Прикл. матроса Шпоньки. Часть 22. Чача из Чугуева

   И началась у Шпоньки жизнь, что ни в сказке сказать ни пером описать.

   Через пару недель демобилизовались дедушки-сержанты, и вот тут-то ему карта и пошла. 
   Чтобы иметь полное представление о происходящем в роте,  надо рассказать ещё о паре эпизодов, произошедших, скажем так,  в параллельной реальности.
   Первый из них произошёл за пару месяцев до  сержантской учебки.
   К Бобу из Узбекистана прилетел папа.
   Сержанта Нежинского отпустили в увольнение, и он отъедался и отсыпался три дня по этому поводу в гарнизонной гостинице.
   Друзья порадовались за друга, но не всё оказалось так просто.
   По истечении трёх суток Боб вернулся в расположение роты, ну а папа ещё целую неделю пил горькую с начальником штаба.
   Боб намекнул на ухо Шпоньке, что место будущего заместителя командира взвода, папа для него  уже забронировал.
   Шпонька на те времена вообще ещё ничего не замышлял, но перспектива продолжить службу под четким руководством лучшего друга, новость наверное хорошая.
   В любом случае, он уже начал за него гордиться.

   Второй эпизод произошёл уже в самой сержантской школе.
   Несмотря на все жалобы и протесты, в родную часть после учебки вернулся Шпонька в гордом одиночестве.
   Друзьям повезло больше.
   Их оставили в Североморске ещё на целый месяц.
   Всё дело оказалось в  том, что по условиям жанра Северного Флота, новоиспечённые сержанты были временно «конфискованы» на время следующего призыва из своих частей.
   И пока Шпонька разучивал с личным составом «авторскую» песню и маршировал три недели  на плацу,  как заведённый, его ближайшие друзья снимали сливки с новобранцев в Североморске.
   Вот скажите, есть на свете справедливость?

   Вернулись Боб с Бендерой в часть уже абсолютно другими людьми.
   В карманы Шпонька к ним не заглядывал, но в матросском чипке(ларёк)  они уже чувствовали себя полными хозяевами.
   Одеты были оба с иголочки и в глазах  появился какой-то нездоровый сержантский блеск.
   Из разговоров Шпонка уяснил, что это были их лучшие дни со дня призыва в армию.
   Но, опять же, он только порадовался за друзей.

   Как и было заранее  начальством оговорено, Боба повысили в звании до сержанта и назначили зам.комвзвода, не зря папа с Узбекистана прилетал.
   Ну а Шпоньке с Бендерой, соответственно, достались первое и второе отделение.
   И не успело ещё всё войти в подразделении в накатанную колею, как произошло событие, которое в корне изменило расстановку сил.

   Ещё не успел в роте  развеяться дух демобилизованных сержантов, как у сержанта Нижинского появилось большое желание всё это отпраздновать.
   Давал знать его последний месяц  службы в  Североморске.
   
   Выяснилось, что после Шпонькиного дембеля(увольнение) из учебки, редкий вечер  обходился там без спиртных напитков.
   По возвращении в родную часть, Бендера перенёс алкогольную  «разлуку» сравнительно спокойно, а  вот  Бобова душа требовала продолжения банкета.

   По этому поводу, кстати, сослуживцам из Грузии, родственники по почте прислали интересную  посылку.

   Кто и как умудрился получить в гарнизонном почтовом отделении две резиновые грелки под завязку заполненные  грузинской чачей, так осталось невыясненным.
   Таким же таинственным образом эти грелки очутились в караульном помещении.

   И будьте уверенны,  праздник состоялся.

   День подобрали под  дежурство прапорщика Кирешко.
   Именно он заступил начальником караула.
   Рота охраны знала, что это единственный человек на весь гарнизон, который не осложняет жизнь остальным людям в караулке.
   Не успевал ещё взвыть стартер отъезжающего  от ворот  131-го ЗИЛа, прапорщик  уже откупоривал бутылку пшеничной водки.
   И:

   -Наша служба и опасна и трудна..-

   Слышалось на всю караулку его громогласное пение.

   За сутки он успевал опорожнить их штуки две-три.
   Была  у него к сержантам одна единственная просьба:
   -Не трогайте меня, и я вас трогать не буду.-

   Ну, значит, начальник караула пил в своей комнате водку, а состав караула  дегустировал  в это время грузинскую чачу.
   К пробам были допущены, конечно не все, а только избранные.
   Шпонька был в числе приглашенных.

   В его обязанности, как второго  разводящего в этот день,  входила смена семи караульных постов.
   К самой этой, пренеприятнейшей процедуре,  мы вернёмся немного позже, но в этот день всё произошло на скорую руку.
   Шпонька, не отрывая соственного зада от пассажирского сидения грузовика, сменил за полчаса всех часовых на постах, и машина бойко подкатила к помещению караулки.
 
   Боб встретил его уже у входной калитки.
   С грелкой в руках и счастливым выражением лица.
   Не успели ещё все сменившиеся часовые войти в помещение караулки, как он молча протянул её Шпоньке.
   Миша осторожно взял грелку в руки, поднёс её к носу, и настороженно вдохнул в себя запах грузинской чачи.
   Ему резко ударила в ноздри вонь резины из города Чугуева.

   Не будем тратить время на описание этого тонкого аромата. Советую лично удостовериться, чем ароматизирует внутри обычная резиновая грелка.
   Если ещё учесть, что летела или ехала она минимум неделю, то грузинская чача хорошо постаралась, и впитала в себя не только весь тальк,  но и весь резиновый привкус. 

   Шпонька вопросительно уставился на Боба, но тот в ответ
лишь утвердительно кивнул головой, что-мол уже проверено.
   Миша несмело поднёс  резино-чугуевское изделие к губам, но организм напрочь отказался  принимать  внутрь столь  благородный  грузинский напиток.
Вплоть до рвоты.

   Это было ещё похлеще, чем одеколонные коктейли на Красной Горке.
 
   Он пригубил, так сказать, для  мужской солидарности, но дальше этого дело не пошло.
   Боб  снова глянул на него вопросительно, потом забрал грелку, и показал  Шпоньке одну из фигур высшего пилотажа.

   Припавши губами к резиновому вымени, он стал вливать в себя чачу, как прохладную воду из кувшинчика.
   Осушив грелку почти наполовину, Боб икнул и уставился на Шпоньку сразу посоловевшими глазами.
   Он нежно ласкал её ещё пару часов, а затем, вдребезги пьяный, уснул мертвецким сном на жёстком топчане в спальной комнате.

   Приключения на этом не закончились.
   К двум часам Бобу стало от выпитого дурно.
   В связи с этим,  его вырвало в помещении для отдыхающих, и  он, как говорится, стал метать харчи на пол.

   Во  всей караулке  запахло  резиной, настоянной на отборном грузинском виноградном самогоне.
   В общем, -удовольствие получили все.
 
   И конечно никто не удивился, что высшее руководство роты узнало про сержантский пикник уже наследующий  день.
 
   Начались разборы полётов.
   Не обошлось  без замполита Антошкина.
   Он в своё время и Шпоньку "кадрил" в агенты.
   И наверно даже считал его своим человеком.
   Но на  всех явочных встречах, которые он обычно ему назначал на камбузе, Шпонька только глупо хлопал ресницами и делал вид что не понимает,  что от него хотят.
   С его слов выходило, что всё в подразделении отлично и никаких происшествий, пока ещё, не произошло.
   Постепенно агентурная связь угасла сама собой, но кто-его знает сколько ещё  настоящих агентов «работало» на Антошкина.

   А в общем, при  разборе полётов создалось впечатление, что высшие офицеры лично присутствовали на «месте преступления».

   Шпонька не стал включать дурачка и отнекиваться, а честно признался, что мол тоже употреблял.
   Но на этот раз восторжествовала справедливость.
   Все участники неудачного подпольного мероприятия, категорически отрицали  Шпонькино участие.
   Миша лишь отделался на ближайшем построении «выговором с занесением в личное дело».

   Ну а Боба  разжаловали в младшие сержанты и посадили на неделю на гауптвахту.
   И самое для него наверно страшное, -на этом разбились вдребезги его розовые мечты о зам. комвзводстве. 
   Папа только зря прилетал.

   Младший сержант Шпанько был повышен в звании до сержанта, и назначен заместителем командира взвода отдельной показательной роты охраны.