Глава III. Часовой механизм

- Мне кажется, Ленинград слишком вольный город, для того, чтоб в нём мог жить скромный, вроде меня человек, - лёжа утром в кровати, признался жене Павел. Мне достаточно тишины Карельских шхер.
- Разве ты не любишь свободы?
- Свобода слишком опасна, делает людей рабами. Мало из тех, кто чего-либо добился в жизни, свободен. Мои прадедушка с прабабушкой бежали от советской власти, выбрав свободу. Но, слишком слабо оказалось их свободолюбие по сравнению с сильным, навязанным, в итоге победившим духом равенства и братства.
- И всё же жалко, что ты не родился в Финляндии.
- Я родился в её столице.
- Нет, я не это хотела сказать. Что ты не остался в той стране, где родился.
- Я остался.
- Но, ведь Анастасия Фёдоровна ещё могла уйти.
- Могла. Но не ушла.
- Тогда мы могли бы жить в Хельсинки.
- Вряд ли мы знали бы друг о друге.
- Это да. Почему-то всегда бывает так, что чего-то, да и не устраивает.
- Потому, что всегда найдутся те люди, которые в отличие от тебя, очень хорошо знают, что требуется для счастья. А мне же вовсе не нужно для этого советчиков. Мечтаю о единодушии. Ну, или хотя бы о стремлении к нему со стороны близких.
- Я не понимаю тебя.
- Знаю.
- Ты терпишь меня?
- И да, и нет. Скорее люблю.
- А я?
- Пусть это останется тайной.
- Для тебя?
- Думаю, и для тебя.
Ленинград успокоил Ингу в её стремлении самоутвердиться. Теперь жила, хоть и в северной, и даже неофициальной, но столице. Сам же Киев не так радовал её. Возможно не понимала его красоты, когда жёлтые листья каштанов придают Крещатику неповторимость звучания. Расположенные на похожих на горки, чем холмы улицах здания, словно подпирающие друг друга в попытке съехать вниз, придают уют его стареньким, но не древним улочкам.
Гораздо яснее и открытие в своих замыслах были для неё прямые проспекты, частично заложенные ещё при Петре. Не любила тайн. Пугали её, не давая надежды быть раскрытыми.
Леру отдали в художественную школу. Ходила туда с удовольствием. Иногда приезжал с ней в гости к бабушке, что не теряла надежды на возвращение сына в его родной город. Но, понимала, крепость семьи куда важнее, чем её личные желания.

- Вы ещё не решились жить отдельно от родителей? – спросила сына в один из его приездов на выходные, с ночёвкой.
- Ты знаешь, я больше не заговариваю с Ингой на эту тему.
- Почему?
- Как молодая семья мы стоим в очереди на жильё. С кооперативом связываться я бы не хотел, да и не потяну, несмотря на то, что, как ты знаешь зарплата ГАПа всё же намного больше, чем у такового в Выборге.
- И, как ты думаешь, скоро ваша очередь?
- Я не думаю об этом. Просто живу и работаю. Во всяком случае мне страшно оказаться с Ингой в одной квартире, без её родителей. Но, пусть всё идёт своим чередом.
- Сегодня замечательная погода. Последние тёплые деньки. Сходите в город. Только вот часы на башне встали.
- Почему?
- Никто не знает. А ты позвони своему другу. Ты же говорил, он ушёл в реставрацию. Может проведёт тебя с Лерой на башню.
- Ты думаешь, это возможно?
- Думаю, тебе приятно будет встретится с другом.
- Хорошо. Но у меня и телефона его не осталось. Столько лет прошло.
- Сколько!? Всего три года, как ты переехал. А некоторые твои номера есть и в моей телефонной книжке, что на тумбочке у телефона. Посмотри. Вдруг он там есть.
- Хорошо. А это идея для выходных.
Долго искать не пришлось. Буквально на второй странице, нашёлся телефон Аркашки. Не местный был он, впрочем, как и всё население, не Выборгкский. Родился где-то под Сыктывкаром, вместе с родителями, по программе переселения попал в город в 54-ом.
Вместе работал с ним в проектном институте. Тогда не нравился ему, как человек. Слишком уж скрытный был. Но оно и понятно, сын осуждённого по 58-ой статье. Как удалось его родителям выбраться из вечной ссылки? То ли смерть вождя этому способствовала, то ли упрямство его отца, вывезшего всю семью в Выборг. Женился ещё в 44-ом, когда освободившись, получив возможность вольного поселения, смог оформить свои отношения с местной жительницей, от которой имел к тому моменту сына Аркадия.
Один, пять, семь, один… - крутился диск, старенького, ещё с буквами, телефонного аппарата.
Возьмёт трубку, или нет дома – считал гудки.
Три, четыре, пять. Ещё парочку, до семи, и повесит трубку.
Семь. Что-то в телефоне затрещало, будто сыпался некий волшебный порошок, влияющий на качество связи. Сквозь его шорох послышалось:
- Алло.
- Аркадий, ты?
- Я. И, что с того?
- Это Пашка.
- Какой?
- Какой!? Какой!? Тот, что из Питера.
- А-а-ааа! - протянул Аркадий, - и чего звонишь?
- Как чего? Хочу к тебе на работу пробраться с дочерью.
- В каком смысле?
- Ну, на башню поднимешь нас?
- На башню? - словно испугался раскрытия некоей тайны, замялся Аркадий. Хоть и был немногословен, всегда шёл навстречу в делах, где вопрос касался обхода ограничений, связанных с соблюдением правил. Будто по наследству, от отца передалась ему некая ненависть к советской власти.
- На башню. На башню, - сам себе улыбался Паша.
- На башню-то подниму. Только вот откуда ты узнал, что именно в эти выходные у меня на руках ключи от объекта, и сегодня намечается подъём деталей часового механизма?
- А я и не знал ничего. Напрасно ты намекаешь на мою причастность к КГБ. Просто, как ты знаешь – эта башня хорошо видна из моего окна. А время на часах неверно. Вот я и решил проверить в чём там дело. Ты же, как я знаю, в реставрацию подался? Мама сказала; сейчас один из объектов часовая башня. Вот я и позвонил на авось.
- На авось говоришь? Как-сам-то? Как Ленинград?
- Да я ничего. Вот дочку привёз. Хочу показать что-нибудь важное ей.
- Сколько дочке лет?
- А ты, что забыл что ли?
- Забыл.
- Одиннадцатый.
- Как время летит! Давай через час у входа в башню. Проведу вас. Только уговор, если спросят, скажешь, ей четырнадцать.
- Скажу. Но, она не тянет.
- Тогда глаз с неё не спускай. Объект стратегический.
- Хорошо. До встречи.
- Да. И ещё потеплей оденьтесь.
- Всё, лезем на башню, – сказал Лере, положив трубку.
Никогда и не думала, что внутрь этой башни можно попасть, тем более в святая-святых – её часовой механизм. Да ещё в тот момент, когда его будут заводить. Представляла себе большой заводной ключ, как от детской игрушки, что поднимают по лестницам два человека, так он тяжёл. Затем аккуратно вставляют в древний, больших размеров механизм, и проворачивают его там столько,сколько нужно.
- Лера одевайся теплее, - попросила бабушка.
- Да, Аркадий сказал, чтоб взяли с собой тёплые вещи.
Через час уже стояли перед сколоченной из досок двери башни.
Замка на ней не было. Потянул за ручку. Дверь со скрипом отворилась. Заглянул в полумрак. Прислушался.
- Там никого нет? – из-за спины спросила Лера.
- Никого.
- Тогда заходи, - толкнула его сзади дочь.
Сделал шаг в темноту. Перед глазами проявилась крутая деревянная лестница, исчезющая своим первым маршем в полумраке башни. По центру которой стояла сколоченная из грубых досок некая конструкция, напоминающая собой лифт, с сделанной из нестроганой доски дверью, на которой висел амбарный замок.
- Смотри, это лифт.
- Не думаю, что такое возможно.
- Давай его вызовем.
- Кого?
- Лифт.
- Но, нет кнопки. Да и замок на двери.
- Позови своего друга.
- Ты думаешь?
- Да. Иначе так и будем стоять тут, пока нас не закроют снаружи.
- Аркадий, - тихо, в полголоса, произнёс Паша. Но, гулкое эхо унесло имя высоко вверх, где отталкиваясь от каменных стен долго ещё звучало в темноте.
- Ещё.
- Аркадий, - уже громче произнёс Паша.
- Паркуйтесь у самого входа, - донеслось снаружи. Это был голос Аркадия.
Открыл дверь. Увидели, как к входу в башню задом подъезжал «уазик».
- Мы уже внутри.
- Молодцы. А мне вот позвонили, сказали; новую шестерню подвезут. Вот я и вышел на улицу машину встречать. А вы, что со двора прошли?
- Нет. Мы раньше пришли, - за отца ответила Лера.
- Аркадий, - представился дочери друг.
- Лера.
- На четырнадцать не тянет. Но думаю обойдётся.
- А это лифт? – тут же поинтересовалась Лера.
- Нет, там внутри находятся гири на тросах. Когда механизм заводят, они поднимаются на самый верх. А затем постепенно, в течении двух недель опускаются.
- Ты проведёшь нас на верх?
- А как же! Для этого я и пришёл. Пошли, - нажав на кнопку выключателя, зажёг свет на лестнице. От которого, впрочем, стало не на много светлее.
Шёл впереди, на ходу рассказывая, как, когда и кем строилась башня. Иногда останавливался на промежуточных площадках, для того, чтоб перевести дух и дополнить свою речь информацией, касающейся особенностей конструкций башни.
- Первоначально, в первой половине XVI века, строилась как колокольня старого кафедрального собора. И была не такой большой. Нижняя часть стен сложена из гранитных валунов и покоится на скале, возвышающейся на 15 метров над уровнем моря.
Прошли ещё марш.
- Сука, куда ж ты гонишь! – снизу время от времени раздавался отборный мат рабочих, что шли за ними по крутым ступеням деревянной лестницы, таща при этом на себе новые шестерни часового механизма, упакованные в добротные, деревянные ящики.
- В строительстве храма и колокольни принимали участие все жители города. Сам Папа Римский объявил; каждому, кто внесёт свою лепту в строительство собора и его колокольни будут отпущены грехи.
Долгая, нескончаемая вереница городских грешников выстроилась в ряд таща на себе, или перевозя в телегах, гранитные камни. Из пышногрудых проституток, воров, мелких чиновников, (крупные, как и в наше время были безгрешны), изменивших с этими же проститутками своим жёнам мужиков, состояла эта процессия. После того стремительно начал расти храм.
Из множества прощённых грехов состоит он. Перенесённые из своих душ, теперь навеки хранятся в его стенах, что были частично разрушены в 1941 году, но сама колокольня осталась до наших дней.
- Прямо, как сейчас, на субботниках.
- На субботниках не каются, - с серьёзным выражением лица поправил друга Аркадий.
- В 1660 году на башне установлен первый часовой механизм. В результате пожара 1678 года башня полностью переделана и надстроена в виде восьмерика на четверике. Ставшая выше колокольня завершалась теперь длинным барочным шпилем с флюгером в виде петуха, уже в 1738 году уничтоженным очередным городским пожаром. Сгорели и все деревянные перекрытия, и внутренние помещения, уничтожив девять колоколов.
Тем самым, постепенно поднимаясь, узнавали о башне больше.
- Я тебя умоляю, давай перекурим?
- Ты, что ошалел? Тут запрещено курить, дурья твоя голова! – доносилось снизу.
- В 1753 году на башне были установлены часы с колоколом, приобретённые в Стокгольме. Именно тогда и установлена внутри башни специальная шахта, по которой спускаются тяжёлые гири, приводящие в действие механизм.
- Всё. Не могу! Давай передохнём.
- Хлипкий ты сука мужик Степан, как я погляжу. Да и злой.
- Не слабей тебя.
- После пожара 1793 года по проекту Иоганна Брокмана была надстроена третьим ярусом в стиле классицизм. Там была устроена смотровая площадка, позволяющая использовать башню в роли пожарной каланчи, как самое высокое городское строение.
Таким образом высота смотровой площадки равнялась 25-ти метрам от уровня скалы и 40-ка от уровня моря. Тогда же Екатерина II подарила городу набатный колокол, сохранившийся и до наших дней.
В конце XVII века башня служила колокольней Спасо-Преображенского собора, который впоследствии обзавёлся своей собственной. Механизм часов был заменён последний раз в 1848 году.
Но, сейчас, правительством города принято решение о реставрации башни, с оборудованием смотровой площадки, на которую мы поднимемся после…, - открыл деревянную дверь, и они оказались в святая-святых, помещении, где был установлен часовой механизм.
Здесь было тепло. Показалось даже, работало отопление.
- Почему тут так тепло?
- Во всём виноваты большие часовые циферблаты. Они, будучи чёрного цвета, нагреваются на солнце, и остывают за ночь. Это держит в тепле специально не утеплённое помещение часового механизма.
- Знал бы, ей Богу не попёрся на эту каланчу. Да ещё и в выходной день.
- Ничего Стёпка, мало осталось. Поднатужься. Это тебе не в атаку зимой идти. 
- На левой части рамы механизма часов выбито имя мастера Йохана из Юли-Кённи, что изготовил его в 1848 году. С тех пор часы ни разу не ремонтировались
Лера разглядывала часовой механизм. Был настолько маленьким, что при желании поместился бы у бабушки в гостиной под роялем. Сами циферблаты намного больше его своим диаметром, смотрящие на все фасады башни, похожие на огромные колёса крутили в своих осях стрелки, движущие время на все четыре стороны света.
Теперь для неё не существовало никакой тайны в том, как рождалось время. Всё было рассчитано, предусмотрено заранее, и только от того, будет ли вовремя произведён завод, зависело правильным ли оно будет.
Мимо проходили дни, месяцы, годы, столетия, а этот механизм отсчитывал минуты, складывая их в часы. Ни на миг не останавливаясь. А, если это и происходило, мало, кто успевал заметить, те же, кто видели, вскоре забывали. Так, как часы опять шли, настроенные и отрегулированные руками профессионального часовщика, принадлежащего известной фамилии.
- А теперь пошли дальше. Лестница очень крутая. Надо быть осторожнее. Не заденьте головой за ось часового механизма, ведущую к стрелкам северо-западного циферблата.
Стояли на смотровой площадке. Откуда раньше велось наблюдение за городом дежурного пожарного.
Несмотря на то, что ограждения были высотой более 1.2 метра, страшно было не только стоять рядом, но и в непосредственной близости от них.
- Надо же, каким маленьким отсюда кажется наш дом. Да и сам город, словно игрушечный.
- Пока не увидишь всё с высоты, не поймёшь насколько прекрасно то место, где родился и вырос, - ответил Лере Аркадий. Вспомнил сейчас, как рассматривал через круглый иллюминатор полученного по ленд-лизу «Дугласа» остающуюся под крылом тундру, в которой родился и провёл первые тринадцать лет жизни. Маленькие, деревянные бараки были хаотично разбросаны внизу. Где-то виднелись чёрные точки, подобных тараканам людей. Первый снег покрыл болотистую землю. Он улетал из этих мест, не представляя себе, как прекрасны другие, куда теперь перебирался вместе с родителями.
Отец, родом из Ленинграда, не хотел больше возвращаться туда, возненавидев этот город, с радостью откликнувшись на призыв к заселению Выборга. Теперь же понимал: любая часть земли, будь то суша, или море – одинаково неотразима сверху.