Глава XXII. Дом Сибелиуса

К концу девяностых мама уже плохо ходила. Паша с Ингой, перебрались к ней жить. Трое в большой квартире, было слишком дорого содержать такую огромную площадь. Вскоре приехала и Лера. Квартиру в Питере сдали.
Инга продолжала работать с частными заказчиками. Паша же с мамой отошли от дел. Имея одну на двоих машину, пару раз в год ездили в Финляндию. Вскоре, как и многие Питерские, Лера купила дачу под Хельсинки.
На восьмидесятипятилетие бабушки, решила свозить её в Финляндию.
- Внученька, надо ли мне это, уж и не знаю?
- Надо бабушка. А если понравится, так и насовсем уедем.

Домик был совсем маленький, на берегу озера. Но с печкой, и тёплыми, сделанными из бруса стенами.
Побывав замужем, но не имея детей, подумывала о том, чтоб уехать из России. Нет, не в русских мужчинах разочаровалась Лера. Просто, несмотря на свои тридцать пять лет, хотела спокойствия. Языка не знала. Но собиралась учить. Неплохо разговаривая по-английски рассчитывала первое время общаться таким образом. Но, надеялась на то, что финский не так уж ей и понадобиться, ведь её заказчиками в основном были русские. Так же, как и она купившие недвижимость за границей, и теперь собирающиеся строить себе, что-то новое, придавая Финляндии схожесть с Россией.
- Я так устаю в дороге. А меня не укачает?
- Нет. Всего 350 километров. Думаю, включая границу, доедем за четыре часа. Всего ничего. В эти выходные и отправимся.

И, действительно, уже через четыре часа после того, как выехали в субботу из Выборга были в Ярвенпяа, у озера Туусула, неподалёку от Айнола, дома, где жил Сибелиус.
- Домик, купленный Ингой оказался небольшим, но очень уютным. Две комнаты и кухня на первом этаже, две спальни на втором. При этом ванные на двух этажах. Бабушка разместилась на первом, с видом на озеро.
- Какое красивое место. Несмотря на то, что такие ровные дороги и много частных домиков, совсем не видно людей и так мало машин.
- Да бабушка. Это Финляндия, - со знанием дела, будто не бабушка, а именно она родилась здесь, объявила Лера, провожая в приготовленную для неё комнату.
- Ты всё время говорила о том, что купила дачу в Ярвенпяа. Для меня это просто звук. Но, как я теперь понял, мы проезжали указатель на Айнолу, - сказал отец, когда Лера вышла от бабушки.
- Да, папа. Это мой сюрприз для бабушки. Ведь, будучи маленькой, как она мне рассказывала видела Сибелиуса.
- Завтра поедем туда? – догадалась Инга.
- Да.
- Одного не пойму. Как ты всё это, целых полгода, пока шло оформление, держала в тайне?
- Мама, здесь я в тебя; целеустремлена и немногословна.
- Как у тебя хватает сил на твоих заказчиков? Я бы не выдержал теперь в таком темпе и полгода.
- Просто ты устал. Да, и девяностые оставили свой след. Сейчас же всё несколько иначе. Как говорится ничего лишнего.
- Личного, - поправил отец.
- Не всё ли равно, личного или лишнего. Личное, уже лишне в таких делах. Надо просто не давать заказчику садиться на шею, переходить барьер допустимого.
- Ты хочешь сказать, что тебе это удаётся?
- Не мне пап. Просто люди стали другими. Страна идёт к капитализму семимильными шагами.
- То есть вскоре граница опять переместится? Но, вот только куда? Ближе к Питеру, или дальше от Выборга? – улыбнулся отец.
- Нет. Не переместится, а исчезнет.
- Не верю я в чудеса.

- Я не ощущаю себя за границей. Разве, что только аккуратность за окном, а так, будто и не уезжали никуда. Странное ощущение, кажется, что не было всех этих лет, что провела в СССР. Может мне это приснилось. Я спала, и вот теперь, Лера меня разбудила.
- Нет бабушка. Это не Россия. И она никогда не изменится. Надо пользоваться моментом, чтоб уехать из неё, как бы тяжело ни было.
- Нет, мы уже на такое не способны с мамой. Жить в Выборге, нам уже счастье.
- Для того я и купила этот домик, чтоб вы привыкали.
- Считай, что мы уже привыкли. Но к тебе только в гости.
- Хорошо, хорошо. Если честно, мне и самой нравится Выборг. И очень хочется, чтоб он, вместе с вами присоединился к Финляндии.
- Интересно, как ты себе это представляешь?
- А народный референдум на что мама?
- Этот номер не пройдёт. Население города полностью сменилось за первую и последнюю оккупацию.
- Это так пап. Но древние стены делают чудеса. Это, как намоленные храмы, сам же говорил мне в детстве. Они прощают многие грехи прихожанам. Да, и к тому же сами горожане не прочь избежать участи остальной страны.
- Что ж, в этом ты права.

- Бабушка, у меня для тебя, да и для родителей есть сюрприз. Мы едем сейчас в одно место, которое всего в паре километров отсюда, куда бы ты очень хотела съездить, я думаю. Но, не скажу тебе, пока не окажемся там. Надеюсь, ты не против?
- Вечно у тебя, какие-то тайны. Неужели они есть и здесь?
- А, как же! Без них не могу.

Через двадцать минут были у ворот дома-музея Сибелиуса в Айноле. Валерия, припарковав машину, вышла первой, и пошла открывать дверь бабушке.
- Что это за место? Похоже на то, где жили мои родители до войны под Хельсинки, - приняв руку внучки аккуратно выходила из машины. Смотрела по сторонам, будто пыталась, что-то вспомнить.
Александр.
День, когда приезжала с ним к родителям перед тем, как тот уехал на фронт. Боже, как много времени прошло с тех пор. И вот сегодня рядом с ней её сын, сноха, внучка, что собственно и привезла её в Финляндию, страну, которая, как в далёком 44-ом считала, была навсегда потеряна для неё.
Навсегда.
Впрочем, так и есть. Ведь то, что сейчас, на закате жизни оказалась в ней уже ничего не значило для неё, кроме одного – круг замкнулся.
- Нет. Это не то. Я привезла вас в дом-музей семьи Сибелиусов, в Айноле, - улыбалась Валерия.
Смотрела на неё, но мысленно была не здесь.
Вспомнился довоенный Выборг. Давно забытый момент, когда видела Сибелиуса в детстве, но, почему-то именно сейчас всплыло в памяти не только название музыкальной пьесы, что играл у них в доме, но и сама мелодия. Никогда прежде не могла представить, как и где мог жить этот, напугавший её в детстве человек.
Слишком уж мужественное лицо. Но при этом такая простая в своём звучании, проникающая в самое сердце музыка. Этот необъяснимый контраст не поняла тогда в детстве. Сегодня же, когда оказалась в его доме ощутила, как никогда. Неужели теперь это всё всего лишь частичка истории, да и то, знакомой далеко не всем.
Неизвестный в СССР композитор, широко известный в России, хранился в её сердце все эти годы. Много лишений, потрясений, разочарований и потерь, было пережито ей, но то, что оказалась здесь благодаря своей внучке, говорило об одном – жизнь подходит к концу. И то, как прожила остаётся теперь с ней, на её совести.
Была ли виновата в 1944-ом, когда приняла решение за своего сына, оставшись в сожжённом и разрушенном Кякисалми, совершила ли самую большую ошибку своей жизни?
Правильно ли сделала, что посвятила себя советской архитектуре, имея отношение к проекту вокзала в Выборге, который не просто до неузнаваемости изменил его облик, начинающийся для гостей с перрона, но был не в сравнении с прежним, ярок и незабываем. Ведь не она была виновата в том, а сами люди, пришедшие в этот город, на чужие для них земли. Она всего лишь, как архитектор, исполняла их волю.
Нет, всё же жизнь многому научила её, благодаря той, совершённой ей роковой ошибке в 44-ом. Да-да, именно ошибке, как теперь понимала. Возможно Валерия, её внучка, в силах исправить её. Надеялась на это. Пусть и не так опытна, как она, её бабушка. Но, вся грусть и состоит именно в том, что опыт приходит, увы, когда уже сердце бьётся не так сильно, а тело не так молодо.
Ходили по комнатам музея, рассматривая вещи семьи композитора.
- Всё же мебель, да и сами интерьеры здесь далеки от функционализма, - заметила Лера.
- Да. Они и не эклектичны. Близки к северному модерну. А он и явился основоположником той, новой архитектуры, в которой, увы, сейчас так редко, кто хочет жить в России.
- Ах бабушка, не только в России.
- Вот видишь! Значит не так уж и страшно, когда такой великий композитор всё же избрал для себя не функционализм. Хотя, в музыке видимо слишком сложно быть функционалистом, или минималистом. Но в жизни настолько любил тишину и лаконичность, что не предусмотрел в своём доме водопровода, так, как раздражал шум воды в трубах.
- Если бы был таковым в музыке, думаю, не стал менее известен. А добровольный отказ от благ цивилизации вряд ли приводит к глубине.
- Ах Лера, Лера. В этом мире любому стилю есть место. Главное соответствовать своим периодам, и не лезть из прошлого в настоящее. Тогда получается каша. Что же касается глубины, то она прежде всего в тишине. Ведь именно поэтому ты и купила дом в Финляндии, а не Карелии, - понимала, что не может сказать всего внучке, так, как та не поймёт многого. Но, для себя давно решила, и видела подтверждение своего решения в схожести с великим композитором. Так же, как и ему пришлось ей всю жизнь проектировать чересчур вычурные формы, не вложив частичку себя в знакомую ей с юности архитектуру. Но, как теперь поняла, в отличие от Сибелиуса сумела справиться со своими амбициями, воспитав сына, победив уныние, выстояв в схватке с гордыней. Может виной тому всего лишь уровень, превысить, который ей так и не удалось. Ведь будь она чуточку известнее, знали бы о ней многие и пришлось куда тяжелее.
Но всю жизнь буквально ломала себя заставляя делать новые проекты иногда через силу, будучи не согласна с навязанными рамками. Только так можно расти. Само по себе любимое дело не способно привести к развитию. Лишь трудности рождают глубину.
Приметила для себя, в последние десятилетия двадцатого века отношение к стилю Сибелиуса сильно изменилось. Теперь многие воспринимали его, как антимодернистского модерниста. Считала, такое могло случится только в культуре малого народа. Словно некий личный стиль, вне времени и прогресса.
Как и великим композитором было прожито немало лет. И если тот прожил девяносто один ей оставалось до этого совсем немного. А, значит не в возможности заниматься желанным делом заключается жизнь, а, прежде всего в умении выжить в самой трудной ситуации, не прекратив созидать, оставшись творцом.
Павел с Ингой, не вмешивались в разговор старшего с младшим поколений. Держались середины.
Но, в машине Лера сказала:
- Ты знаешь пап, ты совсем перестал шутить.
- Ты думаешь? – будто испугался услышанного Павел.
- Да, Паша. И я того же мнения.
- Но Инга? – задумался над услышанным. В глубине души был согласен с ними. И сейчас, как не пытался вспоминать, не мог припомнить себя таким, как был прежде, лет пятнадцать назад. Что же произошло за эти годы с ним? Задумался.
- Раньше, в детстве, когда смотрел на взрослых, думал; дело не в возрасте, а в серьёзности. и все люди что не шутят были такими всегда. Но сейчас ...  точнее не сейчас, а ещё пару лет назад …  впрочем, … 
Иными словами, я боюсь шутить.
- Паша, ты боишься шутить!? Раньше в тебе было столько энергии, что даже несколько раздражало меня.
- Ну, да, ну да. Помню. Не видела за ней положительной, приносящей пользу финансовой стороне, - еле заметно улыбнулся.
- Возможно. Говорили с тобой об этом. Но сегодня мне очень не хватает тебя прежнего.
- Старого не вернуть.