Ведьма

Деду Леониду исполнилось 75. Худощавый, подвижный, с редкими седыми волосами и совсем не стариковским лицом, он выглядел гораздо моложе своих лет. Дед сохранил почти все зубы, хорошее зрение и удивительную трудоспособность.
Вставая в шесть утра, пил чай и шел в огород, где занимался совершенно ненужным делом. Из дальней колонки носил воду, хотя на огороде имелся летний водопровод, поверни кран и поливай, сколько душе угодно. Из проволоки вязал сетку, чтобы обнести ею забор, который мог простоять еще лет десять без ремонта. Несколько раз полил чужой огород, за что и выслушал от соседки упрек: "Не лезьте, если Вас не просят. Еще скажут, сама полить не может, деда эксплуатирует".
В восемь отводил внучку в детский сад и принимался вязать рыболовные снасти. Рыболовы-любители приносили ему капроновую нить, и дед с удовольствием занимался этим делом.
Вечером смотрел телевизор, читал газеты и в десять ло¬жился спать.
Гостей на день рождения не пригласили, решили отметить в тесном семейном кругу. Два сына с невестками и трое внучек – вот и вся компания.
Дед Леонид помогал невесткам накрывать на стол, открывал бутылки с вином и вообще излишне суетился, вызывая всеобщее недовольство.
- Отдохните, папаша. Мы сами все сделаем.
Дед сел на стул, глубоко вздохнул, замолчал. На лице застыло выражение глубокой обиды: «Сделаем!" к утру, наверное? – с раздражением думал он. – Сыновья играют в шахматы, голову не поднимут. Эти две больше о кольцах да о платьях разговаривают. Внуки к телевизору при¬липли – не оторвешь. Времени много, а забот мало, оттого и так…»
Наконец-то все сели за стол, поздравили деда, пожелали долго жить, выпили. Внуки преподнесли подарки: шерстяной свитер, меховую шапку и транзисторный приемник "Спидола". Дед с ин¬тересом осмотрел подарки, поблагодарил и сказал с обидой:
- Зря все это. Вольностей у вас много, дети мои. Не ду¬маете ни о завтрашнем дне, ни о сегодняшнем. К примеру, зачем наготовили столько к столу? Не съесть за два дня. А завтра выбросите, будто так и надо. Не экономные, бесхозяйственные.
- Денег хватит, дедушка, - ответила невестка Надя. Она работала завотделом в продовольственном магазине и в душе недолюбливала деда за суету и скупость, но прощала по возрасту.
- Вот именно, - согласился дед Леонид. - От достатку эти вольности. В наше время...
Сын Михаил перебил отца.
– Да знаем мы ваше время. Голод, разруха, война. Сейчас, батя, другое время, другая жизнь. Может, наши внуки вместо легковых машин и телевизоров будут иметь другое и будут удивляться, как это мы могли жить в таких условиях, как сейчас.
– Ого! – Дед от неожиданности вскрикнул. – Вот это рубанул, Миша. Да дай бог, чтобы люди всегда так жили, как вы сейчас. Я думаю, у вас условия невыносимыми становятся. Вы уже и двигаться скоро перестанете.
Слова деда задели за живое, но возразить никто не осмелился. Все-таки день рождения. Да и в словах старика была правда. У обоих сыновей были личные машины, благоустроенные квартиры, обставленные мебелью. Все закончили учебные заве¬дения и работали на хороших должностях. А что после работы отдыхали – смотрели телевизор, ходили в театр или ездили в лес на прогулку, – это везде так.
– Я вот что хочу сказать вам, – воспользовавшись молчанием,  продолжил дед Леонид. – Году в двадцать втором мы жи¬ли с покойницей Аленой в Сибири. Деревня была дворов на пятьдесят, не более. Все хорошо знали друг друга, помогали, если случалось какое несчастье. В хозяйстве была у нас одна корова, ну, курей с десяток, и все. А едоков - восемь душ. Другие жили не лучше, а были и совсем бедные. И вот однажды по деревне прошел слух. Объявилась ведьма. Видели среди ночи, вся в белом ходила по дворам. На утро у троих хозяев коровы не дали молока. Время было такое, поверили. Съездили за попом. Помолились. А ведьма на следующую ночь пришла в мой двор.
Было это так. Перед рассветом вышел я на крыльцо и гла¬зам не верю. Вся в белом одеянии, она сидит и доит нашу Кра¬сулю. Перекрестился сам и двор перекрестил, не помогло. Слы¬шно только, как молоко ударяет по ведру. Ну, думаю, была не была. Взял жердину и пошел. А ноги ватой набили, не передви¬гаются. Креплюсь. Осталось до нее где-то сажени три. Как вдруг она встает и идет ко мне. Тут страх навалился, не пересказать. Хотел бежать, а ноги не несут, будто по колено в землю ушли. С этого дикого страху я и заорал во все горло:
– Сейчас как вытяну тебя, такая-сякая, вдоль хребта!
Только глянь, а ведьма на колени упала и заплакала.
– Не тронь, – говорит, – родимый. Пожалей деток. – И голос какой-то знакомый. 
– Не ты ли, Мария? - спрашиваю, а сам дрожу от страха. Сбросила она с головы простынь, подняла ведро и подает мне.
– Прости, Лёня, - говорит. - Не буду больше. – А слезы ручьями текут. Не по себе мне стало. Обнял я ее, поцеловал.
– Ты бы лучше попросила, - говорю ей. Это она своим детям несла. Жила одна, мужа убили, а ребятишек четверо, и хозяйства никакого. Меньшему год исполнился только. С голоду распух и неделю назад умер.
- А сейчас, – говорит, – Васенька слег.  – Этому года два с половиной было. – Людям только не говори, - просит.
Тайну эту я берег, даже Алёне не сказывал. Со следующего дня к Красулиному вымени прибавилось еще четверо едоков. Так вот в дружбе и уважении и вы выросли.
Дед Леонид, помолчав и решив, что его поняли, сказал:
– Подарки себе оставьте, не обессудьте старика. Детишкам пригодятся, а может, и кому другому, хотя и время не то.