Опять

(из серии рассказы по картинкам)

Встречали. Пашка, Шура Симакова, Лида Румянцева. С поезда. Василия!
Пашка – брат родной, Симакова и Румянцева – односельчанки.
Прибыл в купейном вагоне – выскочил первым. Как на картинке: чемодан, фуражка, ботинки. Китель морской. А говорили, летчиком. Погоны, орденская планка…  Глаза голубые и чистые, как небо. Или прибрежная вода в Лухони. Лухонь – наша речка. Вернулся. Василий… Домой. Оттуда…
Говорят, задание выполнял. Какое? Тайна – болтун находка для врага.
Пять лет. Нет! Четыре года, восемь месяцев, две недели и один день. Лида считала и метила в календаре. И ничуть! Как в песне – «каким он был, таким он и остался». Василий… Даже лучше, хоть завтра с ним лично в ЗАГС – румянец, чуб, щеки блестят от недавней бритвы. И ботинки. 
Вначале стоял. Борол в себе волнение – Родина! Опять, слава богу. А не там. Борол волнение, куря. В синем дыму пряча предательскую слезу – дома, слава богу; все позади. Что? Тайна. Потому и не спрашивали: Шура, Лида и Пашка. Есть понимание.
На Лиде по случаю встречи новые шляпа и поясок. Потуже. Чтобы талия тоньше, и грудь крупнее – женские секреты, стало быть. На Шуре тоже. То есть, платье из продольных красных полос. Так стройнее, с продольными. И выше - туфель на каблуках не надо. Ничего в эти минуты не надо, только смотреть. На Василия…
Не отразилась. Секретная служба там. Разве, что морщины легли на лбу. Морщины делают мужчину умнее. Так говорил на литературе Демьян Федорович. Знал наизусть «Полтаву». Учитель их. Он и Василия учил. Теперь на пенсии.
Еще у Лиды букет – люпины, таволга, тимофеевка, маки, погремок, колосья ржи.  Собирала на рассвете, подол хоть выжимай. Ему – Василию. Вот бы с ним! В тумане по колено. А на опушке «ку-ку», «ку-ку»… Потом прижавшись, греться. В стогу. Можно и на зерносушилке.
- Это вам, Василий Степанович. От нашей школы и колхоза. С возвращением вас. А уж как ждали.
А Шура пирожков напекла. Чтобы вечером за чаем. А после чая в клуб - кинофильм и танцы. Разрешите вас на «белый»? И прижаться… И голову на плечо. Не сразу, а то подумает. В следующий раз. 
А он (Василий, то есть) сам в дыму табачном – погодь, Пашка! Дайте привыкнуть, товарищи! Дайте вспомнить. Хотя не забывал. Но одно дело в голове, другое прямо: вокзал, брат, облака, девушки. «Наши».
Шутка ли? Пять лет не был. Не дышал. Вот этим: паровозом, лугами, скотником, девичьей свежестью. Вона как вымахали! Шура и Лида. Невесты! А отправлялся (туда), девчонками были сопливыми – коленки в ссадинах, пальцы в чернилах, косицы еле-еле. Ни кожи, ни рожи. Теперь не то – невесты!
Пашка нес чемодан. И на голове фуражку Василия: на-ка, дарю! А сам цветы. И все на них – быстро, но зорко. По привычке и сиюминутной тактике.  Какая краше? Александра или Лидия?  Обе! Там можно. На двоих. Хоть на скольких. В смысле, жениться. Да что женский пол?! На мужике жениться можно! Там. Приехал, вернулся и женился на Пашке! Младшем брате. Шутка. Ха-ха… От волнения.
Пашка шофер. Вторую неделю сено возит. И молоко. Молоко всегда.
Ну? Прошу садиться! Нет уж, братец. Мы на палубе. А ты в кабине с чемоданом - душа простора просит! Оно понятно – небоскребы, решетки на каждом шагу, особняки за заборами… Там. Пашка бы и сам с ними в кузове, да кто-ж машиной управлять будет?
И помог забраться. Лиде и Шуре. Ноги у Шуры… А Василий одним махом. Раз! И уже  в кузове. Тренировка!
Ехать в «Зарю» тридцать верст. То есть, час- полтора. Зимой три. А там, говорят, везде асфальт. Зачем? Когда и так можно. Надо будет спросить. У Василия.
Который стоял и смотрел. Впитывал! Зажавши пальцами борт: Слева Шура, справа Лида. Платья теребит. И чуть шляпу не сдуло. Не потому что Пашка гонит (у нас гнать в «Зарю» невозможно, это не там), а ветерком подуло. С Лухони: плотвица, раки, щучка в омутах. Через год плотину ставить будем. Чтобы свой электроток! А там, говорят, все на газу. И на нефти. Небоскребы, особняки, самолеты, яхты. Все на нефти! Надо будет у Василия подробно выяснить.  Если не тайна.
А здесь он и сам. Василий. Стучит по кабине – мол, стой, братишка. Давай перекурим. От волнения – Родина! В смысле, Лухонь, колхоз «Заря», полосатое платье Шуры Симаковой (какая за эти годы стала!), литая грудь Лидии (два раза коснулась по пути), коровьи стада на том берегу… Жаль, что нельзя. Как там. В смысле, жениться на двоих одновременно. Есть и которые   хитрят. Жена и любовница. Секретаршей. Прямо в кабинете! И, как ни в чем ни бывало, домой. В особняк. Где на каждом углу охранник – народ кругом ненадежный. И в будке.  И в магазинах. В обуви, еде, одежде. Стоит и смотрит, чтобы не украли. И полицейских больше, чем негров. Там…
И стад нет. Коровьих. Скотина растет в помещениях. Мало скотины. Все привозят. Скотину, птицу, рыбу. Даже гвозди! Но ракеты делают свои. И истребители. И корабли: фрегаты, линкоры. Но это тайна.
Вылезли. Пашка из кабины с чемоданом (почему?), Василий из кузова. Раз! И на земле. Помочь Шуре (ноги у нее…) и Лидии.
Не сравнить! Наших и тамошних. Обман сплошной. Женский: брови приклеены, губы вздуты составом, грудь тоже. В ней тоже состав. И брюки. Носят штаны тамошние бабы. С накладками. Чтобы, как у Шуры. В смысле, ноги. Верхняя часть. Волосы красят. Разноцветным – сегодня рыжая, завтра блондинка, послезавтра цыганка. И палец о палец! Муж с секретаршей на работе, а она на лимузине. По магазинам и бассейнам. Жаль. Простого трудящегося народа – охранников, продавцов, контролеров в автобусах. По двенадцать часов! Каждый божий день. Слава богу, дома!
Сели. Над рекой. Возле куста ракиты. Василий лицом. К Шуре и Лидии. Пашка рядом. В фуражке. Подарку рад. Закурил. А Шура прилегла – торопиться теперь некуда. Василию. Слава богу, вернулся. Смотрят: Пашка, Шура, Лида. Ждут. В смысле, ну?  В смысле вопроса, «как»? Там… А что «ну», если все тайна?
-  Как бы ни было. А мы не боимся!
- Чего, Василий Степанович? - Лидия поправила волосы. Русые, длинные, самовьющиеся.
- Разрыва.
- Разрыва? – Пашка стряхнул пепел. И папироску передвинул. Из угла в угол. Рта.
-  Отношений. Полного, товарищи. Грозят.
- И без них обойдемся, - Шура поправила платье. Чтобы полоски параллельно. – Не пропадем. Вон у нас всего – леса, стада, рыба, книги. Электростанцию строить будем. Не страшно. Пусть рвут!
И подумала. О другом. В смысле, разрыве: «А я Василию нравлюсь больше, чем Лидка. Говорят, вначале больно, а потом приятно. ..»

*Герасимов Леонид Сергеевич    "Снова на родине" 1947