3. Песок

    -- Завтра со своими к нам!..

    (… «Завтра с мешком!» …Моя двоюродная бабушка Ревекка, маленькая, тощенькая, скромно-робкая, так, что почти «никакая», бывало, говаривала-отвечала-восклицала навскидку: «Завтра с мешком!»
    …Это было раннее моё детство. Я, маленький, очень маленький, бывал с ней, долгие периоды --приходилось в том детстве мне с ней проживать-поживать – не с кем было из других взрослых меня, маленького, оставлять: работали же все, а родители, геологи, всё по экспедициям. А я с «Тёте-Ревеккой». И она иногда, вот: «Завтра с мешком!»… -- А я и не знал, что это её восклицание означать должно. Не спрашивал. По интонации, однако, догадывался. Даже из совершенного малолетства своего догадывался, что это её «завтра с мешком!» относится к историям и временам вовсе гиблым. Но звучало восклицание маленькой старушки непререкаемо иронично и непреклонно жизнеутверждающе. Так мастер теннисного дела легко отбивает любой кручёный…
    …А я ещё и некудышно-непочтительным к ТётеРевекке  бывал. Но держался-то, конечно, за неё всеми лапами. И каши её едал с удовольствием…
    …А «Тётя»-то – я бабушку двоюродную Тётей звал – маленькая совсем, почти, как я сам тогда, и лёгкая, навроде комара… И – безоговорочная опора спасательного средства. Или страховочного.
(«Счастлив, кому знакомо щемящее чувство страховки!.. / песня /.)      
    И тут такое от Начальницы нечаянное розоводетственное напоминание. Про это. Вот тебе. Ну, спасибо!)

    Это телефон. Сама Начальница это…

    -- Завтра к нам со своими! Утром… Рано и очень рано. Съёмки. Телевидение… Всем отделениям школ надо быть у нас. Командами. И тебе с твоими!
    -- Командами… Рано… Утром… -- Это я мурчу в телефон. Озадаченно. Директива-то неожиданная…
    -- Вы там, конечно, не умеете делать то, что надо будет делать. Но надо быть!
    -- А что делать?
    -- Съёмки! Телевидение! Центральный канал!
    -- А мы? А делать?
    -- А вы вообще там у себя на твоей Воробьёвке ничего не делаете с твоими. И не умеете ничего. Потому, что не учитесь ничему, не совершенствуетесь… Никаких специальных обучающих занятий для инструкторов, для себя не проводите!..
    -- …Вообще-то работаем мы… И занятия… -- Это я не успеваю мямлить.
    -- Работают они! Себе на карман.
    -- Карман! Ну, ой! – У нашего Воробьёвского самая высокая выработка на инструктора по всем отделениям! По всем месяцам зимы. Я ж на прямом контакте с бухгалтерией, знаю. А и сама поинтересуйся… А ты и в гости «приедь» -- посмотри, как пашем!
    (Ну. это «глас» (мой) «вопиющего». А я и должен вопить.)
    -- Пашут! Знаю я, у вас там не работа, а тусовка…
    -- Да ты же у нас не…

    (Но благодушье меня не оставляет, я плыву в волнах своего собственного благодушья. Тёплого.
    Может, из-за «впадения в детство»? Из-за «экскурсии» в детское завтра-вчера… «С мешком»…

    …Каким-то летом в моём совсем малолетства жили с Тётей Ревеккой за городом. Там позади дачных домишечек был стадион – футбольное поле… Настоящее…
    Тётя-бабушка-Ревекка бегала тогда со мной, за мной, то есть, водила (непонятно, кто кого водил, то есть, таскал) в лес, на речку (маленькая речка в глубокой красивой пойме-долине извивалась, берега долины – долго спускаться было или подниматься – наверно были бы отличными (перепад высот) тренировочными склонами с изысканным рельефом; красивая речечка; и в ней не утонуть, вроде; -- я в ней купался), за молоком к хозяйке (я к корове), на железную дорогу на паровозы смотреть (паровозы – моя пожизненная любовь). Я старался убегать от Тёти-бабушки. Она – нагонять. А старенькая совсем… «Лёнька-шмонька» меня иногда называла; мне нравилось…
    И футбол. Стадион. А там она за мной почему-то не охотилась. Хотя от дома – недалеко. Может, потому и не охотилась.
    Возле поля футбольного скамейки. За ними забор. Высоченный. Но забираться было возможно. И сидеть там. И обозревать свысока всё поле. И забирались, и сидели. А внизу у кромки поля другой интерес: там, мяч, когда с поля уходил, можно было за ним во всю припуститься, а, нагнав, мяч этот (тяжеленный, из фигурных кусков кожи сшитый, со шнуровкой) со всем вдохновением ударить (удариться ногой об мяч), попытавшись отправить его одному из обожествляемых настоящих футболистов на поле!..
    Настоящие футбольные команды… Здешние, «наши»… И с ними приезжают играть чужие коллективы то с соседней станции, то из рабочего посёлка, а то и солдаты откуда-то… Команды в форме, трусы длинные с каймой, гетры, бутсы тяжёлые… А мы-то болеем за «наших», знаем их (обожествляемых) обличье и повадки, они родные-любимые-свои… А иногда даже афиши про предстоящие матчи вывешивают. И все ждут с трепетом игру…
    И вот солнце вечернее над тем стадионом. И чувство: тяжёлый, сырой после дождя мяч с песчинками на нём, и нога на мяче… --Бумс!
    И вот, чувство это – сейчас…)

    -- Не я у вас, а вы у меня! Всё. Без дурацких разговоров! Быть!..
    -- Быть… Или не быть… Но у меня (мямлю) основная часть инструкторского народа…
    -- Гоп-компания твоя…
    -- Стафф…
    -- Бездельники все…
    -- Ой, бездельники, да, ещё и притворяются, что учатся в Университете.
    -- Всё! Шутки тебе. Всё!

    (А благодушье моё нактывает волнами и топит меня в себе… Я к Начальнице всё равно хорошо и очень хорошо – со всей любовью, то есть…
    И можно и предположить, что это и её инициатива – устроить отделение Школы здесь, у нас, на Воробьёвых Горах. И уж точно, её воля поставить меня «во главе» ворбьёвского отделения, то есть, «шеф-инструктором» здесь. Так это называется…
    …А не ездит к нам на Воробьёвы Горы Начальница, ну и… -- это её начальницкое дело… И даже, пожалуй, её неприезжание к нам это признание ею того, что мы тут молодцы, сами замечательно дело делаем.   
    А браниться – что!..  -- Начальники обязаны браниться. А уж начальницы!..
    И всё это я благодушно имею в виду. Возражения в диалог вставляю только для обозначения диалога.
    …Но вот всплывает наблюдение… Воробьёвы Горы для некоторых людей – среди которых, конечно, и воробьёвские, но также и некоторые, и многие не уроженцы здешних мест, и даже не торчавшие здесь подолгу – и вот для них, для разных, Воробьёвка – место души. Такие не-воробьёвские ворбьёвские. И это ладно. Но встречаются люди, которым Воробьёвы Горы… -- на дух не то. – «Сковородка для змеи». Вот, …да, вот так… И такие люди, бывает, Воробьёввкой – командуют!   

    Но завтра, завтра… «Завтра с мешком!»)

    …Стафф… Мой…
    Инструкторский состав «моего» отделения на «моей» Воробьёвке – университетский народ. Почти исключительно. По большей части – студенты. И с утра они – учатся. С утра клиентов на обучение на горе мало, для таких хватает не учащихся («взрослых») инструкторов, а вечерами и в выходные народу – вал. Тут-то мои студентики и пашут во всю.
    Кто они – «мои»?..
    Почему-то все мои учатся исключительно на серьёзных факультетах. Мех-мат, Физфак… Почти у всех есть спортивное прошлое: до МГУ, школьниками тренировались в детских спортивных школах. Многие здесь же на Воробьёвке. А на ступеньке «школа – высшая школа» -- задачка-нерешачка: «кем быть?» -- Продолжать путь в большой спорт (в «большеватый») – нет денег. Нет денег – нет спортсмена. И надо жить. Для жизни – получать образование. Учиться в высшем учебном заведении. И можно бы даже и обучаясь в таком заведении, даже и в самом серьёзном, самым серьёзным образом продолжать путь и в большом (ну, в «большеватом») спорте, но!.. – только имея специальное индивидуальное учебное расписание. Разбросанное во времени и приспособленное специально под обучающуюся персону. Живя в общем учебном расписании, жить в большом спорте – невозможно!
    Были времена, Университет предоставлял некоторым сильным и успешным спортсменам возможность учиться по индивидуальным расписаниям. Сейчас такого нет вовсе. Жестоко – нет!
    «Мои» учатся, как все, и учатся хорошо. Я всех своих университетских иногда называю «двоеШШниками», но это только для нашего свойского внутреннего шутливого общения, и такое нашему микро-народу нравится. Но народ-то этот весь как раз – отличники. А в спорте… -- в некоторых соревнованиях представители этого народа продолжают выступать. В тех, до которых удаётся дотянуться. Ну, в московских хотя бы. Выступают неплохо. Хорошо выступают. -- «Мастерство не пропьёшь!» -- Но и не повысишь особо при минимуме полноценных тренировок.

    И те мои инструкторы, которые уже не студенты и те, которые очень уже не студенты, они тоже активны в лыжном спорте. Соревнуются на всех открытых стартах. «Ветеранят». И некоторые эти самые ветераны-разветераны, когда случается стартануть вместе с сильнейшими «на Москве», проигрывают им, ну, чуть больше десяти процентов. Но тех-то возят по сборам. А «эти»… -- А эти постоянно тренируются на спортивных трассах…
    …А «демо», вот, мы не катаем…

    (Ну, а я? – Я тоже ветераню: прыгаю с трамплинов. Это моя изначальная главная спортивная специализация.)

    И методические занятия. – «Не занимаемся мы, значит, обучением самих себя тому, как надо обучать обучаемых. Бездельники в тусовке.» – Ну, так бранилась Начальница.
    …Воробьёвы Горы – серьёзные горы. Один коллега-тренер так как-то пошутил: «Валь д’Изер, Валь д’Изер… -- ты на Воробьёвке прокатись!» -- Вроде, горы наши такие, что и не для обучения вовсе. Но мы-то знаем здесь повсеместно места-местечечки-уголочечки, где учить – самое «то», лучше не придумать. Вот и шустрим-раскатываем по своим горам – пере-переосмысливаем головами и лыжами интернациональные методики обучения. Такие методические у нас занятия…
    А «демо», да, не катаем…

    А весь мой стафф… -- Благодаря моему старательному «спортивному разврату» (термин для внутреннего пользования!) народ мой университетский, ребята и девчата, прониклись идеей желательности сделаться инструкторами. И сделались. Кто по лыжам, кто по сноуборду, а кто по тому и по этому. Я настойчиво идею эту проповедую, рассказываю, как хорошо иметь профессию, приносящую людям счастье и, пройдя обучение в инструкторской школе, обретать безупречную технику спуска с гор. Себе – технику и профессию на всю жизнь, людям от вас – голое счастье. То есть, чистое… Объясняю, куда идти учиться. Уходят. Приходят. С международными инструкторскими лицензиями, которые позволяют работать в любом зимнем курорте Мира. И… с доброкачественным зазнайством ремесленников, знающих себе цену в умении уметь…
 
    …Но «демо» мы не катали. Или почти не катали. Вот, как-то так…

    А что такое «демо»? Никакого отношения к «народу» наше «демо» не имеет… Ну, как не имеет? Народ может в этом деле оказываться зрителем. Потому что «демо» -- это демонстрационное катание. Которое может быть представлением, конкурсом, даже и соревнованием. В котором участники будут соревноваться в качестве и красоте исполняемых технических действий. (А народ может на это дело смотреть.)
    Классический горнолыжный спорт – соревнования: кто быстрей. – Гонки. Но трассы горнолыжные не прямые, поворачивать надо. Поворачивать надо и спускаясь вне трасс, -- чтобы не поехать слишком быстро или не уехать не туда. Поворачивание, управление движением по склонам и трассам – это горнолыжная техника. Она может быть красивой или какой-то другой. Если спортивное сообщество договорится, что считать красивым, можно и разработать критерии оценки красивости техники. Тогда можно покрасоваться, представляя технику, а можно и посоревноваться в таких представлениях – кто красивее. С оцениванием судьями качества и сложности исполняемого.
    Написано-рассказано, что в первой половине прошлого века соревнования на красивость съезжания сочетались, бывало, с соревнованиями на скорость прохождения трасс. Потом эти две затеи разделились напрочь. А в дело представления красивости эталонной горнолыжной техники стали вводиться трюки. Потом лыжные трюки стали уделом снежных цирков. Потом трюки сделались разделом лыжного спорта, который теперь имеет общее название «фристайл». А демонстрацию эталонной техники спусков с гор по снегу оставили инструкторскому корпусу. -- «Обязательную программу», то, что попроще.
    Попроще! Как же! – В «демо» основные приёмы управления спуском с гор выполняются «солистами» и «кордебалетом» порой с фантастической режиссурой и дух захватывающей аранжировкой…
    …К восторгам изумлённых коллег и зевак, созерцающих представления «демо» или соревнования в этом разделе лыж и сноуборда…
    …Соревнования между собой инструкторских школ, национальные первенства, международные соревнования и даже Первенства Мира! -- Проводятся регулярно…
    Вот такое дело людей, странноватое такое, вроде сказки.

    А мы должны завтра демонстрировать это дело для телевидения…
    …Завтра…
    …За остаток суток надо собрать команду…
    …А – вечер…
    …И не рано…
    …И выясняется, как (с ужасом!) я и предполагал, -- никто из юных утром свободными не оказались… А постарше? А – тоже никаких ни у кого «свободных»-«библиотечных» дней… А не-юные?.. – Только «четвёрка дружная ребят», я в их числе. Всё. Ну, -- хоть мы. Зато эти не подведут. То есть, мы.
    А кто есть мы? Какие у нас «анамнезы»?
    Возраст?.. -- Шестой-седьмой… или у кого-то даже и на восьмой?..  -- десяток.
    -- Самый младший – старший преподаватель, доцент, Кафедра Физвоспитания МГУ. (Алма-Атинский Институт Физкультуры, специализация горнолыжный спорт, это значит, Чимбулак, знаменитая трасса скоростного спуска… И – пожизненное преподавание в Университете, тренирование университетских горнолыжников.)
    -- Постарше… Биолог, биоинженер, профессор, доктор наук. (В течение тридцати лет приезжал работать лыжным инструктором в Терскол в ЦСКА. Изобретатель, изобрёл кое-какие лыжи. Участвует, конечно, в кое-каких соревнованиях. И! – страстный специалист (можно сказать «страстный специалист»?!) – специалист фрирайда, катания вне трасс, по снежной целине.)
    -- Ещё постарше… Ещё биолог, Биофак МГУ, доктор наук, профессор. (Много-много лет подряд чемпион Университета по горным лыжам. Сейчас соревнуется, конечно, тоже – в технических дисциплинах горных лыж.)
    -- Ну и я… Высшее спортивное образование, это конечно… И – пожизненная спортивная педагогика. Изначальная специализация в спорте – прыжки на лыжах с трамплина и лыжное двоеборье… После травм – специалист во всех видах лыж -- тренерская работа. И выступления в соревнованиях во всех этих видах. И – фигурное катание на коньках. И – мотоспорт…            
               
    Раннее утро. Поздняя зима. Солнце с ранья напитывает день…

    Любимая гора начальницы. Прекрасная гора в голубом снеге и небе утра. В золоте солнца… Вот она!.. И вот мы. Потащились, тащились, притащились… Молча… Интересно, думает ли кто-то из нас про «честь Воробьёвки»? Или просто сказали «надо», и мы – вот они. Или Ворбьёвкой-то мы всё-таки заряжены?..
    А Гора – изумляющее явление: на ровной равнине ближнего полу-Подмосковья – полу-Москвы – огромная полностью искусственно насыпанная гора. Парит в пространстве воздуха… 55 метров перепада… Разные склоны… Есть настоящая с верха до низа горы  прекрасная прекрасно подготовленная полу-труба – «хаф-пайп»… Специальный склон со специальными трюковыми буграми и трамплинами, «сноу-парк», называется… Спортивные склоны… Подъёмники, конечно… Горочка для самого-самого новичкового обучения… – Спорткомплекс! – В чистом поле – чудо!..

    Красавицы и красавцы – любимцы-любимицы Начальницы… Нас всех, приехавших и здешних инструкторов, собрали на инструктаж. Конференц-зальчик… База Комплекса нам видится дворцом. Залы, комнаты, комбинатик питания… (У нас-то на Воробьёвке поди, как аскетично.)
    Клиентов нет вовсе или почти нет: рано.
    …А нас, инструкторов, инструктируют к съёмкам: катать будем «синхро».

    И покатили на гору. Репетировать. Готовиться…
И красавцы-красавицы-любимцы-любимицы и впрямь хороши-расхороши: со всей страны Начальница себе отборных набрала. Все недавние спортсмены «большеватые». Вроде. Как бы. Кажется…
    И мы… Вот… И «синхро»-то мы не катали…

    Вид с верха горы… Очаровывает. Хоть не спускайся! Любуйся…
Лес… В одну сторону лес, как будто и должен быть лес и лес без края… А с другой стороны поодаль деревенька с церковью, вида умиротвряющего… Церковь не маленькая и красивая. А её сверкающие купола ниже лыж наших: деревня с церковью внизу на равнине, а мы-то на горе…
    И в отдалении, и в дальних, дальних далях громадят громады каменных джунглей микро-, макро- и мега-районы Города!..

    Но! – «синхро»…

    «Синхро» в «демо» это вот что. Это когда демонстраторы в коллективе демонстраторов выполняют свои действия одновременно. Коллектив может начинаться от двух персон. И может доходить до огромной многочисленности. Термин «кордебалет» здесь в самый раз. Демонстрируемые действия – чаще повороты. Сочетающиеся, повторяющиеся, змейки поворотов – «годили».
    Этим и займёмся.
    Я-то с этими делами (было дело) познакомился, работая в инструкторских школах за рубежом. Мне и в соревнованиях за команды тех школ довелось поучаствовать, там в программах очень экзотические виды соревнований, но об этом не сейчас. Сейчас объясню ребятам порядок «синхро» и…
    …Старт «синхро» обычно такой: группа на склоне уже на крутом встаёт неподвижно в том порядке, в котором потом и поедет. Неподвижность – крутой плуг на крутой горе. Широкий упористый плуг… А уже участники группы договорились в точности обо всей программе предстоящих действий. У группы «вожак». Он в переднем ряду группы. Все застыли в готовности (в плуге). «Вожак» отдаёт команды: «Рэди!.. Стэди!.. Гоу!..» -- По этим командам все-каждый ставят сначала одну лыжу вниз «на ход», приставляют к ней в параллель другую… поехали… секунды три… «Вожак» в это время поднятой палкой указывает направление первого поворота (хотя уже обо всём договорились), и – пошло-поехало…

    И мы так всё и сделали. Поехали. Получилось. Сразу. Понравилось. Скорее наверх и снова.
    Годиль… -- сдержанность пружин. Быстро-быстро и не спеша хозяйствовать скоростью. Висеть над скоростью и в скорости. И в «синхро» с друзьями вместе-одновременно.
    И в первом же заезде финиш эффектный нечаянно получился – с форсом разъехались в разные стороны. И стали такой финиш повторять раз за разом.
    Ну, наш-то коллективчик простой-компактный – четвёрка. Встали  плотным квадратиком, так и работаем по всему склону до выката. Раз от раза меняемся ролями и местами. Чтобы интереснее. А склончик – крутой-крутенький, постепенно крутизну увеличивающий, от верха до выката удобненький. – Удовольствие переходящее в счастье!
    И этим своим счастьем-удовольствием мы увлеклись. Серьёзно. – Работой над качеством счастья…
    …В змейках поворотов (годилях), чем повороты менее законченные, а, наоборот, более открытые в долину, тем они более скоростные. Тем труднее контролировать траекторию поворотов и их ритм. Даже и в одиночку. А в группе-то и вовсе. Быстрые повороты – высокий класс – мы в это пока не полезем. Мы постараемся, заканчивая каждую дугу в змейке «слегка на склон», иметь микро-паузу для корректировки синхронизации наших действий и одинаковости их формы.
    Задача передних – сдерживая группу, обозначать и назначать ритм и форму действий. Задача задних – суметь соответствовать передним, предугадывая ритм и форму соответствия. Но передние обязаны спиной и всем существом своим чувствовать движение остальных и «подставлять» им себя, предлагая комфортный для всех ритм.
    …И конечно, и понятно: в «синхро» то, что мы взялись делать сейчас, -- самое простое. В «демо» же умельцы такие спектакли в «синхро» устраивают – и с большими группами, и с переменами выполняемых действий, и с перестроениями-перемещениями, да на больших ходах, и со взаимными пересечениями курса участников, да ещё коллективными – всеми всех – этакими «кроссинг-гребёнками». Смотреть – дух захватывает! А для исполнителей – риск покалечиться при «встрече» – и не то, что если «с листа» так катать, а и при скатанности отличной – риск. Конечно, мы в такое не полезем. Пока.
    А пока у нас «с листа» получается простое наше всё за разом раз чётко без единого сбоя, и мы в счастливом удовольствии всё углубляемся в свободу постижения нового этого дела. И так-то увлеклись-увлеклись своим в дело погружением!      

    Увлеклись-то мы, увлеклись, а на коллег (на «людей Начальницы») оглядываемся. – Они для нас образцы-маяки-мастера в деле «демо», а сейчас и партнёры по киносъёмкам. Глядим на них снизу вверх в переносном и в прямом смыслах. – Как внизу окажемся, всё смотрим, как они на горе. – Учимся же!.. А они, образцы-то, красавцы юные сияющие, но что-то сейчас у них не получается. Не ладится у них. Что ни проезд… -- разваливаются у них порядок и синхронность… Но это нисколько не уменьшает нашей к ним почтительности: мастера! – У мастеров на репетициях так и должно всякое по-разному быть.
    И мы себе своё «рубашим». Нам бы самим бы не сплоховать!      

    А наше «синхро» для нас это  – синхронно, в унисон рубашить змейки поворотов. Наша задача – полная одинаковость и одновремннность исполняемого от самого старта до самого финиша и после-финишья. Если получается, выглядит лихо…

    А «маяки»-то наши, видно, ставят себе задачи посложнее наших. Нет, на трюки сложные они тоже не замахиваются, змейками занимаются, но коллективы себе составляют более многочисленные, чем наш. Но для этого и народу у них сейчас хватает. И они ездят командами не только по четверо, а и по шесть, по восемь… И хорошо ездят… А только, вот, незадача: как посмотрим на них, как поедут они, так и «развалятся»… Не ладится вот.

    Так репетируем-катаем-репетируем, телевидение не едет и не едет, а день за середину перевалил. Ну и ладно с этим «тэ-вэ», забыть-наплевать, покатались, -- поесть бы… И потянулись-покатились, прикатились к базе, к запаху пищи вплотную уже… И вдруг от базы крик, крики: «Телевидение! Телевидение!..» -- Развернулись от запаха, -- спурт на гору, штативы, камеры – на горе, под горой. Вся «актёрская группа» на вершине…

    …Интересное дело: сколько не доводилось наблюдать киношников, снимающих спорт среди зимы, всегда экипированы были они, то есть, одеты, попросту говоря, -- самым никудышным замерзательным образом. Худо одеты бывали. Смотреть на них – сам замёрзнешь. И только так всегда, не по-другому… И при этом работали каждый раз сколько угодно долго, будто хоть бы им что. Вот и сейчас такие приехали, почти налегке… А морозит неплохо.

    Начальница им говорит: «Вот вы на этих наведите, а этих снимайте.» -- «Наведите» -- это она на нашу группу показывает киношникам, а «Снимайте» -- на своих. – «По этим отладите аппаратуру, а этих будете снимать.» -- А киношники, дело своё знающие, морды серые, ей бурчат через губу в сторону: «Сами знаем, кого снимать…»

    Ну… -- Нам отмахнули – мы поехали. Съехали – тут же наверх. Отмахивают – едем. Раз, другой, третий. И каждый раз у нас – изумительно! Фирменно. Ещё и лучше, чем на репетициях-тренировках… И каждый раз спустимся, оглянемся: у мастеров, которые за нами стартуют – «развалы». То синхронность разрушится, то порядок в группе разладится… Ну, тоже сказать: и мастера с трасс сходят – это всё в порядке совершенной нормы…         

    …Но не долго всё: поднялись и – нет киношников. Или они, там, телевизионщики. «Конец фильма». Вниз с горы покатились «артисты». Кто кое-как, кто через трамплины сноу-парка… Толпой потом по долгому солнечному выкату тянемся – оголодали же! – к «базе-дворцу». К долгожданной еде..
    …Медленно катим. Толпой на лыжах. Палками толкаемся. Усталые, как бы…
    Но! Но! Но! – «Радость безмерная». Восторг до вытья, направленного внутрь собственного существа. От того, что вовне – восторг от прекрасности. – Синий северный склон горы. Золотые склоны под солнцем – лучезарны. Под голубым туманом океана неба. Замершего в восторге от собственной красоты… И, созерцающему это всё, изумление сущность всю охватывает – огромностью прекрасного…
 
    …И Начальница. Грустная. И я. Весёлый (радостный). Догнал её. И – язык мой – враг. И я сходу вдруг, сам от себя не ожидая…
    -- Подруга! Зачем ты нас впереди своих выпускала?! – Из нас же песок сыпется: вот твоих на горе и притёрло!..

    Отношения не улучшились. Но и не ухудшились… А вскоре Школа приняла решение ликвидировать своё (наше!) отделение на Воробьёвых Горах.
    Но это уже другие истории…               
      

                Алексей Германов.