Василиса и золотые туфельки Тайное становится явны

Хуха! Шептал лес. Хуха – качался над головой дуб. Хуха – вздыхал
под ногами болотный мох. Замершая было, чащоба снова ожила.
Падающими листьями, еловыми ветками и даже голыми сучьями,
которые снова цеплялись за одежду и не давали спокойно пройти.
Лес что–то говорил, говорил, говорил и все время вздыхал. Он был
недоволен.

– Что это? – спросила Василиса у Лешего.
– А ты сама–то слышишь аль нет?
Василиса слышала: «Жи-жи-жи, ты сама всё расскажи. Жу–жу–жу,
ничего не расскажу». Но Лешему не ответила.
Они втроем Василиса, плюшевый котенок и косолапый хозяин леса
– шли сквозь непроходимые лесные дебри узкой тропой все дальше
и дальше в самую темную глушь.
– Куда мы идем? – заволновалась гостья.
Леший хмуро ответил:
– К самому СтаршОму.
–А разве не ты, хозяин леса, здесь самый старший?
Леший неприветливо молчал. И вдруг неожиданно спросил:
– Вот скажи ты мне по–честному, ты пошто в наш лес пришла?

Девочка подумала–подумала, пришла, вроде и не сама, а дело–то ей
надо делать. Вслух так и сказала:
– Дело у меня есть.
Котенок тут же зашипел, сидя у нее на плече:
– Не рассказывай. Это наши тайны.
А Василиса продолжала, не слушаясь:
– Понимаешь, дедушка, есть у мамы с папой в театре «золотые»
пуанты. И кое–кто, очень злой и очень завистливый, решил их
украсть.
– Ты мне, девонька, сказки–то не рассказывай. Я на сказки и сам
мастак.
– Да это не сказки вовсе. Мы с Сеней и бабушкой своими ушами
слышали, как Черная семерка хочет, чтобы театров больше не было.
И еще, чтобы все люди болели. И книги сжечь. Правда, Сеня?
Сеня недовольно мяукнул.

Леший посмотрел на гостью внимательно. Точно, не привирает
девчонка? Карыч что ли опять за свое взялся? Ох, и тяжкая это
работа, хозяином леса–то быть. Остановился и в глазки–вишенки ее
поглядел:
– И откуда ты, такая, явилась, не запылилась на голову мою седую?
– Из квартиры, из Санкт-Петербурга. – честно ответила она.
– Вот щас правду говоришь. Вижу, что правду. Только не пойму я
тебя.
– Почему?
– Да потому что из квартир к нам люди не ходють – посыльные ихние
ходють. Домовые. Вот у тебя в городе есть свой домовой?
– Нет, – удивилась Василиса. – Какой еще домовой? Я с мамой и
папой живу. Да котенок Сеня с нами.
– А кто ж там за порядком–то в доме следит? Кто игрушки твои
охраняет?
– Я сама. Что я, маленькая, что ли!?
– Сама, – передразнил Леший. – Так не положено, чтобы сама. Так
порядок весь нарушаешь! В каждом доме должон быть домовой,
братишка мой. Вот нет у тебя домового, потому и порядку нет.
Хочешь–в доме живешь. Хочешь–в чужие леса ходишь. А кто тебе
разрешил гулять там, где нога человеческая не ступала?
– Да никто. Мне надо. – нагрубила Василиса.
Но Леший не отставал:
– Как ты попала сюда, говорю?
– Да никак.
– Так не быват. Чтобы никто. Чтобы никак. Ой, чтой–то ты
натворила, девонька. Чтой–то набедокурила. Вот чутьем своим чую,
набедокурила.
– Да ничего я не натворила. Ничего не набедо…бедокурила. Я хочу
назад к папе, к маме и бабушку отсюда забрать.
– А! Так ты еще и бабушку сюда привела?! И где же она?
– Не знаю. Потерялась.
– А я вот, знаю, – он показал рукой куда-то в сторону. – Глянь – она?
Впереди, навстречу им, продираясь сквозь заросли, шла Василисина
бабушка. Уставшая заплаканная, но не сдавшаяся в поисках своей
внучки.
– Она, она! – обрадовалась девчушка. – Бабуленька, – полетела к ней
навстречу.
– Васенька, – всхлипнула бабуленька. – Ну, наконец–то ты нашлась.
– Это не я, это ты нашлась! – они стояли в обнимку и плакали от
радости. Вдруг Вася увидела на руке у бабушки знакомые часы, и ей
что-то в них показалось странным. Будто они не настоящие, потому
что стрелки были там же, где и тогда, когда Сеня был всего лишь
игрушкой. Похоже, и правда что-то пошло не так.
– Бабушка, а сколько сейчас уже времени?
Бабушка взглянула на часы:
– Не может быть!!! Но если верить моим часам, то все еще пять
вечера!

Васины догадки подтвердились, и ей все стало понятно. Она
остановила время, чтобы поиграть, но время, так и не пошло вперед,
хотя уже никаких игр нет. Времени нет!!! О, ужас! Нет времени! Вот
почему они здесь. Вот почему ничего невозможно сделать. Ни для
папы, ни для мамы, ни для кого из тех, кто остался по ту сторону
стоящего времени. Вот почему им не выбраться отсюда. Никогда!!!
Сказать или не сказать? Что все это из-за нее?!
Хуха! Тревожно закачалась огромная ель, оголив корни.
– Да, краса ты наша, – выдохнул Леший. – Заварила кашу. Начудила,
одним словом.
Не готовая признаться, девочка не сдавалась:
– Ничего я не начудила. Никакой каши я не наварила.
– Ну, как хошь, – сказал ей Леший. – Бабулю жалко. И Сеню тоже.
Но законы природы никому преступать не гоже.
– Да какие еще законы, – упрямилась она, – не знаю я никаких таких
законов.
– Законы времени. Разлад во времена вносить – последнее дело. Все
живет своим чередом. Всяк на своем месте и в свое время. Всякая
река в море впадает. И за ночью завсегда утро бывает. Весна за зимой
и за летом осень. А так оно что? Кавардак какой–то так, а не
миропорядок.
– Дедушка Леший, ты же добрый, ты объясни…
– А чё тут объяснять? Был я добрый. С заблудившейся девочкой. А
ты, как я погляжу, все–то рассказать и не хошь. Секреты свои при
себе держишь. Природу обмануть хочешь. Нехорошо.
– Нет у меня никаких секретов. Ничего такого я не сделала. Я только
поиграть хотела и в театр не опоздать. Вот я их и привязала. Ой! –
сказала и закрыла ротик ладошкой.
– Что привязала? – мяукнул плюшевый котенок.
Бабушка слушала, слушала и в свою очередь возмутилась.

– Да что такое? Обманула! Привязала! И это про мою внучку!
Скажите вы мне все толком. Вот почему мы здесь? Как мы оказались
здесь? Что вообще происходит? Как домой вернуться? И что это за
старичок – лесовичок здесь нравоучения читает?
– Я вам тут не старичок, – Леший взвился вихрем, закружился юлой,
а потом сделал страшный вид. – Уууу! Я – хозяин леса. Не злой и не
добрый. Мое дело порядок охранять. А ваше – честными быть да
своей дорогой ходить. Я внучку сберег? Сберег. Бабушку нашел?
Нашел. Значится, у меня в хозяйстве порядок. А вот тот, кто время
не уважает, в чужие миры незваным приходит да признаваться,
какую черту переступил, не хочет, тот мне не по нутру. Нет, не по
нутру. Я свою работу сделал, а дальше – сами. Ищите свою правду.
И рраз… был старичок, да весь вышел. Ни тени его, ни самого.
Только лес присвистнул.
Ну, тут уж котенок Сеня не выдержал:
– Мяу! Все здесь теперь и пропадем. Василиса, может, все–таки ты
хоть нам все расскажешь?
Василиса помялась и шепнула тихонько:
– Я… я время… остановила!
– Что–что? – даже не поняла бабушка.
– Время… Остановила. А разве время – это природа?
– Как это? – обомлела бабушка.
– Очень просто, – опустила она голову. – Я на часах стрелки
ниточкой перевязала.
– На каких часах?
– Да на тех, в квартире, которые на стене, с котиком.
– Но это невозможно! Как это у тебя получилось?
– Не знаю. Вот, получилось. Я не нарочно…

Уфф, выдохнул кто-то на весь лес. Хуха, повторило эхо. И словно
из-под земли выскочил Леший. Ху-ха, Ху-ха пронеслось по всему
густолесью.
– Ну вот! Совсем другая речь. Честная.
Посмотрел на ее ботиночки и сморщился, как старый гриб:
– А ну-ка, по правилам ботинки переобуй!
– Как, переобуй? По каким правилам?
– Да очень просто, по нашим. Правый на левую, а левый на правую.
– Зачем это? Какие еще правила неправильные?
– Делай, чего говорю, пока не передумал.
Вася переобулась наоборот.
– Вот и ладненько. Примета такая есть. Я должон только тем
помогать, у кого ботинки на ногах наоборот. По–другому мне не
положено. Природа! – поднял он вверх указательный палец.
– Леший, дедуля, значит, ты поможешь нам найти театральные
«золотые» пуанты?
Леший аж подпрыгнул и перевернулся:
– Ну ты, матушка, даешь! Мало тебе домой возвернуться, еще мне
делов подкидываешь?
– Понимаешь, без «золотых» туфелек, что вороны уже наверняка
украли, спектаклей не будет. А как же мы без спектаклей будем
жить? Главное, туфельки на место вернуть, а остальное, – она
махнула рукой по бабушкиному, – мелочи жизни!
– Не. Не понимаю. Чего вы все в этих спектаклях нашли? Тебе о
главном надобно думать, а не об игрушке этой вашей. А главное у
нас что? Вот–вот: главное, это время. Потому как без времени ничего
не бывает, ни дела, ни потехи. А ну-ка, – он сорвал цветок с болотной
травинки,–на вот, понюхай. И бабуле своей передай. Хорош
цветочек– то?
Понюхали они с бабушкой цветочек и, как стояли на тропе, так и
62
остались стоять, как вкопанные. Только хозяин леса от радости
взвизгнул и напел им на ушки:
Спать, спать, спать, спать…
Хороша моя кровать.
Мир силен, а сон сильней,
Засыпайте поскорей.
Потом он взял на руки котенка Сеню, погладил по головке, пошептал
на ушки.
– Понял?
– Понял, – кивнул Сеня.
– На тебя вся надежа.
– Хорошо.
– В твоих лапах будущее.
– Да понял я. Понял!
– Не забоишься?
– Я ради правды ничего не забоюсь.
– Эх, уж очень ты бел, – оглядел он Сеню с головы до ног.–
Чужестранец, чисто чужестранец, – и поцокал языком.
Схватил Сеню в охапку, вывалял его в черной землице под ногами и
подбросил так высоко, что ни птица не достанет и никакой зверь не
догонит. Крикнул ему вслед:
– Только быстро давай! Лети во весь дух. Понял, Сеня? Верни все на
место!!! Как былО!
– Да понял я, понял, - с вытаращенными глазами, прижав ушки,
пропищал ему сверху котенок.
– Чтобы прытко! Чтобы шмелем. Чтобы ахнуть никто не успел!
Но Сеня был уже далеко и не слышал.