Совхоз-1

               
                «Смотрины»

         Что говорить, одна проба, а по-другому сказать: - игра в «художники-оформители», уже имела место в моей жизни, и кто читал «Оформителя», хорошо помнит на сколько плачевно закончились мои опыты на этом поприще. Это ещё хорошо, что меня отпустили с миром, - «по собственному желанию», не уличая меня в умышленной «антисоветчине».

        Правда, потом появилась «Котельная» с достаточно приземлённой специальностью инженера и ежемесячной зарплатой, которая устраивала все заинтересованные стороны: как меня, так и родителей. Казалось бы, что мешает молодому оболтусу образумиться и стать на путь истинный, продолжая работу на теплосетях в Бирюлёве, но не тут-то было…

        Гнетущее ощущение приближающихся неприятностей заставило меня вовремя ретироваться с насиженного места. Работа в котельной дала мне недвусмысленное понимание того, что отвечать за жизни людей я пока не могу и буду ли я когда-нибудь делать это, -  ещё вопрос? В любой момент можно было поплатится за своё безрассудство и юношескую безответственность. Делать ошибки в словах на праздничных плакатах, - это куда безобидней, чем в зимние месяцы оставлять жилые кварталы без отопления и горячей воды.

        И вот я вновь «свободен» и не обременён монотонной борьбой за существование. Пенсии родителей вполне хватало на первое время: на время поиска пристанища, где бы я мог проявить себя и начать зарабатывать хоть какие-то, но свои личные деньги. Ведь для подготовки в художественный ВУЗ были так необходимы краски, бумага, карандаши, которые постоянно расходовались, требуя своевременного пополнения.

      - Слушай, дорогой мой?! – говорила мне старшая сестра. – Надо что-то решать. Пора и за ум браться! Я тут вспомнила, что здесь в соседнем совхозе в зам. директорах мой одноклассник ходит, Витя Добров. Прекрасный парень! Он ещё в своё время за мной ухлёстывать начинал, но это всё в прошлом, а сейчас он без пяти минут – директор совхоза. И не Витя уже давно, а Виктор Павлович, через два года сороковник стукнет. Но это не важно, - важно другое, что у них там клуб большой. Да, чего говорить, это же совхоз-миллионер, а им всегда художники нужны. Я с ним свяжусь, да, мне и самой пообщаться приятно будет, а ты готовься – опять в художники пойдёшь. Может толк какой из тебя и выйдет?..

        Услышать такую новость мне было очень приятно. Как же?.. - опять в художники! Обрадовался я, как будто и не было у меня обидного фиаско в предыдущей жизненной практике, когда я в одном слове «коммунистический» три ошибки сделал. С тех пор всего два года прошло и шрифтами я больше не занимался, а кажется мне, что я не тот неумейка и всё смогу, лишь бы в котельную опять не возвращаться.

        И плюс к этому, не надо будет на электричке пятьдесят минут до Бирюлёво пилить, а тут сел на автобус – две остановки, и ты на месте. Пешком ещё лучше добираться. Подумаешь три километра для молодого парня – это не расстояние, - это наслаждение по хорошей погоде пройтись. А если напрямую срезать по просёлку, - и того меньше. О таком раньше даже мечтать не приходилось.

      - А, Саша?!. Заходи, заходи! – радостно приветствовал меня Виктор Павлович. -  Мне сестра звонила… как она там?.. нормально? Ну, ну…, а я же тебя помню. Тебе тогда лет семь было. Ты как раз в первый класс пошёл, а мы в институт поступали. Я к вам забегал как-то. А сейчас тебя разве узнаешь, какой богатырь вымахал! Я слышал, ты моряком был?  Как жизнь наша складывается: вчера – по морям, по волнам, а сегодня художником к нам! Ты не боись! Если что, я помогу, а сейчас давай в клуб, там тебя Григорич заждался, директор клуба, - Потапов Владислав Григорьевич. Хороший мужик – он тебе всё расскажет и покажет, что, да как?

        Тут ему кто-то позвонил. Взяв трубку, он долго молчал, кивал головой, а потом заметив меня, незнающего, что делать дальше, махнул мне рукой: дескать, -  иди…

        На улицу вышел с раздвоенным чувством: с одной стороны, такой панибратский приём бодрил и вдохновлял на свершение чего-то очень хорошего и позитивного, но с другой, где-то там внутри, гнилым семечком прорастало сомнение, - что не может в нашей жизни быть так всё гладко и просто. Вот только в чём здесь подвох? Это бы выяснить…

        Как давно я здесь не был. Тут буквально всё изменилось и не узнать совсем. Я поймал себя на мысли, что бывал здесь в детстве с отцом, когда на этом месте ещё деревня стояла. Дома прятались в тенистых садах, к садам примыкали огороды, с длиннющими картофельными грядками.  Посреди деревни располагался пруд, густо засеянный различной птицей… Чего говорить – русская деревня во всей своей красе!

        Но сейчас от неё и следа не осталось, не считая с десятка домов, стыдливо жавшихся к друг другу вдоль старой шоссейной дороги, а остальное место занимали кирпичные двухэтажки и современные коттеджи, с небольшими приусадебными участками. И всё это теперь представляло собой целый городок, в котором проживали в основном работники совхоза.   

        Я вышел на центральную площадь, посреди которой был разбит маленький сквер. Это громко сказано. Скорее – середину площади занимала большая несуразная клумба, на которой летом, может, что и произрастало, но сейчас; глубокой осенью, она круглилась своей пожухлой, никому не нужной, пустотой.               

        Окаймляли это торжественное пространство четыре здания, которые явно несли собой основную социальную функцию городка. Здание центральной совхозной конторы, которое я только что покинул, венчала башня с часами наверху, которые к моему великому удивлению ещё и ходили. Тут же, коренастым кубом, и надёжно припаянным к земле, стоял Дворец Культуры, он же – «клуб».  Направо от него, одноэтажно, отчего он смотрелся совсем низким, лежал магазин, в котором продавали не только продукты, но и промтовары… Об этом я узнал чуть позже и то, что площадь замыкало здание гостиницы, в которой проживали молодые специалисты, только что приехавшие в командировку, я тоже узнаю потом… а сейчас на дворе стоял 1976 год – время развитого социализма и призрачных надежд на будущее?!.

        Ступени под мрамор. Стеклянный вестибюль…низкий первый этаж, а вверх уходит коробка зрительного зала. На большом прямоугольнике фасада можно было вывешивать большие плакаты призывающие к единству партии и народа. Наверное, раньше так и делали. Неужели меня ждать будут, чтобы до такого додуматься.

        Не успел я приоткрыть дверь, как ко мне подскочил мужчина. Ему, - чуть за тридцать, а может и больше, но старше меня это точно. Чёрные усы, которые в то время носили все, кто хоть каким-то образом был причастен к сфере культуры, и это, начиная с «Песняров», и заканчивая какой-нибудь местной группкой – у половины из них были обязательные усы. Даже я изредка, и то отращивал их, потом сбривал – они мне как-то сразу надоедали.

      - А?!. Александр, дорогой!.. Я тебя жду с нетерпением. Мне уже всё о тебе рассказали. Ой…, что это я? А, давай сразу на – «ты»?! Без всяких там церемоний.

        Его чёрные глаза горели неподдельным энтузиазмом, казалось, что такой человек готов выполнить любое задание, каким бы сложным оно не представлялось поначалу; именно сейчас, в эту минуту, потом поздно будет. Тем более, что сам он напоминал собой отпущенную пружину, которая подскочила вверх, а дальше не может – прицеплена к основе. Вот и остаётся ей качаться из стороны в сторону, показывая на что она способна…  Он похлопал меня по плечу и продолжал:

      - Я слышал, ты по морям ходил?!. За границей бывал! Всякие там тропики, папуасы…, наверное, интересно? Ну, а у нас тут всё проще будет. Сам понимаешь, - провинция. Хоть до Москвы и рукой подать, но сам знаешь, - за МКАД вышел, -  уже Сибирь начинается. Вот мы и стараемся! Из кожи вон лезем, - молодёжь как-то развеселить, чтобы они не уезжали…, оставались в совхозе работать...

        Я с интересом рассматривал Владислава Григорьевича, понимая, что вставить хоть какое-то слово в его скороговорочный текст у меня не получится. Да в этом и не было особой необходимости. Что мне ему рассказывать особо? Как два года назад, меня с треском выперли за мои ошибки в партийных лозунгах. Да и шрифты пишу, как курица лапой, а сюда попал по ходатайству моей сестры. Здесь помогло стечение обстоятельств: зам. директора – её бывший ухажёр, а так бы меня никто сюда на пушечный выстрел не подпустил. Вот поэтому, я и решил молчать, пока о чём-нибудь не спросят.

      - Пойдём, я покажу мастерскую. Да, а вот и зрительный зал!..

        Потапов открыл достаточно тяжёлую деревянную дверь. Включил местный свет, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть довольно вместительное пространство зала с амфитеатром, партером и сценой, в глубине которой на всю высоту висел экран. Григорич, вопросительно посмотрел на меня, в надежде увидеть в моих глазах нотки восхищения увиденным.   

      - Саш, как видишь, всё пристойно и на высшем уровне. Ты понимаешь свою ответственность? Ты должен влиться в наш коллектив и стать неотъемлемой его частью. И от тебя будет тоже зависеть - останутся ребята в совхозе или побегут, как крысы с корабля… как там у вас на корабле, крысы не бегали?

        Я не сразу понял суть его слов, а потом постарался умело отшутиться на вопрос.

      - Смотри, а вот твоя мастерская.

        Владислав Григорьевич приоткрыл очередную дверь, откуда на нас пахнуло запахом краски, каких-то разбавителей и ещё чем-то таким, что присуще только запаху мастерской художника.  Правда, -  у каждой мастерской он свой будет, в зависимости оттого, каким материалом пользуется её хозяин. Вот и здесь, над всеми остальными, главенствовал запах водоэмульсионной краски – главного подручного материала для грунтования любых поверхностей, начиная с фанерных щитов до холстов любой зернистости, если в краску подбавлять клея. Это я всё знал из моей небольшой по времени, но такой важной, жизненной практики.

      - Ну, вот смотри?!. Это твоя епархия. Теперь это дом твой! Правда, зарплата не весть какая, но по совместительству совхоз добавишь, а это ещё стольник! Ты у нас так и богатеньким бонзой станешь со временем. Ну, а теперь о работе: что непосредственно для клуба нужно, так это, рекламные щиты в окна. Как только фильм новый завезут, я тебе сообщаю, и за недельку до начала проката, - щит! Ну, как и что, тебя учить не надо. Может какое объявление придётся написать или ещё что-нибудь по мелочам…, а теперь пойдём я тебя с коллективом познакомлю. Он у нас небольшой, но сплочённый, - так сказать.

        Мы вышли из мастерской и через достаточно большой и светлый вестибюль направились в другое крыло здания.

        По пути встретили добродушную, чуть располневшую женщину средних лет. С весёлыми, но ничего не говорящими глазами. Такие глаза бывают у замужних, проживших не одно десятилетие в браке, женщин. За этим взглядом кроются неполадки с детьми, лёгкие измены мужа и первые климактерические недомогания. Да и вообще всё то, что у многих зовётся – «нормальной жизнью». А работа для них, это та единственная отдушина, откуда ещё можно глотнуть, - пускай всего глоток, но свежего воздуха.

        Григорич представил её, как завхоза, а по совместительству – она же, - кассир и бухгалтер. Та оценивающе посмотрела на меня, но видно, не найдя ничего замечательного в моей персоне, зевнула, неумело закрывая рот рукой. Было видно, что делает она это крайне редко – здесь и так можно зевать ни на кого не обращая внимания, а теперь перед этим новеньким предстоит тратить силы на лишнее движение.

      - Вот, Лидия Петровна! А это Саша, наш новый художник?! Прошу любить и жаловать…

        Кивком головы он дал понять, что надо продолжать движение и не тратить время на лишнее излияние души перед завхозом. Как бы она там не искрилась своими глазами, а время поджимает, - надо идти.

        В правом крыле клубного здания находились несколько комнат.  Каждая из них для чего-то служила. Как мне показалось на первый взгляд – они распределялись под разные кружки: начиная от кройки и шитья, - это я впоследствии узнал, что мастера своего дела умудрялись на старой швейной машинке такое выделывать из списанной материи и различных лоскутов, чему могли бы позавидовать костюмерные многих областных театров. Не знаю, как там со спектаклями – я, так и не удосужился побывать хотя бы на одном, но то, что они досконально обшивали новогоднюю бригаду во главе с Дедом морозом, Снегурочкой и большой компанией зверят, впоследствии я узнал хорошо.

        Остальные помещения принадлежали музыкантам. В большой общей гостиной стояло фортепьяно и войдя туда, я увидел девушку, которая сидела за инструментом и чуть перебирала клавиши, но даже по этим тонким прикосновениям, можно было узнать «Лунную сонату» Бетховена.

      - Кать, так чего? Никто не пришёл ещё?

        Довольно безапелляционно начал Григорич.

      - Вот познакомься, Александр Сергеевич, наш новый художник!

        Я мотнул головой. Девушка привстала с опущенным выражением лица, будто её застали за чем-то нехорошим, но она всё-таки одарила нас своей мимолётной улыбкой.  Потом, явно смущаясь, и почему-то украдкой поглядывая на Григорича, опять села на стул.

      - Саш, это Екатерина Эдуардовна! Наша пианистка. Просто виртуоз. Мастер своего дела, но вот никак не наберём желающих. Обещают, обещают, вроде соглашаются уже, а потом не приходят. Посмотри, всё бесплатно. Только обучайся, а им ничего не надо… дай только на танцульки сходить.

        Потом он резко обернулся к пианистке:

      - Да, Кать, а Пётр Васильевич не появлялся? Что?.. а?.. он завтра приедет…, я и забыл. Так замотался, что дни недели стали в голове путаться. Саш, пойдём, не будем мешать человеку.

        Мы оставили в недоумении стоящую у пианино Катю, а сами поспешно вышли, словно спешили на поезд.

      - Пётр Васильевич, это наш баянист. Ты представляешь, из Москвы к нам ездит! И не скажу, чтобы зарплата большая, но прикипел к нам – клещами не оторвать. Тут у нас свадьбы каждый месяц – вот и думай? Русский человек он ведь разухабистый весь. Пускай там проигрыватели, магнитофоны всякие, но живую музыку никто не отменял. А ты сам знаешь: выпил рюмку, выпил две и поорать захотелось. Нет я не оговорился, именно поорать. Да так, чтобы из тебя вся дурь вышла, а потом и подраться неплохо – душу отвести. Обязательно какой-нибудь прежний ухажёр на свадьбе объявится отношения выяснять. А? Вот и художественный руководитель идёт!

        И действительно в дверь входила довольно статная женщина средних лет. Чёрное каре выбивалось из-под кокетливой шляпки. Ой, только не думайте, что она там «старая» какая? Отнюдь нет, просто в те годы все женщины, что старше меня были, казались все средних лет, а те, что постарше их и вовсе у меня в «старухах» ходили. Ну, а этой лет тридцать было точно. Значит лет на пять старше меня. Ну, куда там?..

      - Вот, Александр, это Алла Владимировна, художественный руководитель и по совместительству моя жена. Причём с обеими должностями справляется хоть куда! Чего так смотришь?.. Не веришь?

       Григорич с улыбкой посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на жену, но увидев её смущённый вид, вдруг засуетился сразу поняв, что перехватил.

     - Всё я побежал. Саш, завтра к девяти на работу! Ну, а вы тут…

       Ну, а мы тут?.. – долго не задержались. Оставшись одни, некоторое время смущённо смотрели друг на друга, а потом не сговариваясь, прыснули от смеха и разошлись, так и не вымолвив не единого слова…

                (продолжение следует) 2022г. к