень выходил вынести мусор, и он открыл и галантно, как и положено человеку с мусорным ведром в руке, придержал дверь подъезда, пока я вносил туда своего лесного гиганта. Потом всего десять пролётов вверх по лестнице до шестого этажа, и я дома. Правда, поначалу родная жена не хотела открывать мне дверь, потому что не могла разглядеть в глазок я это или не я: меня заслоняли еловые ветви, присыпанные крупным снежком. Хорошо хоть, она узнала меня по голосу.

Когда мы с ёлкой зашли в прихожую, жена и её родители только ахнули, очутившись вдруг, как в сказке, в зимнем лесу.

Установить ёлку на крестовину было несложно. Правда пришлось ещё раз отпиливать десять лишних сантиметров ствола. Иначе звезда бы не влезла, а какая ёлка без звезды или шпиля!

Эта ёлка заняла практически треть большой комнаты, почти не оставив места для праздничного стола. А места для запланированного хоровода со Снегурочкой не осталось и вовсе, но теща придумала, что хоровод можно водить на лестничной площадке, тем более, что можно пригласить ребятишек из соседней квартиры.
 
Украшать ёлку пришлось всей семьёй, даже тёща с тестем присоединились, а то бы мы с женой и до утра не успели. Мы повесили на ёлку все шарики и ёлочные игрушки, какие были в доме, но их явно не хватало, они словно терялись в гуще нашего зелёного гиганта.  Пришлось нам на свободные места повесить мандарины и ещё три килограмма конфет «Каракум», «Маска» и «Петушок».
 
А что? Вышло неплохо! Ни до ни после ни у нас, ни у наших соседей такой большой ёлки никогда не было. И пусть в комнате стало тесновато, зато мы встречали тот Новый год словно на лесной опушке.