Пламя. Повесть-размышление. Глава 29

УСЕРДИЕ И ТРУД…

Лапшин не сомневался, что справится с расследованием. Его настойчивость и целеустремлённость были природными качествами, усиленными ответственным отношением к выполняемой работе, в которую он вникал без промедления. И в этом случае, не получив помощи кинолога, он не ослабил работу, а тут же её активизировал. На одном из обследуемых отрезков пути он обратил внимание на примятость травяного покрова, не исключая, что именно здесь волокли труп.
Следы прерывались и вновь возникали. Проходили они по центру дорожки, что указывало: так могли тащить тело двое преступников. От его внимания не ускользнуло, что следы волочения тянулись двумя полосками, петляющими между кустов. Он махнул рукой напарнику.
– Владимир Иванович! Идите ко мне! Похоже, я нашёл то, что нужно, у меня нет сомнений – тут преступники делали передышку. Видите, как притоптана трава? А отсюда они волокли труп к фонтану. Пойдём в обратном направлении! Не будут они петлять с таким грузом. Преступникам нужно было как можно скорее удалить труп с места преступления, – сказал Лапшин и после паузы добавил: – Мы – на правильном пути. Вот явные следы...
Продвигаясь далее, следователи внимательно осмотрели невысокий забор, отделявший парковую зону от жилых домов, и обнаружили бурые пятна на заборе и рядом, на траве.
– Вот ещё одно доказательство, что мы вышли на путь следования преступников. Владимир Иванович, возьмите листья для анализа. Документируйте каждый шаг, каждую мелочь. Это важно! Займитесь этим, а я тем временем опрошу жильцов двух ближайших домов. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Так не бывает! – уже возбуждённо произнёс Лапшин и впервые за этот день его суровое лицо просветлело...

*  *  *
Следователям и в последующих действих сопутствовала удача. Они сразу определили дом, из которого вынесли труп. Войдя в грязный, неухоженный подъезд, имевший весьма неприглядный вид, они заметили пятна крови на полу возле лестничной ступеньки. Кровь была затоптана и еле различима, похоже, её пытались стереть намеренно. Следователям стало очевидно, что трагические события произошли случайно, и преступники не имели опыта скрывать улики.
Лапшин постучал в дверь квартиры на первом этаже.
– Откройте, милиция!
– Мы милицию не вызывали! – не открывая двери, ответила женщина.
– Мы по важному делу приходим без вызова.
– Бог вас знает, чево вы к нам прибились. У нас с милицией важных дел нет и никогда не было. У меня – дитё малое, оно боится чужих, и я – не очень смелая. Ждите, когда мужик с работы придёт, тогда открою.
– Что будем делать, Владимир Иванович? – спросил Лапшин.
– Заглянем в соседнюю квартиру, там слышны голоса.
Женщина из соседней квартиры оказалась приветливой. Она пригласила незваных гостей в зал, рассадила на стульях и начала «допрос»:
– Вы поймали убийцев мужика? Люди говорят, что в городе целая шайка бывших полицаев «занимается бандой». Уже троих безвинных уложили под мостом. Что творится на свете, что творится... Из дому страшно выйти!
– Как вас зовут, гражданка? – спросил Лапшин.
– Ольга Ивановна меня зовут, а мужика моего зовут Колей.
– Ольга Ивановна! Ваши страхи необоснованны. Никого под мостом не уложили, и банды полицаев, убивающих людей, в городе нет. Это – пустые разговоры, и не следует распространять ложные слухи.
– Дык люди гавораць. Люди всё ведаюць, зря не скажуць.
Лапшин, строго посмотрев на разговорившуюся женщину, не давая ей продолжать пустопорожний разговор, направил его в нужное русло:
– Мы хотели бы узнать о том, что у вас в подъезде произошло в субботу вечером. Что говорят люди по этому поводу, что вы сами слышали, видели или, может, заметили что-то подозрительное? Может, соседи буянили с вечера или посторонние в подъезде конфликтовали? Мы расследуем убийство человека, а следы преступления ведут к вашему дому. Подумайте, может, чем-то поможете нам. Долг каждого гражданина – оказывать содействие милиции.
Ольга Ивановна внимательно слушала Лапшина и её наполнял страх до такой степени, что она, съёжившись, пугливо смотрела на следователя и молчала.
– Рассказывайте, Ольга Ивановна, мы вас слушаем...
– Ничего не ведаю, ничего не знаю. И мой Коля ничего не ведает.
– Подумайте, Ольга Ивановна, вспомните, что происходило у вас в подъезде в субботу вечером.
– Ничего не помню, ничего не знаю! Я вам скажу что-нибудь, а потом полицаи придут и прирежут меня тупым ножиком, чтобы больнее было. Воткнут его в сердце да ещё покрутят, изверги... Люди говорили, что так уже было где-то под Слуцком, а может, под Минском. Говорить не буду! Боюсь, и всё тут.
– Ладно, раз не хотите говорить, не надо. По опыту знаем, что свидетели преступления, скрывающие сведения, зачастую сами – сообщники преступников, – сказал Лапшин и обратился к напарнику: – Владимир Иванович! Согласны со мной?
– Да, Алексей Витальевич! В данном случае всё указывает на это.
– У вас пистолет при себе?
– Конечно, при себе, о чём речь...
– Доставьте её в отдел как подозреваемую соучастницу преступления!
– Слушаюсь, Алексей Витальевич. Пистолет заряжен. Шаг влево, шаг вправо... Знаем, что делать, не в первый раз!
– Хлопцы, милиционерчики дорогие, всё расскажу: что ведаю и чего не ведаю, только не ведите в тюрьму! Мой Коля просил, чтобы не болтала...
– Вы согласны давать показания? – спросил Лапшин.
– Да, да, согласная!
– Владимир Иванович! Отставить пистолет, пишите протокол.
– Итак, я вас слушаю, – сказал Владимир Иванович и приготовился писать.
Ольга Ивановна какое-то время не могла прийти в себя и недоверчиво смотрела на следователей, затрудняясь начать разговор. Неожиданно скрипнула дверь смежной комнаты, и высунулась заспанная физиономия мужчины.
– Это мой Коля. Николай Васильевич, если по-культурному называть. Отдыхал после ночной смены. Пусть сам рассказывает, а я подправлю, если надо будет.
– Рассказывайте вы, Николай Васильевич. Нас интересует, что произошло в субботу вечером в вашем подъезде. Мы вас слушаем.
Николай Васильевич глянул на супругу и, уточняя, спросил:
– Олька! Што рассказывать? Про Опановича? Так мы ничего не видели.
– Коля, не морочь людям голову. Расскажи, что тебе вчера Васька говорил.
– Ладно, успокойся, сам знаю. За что вас, женщин, не уважаю, что вы везде свой нос суёте и болтаете, что попало.
– Николай Васильевич! Говорите, что знаете, но только относящееся к делу. Слушаем вас! – строго сказал Лапшин.
– Хорошо, начальник, намёк понял, слушайте! – согласился он и, сделав небольшую паузу, ошарашил: – Так я же ничего не знаю! Не видел, не слышал и придумать не могу...
– Вот что, Николай Васильевич, собирайтесь, пойдёте с нами. В отделе милиции поразмыслите, оцените перспективу на будущее и вспомните всё, что нас интересует! – сказал Лапшин хитроватому Николаю Васильевичу.
– Колинька! Не губи семью! Это же милиция! Не хатишь говорить, как было – скажуць, что ты – душегуб, что забил человека. Запишут в протокол и срок дадут. Им всё равно, кого посадить, а ты с твоей-то рожей – подходящий для клетки. Сошлюць в Сибирь, к ведьмедям, дадут тупую пилу и будешь пилюкать дубы за миску баланды и корку хлеба на пару с таким же дураком, как сам!
Коля сидел, как истукан, и молчал, но его супруга вдруг снова вспыхнула.
– Ах, ты, чолдон упрямый! Говори немедля, а то сгноят на каторге. Это тебе не перед женой выпёрдываться! Милиция – она и есть милиция. Защемяць в железную дверь твоё беспокойное хозяйство, прости, Господи, и будут давить, пока не скажешь, что им требуется, – тренированным в семейных разборках голосом тарахтела супруга, призывая муженька к благоразумию.
Николай, видимо, представив казённые железные двери, своё «святое» и что может последовать далее, нехотя заговорил:
– Чё раскудахталась? Думаешь, так просто с милицией говорить? Подумать надо, что сказать. Они впишут в протокол каждое слово да будут дёргать за язык, тыкая носом в свои бумаги. Я – простой человек, без погонов, а они что хошь сотворят. Мне рассказывали про гестапо...