Традиции

Страх.

Знаете ли Вы, что означает это слово?

Чувствовали ли Вы его?

Говоря о страхе, я имею ввиду не сиюминутный испуг, не опасение, и даже не тот резкий, похожий на электрический разряд страх во время ситуаций прямой угрозы жизни, а настоящий – тягучий, изматывающий, ежедневный, преследующий тебя от рассвета до заката, и даже ночью не уходящий до конца - постепенно лишающий рассудка  - страх за безопасность своих детей, своих жён, своего имущества, страх за самого себя.
И во всём этом виноваты безмасочники.
Чётровы террористы.
Они появились с год назад - разумеется, отказывающиеся носить маски были и раньше, но их были единицы, они считались чем то вроде достопримечательности – какой же город обходится без городских сумасшедших, верно?
Но потом их стало больше.
И больше.
Сейчас уже невозможно выйти на улицу, не наткнувшись взглядом на чьё то лицо - эти безумцы гордо вышагивают, улыбаются своими зубастыми ухмылками, демонстрируя всем свои мерзкие лица и буквально написанные на них чувства. Постыдились бы, дети ведь это всё видят! Полиция отказывается их арестовывать, ведь, как оказалось, так и не приняли закон, обязывающий всех носить скрывающие лица маски. Какой к чёрту закон? Все мы так ходим вот уже 4 поколения! Как только ребёнок вырастает из коляски и начинает самостоятельно ходить, он получает свою первую маску – именно так, с самого раннего детства мы учимся скрывать лица, ведь маска - высшая форма безопасности! С самого начала дети, прячась таким образом, учатся скрывать, а потом и контролировать свои чувства - ты можешь злиться, ты можешь радоваться, ты можешь с ехидством наблюдать неудачи врага, и никто никогда об этом не узнает, не осудит, не обидится – и ровно так же никто не сможет задеть тебя, ведь всё, что ты видишь перед собой – это безучастная маска, а что за ней – какая разница?
При этом свободу самовыражения никто не отменял - ты можешь носить консервативную белую маску, а можешь нанести на неё любой узор, расписать во все цвета радуги,да хоть написать мелким шрифтом весь текст "Войны и мира" - принимаются абсолютно любые, ещё никто не был осужден обществом за необычность своей маски. Вот она - эра принятия и толерантности!
Сошла на нет травля в детских и подростковых коллективах, сократились самоубийства и убийства н а почве ненависти - и всё благодаря маскам!
А теперь появились они.
Чёртовы нудисты.
Как ответ на бездействие полиции, начали формироваться "отряды очищения" - местные объединяются, выслеживают безмасочных бунтарей, и преподают им "урок хороших манер".
До недавнего времени я с опаской относился к этим отрядам - с одной стороны, они делают правое дело, этим анархистам не место в нашем свободном обществе, а с другой - их методы кажутся слишком уж жестокими - в больницы после таких рейдов заполнены безмасочниками с тяжёлыми травмами, а недавно одного из них и вовсе забили камнями на смерть прямо на центральной площади. Это выглядит слишком уж эмоционально, и возникает вопрос, не этого ли они и добиваются, провоцируя нас, приличных граждан, на подобные действия? Полиция, однако, явно на нашей стороне - за эти рейды никого не арестовали, а расследование ведётся "для виду"- и это, кажется, ещё больше развязывает руки слишком активным гражданам – на безмасочников открыли настоящую охоту.
Мне не было до этого особого дела, пока это не коснулось меня лично - с недавних пор мой 15-летний сын стал всё чаще снимать свою маску - сначала только дома, потом мне стали поступать звонки от обеспокоенных учителей - его стали частенько замечать с лицом наголо и вне родных стен. Беседы с ним заканчиваются лишь скандалами и его криком, что мы должны перестать прятаться, что скрывание эмоций вместо их проявления разрушает человека, что мы должны отринуть этот бесполезный и разрушительный пережиток прошлого.
Подобного поведения в своём доме я терпеть не стал - сказал ему убираться на все четыре стороны - исключительно в воспитательных целях, разумеется - он не возвращается уже второй день, но я был спокоен, ждал, что он остынет, и придёт с повинной - однако, сегодня на улицах разгорелся настоящий бунт - смерть забитого камнями анархиста всколыхнула остальных отщепенцев, и они пошли войной на честных граждан, устраивая настоящее кровопролитие, жестоко мстя за нанесённые обиды - полиция старается подавить беспорядки, но они не были готовы к такому масштабу - "отряды очищения" и банды безмасочников бьются на улицах не на жизнь, а на смерть - то тут, то там вспыхивают пожары, раздаются крики раненых, льётся кровь убитых за противоположные идеи.
От волнения я не могу усидеть на месте, и решаю идти за сыном, вернуть его, что бы он, будучи в безопасности, увидел, в какой ужас повергли наш славный город лицемеры, отказавшиеся от устоявшихся традиций, проверенных даже не годами – десятилетиями.
Куда же он мог пойти?
Вероятно, в его комнате должна быть какая то зацепка, подсказка, откуда можно начать его поиски.
Так, поглощенный в свои мысли, я несколько минут простоял в центре комнаты, куда не заходил с самого момента его ухода, пока не понял, что неотрывно смотрю на какой-то странно знакомый предмет, беспомощно валяющийся на полу в самом центре комнаты. Приглядываюсь к нему уже осмысленно, и меня прошибает холодный пот - на полу, беспомощно смотря в потолок провалами глаз, лежала маска. Его маска.
На ставших ватными ногах подхожу и беру её в руки, надеясь, что обознался, что это не маска - мираж, вызванный беспокойством за своего непутёвого ребёнка.
Гладкая, разрисованная красными иероглифами поверхность трескается, когда я в ужасе сжимаю слишком реальный предмет в руках.
- Этот идиот снаружи без маски! - единственная мысль бьётся в мозгу, когда я бегу прочь из дома, не разбирая дороги, молясь найти его, найти живым.
Вокруг полыхают костры, улицы буквально усеяны телами – и одно их таких тел, одетое в ярко-зелёную куртку и чёрные штаны, лежит лицом вниз в подворотне, совсем недалеко от нашего дома.
Не знаю, каким чудом я увидел его, каким образом взгляд практически самостоятельно выцепил из сотни других курток и штанов именно те, которые видел до этого каждый день.
До боли знакомые чёрные вихры подтверждают личность их обладателя, а лужа крови, заполнившая собой всё вокруг заставляет сердце сжаться в болезненном спазме.
Дыши, дыши, дыши, дыши! – переворачиваю уже остывшее тело, в последней безумной надежде не узнать в нём своё дитя
Слёзы плотной завесой застилают глаза, но я всё равно вижу - ясно вижу родные, смотрящие в небо невидящим взглядом глаза.
Я вижу перекошенный гримасой боли рот. Вижу, зияет в своей безмолвной окончательности дыра в когда-то лихой голове, выдающей столько как замечательных, так и откровенно ужасных идей - огромная, черная, обрамлённая лохмотьями разорванной плоти и обломками кости дыра - из неё уже не течёт кровь - вся она на грязном асфальте, смешана с кровью других таких же несчастных, павших в этой безумной войне.
Я слышу чей то крик - жуткий, нечеловеческий крик, наполненный невыносимой болью - не понимаю, кто может так кричать - неужели он не видит, что здесь есть другой человек? Не видит, что своим выворачивающим на изнанку душу криком мешает нам с сыном? Снова склоняюсь к его лицу – теперь на нём навеки застыло выражение предсмертного ужаса - сынок, так же нельзя! ты смущаешь этим выражением людей, мешаешь им, как мешает нам сейчас этот кричащий безумец.
Что же ты наделал, сынок? Я же говорил, что тебе нужна маска, и тогда всё будет хорошо. Вот, возьми мою.
Укрыв обезображенное смертью лицо маской, которую я вот не снимал вот уже сколько лет - даже перед женой, даже во сне она была на моём лице, верный щит, закрывающий от любых неприятностей - я осознаю, что это я кричу.
Это мой крик разрывал лёгкие, сводил с ума своей горечью. Бесполезный крик, он не вернёт к жизни моего сына. Почему же я не могу прекратить?
Уткнувшись лицом в недвижимую мёртвую грудь, я отпускаю себя - слёзы пропитывают любимую когда то зелёную куртку, смешиваясь с покрывавшей её кровью и грязью, и кричу - кричу, пока голос не срывается на хрип.
Рядом кто то выкрикивает какие-то слова - я не понимаю, что именно.
Мне всё равно.
Я продолжаю кричать, пока мой правый висок не взрывается болью. Треск ломающейся кости такой громкий, что заглушает собой всё.
Я падаю. Падаю в темноту - и понимаю, что умираю. Я снял свой щит. Как и мой сын. И умер, как и он.
Всё перестаёт иметь значение.
Что же ты наделал, сын.
Ты снял свою маску.
Ты нас убил.