Медовый месяц
И вот теперь ей ничего не нужно представлять. Он, действительно, рядом навсегда и ей всё ещё трудно в это поверить. Ей всё время казалось, что это несбыточно, что она его потеряет, что невозможно такое счастье, быть всегда вместе. Не то чтобы она себя недооценивала, считала себя ему не парой. У неё было немало поклонников и даже претендентов на руку и сердце. Но все они ей были не нужны. Для неё существовал только он. А когда ты знаешь, что для тебя а жизни возможно только одно счастье и никакого больше, то оно начинает казаться недосягаемым.
Вот уже неделю они вместе. Она приехала к нему из района, где работала после окончания института, работу в городе пока ещё не нашла, так что единственным её занятием было наслаждаться тем, что называется медовым месяцем. Своего мужа она считала самым красивым, о себе она такого не думала, но знала, что – хороша. Коллега мужа, художница, увидев её в первый раз, сказала: - какое удивительное сочетание цвета глаз, волос и кожи.
Если считать, что красота не в правильности черт, то она была красива. В ней, пожалуй, была эта гармония лица и души, тела и характера.
- Ты вся бело - розовая, да ещё в сочетании с тёмным цветом волос и синими глазами, так и хочется тебя писать. Неудивительно, что он (имея в виду мужа), - заключила художница, - не прошёл мимо.
А глаза у неё были странными: они казались то зелёными, то серыми, то синими в зависимости от освещения и настроения, а прямо вокруг зрачков сияли ярко-коричневые крапинки. Но их можно было заметить, только заглянув ей прямо в глаза. Она была тёмной шатенкой, её можно было бы причислить к брюнеткам, если бы слегка рыжеватый оттенок волос.
Муж был очень занят, преподавал в институте, писал диссертацию. Она наводила уют, кормила его своей стряпнёй. Он, вскормленный студенческой столовой, занятый мыслями о деле, которому служил, ел всё подряд, не замечая её кулинарного искусства. Это её, конечно, задевало, но всё равно было приятно смотреть, как он ест. Потому что это был Он, тот, за кем можно было пойти на край света.
Вечерами и в выходные он работал дома. Она, управляясь по дому или читая, поглядывала на него, любуясь им, склонённым над бумагами. Иногда подходила к нему, прикасалась рукой. Ей просто хотелось ярче ощутить его присутствие. Он, не отрывая глаз от бумаг, слегка поворачивал голову, целовал ласкающую руку:
- Прости, я работаю.
А потом наступала ночь, она не ложилась спать раньше его. Теперь он принадлежал только ей. Ей было хорошо с ним. Но она знала, что ей хорошо только потому, что это Он. С ним ей не могло быть плохо. Другого она даже представить не могла на его месте. От одной такой мысли по телу пробегала дрожь отвращения.
Прошло десять дней их супружеской жизни. Гнёздышко уже было свито. Она всё с тем же нетерпением ждала мужа с работы, но приход его уже не приносил ей столько радости, как в первые дни.
- Сейчас он поест и сядет работать, а я буду читать и смотреть на него из угла комнаты, потом я подойду к нему, он поцелует меня, скажет: - прости, я работаю. Потом наступит ночь, потом он отвернётся и уснёт.
Это была первая ночь, когда она не смогла уснуть. Он отвернулся, и через минуту она услышала его ровное дыхание.
- Спит… И так будет всегда…
Ей стало жутко от этой мысли. Так будет всегда, всю жизнь, всю жизнь одно и то же. Привычная ласка и через минуту – ровное дыхание. Она заплакала. Плакала долго и тихо. Ей казалось, что она оплакивает свою Любовь. Она вспоминала все их встречи, перебирала в памяти всё, что накопилось за время их Любви. Каждая встреча была волной, которая поднимала их так высоко, что исчезал весь мир. Были только они, их души сливались и пыли над землёй, и казалось, что полёт этот бесконечен. Расставаясь, они жили ожиданием новой встречи, такой же прекрасной, как предыдущая. И надежды их не обманывали. Иногда они ссорились и страдали от этого, но примирение придавало только большую остроту их чувству.
Теперь она плакала каждую ночь, плакала тихо и обречённо, потому что Он не слышал, а ведь должен был услышать. И от того, что он не слышал, ей становилось ещё горше.
Она знала, что он, действительно, достоин любви. Молодой, умный, красивый мужчина. Студентки от него без ума, пишут записочки, объясняются в любви, назначают свидания. Но это его не портит, он от природы одарён чрезвычайной порядочностью и духовной чистоплотностью. Он никогда не позволял себе пошутить над этими студентками или сказать о них с иронией жене. Он умел их поставить на место вежливо и по-дружески.
Жену он любил так, как только и может любить мужчина женщину. Женился он в зрелом возрасте, у него был достаточный выбор, и он чётко знал, что ему нужно. Её своеобычая натура пленила его, она была не похожа на всех. Она словно светилась, она могла гореть и согревать других, это был её дар. Но он был из тех мужчин, для кого на первом месте всегда будет дело, которому он посвятил свою жизнь. Увлечённый своим дело, он не заметил происшедшей в ней перемены. Но однажды он проснулся и услышал, что она плачет. Он испугался, прикоснулся губами к её лбу: - Что случилось? Ты заболела, тебе больно?
Она, продолжая плакать, прижалась к нему, молча вздрагивая всем телом. Что она могла ему ответить? Измученные и издёрганные они уснули к утру.
Но утром она ему улыбалась, как обычно, и он подумал – может, какие ни будь женские дела, и спросил:
- Тебе не надо сходить к врачу?
Она смущённо улыбнулась и отрицательно покачала головой:
- Нет! Ничего, всё в порядке…
А ночью всё повторилось. Только теперь он был начеку. Притворился спящим, стал ровно и тихо дышать. И через несколько минут услышал, как она тихонько заплакала, заскулила, как щенок, потерявший мать. Так жалобно, что у него перехватило дыхание. Он повернулся к ней, провёл рукой по её лицу, оно было мокрым. И вдруг его пронзила, как ужалила мысль:
- Тебе плохо со мной?! – Неужели он настолько глуп, что не смог этого понять…
- Нет! Нет! – Она прижалась к нему всем телом, - всё хорошо, я люблю тебя.
- Но от чего же ты плачешь?
Что она могла ему сказать, я боюсь разлюбить тебя? Он бы её не понял, это она хорошо знала.
Теперь ночами он был скован, стал плохо спать. А она, боясь, что он услышит её плач, лежала, бессонная, притаясь, и прислушивалась к нему. Они караулили друг друга. И когда он, наконец, засыпал, она скулила тихонько, по щенячьи и находила в этом облегчение.
А днём у них всё было хорошо, правда днём они почти и не виделись. Но у него появилась насторожённость. Он пытался разгадать причину её слёз. Не мог и злился на себя и на неё. Вот уж чего он никогда не ожидал, что при их ясных и честных до конца отношениях у неё найдётся тайная причина для слёз. Что тут могло быть? Секс? Но он считал да просто чувствовал, что тут у них всё в порядке. Нет, не это, что-то в прошлом? Но ему никогда не было дела до её прошлого. Это было её прошлое, и она имела на него право. Да и вряд ли. О чём жалеть? Он был твёрдо уверен, он точно знал, что она любит его. Когда они глядели друг другу в глаза, они просто тонули, растворялись друг в друге. О сопернике у него даже мысли не возникало. Что тогда, какой недуг, какая печаль заставляют её плакать по ночам?
- Ничего себе. Медовый месяц… - с иронией думал он.
Она остро ощутила невидимую, неосязаемую стену, вдруг вставшую между ними. Мысли её метались в поисках спасения. Спасать нужно было ни её и ни его, спасать нужно было то драгоценное, чем они обладали и что теперь вдруг могли потерять. Их Любовь.
Прошло ещё несколько тягостных дней и ночей, и она решилась. Утром он ушёл на работу, поцеловав её как обычно, сказав на прощанье – не скучай. Она собрала чемодан и села за письмо:
- Прости! Может быть, я не права, скорее всего, не права. Но я не могу иначе. Я чувствую, как она уходит, наша Любовь, и не могу с этим смириться. Я хочу, убежав, её сохранить. Мы стали слишком спокойны. Неужели на смену тому, что было у нас придёт только привычка? Я на это не согласна. Я хочу любить тебя всю жизнь. Я уезжаю, я потом тебе напишу. Когда я пойму, что я не права, я вернусь, если только ты захочешь меня принять. А сейчас я не вижу другого выхода. Твоя и только твоя. Целую тебя. Ты мой единственный на всю жизнь, другого у меня никогда не будет. Это моя клятва тебе. Прости.
Уже несколько часов она сидит на вокзале. Сначала объявили опоздание поезда на час, потом на три часа. Она терпеливо ждёт, уйдя в воспоминания всего того, что было у них. Она помнит каждую дату, каждое самое маленькое событие. И то, как он первый раз поцеловал её. Робко и осторожно. Удивительно, взрослый мужчина и оказался таким скромным. Или он просто берёг её, она усмехнулась – для себя. Она помнила их единственную большую размолвку, конечно из за пустяка. Он оказался таким принципиальным, не приезжал к ней целый месяц и не звонил, и не писал. Она первая написала ему. Так, как будто ссоры и долгой разлуки вовсе и не было. Просто хорошее письмо. Потом получила телеграмму. Жду. Встречаю. Целую. Твой. И – прилетела.
А поезда всё не было. Ещё объявили задержку на два часа. Она начала нервничать. Ах, если бы она была уже далеко. Через час он придёт домой. У неё было богатое воображение, она легко могла себя представить на месте другого. И вот она читает его глазами свою записку. Такая боль пронзила её, что она даже вскрикнула. И поняла, что это непереносимо, получить такое письмо.
Ей стало страшно, что она не успеет. Снова взглянула на часы. Поздно. Теперь только на такси. Но как всегда нет того, что тебе необходимо. Такси не было. И очередь. Десять минут показались ей целой жизнью. Она бы побежала, если бы могла успеть бегом. Он не должен прочитать эту записку.
Она успела разорвать письмо, снять пальто и затолкнуть чемодан под кровать, когда повернулся ключ в дверном замке.
- Прости, я сегодня пробродила по городу, и у нас нет ужина. Она поцеловала его несколько раз, словно просила прощения, а он обнял её:
- А мы сегодня ужинаем в ресторане. Она не осмелилась спросить, а как же твоя работа?
Больше она никогда не плакала по ночам.
Свидетельство о публикации №222010300380