Dentalis amor

         Была среда. Накануне вечером мы с друзьями пили яблочное вино, закусывая его пирожными с приторно-сладким зелёным кремом. Зуб заболел внезапно. Впрочем, он и раньше побаливал, но кому охота обращаться к врачу по подобным пустякам?
         Почти всю ночь я не спал. Кто-то посоветовал мне прополаскивать рот содовой водой, кто-то - раствором соли: я сделал и то, и другое, но ничего не помогало. Я беспрерывно курил, ходил из угла в угол, включал и выключал свет, чем вызывал неудовольствие соседа по комнате, который морщился и бормотал проклятия.
         К утру боль утихла, став ноющей, нудной, но вполне терпимой. Я поехал на лекции в университет; меня слегка подташнивало, однако о том, чтобы что-нибудь поесть не могло быть и речи.
         День выдался пасмурный и хмурый. Говорили, что смену погоды вызвал какой-то циклон: небо было затянуто свинцовыми тучами, готовыми вот-вот разразиться дождём.
         С лекции по литературоведению я ушёл. Боль снова стала невыносимой. Бывает боль, когда вы с улыбкой говорите: «Эх, чего там, до свадьбы заживёт», бывает, когда вы, с трудом соблюдая правила приличия, взывайте о помощи. Это же было что-то другое: я не мог ни думать, ни говорить, ни рассуждать, боль охватила меня целиком, превратив моё тело в голый нерв. Я ничего не видел и ничего не слышал. Уже потом я смутно припоминал, что накрапывал дождь и ветер гулял в переулках и подворотнях, и прохожие зябко ёжились, пытаясь раскрыть зонты.
         В трамвае, который довёз меня до стоматологической поликлиники, было выбито стекло, и жёлтые листья врывались вовнутрь вместе с каплями дождя, создавая странную картину печали и безысходности. Боль, по Достоевскому, облагораживает, но я вовсе не чувствовал себя облагороженным: боль мешала мне жить и чувствовать красоту мира. В трамвае с разбитым окном я был, как никогда, одинок и мне казалось, что вся боль земли сосредоточена в корнях моего зуба.
         В вестибюле поликлиники пахло йодовым раствором. В регистратуре мне выдали направление к дежурному врачу, который, внимательно осмотрев мой зуб, покачал головой:
             -   Запустили вы это дело, молодой человек. Придётся удалять.
         Так я оказался в очереди в кабинет хирурга. Левая часть лица горела как в огне и, чтобы  хоть как-то отвлечься, я стал ходить взад  и вперёд по серому коридору поликлиники - от плаката со словами Маяковского: «Зубы чисть дважды - каждое утро и вечер каждый» до фикуса прямо напротив кабинета хирурга,  даже подметив закономерность, что у фикуса боль как  будто становилась меньше.
         Прошло минут десять. Нервное, но молчаливое ожидание людей в очереди нарушила молоденькая девушка:
             -   Кто крайний? - спросила она, с облегчением увидев очередь.
         Мужчина в очках указал на меня.
             -   Я буду после вас, хорошо? - обратилась она ко мне, и я машинально, по привычке отмечать что-то особенное в людях, заметил, что у неё небольшой шрам на левой части подбородка. Выглядела она  хрупкой и беззащитной. Глядя на неё, я не мог простить себе страха и малодушия. Подумаешь, зубная боль! Миллионы людей живут с болью, живут даже в ожидании скорой смерти, радуясь каждому мгновению, проведённому на земле.
             -   Следующий, - сказала фельдшерица, приоткрыв дверь.
         В кабинет вошла женщина средних лет. В очереди оставалось ещё несколько человек.
         Нет людей хороших и плохих: человек становится тем или иным часто лишь под воздействием обстоятельств. Тот, кто считал меня преданным другом, к сожалению, ошибался. В камере пыток в каком-нибудь концлагере я, наверно, выдал бы всех. По счастью, никто, кроме меня, об этом не знал, иначе я бы просто умер от стыда.
         Дверь в кабинет хирурга захлопнулась. Следующим был я.
        Слева мне послышался чей-то то ли приглушённый крик, то ли стон. Девушка со шрамом, странно закатив глаза, стала опускаться на пол. Вначале я не понял, что происходит, но всё же успел подхватить её, не дав опрокинуться горшку с фикусом. Она безжизненно повисла на моих руках, и я удивился: как такая хрупкая с виду девушка может быть такой тяжёлой?
         Люди вокруг нас всполошились: кто-то принёс воды, кто-то побежал за врачом. Я усадил её в кресло, брызнул водой на лицо, а когда она открыла глаза, дал попить.
             -  Где я? - спросила она.
             -  В стоматологической поликлинике, - ответил я, всё ещё держа стакан с водой у её губ.
             -   А вы - кто?
             -   Студент.
             -   Я вас не знаю. У меня болит голова... и зуб. Даже не знаю, что больше.
         Пришёл врач, пожилой мужчина с толстыми красными пальцами.
             -   Эх, молодёжь пошла! - сказал он, мельком взглянув на девушку. - От зубной боли в обморок падают!
         Он дал ей валерьянки и ушёл, качая головой.
         Я снова наклонился над ней:
             -   Как ты?
             -   Мне уже лучше, - её серые глаза смущённо смотрели на меня снизу вверх, - но я боюсь.
             -   Это не больно, - сказал я. - Нам же сделают укол и мы ничего не почувствуем.
             -   Я всё равно чувствую.      
            -   Следующий, чья очередь? - снова выглянула фельдшерица.
            -   Я пошёл, ничего не бойся, - тронув её за плечо, я  закрыл за  собой  дверь  в   кабинет  хирурга,  где  всё  было белым: стены, потолок, кресла, бор-машины, халаты врачей. Только кровавые пятна плевательниц вносили диссонанс в эту режущую глаз белизну.
         Я сел в кресло спиной к дверям, второе же располагалось в противоположном углу у окна. Оно было пустым и вскоре туда, съёжившись в комочек, села девушка со шрамом. Она со страхом наблюдала за движениями врача, временами поглядывая и в мою сторону.
         Я даже не пикнул, хотя мне показалось, что мой зуб превратился в дерево-боль и его вырывают с корнями откуда-то из сердца земли. Как будто сквозь сон я слышал всхлипывания девушки. С зубной болью было покончено и то, что от неё осталось - что-то глухое, ноющее - болью уже не было.
             -   Два часа не есть, не пить, - сказал хирург таким тоном,  словно  мы  только  что  сыграли  партию  в шахматы. - Потом - вести обычный образ жизни и следить за зубами. Всё ясно?
         Я кивнул. Рот у меня был забит ватой и я не мог говорить.
         Девушка вышла вслед за мной и улыбнулась мне как старому знакомому. В вестибюле я помог ей надеть плащ, и мы спустились по ступенькам на улицу.
             -   Как тебя зовут? - задал я вечный как мир вопрос.
         Мы уже избавились от ват во рту.
             -  Странно, не правда ли, что боль исчезла? - спросила она.
            -   Она ушла в щипцы хирурга.
            -   Значит, ты студент?
            -   Филолог. А ты?
            -   Я окончила школу в этом году, сейчас работаю в  детском  саду, это  здесь, рядом, видишь  зелёный забор?
         Мы помолчали. Снова пошёл дождь. Я закурил сигарету и спросил:
             -   Почему ты пришла в поликлинику одна?
             -   Не знаю. Не думала, что мне станет плохо. У меня до сих пор слабость в ногах.
             -   Я тебя провожу.
             -   Спасибо.
         Она взяла меня под руку:
             -   Помню, я стояла у фикуса, потом как будто что-то поднялось снизу вверх и внезапно навалилось на меня.  Я потеряла сознание и очнулась в кресле. Ты стоял рядом?
             -   Почти. В двух шагах от тебя.
         Она показала мне на тёмный подъезд пятиэтажного дома:
             -   Здесь я живу.
             -   Когда мы случайно встретимся на улице - ты меня узнаешь?
             -   Зачем же нам встречаться случайно? Ты ведь знаешь, где я работаю - заходи.
         Она внимательно посмотрела на меня и взяла за руку:
             -   Поднимемся ко мне, я накормлю тебя ужином.
             -   Ты живёшь одна?
             -   С бабушкой, но она рано ложится спать.
         Мы поднялись на второй этаж. Есть нам пока было нельзя, надо было выждать ещё час. Я чувствовал слабость и лёгкое головокружение: со вчерашнего вечера я ничего не ел и выкурил слишком много сигарет.
         Это произошло само собой.
             -   Я столько раз думала об этом... первый поцелуй мне  казался  чем-то  неземным, возвышенным, что всегда происходит весной, среди кустов сирени... А сейчас - поздняя осень, листопад, идёт дождь. В этой комнате я прожила всю свою жизнь, и теперь она всё время будет напоминать мне о тебе.
         Я покрывал поцелуями её лицо и во мне промелькнуло что-то похожее на прежнюю боль, но это была всё-таки боль иного рода, неподвластная времени.