Глава 6. Собачий вальс часть1

                Глава 6. Собачий вальс (часть1)

          Первый посетитель уже входил в дверь.

          — Доброе утро, Ганс-Христиан!
          Не так уж много тех, кто может назвать его этим именем… Знакомый? Ну конечно! Сергей! Герой истории, случившейся в те времена, когда он только-только обосновался на этой улице со своей «КОФЕшкой»!
          Тогда Шут впервые вступил в Игру вопреки правилам. Впрочем, единственные правила, которые он признавал и всегда свято соблюдал — его собственные. Шут редко вмешивался в людские судьбы, делая исключение лишь для избранных, тех, кто смог увидеть нарисованную дверь и войти в его магазинчик. Это он принимал за указание Судьбы и давал таким людям шанс изменить предначертанное.
          Но Сергей не видел Дверь, в тот раз он просто зашёл выпить кофе. Они разговорились, и Сергей, неожиданно для самого себя, поведал Шуту свою историю. Безнадёжность и покорность, прозвучавшие в рассказе, удивили и возмутили Шута, а просмотрев возможные варианты судьбы этого случайного посетителя, он вдруг его пожалел. Пожалел — и смешал карты чьей-то Игры. Неизвестный игрок, поставивший на безысходность и гибель, так и не смог понять, почему так хорошо спланированная им партия закончилась поражением.
          Сейчас, наливая в чашку кофе, Шут словно снова увидел всё. Увидел глазами Сергея…

          …Он шёл по улице не торопясь. Летел снег, ветер в спину подгонял, подталкивал вперёд, но спешить было некуда. До отправления электрички домой, в Наукоград, было ещё около двух часов. Сергей возвращался после встречи с друзьями-однокурсниками. Пятнадцать лет не виделись! Приехали почти все, некоторые даже прилетели ради такого случая из-за рубежа, куда перебрались на постоянное житьё. Каждый хотел блеснуть перед однокашниками. Разгорячённые выпитым, бывшие приятели наперебой похвалялись успешной карьерой, счастливой личной жизнью.
          Сергей весь вечер молча слушал других и старательно увиливал от вопросов, обращённых к нему. Рассказывать было особо не о чем.
          Конечно, поначалу судьба была к нему благосклонна. Приехав в Наукоград из далёкого Благовещенска, он без проблем окончил сначала институт, затем аспирантуру, защитил кандидатскую и был оставлен на преподавательской работе. Последнему обстоятельству способствовал тесть, декан института. С его дочерью молодой аспирант познакомился на одном из институтских вечеров. Сама Лариса, хотя и поступила после школы в институт (в основном благодаря протекции отца), после первой же сессии учёбу бросила. Как ни сердился отец, как ни уговаривала мать, учиться дальше она наотрез отказалась, её вполне устраивала необременительная должность секретаря в деканате под крылышком у папы.
          Лариса пользовалась успехом у институтских донжуанов: весёлая, бойкая, симпатичная, да ещё и дочка декана. Она же из своих многочисленных знакомых выделяла Сергея: парень он был видный, при этом не избалованный, да и на её родителей произвёл благоприятное впечатление.
          Нельзя сказать, что Сергей был сильно увлечён Ларисой. Она нравилась ему, но не более того. Преподавательница кафедры математики, прозванная Старой Грымзой за строгий характер и манеру всегда и всем говорить правду в глаза, как-то сказала, столкнувшись с ним на пороге деканата: «Молодой человек, напрасно вы к Ларочке зачастили. Не пара она вам. Очень вы разные, и будет жаль, если вы поймёте это слишком поздно». Он с досадой подумал: «Вечно бабка не в свои дела нос суёт! Ей-то что, Грымзе Старой!»
          Когда приблизилась пора окончания аспирантуры и на горизонте замаячила перспектива возвращения из почти столичного Наукограда в далёкий провинциальный Благовещенск, он прикинул все за и против — и сделал предложение.
          Поначалу всё шло вроде бы неплохо. Папа-декан помог молодым с квартирой. Сергей вскоре оставил преподавание, найдя себе более денежную работу в знаменитом на всю страну исследовательском институте. Лариса бросила деканат и занялась домашним хозяйством.
          Теперь, думая о том времени, Сергей удивлялся: забот и трудностей хватало, а вспоминается по-хорошему. Сейчас жизнь идёт без сучка без задоринки, а кажется, будто в тумане бредёшь по болоту…
          Что-то сломалось в их отношениях. Нет, не надо себя обманывать, любви-то никогда и не было. Было увлечение, потом он решил жениться, чтобы устроиться поближе к столице. А жена — ну, известное дело, стерпится-слюбится. Не слюбилось.
          Семейная жизнь изменила Ларису. Из бойкой весёлой девчонки она превратилась в сварливую домашнюю хозяйку. Раньше бы сказали «мещанку», но теперь это слово не в ходу. Сергей жалел, что не настоял на том, чтобы она пошла учиться, если не в институт, то в техникум, ну или хотя бы не бросала работу. А то тридцатник давно разменяла, а ума как у школьницы. Зато самомнение — до небес… Нет, в практической хватке ей не откажешь. Взялась за разведение собак и получает неплохие деньги, но суждения у неё — хочешь смейся, хочешь плачь…
          Он мечтал о большом просторном доме, чтобы у него был кабинет, чтобы детям — каждому по комнате, чтобы была библиотека, просторная столовая, уютная спальня. В квартире-то стало тесно, всё-таки пятеро их теперь вместе с детьми, да ещё собаки под ногами путаются. Купили участок земли, стали строиться… Но жене захотелось первым делом баню, да не просто, а чтобы и веранда, и комната отдыха с камином, и гостиная… Напридумывала, друзей ей хотелось поразить. Ну, построили баню. Большую, бревенчатую, в два этажа. Балкон огромный, чтобы вечером выйти посидеть с видом на округу. Все ахали!
          Потом беседку надумала, чтобы шашлыки летом жарить, детям двухэтажный игрушечный домик с горкой. Дизайнеров пригласила, чтобы газон разровняли, дорожки наметили, плиткой выложили… Вроде жену похвалить бы нужно за инициативу, да только слишком дорого обходились эти её фантазии. На одни дизайнерские дорожки сколько денег ушло! В результате всё, что на дом отложил, истратили на реализацию её идей. Так и живут теперь летом в бане, а зимой по-прежнему теснятся в двухкомнатной квартире.
          Сергей начал подмерзать в своей модной, но не слишком тёплой куртке. И зачем он её надел, пижон, надо было пуховик! Хорошо бы зайти куда-нибудь, погреться, скоротать время до электрички, да кофе выпить, чтобы не уснуть в дороге. Заметил светящуюся вывеску: «КОФЕшка». Название дурацкое, но зато сразу понятно: здесь подают кофе. Зашёл.
          Небольшой зал, несколько столиков. Сел на высокий табурет возле стойки. Рыжий бариста приветливо улыбнулся ему, пододвинул кофейную карту. Сергей и не думал, что бывает столько всяких видов кофе. «Лунго… Ристретто… Макиато… Бичерин… Флэт уайт…» — звучало как заклинание. Заказал эспрессо, по крайней мере понятно, что это такое. Потихоньку вынул из кармана плоскую бутылку коньяка, — прихватил, уходя с вечеринки, чтобы не скучно было ехать, — хотел плеснуть себе в кофе. Бариста покачал головой, поставил перед ним снифтер, — пузатый, на низкой ножке, бокал, — дескать, наливай свой коньяк. Налил, выпил. На душе потеплело. Захотелось поговорить, но других собеседников, кроме рыжего баристы, рядом не было, поэтому обратился к нему:
          — Уютное у тебя кафе!
          — Рад, что тебе понравилось, — улыбнулся бариста.
          — Как тебя зовут?
          — Ганс-Христиан.
          — Какое странное имя!
          — Мне его подарила женщина, в которую я был влюблён.
          — Любовница?
          — Нет. Жена моего друга.
          — А я — Сергей. Но жена зовёт меня Зая…
          — Как? — засмеялся бариста.
          — Зая. Выйдет на крыльцо — и на всю округу: «Зая! Иди обедать!» Соседи смеются…

          То ли этот рыжий бариста со сказочным именем Ганс-Христиан располагал к откровенности, то ли подействовал коньяк, но Сергей вдруг рассказал всё, в чём и самому себе не признавался. Обо всех годах, прожитых рядом с нелюбимой женщиной. О том, что жена привыкла смотреть на него как на источник средств для реализации своих сумбурных идей, а если он пытался ограничить её неразумные траты, устраивала скандалы. О том, что никогда не сможет оставить семью, потому что любит своих детей. О том, что мелодия его жизни постепенно превратилась в какой-то нелепый Собачий вальс…
           Шут слушал эту исповедь, рассеянно кивая. Он чувствовал — это не болтовня подвыпившего человека, это где-то глубоко прорвался долго скрываемый от самого себя нарыв, это боль неудавшейся жизни, столько лет день за днём разъедавшая душу, изливается потоком горьких слов. Продолжая слушать, взял ещё один коньячный бокал, налил всклень воды, провёл над ним ладонью…
          Вода в бокале помутнела, поверхность её на миг подёрнулась рябью, потом вновь стала гладкой, и Шут увидел своего собеседника.

          Сергей неровной походкой брёл по заснеженному скверу, видно было, что он сильно пьян. Тяжело рухнул на скамейку, вытащил из кармана бутылку. Убедившись, что она пуста, отшвырнул, прилёг, свернувшись калачиком, и уснул. Картинка на миг померкла, опять прояснилась. Шёл снег, падал на скамейку… на человека на скамейке… на его лицо… падал — и не таял.

           Шут снова провёл рукой над бокалом.

          Теперь он видел лето. Сергей, пошатываясь, подходит к автомобилю, почти падает на водительское сиденье, хлопает дверцей. Машина срывается с места и несётся вперёд, выписывая виляющую кривую, на красный свет пролетает перекрёсток перед огромным гружёным КамАЗом. Скрип тормозов, удар… Покорёженная легковушка… Неподвижный Сергей, упавший головой на руль… Его лицо, залитое кровью…
          
          Ещё один плавный жест. Вода в бокале осталась спокойной и прозрачной. Других вариантов нет — или-или… Шут задумчиво посмотрел на своего собеседника.
          — Иногда я чувствую себя шпицем, танцующим Собачий вальс по команде моей дражайшей половины, — заключил свой монолог Сергей и стал напевать: — Тарарам-пам-пам, тарарам-пам-пам…
          — Подожди, — сказал Шут, — ты подал мне одну идею!
          Он повёл рукой, сжал пальцы в кулак, повернул руку ладонью вверх — и разжал пальцы. На его ладони Сергей увидел статуэтку: две золотистые стеклянные собачки, танцующие на задних лапах.
          — Ты ещё и фокусы показываешь? — удивился Сергей. — Ловко это у тебя получилось! Покажи ещё что-нибудь.
          — Это не фокус. Просто маленький сувенир на счастье.
          — Правда? Спасибо. Смешные собачки! Прям как мы с Лариской… Не семья, а Собачий вальс! — он плеснул остатки коньяка в бокал, выпил. — Хороший ты человек, Ганс-Христиан, хоть и чудное у тебя имя. Жена друга, говоришь, подарила? Ну-ну…
         Встал, сунул собачек в карман, пошатываясь, направился к двери.
         — На улице тебя ждёт такси, — сказал ему вслед бариста, — в твоём состоянии это сейчас лучший вариант: мороз на дворе, а электричка твоя ушла. Другой до завтра не будет, так что поезжай на такси. Это ещё один подарок на прощанье.
 
          Такси уносило Сергея в Наукоград. Он полудремал, полубодрствовал, иногда поглядывая в окно. «Интересно, — вдруг подумалось ему, — откуда этот Ганс-Христиан узнал про электричку? И когда успел вызвать машину?»
          Как ни странно, по дороге он почти протрезвел. Кофе, что ли, у этого… как его… Ганса-Христиана такой бодрящий, но хмель выветрился. Подходя к подъезду, заметил освещённое окно кухни. Ждёт! Приготовила, надо понимать, тёплый приём загулявшему супругу. Открыл дверь, шагнул в прихожую и увидел Лариску, стоящую на пороге кухни туча-тучей.
          — Опять надрался? — приветствовала его жена.
          — Здравствуй, Лара. Что ж ты ругаешься с порога? Мы с ребятами пятнадцать лет не виделись. Ну, засиделся, опоздал на электричку, пришлось машину брать. Я вот тебе сувенирчик привёз, а ты сразу в крик!
          Вытащил из кармана золотистых собачек, протянул жене, но она, не говоря ни слова, повернулась и ушла в комнату. Пожал плечами, повесил куртку на вешалку. Войдя в спальню, поставил танцующих собачек на туалетный столик. Жена уже лежала, отвернувшись к стене. Разделся, прилёг с краю. Думал, не уснёт после крепкого кофе, однако задремал.
          Его разбудили негромкие звуки музыки: хрустальные колокольчики вызванивали Собачий вальс. Открыл глаза, но тихий мелодичный перезвон продолжался. Увидел: на туалетном столике, отражаясь сразу в трёх зеркалах, кружились в танце маленькие золотистые собачки. Поворот, ещё поворот, ещё… Вот они приблизились к краю и, продолжая кружиться, упали. Раздался звон бьющегося стекла. Колокольчики смолкли.
          — Разбилась моя семейная жизнь… — пробормотал Сергей, снова засыпая.
            
Продолжение http://proza.ru/2021/12/31/362