Про исполнение сильных желаний

Или как я стала снегурочкой


В каком-то году. В незапамятные времена. Мо зе ван хандрит еас эгоу, одним словом. В предшкольной группе нашего детского сада у нас была очень хорошая воспитательница. Её звали. Лидия Фёдоровна. Нет. Нет. Не Лидия Фё­доровна. Так звали мою первую учительницу, которая вела наш первый-бэ класс с первого года по четвёртый. Лидия Яковлевна её звали. Воспетку в садике звали Лидией Якволев­ной! Как я сейчас понимаю, она была еврейкой. Ну, да. Нос грушеобразный такой. Характерный. Очки. Доброе, милое, немного пожмаканное жизнью лицо. Плохое прилагательное. Лучше выбрать другое.

Скажу так: лицо, на которое неумолимое время наложило свой отпечаток. Красиво вьющиеся чёрные волосы с благородной проседью. Встречается в природе такая их разновидность - они как будто плойкой специально уложены. Голливудовские парикмахеры в тридцатых годах прошлого века любили тамошним пергидорольным блондинкам такую же укладку делать. Она их собирала в классический «пучок» и закалывала на затылке гребнем. И.

Существом она являлась совершенно необыкновенным. Потому что была нежно влюблена абсолютно во всех своих воспитанников. То есть. Бескорыстно, искренне, открыто любила детей. Просто любила детей. Есть такая сча­стливая разновидность женщин, которая любит детей просто так. Просто потому, что они – дети. И понимают их всем сердцем, всей душой, всем телом. Они, эти женщины, между про­чим, довольно редко встречаются. Даже среди натуральных мамочек. Я таких называю «всехняя мама».

У нас была ещё вторая воспетка, Валентина Григорьевна. Полная противоположность первой. Всё по законам жанра. Следователь добрый, следователь злой. Конечно, хочет­ся. Всегда хочется, чтобы хотя бы раз закон был нарушен. Но – увы. Реальность – дама капризная и насмешливая. Если она иногда и нарушает свои законы, то почему-то все­гда не в ту сторону. В виде исключения (в случае отдельного большого везения) может послать тебе навстречу сразу обоих злых [следователей]. Случаев наоборот я пока ещё не встречала.

Про Валентину Григорьевну я ещё расскажу. Попозже. Сейчас про Лидию Яковлевну.

И. Вот. Накануне Нового Года, когда шла подготовка к детским утренникам. И нужно было выбрать. Кто будет исполнять роль Снегурочки. Она созвала всю группу, рассадила нас в кружок вокруг себя на стульчики и сказала: «Так. Сейчас будем выбирать, кто кем будет на праздничном представлении. Поднимите руку, кто хочет быть снежинками?». Девочки сразу загалдели, несколько – человек пять или шесть – потянули к потолку свои верхние конечности.

- «Понятно. Со снежинками проблем не ожидается. Кто возьмёт роль ёлочек?»

Наташа Холодкова подняла руку. И, поразмыслив, к ней присоединилась Валя Симченко.

- Очень хорошо. И ёлочки у нас есть. Теперь. Кто хочет быть Снегурочкой? Она должна быть одна».

Вся группа дружно загалдела, послышалось:

- «Я"!
- "Я"!
- "Нет, я»!

Даже несколько мальчиков затопали ногами и завопили, что они тоже хотят. «Дети, дети. Успокойтесь»! Но дети не хотели замолкать. Галдёж перешёл в беспорядочный гул, гул – в шквал, шквал – в бурю. Я тоже орала. Может, даже громче всех. Нет. Не громче всех. Увесистее всех. Нужно поделиться одной моей маленькой личной особенностью. По каким-то непонятным причинам в детстве у меня был. Гм. Как бы это получше объяснить. Что-то вроде детского баса. Или, скорее, баритона. Да. Очень низкий голос. Редкий.

Маменька любит рассказывать, когда опрокинет третью рюмку чего-то алкогольного в гостях, разные байки про эту необычную особенность моих врождённых вокальных данных. Про то, например, как она едет в троллейбусе, держа на коленях меня, годовалую, и я, глядя на пассажиров, комментирую: «Дя. Дя. Тё. Тя. Ещё. Дя. Дя». А стоящая рядом женщина, слыша низкий тембр, наклоняется, и ласково говорит: «Ты тоже, малыш, когда вырастешь. Будешь дя. Дей».

Одевали меня, к чести родительницы нужно заметить, чаще всего в белые одёжки, и догадаться по их цвету о половой принадлежности чада было затруднительно. Мне, кстати, обычай одевать своих детей в голубое и розовое - чтобы за три километра была видна гендерная принадлежность отпрыска - кажется до невозможности вульгарным.

Или как наша воспетка в садике, отлучившись куда-то, была до смерти напугана. Поднимаюсь, говорит, по лестнице, и слышу – в группе слышится какой-то мужской голос. Откуда в нашем заведении взялся посторонний мужчина? Что он там, с моими цыплятками, делает? Сюда же никто, кроме детей, не входил. Злоумышленник какой-то проник? Маньяк, что ли? Ой»! Забегаю – оппаньки. Это наша Таня с одной из подружек разговаривает.

Или про то, как на музыкальных занятиях музыкантша - пианистка, которая детей петь учила, иногда, когда ей надоедал мой бархатный баритон, своими густыми обертонами  перекрывающий звонкие детские дисканты, устало откинувшись на стуле, просила меня: «Танечка. Помолчи немножко, пожалуйста. Дай другим деткам попеть». Ну, и так далее.

Годам к шести - семи эти странные особенности связок постепенно смикшировались и сошли на нет. Незнакомые люди, слыша мой голос, больше не принимали меня за дядьку. Но я хорошо помню как, оставшись нянчить маленькую племянницу, пела ей в качестве колыбельной «Арию Варяжского гостя». Получалось не так хорошо, как у Фёдора Шаляпина, но лишь ненамного. Получалось почти как у Бориса Христова.

- «Так, дети. Вы все так громко кричите. Прямо орёте. А ну-ка. Давайте быстро замолчите. Сложите руки на коленках. Я стану считать до трёх. И того, кто будет сидеть тише всех – того и назначу Снегурочкой. Пусть каждая девочка подумает, что она может стать Снегурочкой. Мальчиков это не касается, но мальчики. Не будьте редисками. Не мешайте девочкам. Попробуйте сидеть так, чтобы я услышала, как муха летит. Начинаю.

- Один!

Гам и топанье прекратились.

- Два!

Детсадовский народец притих. Выдержав драматическую паузу, Л.Я. провозгласила:

- Три!

При счёте «три» я, несмотря на то, что уже в начале объявленного соревнования сложила руки на коленях. Прямо - таки вдавла их и сидела, замерев на своём стульчике, как загипнотизированный кролик. Засунув ступни под сидение. Но на счёт «три» я даже глаза закрыла в напряжённом усилии. Так мне хотелось стать Снегурочкой, так хотелось. И дышать перестала. Чтоб уж совсем ни единого звука не производить. В тот момент, когда моё желание достигло своего апогея, прозвучал голос Лидии Яковлевны:

- Снегурочкой у нас станет. Снегурочкой у нас станет.

Тут моё сердце, натурально, остановилось. Так мне хотелось ею стать, так хотелось.

- В этом году Снегурочкой станет. Снегурочкой ста – а – нет. (!!!)

- …Таня Янецка. Она молчит лучше всех.

Я открыла глаза. Чудо произошло. Это было невероятно.

Лидия Яковлевна, судя по всему, была действительно честным человеком. И выполнила обещанное. Потому что в тот раз из всей группы я в самом деле сидела тише всех. И на моей выразительной детской физиономии отражалось всё – всё - всё. Конечно, были. Были там девочки по физическим параметрам лучше подходящие на роль Снегурочки. Но ни одна не хотела этого настолько сильно. Может, у неё был кодекс чести такой. По отношению к детям. Что маленьких нельзя обманывать. Хороший, между прочим, принцип. Многим родителям не мешало бы взять его на вооружение.

То был первый, но не последний в моей жизни случай, когда страстное желание исполнилось, как по мановению волшебной палочки. Ага - ага. Стоит сильно захотеть – можно в космос улететь.

Ну, так далеко мне пока не охота. Но вот, допустим. Хочется. К примеру. Поднявшись с берега Днепра в районе Оболонской набережной, развернуться в сторону Московского моста. Немного над ним покружить. Передохнуть, усевшись на его самую верхнюю точку - прямоугольную площадку бетонного пилона. Ту самую, на которую так любят нелегально подниматься киевские мостолазы. Поболтать там ножками в пустоте, свесив их с краю. Полюбоваться на глубокие воды, до середины которых редкая птица долетит. И, оттолкнувшись, снова взмыть в воздух и набрать уже серьёзный разгон в сторону милого севера.

...Плавно на крыльях утра пронестись километрах эдак в пяти - шести над землёй, любуясь на выпуклый зелёно–серый ландшафт, кое где перечёркнутый хвостами стелющихся туманов. Испещрённый синими жилами рек, с переливом серебра на стремнинах. И дальше, дальше. Пронестись над Черниговом, над его лесами, миновать Псков, улыбнуться зеркальному блеску озёр, которые сразу за Псковом. И скользить в том же духе до заветного пункта. Горланя во всю мочь что-то несуразное. Типа: "Аля - ля - ля - ля, у - лю - лю - лю. Турум - бурум. Бурум - турум". И, наконец, в сладком изнеможении опуститься на поперечную перекладину золотого креста.

В руках ангела.

Стоящего. На самой верхушке. Александрийского. Столпа.

               ///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\

Иллюстрация: цифровой коллаж, сделанный автором публикации из фотокарточки.

Карточка из личного архива автора, на нём, слева направо: я, Наташа Холодкова и Алла Каряхно. Снимок сделан на утреннике в детском саду. На нас костюмы "русских красавиц" - синие шелковые сарафаны с белой тесьмой по средине переда и по подолу, одетые на светлые сорочки. Платочки на головах - голубые с мелким жаккардовым узором. В те былинные времена подобные наряды на костюмированных детских мероприятиях в наших широтах ещё не являлись противозаконным.

Бейджики с пятиконечной звездой - для обозначения нашей командной принадлежности. Все участвующие в празднике были разделены на две соревнующиеся команды. У наших соперников на кругляшах были не то снежинки, не то цветочки.


 ©Моя сестра Жаба