Светка

                Светка  18+




           Вторая половина нулевых годов. Петербург. Суббота. Пашка не спеша идёт по Невскому проспекту к Дому книги. Неожиданно, напротив Казанского собора, у идущей навстречу девушки разрывается полиэтиленовый пакет и катятся во все стороны по свежему снегу яркие мячики апельсинов. Он тут же бросается помогать. Делает это с такой энергией, что от усердия сталкиваются они головами на виду у бредущей по своим делам толпы. Смеясь, заканчивают собирать разлетевшиеся фрукты.
           Пашка:
           — Извините, очень хотелось вам помочь. Вас как зовут?
           Девушка бросает короткий взгляд, улыбается. И, чуть шутливо:
           — Ничего, бывает. Светланой меня кличут.
           — А меня Пашкой, а ещё Павликом, Пахой. Как вам больше нравится. И я занимаюсь живописью.
           — О, мы почти коллеги. Моё главное увлечение — ландшафтный дизайн…
           Пашка:
           — А не продолжить ли нам прогулку вместе?
           Светлана:
           — Не против, вот только бы избавиться от еды, — она слегка встряхивает покупками. — Я тут недалеко у родственников уладилась, на время. Пройдёмся?
           Пашка помогает девушке донести продукты.
           Отделавшись от апельсинов и прочих покупок, они отправляются бродить по центру города: от станции метро вдоль канала Грибоедова к Михайловскому саду. Далее мимо Лебяжьей канавки, Летнего сада. Переходят Фонтанку, любуются на бывшую «Муху». После чего делают большой крюк и заглядывают ненадолго в магазин «Академкнига» на Литейном проспекте, затем направляются к цирку, от которого неторопливо бредут в сторону Дворцовой площади. Темы для беседы подыскивать не приходится: памятники архитектуры бесконечной чередой возникают то слева, то справа по ходу движения.
           Чуть подмёрзший снег весело похрустывает под ногами. Им кажется, что ноги сами несут неведомо куда по лучшему в мире городу. Молодость неудержимо рвётся наружу, не желая знать каких-либо границ и преград. Они с хохотом пытаются поймать открытыми ртами редкие крупные снежинки.
           Пашка предлагает:
           — Светка, хочешь, сыграем в игру, которую я бы назвал так: «Кто первым поймает десять штук этих великолепных образцов природной архитектуры, тот реализует своё заветное желание».
           Девушка на секунду задумывается:
           — Ты хочешь сказать, что кому-то удастся выиграть? Ну, согласна!
           Пашка с утроенной энергией бросается ловить снежинки, и раз пять ему удаётся опередить Светку в этом сугубо зимнем виде спорта, и все пять раз он её нежно целует. В щёчку.
           Девушка сначала пробует сопротивляться, оглядываясь по сторонам. Затем машет рукой:
           — А, ладно. Всё равно никто никого не знает.
           Пашка:
           — Правильно. В большом городе всем на всех — ну ты сама понимаешь… Да и уговор у нас — а его нарушать нельзя, — он шутливо грозит ей пальцем.
           — Уговор есть уговор, — соглашается Светка.
           А снег всё падает и падает. Снежинки, неторопливо вращаясь, то медленно опускаются, как во сне, то зависают на одном месте, словно кто-то время от времени выключает земное притяжение. Настоящая зимняя сказка. Пашке кажется, что мир целиком и полностью — это снег и он со Светкой. От всего и вся укрывает их его полупрозрачная завеса. Они аккуратно ловят снежинки и, пока те не успели растаять, бережно передают друг другу из губ в губы; и опять, не обращая ни на кого внимания, застывают в длинном, головокружительном поцелуе…
           Несколько позже Светлана, слегка подпрыгивая на месте, произносит:
           — Ой, что-то я немного замёрзла и есть хочется.
           — Нет проблем. Предлагаю заглянуть в один из музеев. Там кафе есть, и, заодно, освежим возможно забытые впечатления или увидим что-то новое, — Пашка широким жестом указывает направление к ближайшему музею.
           Через пять минут они уже сдают в гардеробе верхнюю одежду и проходят в небольшое кафе, расположенное тут же, в подвальном этаже здания. Выбирают столик. Большие зелёные чашки наполнены душистым ароматным чаем. Светка согревает руки о чашку. Её глаза сверкают сквозь чёлку, не успевшую просохнуть после прогулки.
           Пашка предлагает начать чаепитие с нескольких глотков шампанского:
           — За удивительные случайности в жизни, нашу встречу и за то, чтобы всегда-всегда всё сбывалось! А ещё — за необычный снегопад, благодаря которому ты поскользнулась, считай на ровном месте, и разбросала чуть ли не по всему городу свои апельсины.
           Последний отрывок тоста Светка решает немного покритиковать:
           — Ах, по всему?
           — Хорошо, только по его историческому центру!
           — Ах, по всему центру?!
           — Нет-нет, только по Невскому проспекту, — подразнивает Пашка.
           — Ах, по Невскому…
           Не замечая ничего вокруг, они дурачатся от души.
           Наконец, бутерброды съедены, чай выпит.
           Пашка:
           — Ну что, о, Светлана, отправляемся знакомиться с тем, что выставлено в музее?
           — Пожалуй, теперь можно, — весело соглашается девушка.
           Они неторопливо покидают кафе.
           — Обожаю старые здания, — говорит чуть мечтательно Пашка. — Их ненадуманный уют, тёплый, чуть пыльный воздух, длинные коридоры, огромные залы, высоченные потолки. Здесь на тебя вдруг наваливается покой, тишина. И только старый паркет, который помнит всё и всех, кто когда-то пробежал, прошелестел, величественно прошествовал по нему, чуть поскрипывает под ногами… Представляешь, какие балы здесь устраивались?
           Пашка приглашает Светлану к танцу, и они недолго кружат в вальсе. Благо, посетителей почти нет. Смотрительница, улыбаясь, грозит им пальцем.
           Отдышавшись, продолжают перемещаться из зала в зал. Оглядев очередную экспозицию, поднимаются на следующий этаж. А затем, уже немного устав и слегка разомлев от выпитого и мягкого тепла, в котором оказались после длительной прогулки, направляются вниз… И, наугад войдя в одну из многочисленных дверей, которая, вероятно, случайно оказалась незапертой, неожиданно попадают на удивительно красивую лестницу, которая ведёт к давно закрытому старому парадному входу.
           Пашка высказывает предположение:
           — Возможно, существующий вход был прорублен в одну из многочисленных революций прямо в стене здания: в те времена рубили там и тогда, где и когда считали необходимым, не особо оглядываясь по сторонам.
           Взявшись за руки, они бредут вниз по забытой всеми лестнице. Судя по тому сколько на ней пыли, даже уборщица бывает здесь нечасто.
           — Немного грустно, глядя на неё, — говорит Светка о лестнице, прикасаясь к кованым листьям, стеблям, бутонам фантастических растений. — Никто не видит эти удивительные перила, поразительный полёт мастерства, с которым они были созданы, не чувствует дыхания души мастера. Сейчас так немногие могут. А ступени, ты посмотри, по ним же можно идти с завязанными глазами, и не упадёшь!
           Она, закрыв глаза, делает несколько шагов. И, попадает в объятия Пашки. Он опускается на ступеньку ниже. Теперь их головы на одном уровне — очень удобно целоваться. Оказывается, под её тонким свитером почти ничего нет. В первое мгновение Светка даже слегка вскрикивает от неожиданности и на секунду замирает, пытаясь сообразить, где находится. Но Пашкины прикосновения и поцелуи быстро заставляют её забыть обо всём. Со всхлипом и стоном они всё сильнее вжимаются друг в друга. У неё крепкие упругие бёдра, тонкая талия. Кажется, ещё чуть-чуть, и… Наконец, они окончательно растворяются друг в друге.
           Пашка громко шепчет:
           — О счастье! Ради этого стоит жить!
           — Милый, — тихо, со стоном шепчет девушка, — родной, ты что? Ты не забыл, где мы находимся?!
           — Нет, любимая, — выдыхает он ей в шею, — не забыл, мой Светик.
           Огромный старинный витраж сияет над ними яркими, чистыми цветными потоками света. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви деревьев, растущих у стен музея, заставляют гореть то одни стёкла, то другие. Вот сверкают бирюзовые, синие, жёлтые. Но стоит порыву ветра качнуть ветви, как тени от них перемещаются и вспыхивает несколько ярко-красных стёкол, а затем — зелёные и оранжевые. Эта музыка цвета и света, музыка счастья звучит в каждом из них с невероятной силой, раскачивает как на огромных качелях. И, забыв обо всём, они просто колышутся в вечности, как водоросли на дне реки, вне времени и пространства. И кажется им, что это слияние душ и тел длится уже неведомо сколько…
           Спустя некоторое время, медленно, словно подводная лодка из толщи океана, выплывают они из сладкого забытья поцелуев и объятий. Приводят себя в порядок и неторопливо бредут на выход, не очень понимая происходящее. Встретившаяся по пути смотрительница напоминает им, что музей скоро закрывается.
           — Ах, да, музей, — продолжает шутливую игру Светка. — Ах, скоро закрывается?
           Она кладёт Пашке на плечо голову, едва ощутимо касаясь щеки лёгкими, чуть усталыми поцелуями.
           — Ну да, скоро закрывается, — вторит он ей. И вдруг спохватывается:
           — Знаешь, я совсем забыл — у меня же сегодня занятия. Академический рисунок гипсовой головы одного из греческих героев.
           — Не знакома я с греческими героями, — отвечает Светка, — но с одним, современным, только что познакомилась. Слушай, ну и день выдался — сказочный. Спасибо тебе, — она тихо и нежно целует его. — Честно. Такое запоминается, наверное, на всю жизнь. Когда-нибудь мне будет семьдесят лет, как одной из этих старушек-смотрительниц. Сидя за вязанием, буду вспоминать жизнь свою. Нас. Тебя.
           Девушка продолжает то ли с восхищением, то ли с шутливым осуждением:
           — Но, ты выдал! Сотворить такое прямо здесь, в музее, в кладезе культурных ценностей… Ай-яй-яй! — Светка шаловливо грозит парню пальчиком.
           — Но, кажется, вы опять готовы?! — восклицает она. — А музей-то закрывается!
           И, голосом экскурсовода, продолжает, дурачась:
           — Уважаемые посетители, просим продвигаться к выходу.
           — На «наш» выход? Согласен, — отвечает Пашка с большой готовностью. Берёт Светку за руку:
           — Пошли-пошли — на наш выход!
           Светка:
           — Ты с ума сошёл! Охрана музея быстро с нами разберётся. Да и рисунок у тебя… Академический. Не забыл?
           — Ах, да, — с некоторым сожалением вспоминает Пашка.
           Они направляются к гардеробу, где сиротливо висят только их куртки.
           Пашка понимает, что действительно опаздывает на занятия. Они быстро прощаются. Обмениваются номерами телефонов, электронными адресами, поцелуями. Торопливо назначают будущее свидание, переносят, отменяют, и опять договариваются о следующей встрече. И, разбегаются, разбегаются… Уже мечтая увидеться снова.