На изнанке жизни - 2

Вера
(продолжение)

— А в тот день, когда ты пришла, сосед сверху кухню залил, я к нему, а его дома не оказалось. Вожусь на кухне с ведром и тряпкой, вдруг слышу звонок в двери, подумал, что он прибежал извиняться.
Открываю двери, ба-а!.. Две тёлки молоденькие! Юбчонки выше колен, стройные ножки, чёрные блестящие сапожки-чулки. Глянул на вас и в глазах потемнело. Про кухню совсем забыл. Дай, думаю, приглашу подруг, ведь ничего не теряю. А не поведутся, так на нет и суда нет.
У меня про всяк случай всегда в запасе бутылка марочного винца. Ну, думаю, наступило то время, когда запас нужно расходовать. Вот только закусить не густо, денег в кармане тоже. Отдал вам последние, чтобы в магазин сбегали. Вы долго не возвращались. За это время успел привести кухню в порядок. А вас всё нет. И задавила меня жаба: лоханулся мужик, сам незнакомым девкам последние деньги отдал. А тут нарисовалась ты, без подруги.

— А как же, хорошо помню. Она не захотела возвращаться, мол, кинули лоха, пусть ждёт. Я была против, мы поссорились, она ушла, а я вернулась. Закуска наша получилось почти как в песне про два кусочка колбаски…

— Только сказки не я тебе, а ты мне травила. Сама осушила 750-граммовую бутылку вина, и ни в одном глазу! Прикинулась бедной студенткой, откуда мне тогда было знать, что ты даже школу не закончила? Выглядела старше своих лет.
Ты стала заливать, что учёба платная, учиться тебе интересно, только денег на оплату второго семестра не хватает. По разговору ты не очень смахивала на студентку. Матерок проскакивал, хотя сейчас все матерятся, бабы даже больше, чем мужики.
Когда ты запела о деньгах, я понял, куда ты клонишь, да и не было их, зато дал номер телефона. Расчёт был простой, раз вернулась ко мне из магазина, так обязательно позвонишь. И не ошибся. Ты долго не объявлялась, а потом позвонила среди ночи и пришла пьяная. Раздевшись, сразу бухнулась под бок ко мне на диван! Вот так и началось наше знакомство.
Загуливала ты крепко, приходила под утро, по нескольку дней вообще не бывала. А скольких твоих ухажёров пришлось отшить! Телефон на тумбочке не замолкал, мобилки ведь у меня ещё не было. И в двери ломились. Хорошо то, что хорошо заканчивается. Ты подросла и упорхнула.

— А ты думал, что всю жизнь возле тебя просижу? Губу раскатал!
— Совсем так не думал. Мы люди разных поколений, говорить мне с тобой вовсе не о чём. Знал, оперишься и упорхнёшь. Ну и попутного тебе ветерка... между ног!

— Дурак! Мой ветерок тёплый, задувает в правильном направлении!

— Не сомневаюсь, ведь всегда говорила, что несколько минут удовольствия, и денежка в кармане! Может, кто-то и подберёт. Красивую, безденежную и дурноголовую.

— Фи, какой грубиян! Я сама подберу кого захочу!

— Да, я же забыл, что ты всегда хочешь.

— У-у ехидна! Я обязательно выбьюсь в человеки, вот увидишь!

— А что видеть? Пытался устроить тебя в вечернюю школу, чтобы хоть девять классов окончила, а там, смотришь, и работу нашла. Так не захотела, сама себе выбрала бл…ю жизнь, из неё мало кто выплывает.
И не плач, что родителей нет. Зато был шанс начать нормальную жизнь. А ты его упустила, повернулась к здравому смыслу задницей.

— Ишь, нравственник нашёлся, мораль мне читает! В Киев вот завтра еду, работу нашла там, потому зашла к тебе попрощаться и вернуть ключи.

— Интересно, что же ты там нашла? Ведь ничего в руках тяжелее мужского достоинства не держала.

— Ну и скотина же ты!..

— А ты думала, что по головке буду тебя гладить? По одёжке встречают… Прощай! Большому кораблю — большое плавание. Только не наскочи на мель!

— Если мель сладкая, почему бы и нет?

Верка быстро проговорила запомнившуюся с детства скороговорку: «Вёз корабль карамель, наскочил корабль на мель. И матросы три недели карамель на мели ели».

— Карамелька ты наша сладкая. На такой мели не сидят долго, она быстро приедается, хочется чего-то новенького.

— Мою карамельку все любят, ещё ни один от неё не отказывался... Так дашь мне денег на кофточку или нет?

— Нет, не дам. В Киеве заработаешь.

— Дай хоть на дорогу до Киева.

Верка совсем опьянела и полезла целоваться. Фёдор отстранился, поднялся с дивана, вывернул карманы своих брюк и вытряхнул несколько купюр.

— На дорогу хватит.

— Спасибо, папуля, я всегда знала, что ты добрый! — она зажала в кулаке смятые купюры. — Вот тебе мой стишок на прощанье:

А жизнь, как заблудивший ночью конь,
Он ржёт от страха, а не от страсти,
Кругом лишь гадости, мордасти.
А где-то там горит огонь.
И в пламени прекрасно-красном
Сгорим мы вместе — Я и Он.

— А ты знаешь, у меня талант! Ни фига себе! Мне аж самой понравилось. Я х...ю. Это я сама сочинила. Представляешь?

— Представляю, что ты сгорела уже давно, когда тебя, малолетку, бандюганы изнасиловали. Поплакала и успокоилась.

— А что было делать? У них папочки — начальнички, у одного — прокурор. Боялась, вот и молчала, угрожали, что зароют, если пойду в милицию.

—Родителям нужно было сказать, хотя, что с них, алкашей, толку?

— Моих стариков не трогай!.. Мало ли чего нужно было! Сейчас вот деньги нужны! В Киеве подзаработаю. В Москву Надька ездила, не понравилось. Всё-таки заграница, мы там чужие. Что случись, никто не будет искать. А Киев рядом, домой всегда можно приехать.

— Жираф большой, ему видней!

— Когда приеду, зайду к тебе, папочка.

— Последнее время ты приходишь вечно поддатая и бабки канючишь: папусенька, одолжи, отработаю. А мне твои пьяные трели уже вот так! — Фёдор чиркнул ребром ладони по горлу. — Это ты кому-то втирай, что окончила институт, юрист в серьёзной фирме. Встречают тебя по одёжке, а провожают по заднице. Она у тебя ещё ничего, весь твой ум в неё спрятался!

— Придурок! Думала, на прощание хоть доброе слово скажешь, ведь кроме тебя у меня никого нет. Братцы мои не в счёт. — Верка сникла и повторила. — Ты совсем не такой, папулечка, ты добрый, я знаю!

Фёдор только вздохнул. Верка уже совсем не походила на прежнюю наивную девочку, как три года назад. Бывало, разденется перед ним догола и крутит свой хулахуп. Вертится обруч, извивается тело, взмахивают над плечами иссиня-чёрные волосы. Небольшие крепкие груди, тщательно выбритый бронзовый треугольник ниже пупка, пухлая прелесть между стройных раздвинутых ног, золотистый пушок ниже колен — всё это сводило с ума.

Похотливым взглядом он схватывает ладную фигурку девочки и в сластолюбии замирает: «Вот так подарок среди ночи в моей холостяцкой квартире!» В такие минуты он прощал Верке все пьяные её выходки, порою из-за них его жизнь тихого алкаша превращалась в громкие перебранки с её молодыми и беспардонными ухажёрами.
***
Пожив у него пару месяцев, она упорхнула к молодцу, старше её на 12 лет. А через полгода вернулась со своими пожитками, уместившимися в небольшую дорожную сумку. И он её принял, хотя хорошо понимал, что покоя ему не будет.

Когда он спросил, что же там у них произошло? она ответила, что дружок держал взаперти, чтобы дожидалась его с работы, а когда у него собиралась компания, заставлял прислуживать за столом.

Приходила её мамаша, помогала готовить обед и убирать в доме. Да невыносимо стало сидеть под замком и ничего, кроме кухни и веника, не видеть. А ведь она совсем не баба-яга, хочется пообщаться с подругами и на дискотеку сходить. А у папулечки ей легко, он на неё не кричит и разрешает гулять с подружками.

Когда Верка от него уходила, груди у неё были маленькие, как детские её кулачки, а когда вернулась, они нахально распирали платьице, притягивая похотливые взгляды мужчин. Быстро сообразив, что они обращают на неё внимание, она стала ходить без лифчика.

Оформилась девка, подумалось Фёдору, стала маленькой женщиной, точнее — полуженщиной-полудевочкой. Рано созрев телом и рано познав мужчин, в умственном развитии она осталась на уровне подростка, не забывшего ещё свои детские шалости.

Откровенные намёки незнакомых дядей не вызывали у неё отвращения, она воспринимала их как должное. И закрутил её поток скабрёзных проблем, в которые по неуму своему она влезла и уже не видела из них выхода. Девочка бросила школу, подмалевав глазки, стала отираться по злачным местам с такими же обделёнными родительской лаской подругами.

Не отягощённые моралью мужчины, натешившись с ней в гостинице или на съёмной квартире, давали ей деньги и возвращались в свои семьи. А она возвращалась к своим горе родителям. А тем хоть бы что... Мать, с вечно мутными от пьянки глазами, лишь спросит: «Опять где-то шлялась?» — «У подруги ночевала», — отвечала дочка. На этом родительское воспитание заканчивалось.

А чтобы родители не задавали лишних вопросов, она подбросит им деньжат из своих «заработанных». Те с радостью бегут за бутылкой, даже не поинтересовавшись, откуда у дочки деньги?

Взрослый мир встретил девочку грязной, совсем неприглядной правдой. А как вести себя в таких ситуациях, никто ей не подсказал, а своего ума у неё не хватило. Встретившись с изнанкой взрослых отношений, психика её надломилась, заставила ребёнка подделываться к такому совсем не детскому своему бытию. И она приспосабливалась, как умела, как подсказывал неокрепший детский ум.

А когда подросла, впитала в себя всю изнанку отношений, которая случается между мужчиной и женщиной, и разуверилась, что отношения эти могут быть чистыми и светлыми. Она озлобилась на людей, большие тёмные глаза девочки стали смотреть на мир зло, и это совсем не украшало её юное личико.

Такую свою горемычную жизнь девочка стала воспринимать как должное, хотя в душе щемило: что-то не так, жизнь складывается неладно. И когда она это отчётливо осознала, ею овладело уныние. А как найти выход из такого своего неприглядного положения, не знала. Из взрослых тоже никого не нашлось рядом, кто бы мог подсказать ей что-то дельное.

Родители-алкаши были не в счёт. Когда они рано ушли из жизни, дети остались одни в трёхкомнатной квартире. И пришла в дом беда лютая, и надо было как-то из неё выпутываться. Школа к девочке никакого отношения уже не имела, а те, кто должен был заниматься такими детьми, выпустили их из виду. Сложно теперь сказать, почему так случилось, тогда и время-то в стране дышало неблагополучием.

Беда одна не ходит. Дворовая шпана, сообразив, что одинокой девочкой можно безнаказанно пользоваться, ведь никто за неё не постоит, не одёрнет, стала завлекать её в свою компанию, зубоскаля, что подруга она классная. Вино и скабрёзные разговоры… А дальше всё шло по накатанной колее, ведь хорошо известно, когда девка пьяная, хозяйство её чужое... А если уж случилось один раз, второй и третий обязательно будет.

Сначала она отказывалась, тогда ей припоминали, как она снималась по ресторанам и шастала с мужиками по саунам, а если и это не действовало, били под пьяную лавочку. Запугали девчонку, а помощи она ниоткуда не ждала. Братцы сами были не против променять родную сестричку на бутылку водки. И она стала покладистой, не кочевряжась, стала быстро обслуживать дворовую шпану, а реди неё были парни, уже прошедшие тюремную выучку. Вот тогда и приклеилась к ней кличка «Верка-экспресс». И поплыла девочка Вера по мутным волнам своего бытия. Она совсем опустила руки, мутная, разгульная жизнь совершенно её закрутила.

А тут подвернулся тихий сердобольный алкаш, как все одинокие мужики, он был сексуально озабоченным, однако это совсем её не смущало. Как благодарить за предоставленный кров, она и без подсказки хорошо знала. У него она чувствовала себя в безопасности, в его квартире никто её не доставал. И хотя он был в годах, уходить от него не хотела. Только вот беда, случайно найдя тихое пристанище, она не захотела расставаться с уже такой привычной жизнью «ночной бабочки».

Ничего хорошего из этого не вышло. Она пристрастилась к алкоголю, заработки у неё были мизерными, клиенты отдавали ей деньги, которые не успели пропить с ней. Вера и этому была рада. По несколько дней она не появлялась у своего «папочки», так она стала называть Фёдора. А папочка побурчит для порядка и пускает в квартиру — всё не один, и выгоду свою имеет.

Продолжение будет