Глава VI. Сон

Сидел один в кабинете. Не думал, что достанется ему. Пустая, большая комната. В ней можно было при желании разместить до десяти сотрудников, а то и разделить на три помещения перегородками, благо имелось четыре окна. На четыре комнаты делить было сложнее. Тогда ширина комнат была бы чуть менее двух метров, что, как считал недопустимо. От нечего делать, заполняя время, в уме мерял помещение, разбивая на комнаты.
Шкафы с остатками книг, разбросанные на полу документы, какие-то папки, всё говорило о ненужности брошенного.
Прошло всего несколько часов, после того, как город был занят. Не спешил домой, точнее туда, где ещё днём оставил надпись на дверях. Знал, никто не посмеет не только войти, но и прикоснуться к этим дверям.
Хоть и предвидел бешеный темп работы в первые дни, после занятия города Красной армией, тем не менее всё же не удивлялся тишине, что наполняла собой пустое здание. Где-то далеко, на первом этаже, хлопнула дверь, заставив вздрогнуть, вернув из таких несвойственных для него, наполнивших голову мыслей. Думал, как будет работать на новом месте.
Предстояло определиться с кадрами. Но, не сразу. Следовало осмотреться, решая насущные проблемы. Их было много. Потом, постепенно вникать в вопросы, связанные с теми, кто остался в городе. Все они были для него шпионы. Хоть и верил; мировая буржуазия угнетает рабочий класс, не мог себе и представить, хотя бы один финн останется в Выборге. А, если таковые и были, то, наверняка с какой-то целью пошли на это.
Вдруг, в тишине неосвоенного ещё кабинета, пробежала страшная догадка. А ведь весь мир для него стал, с какого-то момента вражеским. Любого, кого встречал на своём пути, автоматически подвергал психологическому анализу, прощупывая мысленно, моделируя поведение в различных ситуациях.
Почему же раньше не замечал за собой этого? Неужели так переутомился на работе, что не в состоянии видеть в людях хорошее. Да нет же, конечно видел и положительное, просто никогда не давал себе права расслабится. Но, сейчас так тихо было в здании, что выделило командование под будущий комиссариат внутренних дел.
Звенящая в ушах тишина заставляла бояться. Но чего мог испугаться здесь, в этом уже знакомом городе? Неужели его пустоты? Она была только на руку ему. Мог заполнить её тем, кем считал нужным. Нет, всё же дело не в пустоте вокруг. Сейчас, впервые в жизни понимал - она именно в нём, распирает изнутри, ищет себе выхода, которого нет, да и не способна найти. Слишком тверда стала с годами его оболочка, из стальных мышц, полностью лишённых нервов.
Женщина, ставшая недавно его женой, была так же пуста. Не хотела детей. Да и он не особо сопротивлялся, не понимая, зачем они им. В этом были с ней заодно. Никогда не думал прежде, чтоб кого-то воспитывать, да и не нужно было это ему. И, сейчас, если не война, подал бы рапорт об увольнении. Пенсия уже обеспечена выслугой лет. Боялся одиночества. Кто знает, может именно потому и принял решение жениться. Так спокойнее. Наступающая старость таким образом казалась не одинокой.
В 39-ом было около двух сотен перебежчиков, как называл их. Тех, кто остался в городе. Проверял каждого лично. Но, не мог тогда понять, обнаружить в них и тени намёка на шпионскую деятельность. Наоборот, в сравнении с теми, кто был арестован по подобному подозрению на исконной территории СССР, имели не уставший, не озлобленный вид. Скорее, радовались, оказавшись в его кабинете, имея возможность рассказать о своих планах на будущее. Верили, и в правду поступили правильно, решив остаться с новой властью.
Кто это были? Да, как правило рабочие, в прошлом большевики, человек десять бывших унтеров, один журналист. С пеной у рта доказывал, имел непосредственное отношение к обеспечению нелегального проживания в городе товарища Ленина, чем особенно разозлил тогда. Этим признанием полностью разрушил всю стратегию ведения допроса.
Нет, конечно же не звери они были тогда, в 39-ом, прислушивались к тем, кто не ушёл вместе с отступающими финнами из города. И, действительно хотелось понять, почему решились на такой поступок, зачем отказались от той жизни, к которой привыкли, ради чего решили строить социализм, до этого так же успешно способствуя развитию капитализма.
Да, конечно же не по своей воле, через силу, просто не могли иначе жить в Финляндии, сдуру убежав в 17-ом, так и не сумев вернуться в 18-ом, несмотря на репрессии со стороны Шюцкора всё же сумевшие отсидеться в своих берлогах, дождавшись потепления, лучших времён.
Слишком не уверена тогда была ещё советская власть. То ли дело сегодня, когда страна полностью очищена от врага, и никто теперь не сможет усомниться в том, что Красная армия самая лучшая в мире. Сегодня может позволить себе большее снисхождение к врагу.
Конечно, не все были осуждены. Но многие высланы из освобождённого города, где теперь не место было прежним жителям. Одна ложка дёгтя способна испортить бочку мёда. Теперь, когда уже всё было отработано, неужели опять будет проверять каждого, следуя указаниям сверху, выполняя план. Нет, всё же почувствовал, ещё в 43-ем – слабеет рука власти. После прошедшей два года назад волны репрессий, связанной с сплошным дезертирством, сдачей в плен, оставлением боевых позиций, когда можно было пускать в расход каждого второго вышедшего из окружения. Но, опять же была директива, говорящая о том, чтоб не перегибали палку, как прежде. Не понимал с чем была связана эта мягкость. Возможно с тем, что уже некого было призывать. Но не верил в это. Знал, страна его бескрайня. Тянется с запада на восток на тысячи километров.
Пытался почувствовать, еле уловимую волну, таящуюся в атмосфере вновь завоёванного города, в его давящей, свинцовой тишине, говорившей только об одном – теперь уже не те времена. Ситуация на фронтах изменилась. Мы наступаем, и нет такой надобности в том, чтоб держать людей в ежовых рукавицах. Да и сам Ежов, уже был настолько далёк от земной жизни, не догадываясь о том страхе, остававшемся долгое время после него, несмотря на то, что, сменив его Берия убавил огонь репрессий, выжигающий страну.
В эту ночь так и не ушёл домой. Новый дом не тянул его. Устал. От всех этих страшных лет, отнявших его молодые годы, сделавших непримиримым даже к самому себе. Хоть спал и тревожно, но видел сон.
Стоял на часовой башне Выборга, смотрел далеко вперёд, словно высматривал что-то в опустившемся на город тумане. Над крышами, из печных труб поднимались столбы белого дыма. Но, искал ту, что дымилась чёрным. Зачем? Белые, не поднимаясь высоко, исчезая в тумане, поглотившем город, перемешивая его с дымом каминов и печей не подразумевали наличие пожара. Неужели требовался именно чёрный?
Может в нём заключался некий тайный смысл, понимание которого могло повлиять на то, как быстро растворится утренний туман. Утренний. Ну, да! Конечно! Это было утро! Нестерпимо хотелось спать. Превозмогал своё желание, что есть сил тёр лицо замёрзшими руками, чтоб не уснуть.
Сначала просто очень плотное белое облако, будто упавшее с неба, ползло по крышам домов, проявившись со стороны замка. Может зацепилось за башню Олафа, подумал он. Но, постепенно меняло оттенок, напитываясь свинцовостью тумана. Нет, это не облако. Но, что же тогда? Продолжало темнеть, напоминая набравший энергии дыма, вот-вот готовящийся вспыхнуть огнём костёр.
Это пожар, вяло проплыла догадка.
Вот уже бледно красно-жёлтые, с синим отливом на концах, языки пламени пробивались из него, тем самым делая похожим на набирающий скорость, пышущий огнём из трубы, тянущий за собой длинный состав паровоз, что сам пока ещё не был виден.
Ветром этот дым гнало на него. Постепенно поглощая на своём пути тоненькие столбики печных дымков, двигалось чёрное, с языками пламени облако. И вот уже смотровая площадка часовой башни окунулась в темноту ночи.
- Пожар! – прокричал он не своим голосом.
Дым лишал кислорода. Не мог вздохнуть полной грудью. Кислый привкус забивал собой лёгкие, глаза, рот, уши. Уже не мог кричать.
Вниз! Срочно вниз! Билось его сердце. На ощупь, сквозь часовой механизм башни, пробирался к лестнице, ведущий на первый этаж. Теперь весь город горел, и он, видимо городской пожарный, что поставлен на смотровую площадку, не в силах даже ударить в колокол, только лишь успев проорать - Пожар! теперь задыхался, убегая от всепоглощающего огня, лизавшего уже стены башни, пробиравшегося в её пустоту через окна.
От страха задохнуться проснулся.
Пепельница горела. Утро пробиралось первыми лучами солнца в его кабинет.

- Это наш дом? – удивилась Рая.
Стояли в столовой, разглядывала камин. Прежде никогда не видела подобного. Присела на корточки, взяла в руку одно из нескольких, приготовленных для розжига поленьев.
- Да. Но, тут есть и печи. Небольшие, но, думаю, зимой будет тепло.
- Не разоримся на дровах?
Ничего не ответив, подошёл к Рае, присев рядом, взял из её рук полено, положил в камин, тихо прошептал ей на ухо:
- Родишь мне сына?
Поймал на себе её пронзительный взгляд карих глаз. Они будто говорили: - Мы так не договаривались!»
Поняв её молчаливый ответ сказал:
- В таком доме, да без семьи.
- Я подумаю, - резко встала, направляясь смотреть помещения дальше.
Уже достаточно хорошо знал этого человека для того, чтоб понять – появилась надежда. Никогда не соглашаясь с ним с первого раза, брала время на раздумье, откладывая ответ этой, теперь хорошо знакомой ему фразой.
Но, именно сегодня, видя пылкость её взгляда, приобретал надежду.
Он, которого боялись не только те, с кем проводил беседу, не говоря уже о допросах, но и сами подчинённые, зависел от мнения Раисы. Зачем же выбрал себе такую жену? Видимо не мог обходиться без давления, оказываемого на него, должен был подпитываться чужой властью над собой, чтоб иметь силы оставаться с другими подобным той, что теперь являла собой его тыл.