Глава XV. Волга

Дачу под Выборгом продали за бесценок. Слишком пугала покупателей двухскатная крыша, видели в ней свободу. Буквально за месяц перед этим была куплена соседская за, на порядок большую сумму. Там было всё как положено, ничем не отличалась от остальных. Горбатая крыша, маленькие окошки. Одним словом – не требовалась перестройка.
Не жалел Павел о том, что его тесть продал дачу. Спрашивал тот его:
- Будешь ездить с Ингой?
- Нет. Знаете, же сами, не хочет ваша дочь терять время в электричках.
- Знаю. Жалко продавать. Но твоя мама и Зинаида так же не хотят.

Теперь, когда получили ордер на свою собственную, двухкомнатную квартиру в новой, панельной девятиэтажке, очень обрадовался этому. Но, не от того, что думал зажить самостоятельной семейной жизнью, а потому, что хотел сделать ремонт именно так, как считал нужным. Знал, Инга была бы с ним заодно.
Должность ГАПа в крупном проектном институте позволяла купить машину. Хоть особо и не горел желанием управлять транспортным средством, предпочитая электрички, поезда, и в редких случаях самолёт, всё же поддался искушению вступить в растущие с каждым годом ряды автомобилистов.

- Давай сразу уж возьмём «Волгу», - предложила Инга.
Зарабатывая немало, способна была помочь мужу.
- Мы даже вдвоём не потянем. А стоять в очереди можно лет десять. К тому времени, думаю, не очень-то будет нам и нужна.
- А если без очереди.
- Как это? У меня нет такой возможности.
- Отец поможет.
- Я не пойду на обман.
- Что ты? Никакого обмана. Просто поговорит с нужными людьми. Да и добавит денег.
- Это же риск. Да и не хочу быть обязанным твоему отцу.
- Тогда жди до пенсии.
- Ну хорошо. Давай попробуем.

Квартира в Ленинграде, машина «Волга», что ещё нужно было для семьи современных архитекторов? Вспоминал Аалто, о котором много рассказывала мама. Сравнивал его первые годы в профессии со своей молодостью.
- Странное дело. Но так получилось, что твой отец погиб будучи командиром сапёрного взвода, в попытке спасти новый кафедральный собор Выборга, так и не создав ничего в архитектуре. Много думала над этим.
- Скажи мам, а ты довольна своей работой?
- На такие вопросы сложно дать исчерпывающий ответ.
- И, тем не менее.
- Понимаешь, когда я оказалась в СССР, всё изменилось, как в нашей жизни, так и в моей профессии. После смерти отца, я боялась архитектуры. Мне казалось; она вредна людям, и влечение к ней приводит к одному негативу.
Но может так обстоят дела в любом из всех видов творчества? Чем больше ты любишь его, тем тяжелее даётся. А терять те идеи, что вложил в объект, или ещё хуже его самого - равносильно потере близкого человека.
Ты теперь, думаю поймёшь меня. Раньше всё было проще. То ли дело в самой войне, то ли в стране, которую мы сменили. Точнее она сама сменилась, не спрашивая нас об этом.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ты не понял.
- Не до конца. Мне кажется; сейчас всё даётся куда легче, чем прежде. Новые технологии, панельное домостроение, массовое производство железобетонных конструкций, металлических ферм.
- Нет. Не в этом дело, - встала с дивана, продолжила: - Я с твоим отцом не успела до войны много построить наших объектов, в основном занимались интерьерами. Но, что мы, что, думаю любой другой архитектор Финляндии, вряд ли имел проблемы непонимания с заказчиком, приводившие к разрыву деловых отношений.
- Дело всё в том, что вы всегда умели находить общий язык. И мне это тоже передалось, как теперь понял.
- Когда я пошла работать в проектный институт в Выборге, в 45-ом году, столкнулась с полным непониманием. Вспомни наш вокзал, к которому мне пришлось приложить руку.
- Нормальные фасады. Несколько предсказуемо и кондово, впрочем, как и вся Сталинская архитектура, но в целом передаёт дух времени.
- Скажи, ты видел фасады того, прежнего вокзала, что стоял на его месте?
- Нет. Неужели они были лучше?
- Найди и посмотри в библиотеке. Но, дело не в этом. Всю свою жизнь, я вынуждена была заниматься мёртвой архитектурой. Всё же вернувшись в профессию в 45-ом, так и не смогла стать архитектором, всю жизнь работая декоратором, украшающим прямоугольные коробки, которые вам, молодым архитекторам теперь дозволено оставлять такими, каковы они есть на самом деле. А это ли не счастье – не лгать людям?
- Да и ты не лгала. Просто делала, что требовалось заказчику.
- Ты не понимаешь меня. Мы словно с разных планет. Пойми, я всю жизнь занималась эклектикой, смешивая отжившие свой век стили.
- Это тоже работа достойная архитектора.
- Ты бы смог это?
- Я? – впервые задумался над таким неожиданным для него, как теперь понимал, остающемся без ответа вопросом.
- Можешь не отвечать, если тебе сложно. Я всё равно знаю ответ.
С самого первого дня работы делал логичную архитектуру, где декором могли служить только барельефы, скульптурные композиции, или мозаики. Никаких шпилей, башенок, круглых, или трапециевидных эркеров, балясин и колонн со всеми видами капителей. И, хоть в глубине души гордился своей работой, никогда не задумывался, почему у его матери был иной путь.
- Во всём виноват Сталин, - как показалось, нашёл ответ.
- Ты действительно веришь в то, что один человек способен изменить страну, загнав её в прошлое?
- Хорошо. Тогда в чём же причина?
- Я не знаю. Мне кажется в нас самих. В страхе.

Приехав после выходных в Ленинград, уже в понедельник пошёл в библиотеку проектного института, в попытке найти фотографии Выборгского вокзала. Но так ничего и не нашёл.
- Э, милый мой чего захотел! Это тебе, как минимум, в центральную библиотеку надо, - посоветовал начальник мастерской, когда после очередного совещания, оставшись в его кабинете, поинтересовался у него.
Уже выходил, когда тот добавил:
-  Посмотри проекты Элиеля Сааринена. Он, насколько я знаю, вокзал в Хельсинки проектировал.

Северный модерн.
Ещё в студенческие годы восхищался этим стилем, подолгу разглядывая понравившиеся ему фасады Ленинградских доходных домов, иногда делая зарисовки фрагментов, как этого требовал преподаватель рисунка.
Но, как же могла Финляндия отказаться от этой асимметрии в архитектуре, перейдя к функционализму, ведь в СССР, путь был куда сложнее. Через конструктивизм в декоративизм, и в 60-ые снова к основополагающей в минимализме. И именно в тот, тяжёлый для страны период, когда развивалась, а, затем вставала на ноги после изнурительной войны, все силы были брошены на никому не нужный имперский стиль. Будто доказывала свою значимость и неповторимость.
Сидя в читальном зале центральной библиотеки Ленинграда, думал о часовой башне, видневшейся из окна его детства. Она, пройдя через годы, столетия, эпохи и разные политические строи, всё стояла в старом городе, и часы её так же показывали время. Но, уже никогда оно не повернётся вспять, так, как старый часовщик её давно мёртв.

Теперь ездил в Выборг на машине. Даже Инга иногда соглашалась отправляться в путь с ними.
- Может и тебе сдать на права? – предложил как-то ей.
- Нет, я никогда не смогу управлять машиной.
- Мы купим тебе жигули. И я буду ездить первое время с тобой, как ездила с папой, чтобы ему одному не было страшно, - успокоила маму Лера.
- Ну, если с тобой вдвоём, то это совсем другое дело, - улыбнулась Инга.
Обедали у мамы.
Была удивлена тому, что приехали всей семьёй. Не показывала этого, впрочем, как и скрывала радость, боясь спугнуть молодых.
- Зря мы продали дачу.
Посмотрел на жену с удивлением. Неужели она изменилась, и виной этому послужила покупка машины? Словно дорогая иномарка стояла в маленьком внутреннем дворике их дома, всем своим видом показывая несовместимый с хозяйкой двух комнат в коммуналке на третьем этаже, достаток.
- Ты знаешь Паш, у нас в доме ходят разговоры о том, что собираются расселять коммуналки. Но, мне не дадут даже однокомнатной, если я буду прописана одна. Может выпишете ко мне Леру?
- Но она так потеряет Ленинградскую прописку, - посмотрела на мужа Инга.
- А мы квартиру в старом городе Выборга.
- Я бы вообще сюда переехала насовсем, - призналась Лера.
- Ты так даже не шути, - серьёзно посмотрела на дочь Инга.
- Но, вы подождите. Не спешите в решением. Пока это только разговоры. Да и к тому же ещё поговаривают о том, что так же возможна перепланировка дома без отселения.
- Какая перепланировка?
- Паша, я не говорила тебе. Но, ты, как архитектор понимаешь; возможно отселив лишь часть жильцов, увеличить число ванных комнат и кухонь, сделав отдельные входы. И, тогда число квартир увеличится. Это вполне возможно в наше время.
- В любом случае мама, я считаю, надо прописывать к тебе и Лерку, и меня сразу, - посмотрел на испугавшуюся такого решения Ингу.
Теперь, когда они жили вместе, настолько привыкла к мужу, что и представить себе не могла, тот вдруг выпишется из их квартиры. Даже, если и не собирается при этом уезжать из Ленинграда, уже боялась этого решения, в страхе потерять его.
Тогда, десять лет назад ей было всё равно. Но, теперь многое изменилось в ней. Стала старше, получила уверенность в муже, его карьере. В этот миг ей стало не по себе от того, что, когда-то так легко могла потерять человека, с кем сейчас считала себя связанной навсегда.
- Мама не бойся. Я не уеду из Ленинграда. Да, и папа тоже. Просто так мы сможем приезжать в отдельную квартиру, со своей кухней, ванной и туалетом. И, кто знает, может эту страшную перегородку в итоге снесут, отдав нам большую часть гостиной. И, тогда рояль вздохнёт полной грудью. А я, в свою очередь женюсь на музыканте из Мариинки, - улыбнулась Лера.
- Хорошо. Если вы так все решили. Я не возражаю. Но, что же я одна буду делать в Питерской квартире? – пыталась шутить и Инга.