Рождественская сказка Михаила Иванова

Мне нередко доводилось встречаться с интересными людьми, о многих из них были написаны очерки, но только после встречи с этим человеком статья была написана сразу набело, что называется за один присест, и вы поймёте почему, прочитав её.
Наша встреча с Михаилом Ивановым состоялась более десяти лет назад, когда писателю было за восемьдесят. Он много лет отдал журналистике, работал в редакциях ижевских газет, в журнале «Молот», на студии Удмуртского телевидения. Основная часть его литературного творчества посвящена событиям тридцатых годов прошлого века, что не удивительно, ведь ему ещё в младенческом возрасте пришлось на себе испытать все тяжести сталинских репрессий.
Многое из своего детства Михаил Матвеевич узнал из рассказов матери. Однако несколько случаев были настолько яркими, что в дальнейшем стали основой лучших его повестей и рассказов. Некоторые из них собраны в книге «Дай-вай». Но речь пойдёт не о литературе, а о реальной жизни, о тех событиях, которые произошли на самом деле. Многие могут сказать, что такого не может быть, но я написала так, как было рассказано им самим.
История семьи Ивановых обычна и необычна одновременно. Всё обычное соответствует реалиям того времени, всё остальное вполне подходит для рождественской сказки. Семья жила в деревне Эшметьгурт. В переводе с удмуртского языка название означает «Будь другом», однако не всем соседям удавалось оставаться друзьями.
17 июля 1931 года в семье Матвея Михайловича и Анастасии Фёдоровны родился пятый ребёнок, мальчика назвали Михаилом. Отец его был крепким хозяйственником, зажиточным землевладельцем, сейчас его назвали бы фермером или предпринимателем. Он скупал шкурки лесных зверей и домашних животных, выделывал их и продавал. В личном хозяйстве семьи Ивановых были пятьдесят гектаров пашни и столько же гектаров лугов, гумно, мельница, много скотины. Для выезда хозяин запрягал двух великолепных рысаков: один белый-белый как снег, другой – чёрный как смоль.
Раскулачили их в год рождения младшего сына, и всех семерых сослали в Архангельскую область. В то время Мише было всего две недели от роду. Надо ли говорить, какое у него было детство? Вместо колыбели – нары, вместо соски – хлебный мякиш, обёрнутый тряпицей. От переживаний у матери пропало молоко, грудью его кормила тётка, семья которой тоже была репрессирована вместе с ними. Мишина молочная сестрёнка умерла через несколько месяцев. С тех пор голод и незаслуженные обиды стали  постоянными спутниками его детства.
Каждого входящего в лагерный барак голодный ребёнок встречал с просьбой «вай!», прося хлеба. Однажды с этими словами он обратился к вошедшему начальнику лагеря, за что получил от него оглушительную оплеуху. Подобное обращение Мишу не удивило, мало ли подзатыльников он получал за свою жизнь. Подумав, что начальник не понимает по-удмуртски, ребенок снова робко протянул руку и попросил на русском языке: «дай!». Рассвирепевший начальник схватил мальчишку за волосы, отвешивая одну оплеуху за другой и крича при этом:
- Это тебе за «дай», а это тебе за «вай»!
Мальчишка в ужасе забился под нары, раз и навсегда усвоив, что просить можно только у знакомых людей. Родительские сердца сжимались от боли, они не могли защитить сына от произвола, но твёрдо решили сохранить детям жизнь.
Отец и в ссылке выделялся умом и расторопностью, за что был назначен бригадиром на лесозаготовках. По «недосмотру» бригадира в лесу сооружались укрытия для беглецов, и некоторые его друзья и родственники воспользовались этой возможностью, чтобы обрести свободу. Он помог бежать многим землякам и членам своей семьи. Организовал сначала побег старших детей, а затем и жены с младшим сыном, но сам убежать не сумел: сгинул по доносу в других лагерях.
Мать уходила с Мишей зимой по санному пути. В дороге их застала пурга. Самодельные санки то и дело разваливались, приходилось часто останавливаться и связывать полозья. После очередного сугроба, когда санки опять застряли в снегу, она выпустила верёвку из рук и, как в полусне, подгоняемая ветром, медленно побрела дальше. Вдруг за спиной услышала ласковый голос:
- Не оставляй сына, Настенька. Грех это.
Она остановилась, оглянулась, никого… Только холодный ветер завывает вокруг, да колючий снег слепит глаза. Медленно вернувшись, она подняла верёвку и продолжила путь, но, не пройдя и нескольких десятков шагов, упала, сбитая с ног сильным порывом ветра. От бессилья она заплакала, и вспомнила, что впереди её ждут ещё четверо детей, и если она не встанет, то могут погибнуть и они. С трудом поднявшись, она твёрдо решила, что одной идти легче, и пошла вперёд, как снова услышала тот же голос, но уже с укоризной:
- Настя, Настя, любимая моя, не оставляй сына! Посиди с ним рядом, отдохни, и ты пройдёшь весь путь.
Заливаясь слезами, она снова вернулась обратно, присела на краешек санок и с молитвой подняла глаза к небу: небо просияло над её головой. Она встала, и легко пошла вперёд, крепко сжимая верёвку в руке.
Через несколько лет её младший сын стал гордостью и опорой семьи.
Миша хорошо учился в школе, много читал и у доски отвечал всегда бойко, уверенно. Если на уроке большинство ребят не могли ответить на поставленный вопрос, Степанида Федоровна Завойских, директор школы и преподаватель русского языка и литературы со вздохом говорила:
- Ну, что ж, опять придётся обратиться к Мише Иванову!
И Миша всегда выручал любимую учительницу. Он навсегда запомнил, что первая прочитанная им книга называлась «Песнь о Гайавате». Сидя на сухом навозе за амбаром, и перелистывая  страницы, он плакал от жалости к герою. Потом, читая одну книгу за другой, а интересными ему казались все книги, бывшие в школьной библиотеке, он вскоре почувствовал желание рифмовать свои мысли, и в четырнадцать лет впервые написал собственное стихотворение. А когда узнал, что Пушкин первые стихи сложил в восемь лет, ужасно расстроился и долго переживал по этому поводу, ему казалось, что он опоздал сделать что-то очень важное и нужное.
Окончив семилетку, Михаил продолжил учёбу в Ижевске, затем поступил в Омское военное училище и восемь лет служил в армии. В течение этих лет он написал немало стихов и поэму о Зое Космодемьянской. Публикация поэмы имела большой успех, и молодой поэт почувствовал уверенность в своем таланте. После демобилизации Михаил Иванов устроился корреспондентом в редакцию удмуртской газеты «Советской Удмуртия».
Будучи журналистом, Михаил много ездил по республике, встречался с интересными людьми. Как-то раз Михаил встретил на улице невысокую симпатичную девушку с огромным футляром в руках и предложил свою помощь. По дороге они разговорились, оказалось, что в футляре лежит виолончель. А Ольга, так звали симпатичную девушку, после окончания Саратовской консерватории приехала в Ижевск и работала солисткой филармонии. Они понравились друг другу, стали встречаться, а вскоре и поженились.
Как молодоженам им была выделена комната в общежитии на двух хозяев, где вместо перегородки висела белая простыня: у одной стенки жила одна семья, у другой – другая. Время шло, у них появилась своя квартира, двое детей. Сын и дочь стали музыкантами (скрипач и пианистка). Ольга Васильевна четверть века работала директором: сначала музыкальной школы № 1, затем музыкального училища. Она рано ушла из жизни, и сорок восемь лет, прожитых вместе, оказались незабываемыми для её супруга.
Несколько лет нет с нами и Михаила Матвеевича. В последние годы жизни он много времени уделял загородному хозяйству. По его признанию, садовые хлопоты отнимают немало времени, но приносят массу удовольствий. В минуты отдыха вспоминались ему беззаботные моменты школьной поры и рождались вот такие стихи:

Два курносых рыбака
Удят день с обрыва,
Но не клюнула пока
Чудо-юдо рыба.
Время каплет с удилищ
Целыми часами …
Разве маму удивишь
Пескарем с усами?
Но они наверняка,
Что-нибудь заудят:
Будет Муркина уха,
Непременно будет.