Командировка в СкачкИ

1976 год. Шёл уже второй год, как я вернулся из армии, и заканчивался год, как я стал работать в проектном институте «Пензсельхохпроект» старшим техником-проектировщиком. Середина октября, немного прохладно, но солнечно и сухо. В целом прекрасная погода для командировки. Я сижу у окна автобуса «ПАЗ» и направляюсь в село Скачки Мокшанского района, где должен буду произвести окончательную сверку старых карт села с современным положением местности, так как нашему институту предстояло выполнить заказ на проектирование нового перспективного плана застройки его промышленной и селитебной зон. Проезжая указатель поворота на турбазу «Чистые пруды», где некогда мне приходилось отдыхать дважды, замечаю, что начинаю потихоньку потеть, поскольку в автобусе было довольно жарко. Рядом со мной сидит скромная миловидная улыбчивая голубоглазая женщина лет... примерно 40-45-и, посматривающая на меня время от времени. Обмолвились мы буквально несколькими фразами, когда садились в автобус, и с того момента не сказали друг другу ни единого слова.
- Молодой человек, - наконец, нарушила молчание моя соседка, - я смотрю вам жарко. Может быть, стоит люк открыть? – доброжелательно улыбаясь, предложила она мне.
Я смутился и не сразу нашёлся, что сказать.
- Ну-у... – замычал я смущённо, - если не боитесь, что вас продует?..
Женщина тут же вскочила с места и вытянула руку, чтобы зацепиться за рукоятку люка и, ухватившись за неё, нажала. Чтобы люк открылся, ей пришлось вытянуться на носочки синтетических ботиков на небольшом каблучке. Естественно, её расклешённое от груди и всё-таки коротковатое для взрослой женщины серое пальтецо приподнялось кверху и открыло моему взору низ розовых байковых штанишек с продёрнутыми по этому низу резинками. На ноги женщины были надеты красноватые с вертикальными бороздками хлопчатобумажные то ли чулки, то ли колготки. Такие чулочные изделия, помнится, советские женщины в обиходе называли «лапшой». Справившись с люком, моя заботливая соседка, разгладив на себе руками пальтишко, села на прежнее место с вопросом:
- Ну как, не дует?
- Не беспокойтесь, всё хорошо... спасибо, - ответил я с расстановкой смущённо. И мы с моей соседкой опять замолчали и не разговаривали вплоть до самого Мокшана, пока наш автобус не начал выруливать на территорию райцентровского автовокзала, вернее вокзальчика, поскольку он был весьма небольшим по площади и всего в один этаж высотой.
- Молодой человек, извините, - снова обратилась ко мне моя попутчица, когда мы последними выбрались из автобуса на воздух, - в село Скачки идёт четвёртая маршрутка, её остановка вон возле того фонаря с табличкой, - подсказала мне она.
- Спасибо, я знаю. Я здесь уже второй раз, - я улыбнулся, и мы дружно направились к фонарю остановки.
- Значит, у вас есть, где ночевать? – почему-то порозовев от смущения, спросила она.
- Не знаю. В прошлом году мы приезжали в Скачки летом вместе с начальником проекта. Нас поселили на ночь в пустующем общежитии строителей. Куда определят сегодня, не имею представления.
На полдороги к фонарю с табличкой женщина остановилась, взяв меня под руку, и сказала:
- Пожалуйста, не сочтите меня назойливой, - моя попутчица остановилась, вынудив остановиться и меня, - но я всё-таки хочу дать вам адрес моего дома в селе, где вы сможете переночевать, если у вас вдруг возникнут какие-нибудь сложности с ночлегом. У меня не часто, но, бывает, останавливаются командировочные и, поверьте, ещё никто не жаловался на меня. Я – коренная жительница Скачков, много лет работала в тамошней библиотеке, - женщина из сумочки достала записную книжечку и написала адрес своего дома, потом подумала и дописала, - зовут меня Мария Ивановна,  - оторвала запись и отдала мне.
Большое спасибо вам, Марь Ивановн. Теперь я твёрдо знаю, что проблема с ночлегом у меня решена. Сейчас темнеет где-то около шести? – зная прекрасно, во сколько начинаются вечерние сумерки, как бы поинтересовался я у своей будущей хозяйки.
- Вас как величают-то? – последовал её вопрос мне.
- Саша... Александр.
- А по батюшке?
- Александр Сергеевич.
- Так вот, Александр Сергеевич, голубчик, я только хочу вас предостеречь, пожалуйста, не доводите до темна вашу рекогносцировку, а то не дай бог заблудитесь. В шесть часов в октябре уже абсолютно темно, а в старом селе у нас очень плохо обстоят дела с уличным освещением, - предупредила меня эта заботливая женщина... - Да и в новом не намного лучше, - не сразу добавила она.
Я ещё раз внимательно вгляделся в неё: небольшого роста, простая на вид, скромная и, главное, было видно, что она невероятно милого и доброго нрава женщина. И, наконец-то, я сумел заметить это только теперь, что она несколько старше, чем мне показалось ранее. Короче говоря, несмотря на её далеко не юный возраст, Мария Ивановна почему-то мне очень-очень понравилась и вызывала у меня полнейшее доверие и, честно признаться, даже некоторое... вожделение.
- Наша маршрутка скачковская едет, давайте поторопимся! – И мы дружно, как будто моя попутчица была также молода, как и я, побежали к остановке.
В Скачки мы добрались за двадцать минут, которых мне вполне хватило, чтобы рассказать о себе и вкратце изложить Марии Ивановне задание моей командировки. Сметливая женщина всё прекрасно поняла и после того, как внимательно посмотрела генплан территории, сделала мне очень толковые подсказки: пометила все пустующие дома, которые мы с Александром Степановичем не успели пометить в прошлом году в старой части села. То есть мне оставалось осмотреть только небольшую территорию, расположенную на берегу реки Мокшан, и промзону села.
***
К шести часам вечера я уже возвращался к дому Марьи Ивановны, прилично уставший от ходьбы пешком и немного замёрзший. Я позвонил в маленький замызганный звонок с красной кнопочкой. После резкого и неприятного дребезжащего сигнала дверь вскоре отворилась. Передо мной стоял коренастый с пьяной физиономией пожилой мужчина.
- Тебе чего, пацан? – грубо спросил он меня.
Дверь из комнаты в коридорчик с шумом открылась, откуда вылетела Мария Ивановна в халатике без рукавов, до пояса не застёгнутом, отчего по'лы халатика при каждом её шаге распахивались, открывая моему взору уже виденные ранее днём в автобусе её розовые панталоны. Видно было, что женщина очень торопилась ко мне навстречу, но на ходу, пытаясь на ощупь найти и застегнуться на нижние пуговицы халата, сделать ей это не удалось. Тогда она просто руками соединила разлетающиеся в разные стороны полы халатика, который, как и её пальтишко, тоже оказался коротковатым, поскольку её розовые, умиляющие меня штанишки, выглядывали снизу наружу.
- Ой, Василий, чего ты вылетел, как будто тебя звали? Это ко мне пришли, мой командировочный, - и тут же, без паузы, она обратилась ко мне. - Проходите, Александр Сергеевич, не обращайте на него внимания, он сейчас доест свой ужин и пойдёт почивать. Умыться после трудов праведных не желаете?
- Да руки помыть не помешало бы... – промямлил я.
- Пойдёмте, покажу, где. – Она, повернувшись, позвала меня, - Идите за мной.
Мария Ивановна проводила меня на кухню, где был умывальник, в который по-деревенски заливалась вода.
- Умывальник, как в мультике про «Мойдодыра», - сказала она. - А это ваше полотенце. Чистенькое. Пользуйтесь, пожалуйста.
- Спасибо вам, Марь Ивановн, - поблагодарил я её и открыл краник для умывания. В попорченном временем зеркале умывальника было видно, что Вася стоит в дверном проёме кухни и, не мигая, наблюдает за мной.
- Василий, вот какого ты уставился, моего постояльца только смущаешь? Чего ты вылупился, будто никогда не видел, как парень умывается?! – заворчала на него хозяйка дома, - Ты поел?
- Да-а. – ответил Васька, ухмыляясь.
- Всё, иди тогда спать. Лежанку твою я тебе постелила, – подскочила к мужичку моя хозяйка и попыталась его вытолкать из кухни. Но Вася в упоре дверного проёма стоял крепко, не обращая внимания на её выпроваживающие толчки.
- Ну, ты чего упёрся, как бычок? Накормили тебя, стаканчик поднесли – всё, отваливай спать! – и Мария Ивановна с локтями раздражённо воткнулась в железно стоящего Василия.
Он крепко прижал её левой рукой к себе, а правой, сделав какое-то неловкое движение, задрал на ней сзади халатик почти до пояса, вновь открыв моему взору панораму её розового байкового белья, так взволновавшего меня ещё в автобусе.
- А поебэ?.. – расплылся беззубой улыбкой Васька.
Женщина затрепыхалась в его объятии, пытаясь вырваться:
- Ты что делаешь, бесстыдник беззубый?! Совсем мозги пропил, нахал бессовестный?! Мы уже десять лет, как в разводе. Совсем тебе вино память отшибло, свинтус паршивый?! А ну, отпусти!.. – пытается вырваться из цепких крестьянских рук. – Отпусти немедленно, пока милицию не вызвала!..
- Я те вызову. Я те щас всю жопу до крови распишу своим солдатским кожаным! Три дня на неё не сядешь! – вдруг злобно заорал её бывший муж, - Забыла, забыла, стерва, как я драл тебя здесь, на кухне, а ты орала, как резаная?! А-а?!!
Мария Ивановна неожиданно начала смеяться:
- А ты забыл, как Илья Савич лупил тебя твоим ремнём? Лупил так, что ты аж, сволочь такая, обдулся от боли?.. Забыл?!
- Кстати, где он сейчас? – немного смущённо спросил Вася.
- Кто, Илья Савич?!
- Да нет, мой ремень!
- На дне реки Мокшан. Пока ты отлёживался тогда после порки, я его с моста-то и выбросила... Одиннадцать лет уже прошло с той поры, а ты его всё поминаешь, - ухмыльнулась Мария Ивановна.
- Сука ты, Машка, - Вася отстранил её от себя и ударил по щеке большой и жёсткой крестьянской ладонью.
- Ты что это творишь, дедок?! – вступился я за хозяйку и грозно приблизился к этой паре бывших супругов. «Дедок» был чуть выше ростом своей жены, но «вино» его толкнуло на расправу с «пацаном», который оказался практически на целую голову выше его и к тому же (этого, конечно, он знать не мог) имеющего первый разряд по боксу. Это обстоятельство и позволило мне всё-таки в последний миг увернуться от встречного прямого удара в лицо. Я полшага сделал назад и вбок к стене кухни, и тут же последовал следующий удар. Я рефлекторно нырнул вниз, и крепкий кулак впился в вертикальный торец кухонной двери. Мужичок на наших с Марией глазах побледнел и, прижав к животу свой кулак, пошатываясь, сел на кухонную табуретку.
- Ты чего, дед? – спросил я его с удивлением.
- Боль... нестерпимая.
Я обернулся к Маше и в смущёнии заверил её:
- Марь Ивановн, я его не бил.
- Да я видела. Этот старый идиот с молодым парнем решил силой мериться.
- И чего теперь делать-то?.. Может, скорую вызвать? – спросил я хозяйку неуверенным голоском.
- Конечно, надо. К тому же врач зафиксирует, что травму он, дебошир паскудный, нанёс себе сам, - совсем неглупо заявила моя хозяйка.
- А телефон-то... есть? – спросил я с паузой.
- У меня всё есть, - улыбнувшись, заявила Маша и пошла куда-то, как я понял, звонить.
- Слышь, пацан, налей-ка мне обезболиться, а то сейчас волком завою от боли? Терпения больше нет?! – взмолился Вася.
- Чего я тебе налить-то должен? – не понял я, подумав, что, наверно, он просит меня о каком-то лекарстве.
- Чего-чего – самогонки, конечно, не квасу же или грыба чайного, мудак городской, бестолковый, - он проворно подскочил к буфету, открыл его и, увидев непочатую бутылку, тут же открыл её зубами и прямо из горлышка начал пить.
В кухню вошла хозяюшка: - Через полчасика посулили приехать.
Она замечает появившуюся на столе ополовиненную бутылку: - Нашёл всё-таки, скотина лазучая. Вот кто тебе разрешал брать водку, свинья ты паршивая, а-а?!.. Можно подумать, для тебя было припасено, пьяница чёртов!
- А для кого же, для него, что ли? – злобно нахмурился Васька и уставился на меня.
- Для гостей, для людей приличных, порядочных, а не забулдыг, как ты, паршивец этакий, – подошла к столу, заткнула бутылку и спрятала её в холодильник, – кабанчика заколешь на Октябрьскую – тогда и допьёшь.
- Нашла дурака за полбутылки целого хряка валить, - проворчал Василий.
- Я соседа тогда попрошу... –  подумала и добавила задумчиво, –  Да и Илюшка, уверена, не откажет. Полсотенки суну ему и бутылку твою недопитую...
- Не хрена моего братана спаивать. Вон городского, дылду своего проси. Он и кабанчика завалит... и тебя, если надо будет, – подмигнул мне Васька и скабрёзно ощерился.
Мария Ивановна густо покраснела и запричитала:
- Ой, свинья, ой, и свинья же ты, бессовестная! Ни какого стыда, одно хамство тупое и грубое!.. Не смей больше ходить ко
мне, скотина безрогая! Не пущу на порог больше никогда, запомни! Никогда!!.. Понял ты меня, животина тупая?!
Василий какое-то время слушал ругань и причитания бывшей жены, потом грохнулся на колени перед ней и, гладя лапами её по чулочкам и торчащим из-под халатика штанишкам, слёзно принялся просить прощение. Это продолжалось ровно до тех пор, пока не приехала скорая помощь из Мокшана, которая увезла нашего Васю в райцентр с посиневшей и вздувшейся рукой. В доме как-то сразу стало тихо и покойно. Мы с Марусей сытно поужинали и выпили по паре маленьких стаканчиков её замечательной клюквенной настойки. Потом попили чайку с мёдом и печеньями, и она отвела меня спать в спаленку, где почивала сама хозяйка на полуторной кровати, на пуховых больших подушках, укрываясь толстым пуховым одеялом. Именно на этой кровати, почувствовав нестерпимое желание обладать этой доброй и домовитой женщиной, я и набросился на неё со всем жаром. Недолго мы, оба, упивались несравненной ни с чем сладостью соития мужчины с женщиной и почти одновременно вскоре стали извиваться и стонать в состоянии наивысшего любовного проявления.
Утром меня разбудил аппетитный запах оладушек, который доносился из кухни. В спаленку вошла Маруся с большой миской в руках, заполненной оладьями, во вчерашней простенькой холщовой рубахе, сквозь которую просвечивали хлопчатобумажные чулки, держащиеся на круглых широких резинках.
- А я тебе оладышек напекла, малыш, - счастливо улыбаясь, объявила она мне, - будешь?
- Буду, и оладышки, и тебя, - и я отбросил одеяло, демонстративно открыв её обзору свою мужскую красоту и молодецкую силу.
Маруся вспыхнула, покраснев, как варёный рак, и заявила мне:
- Бессовестный хвастунишка, как все мальчишки, любишь выставлять своё достоинство напоказ.
***
Тогда, в Скачках, наши любовные отношения с Марусей завязалась на долгих... целых семнадцать лет – срок, в течение которого я умудрился дважды жениться и дважды разойтись, так и не оставив полагающегося для нормального здорового мужчины потомства.
11.12.21.