Экспедиционная жизнь эпизод 1

Экспедиционная  жизнь
(эпизод 1)



                ЭПИГРАФ:
                "…Та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку, которую теперь ничем не исправишь. Нужно, чтобы сильный мешал жить слабому, таков закон природы, но (…) в путанице всех мелочей, из которых сотканы человеческие отношения, это уже не закон, а логическая несообразность, когда и сильный, и слабый одинаково падают жертвой своих взаимных отношений, невольно покоряясь какой-то направляющей силе, неизвестной, стоящей вне жизни, посторонней человеку"
А.П.Чехов "Случай из практики"

               
               

               
                Глава 1

                Отъезд в экспедицию

               Начало девяностых годов двадцатого века. Уютный городок. Вокзал. Умеренно неубранный перрон. Антон отправляется в очередную археологическую экспедицию. Уже несколько лет как он, разделавшись с обязательными, но скучноватыми делами — учёба в школе и университете, бросился в мир в качестве свободного художника. Точные науки хороши, но Антон, в конце концов, выбрал живопись. Ему идёт двадцать пятый год, он крепок телом, на лице плотный загар и неизменный оптимизм.
           Его провожают мама и сестра. Несмотря на то, что это далеко не первая экспедиция, всё равно каждое такое событие напоминает отъезд солдата на войну — в глазах родных слёзы, в словах — прощание чуть ли не навек. И это здорово действует на нервы. Но подобные проводы — уже как ритуал, в котором нельзя что-либо изменить.
           Антон мысленно возвращается в мамин домик, который расположен на самой окраине городка, у леса. Ласковое солнечное утро. Он блаженствует в постели. Комната наполнена солнечным светом и теплом. Хорошо.
           Дозревающие груши на всех подоконниках, тающие во рту — ни с чем не сравнить. Ярко-розовые яблоки в больших мисках. От них такой запах, такой аромат! Рука сама тянется за очередным плодом. Впиваешься зубами в его кисло-сладкую мякоть и испытываешь истинное блаженство. Сок, шипя и пузырясь, капает с подбородка; но ничего не замечаешь, пока не доешь.
           По утрам его будит кот Мурзик. Они большие друзья. Вот кот, как обычно, укладывается рядом во всю немалую длину, головой в одеяло и слегка цепляясь передними лапами за шторы — поближе к солнцу из окна. Каждый день начинается со следующего ритуала — они приветствуют друг друга, бодаясь головами. Это может продолжаться сколь угодно долго. Мурзик отдаётся такому утреннему обряду со страстью и самозабвением. На минуту он может отвлечься, но затем опять бросается к Антону и с глухим стуком бьётся своей головой о его голову. И так — до бесконечности. В эти мгновения Антон ощущает, что ближе них нет никого во всей вселенной. Иногда Мурзик неотрывно и не мигая смотрит ему в глаза. Приходит мысль, что, возможно, его глазами глядит на него другой мир, иная цивилизация, если угодно; и не факт, что эти миры научились понимать друг друга — несмотря на то, что уже тысячелетия живут бок о бок. Отсюда легко сделать вывод, сколь невелики шансы человека понять и принять иной разум, пресловутых инопланетян, к примеру. О чём-то договориться с ними.
           Антону кажется странной уверенность многих в том, что люди якобы обогнали всех у себя на планете — по развитию. Как же, уже изобретены компьютеры и атомная бомба. «Самовлюблённые и высокомерные выскочки — вот мы кто! — так рассуждает он. — «Покормил и отвали!» — подобный лозунг можно прочесть на физиономиях большинства домашних питомцев. На большее, чаще всего, нас, как правило, не хватает, несмотря на не в меру задранные носы — ещё бы, «homo sapiens», чёрт возьми!» Антон почти уверен, что если люди кого-то в чём-то и опередили, то только в создании орудий уничтожения всего и вся. И что гордиться-то нечем, если по-честному.
           Глядя в глаза коту, он чувствует, что тот хочет что-то сказать. Время от времени они и беседуют. Антон научился издавать губами нечто, напоминающее мяуканье; Мурзик, в свою очередь, отвечает фырчанием — при этом он смешно морщит нос. В его пофыркивании слышится один или несколько слогов. Антону представляется, что недалёк тот день, когда Мурзик вполне членораздельно заговорит. И на его вопрос накануне очередного отъезда:
           — Кот, как же я без тебя?
           Он ответит:
           — А я как? Ладно, потерпим, — и нервно повертит кончиком хвоста. Мол, давай, проваливай.
           Эх, грустновато…
           Антон уверен, что нужно хоть иногда позволять себе абсолютно ничего не делать, никуда не спешить, чтобы попытаться понять пусть самую малость о себе, об окружающем. Наверное, нужно прерывать, на время, каждодневный бег в никуда, который затягивает и не даёт оглядеться по сторонам, о чём-то подумать, нечто очень важное для себя осмыслить, и, может быть, ощутить блаженство, абсолютное блаженство и гармонию этого мира… Гармонию ли? Как сказать…
           Наконец, он поднимается в вагон. Место нижнее, боковое. Смотрит в окно. Мама совсем постарела, на лице глубокие морщины. Прожитые годы пригибают её к земле. Оглушительная печаль охватывает его. Кто такое придумал, что люди должны мучительно медленно стареть, увядать, ещё живя — умирать, уходить от близких своих? Одни умирают, а другие это наблюдают. Невыносимо больно — всем…
           Скорее бы поезд трогался, что ли.
           Место напротив занимает молодая женщина. Ей, вероятно, около тридцати. Серые глаза, светлые волосы, внимательный умный взгляд, чуть припухшие губы.
           Оба глядят в окно. Тот разлад, что творится в душе у Антона, наверное, отражается и на лице.
           Вдруг попутчица произносит:
           — Я вас понимаю…
           Антон смотрит ей в лицо. Возникает ощущение, что из её глаз вот-вот брызнут слёзы. Ну и ну! Осталось ещё и ему прослезиться для полноты картины.
           Медленно тянется время до отправления поезда. Он кивает и что-то произносит в двойное стекло окна вагона своим родным; ему, столь же беззвучно, отвечают. Поехали, в конце концов.
      Антон поворачивается к попутчице. У неё в глазах действительно слёзы… Он понимает, что необходимо что-то сказать, как-то успокоить. Но не находит подходящих слов.
           Её рука случайно оказывается рядом с его рукой. Он осторожно накрывает её ладонью и, не отдавая отчёта, начинает гладить.
           Чувствует, что печаль и непонятная тоска вот-вот станут невыносимыми, переполнят вагон… Приглашает пройти с ним. Они выходят в тамбур, смотрят друг другу в глаза. В лице необычной попутчицы отражается странное сочетание сочувствия, соучастия и собственной кручины. Глядя на её припухшие губы, Антон догадывается, что сегодня у неё, вероятно, уже была причина немного поплакать. Он осторожно целует её. Один раз, другой…
           Они тянутся друг к другу так, будто не виделись лет двадцать, прижимаются всё сильнее и сильнее — только бы сократить расстояние между ними или вовсе уничтожить ощущение пустоты и одиночества, которое, вероятно, временами бывает у каждого человека и, наверное, свойственно всему живому на планете. И, похоже, эта пустота разделяет очень многих людей — на отдельные островки света во тьме, которые напоминают те, что время от времени мелькают за окном вагона — когда поезд проносится мимо небольших полустанков и далёких деревень.
           Состав всё несётся и несётся, как ураган, грохочет на стрелках, раскачивается, бросая их друг к другу. Мелькают огни, города и, кажется, страны. Время, для них, останавливается, оно просто исчезает. Есть только она и он. И одно огромное счастье, единое целое…
      Через какое-то время, медленно, как из фантастического сна, они выплывают из беспамятства объятий.
           Антон целует её в закрытые глаза.
           Возвращаются в купе. Он укладывает её на своё место досматривать удивительные сны этой ночи. Сам же присаживается рядом — как верный страж.
           Поезд, с гулом и свистом, всё уносит и уносит их в жизнь, которая у каждого своя. Где он свободен от всего и вся, и безмерно счастлив. Её же, эту замечательную женщину, ждут в городе на Неве отец и мать, любимый пёс Барс и захватывающая работа в Пулковской обсерватории, где она пишет диссертацию — что-то о рассеянных звёздных скоплениях, о возможности обнаружить у звёзд, в них входящих, планеты, подобные нашей Земле.
           Рано утром состав влетает на большую узловую станцию. Отсюда — ей на север, в Петербург, ему же — на юг, в край скифских курганов, в причерноморскую степь. Там, в этих удивительных местах, тысячелетия назад сталкивались, погибали и возрождались потоки племён, идущие с запада и северо-запада — и неслись лавиной им навстречу, всё сметая на пути, кочевники с востока и юго-востока — киммерийцы, скифы, сарматы, гунны. Были ещё и местные племена — в том числе, далёкие предки славян, которым приходилось упорно выживать в подобной толчее. Они, выдержав подобный натиск, стали постепенно осваивать необъятные пространства. В этой степи, как в огромном котле, варился, выкристаллизовывался фундамент современной цивилизации, ныне занимающей пространство от Ла-Манша до Дальнего Востока…
           Они прощаются — как родные близкие люди. Без лишних слов, спокойно, умиротворённо. И это — нормально. Антону приходит мысль о том, что она и он, в первую очередь, просто странники. Антон — человек, жизнь которого делится на экспедиции и всё остальное. У него, по большому счёту, ни кола ни двора; всё имущество — это этюдник с красками и кистями, да рюкзак, где минимально необходимые вещи. Она же настолько увлечена работой, что личная жизнь оказывается на втором плане и, так уж складывается, что прежде всего видит себя вольным путником космоса, вселенной — и это без какого бы то ни было преувеличения. Ведь, как он понял из её рассказа, глядя в окуляр телескопа, изучая на огромном мониторе снимки далёких миров, блуждая среди звёзд, туманностей и галактик действительно ощущаешь себя именно в таком качестве, и убеждаешься лишний раз в том, что любой человек является дитём космоса — прежде всего. Этого огромного, удивительного мира. «И ведь это здорово, — думается Антону, — по-настоящему здорово!»
           Он, глядя ей вслед, задаёт себе вопрос: «Увидимся ли с тобой, милая, когда-нибудь?»
           И отлично понимает, что на него сейчас не ответить — ни ей, ни ему.
      
    
    
                Глава 2

                Первый день в экспедиции

           По прибытию, Антон первым делом обустраивается в лагере. Ближе к вечеру Борис, приехавший на несколько дней раньше, знакомит его с окрестностями. После чего они производят дегустацию местных вин. Борис — отличный парень, друг детства. Он высок, строен. Его рыжеватую шевелюру можно заметить издалека. У Бориса чёткие и ясные ориентиры в жизни; он хорошо знает, чего хочет и как этого добиться. По сравнению с ним у Антона ветер в голове. Но это — счастливый ветер!
           Друзья устраиваются на пригорке, на тёплой после жаркого летнего дня траве, беседуют о том о сём. Ещё со школьных времён так повелось, что по ходу разговора можно задать другу любой отвлечённый вопрос. Тот, кто не ответил на него, получает звание Незнайки на целый день. Правда, обычно решение или ответ они ищут вместе.
           Антон говорит:
           — Борис, ты когда-нибудь видел, как живут муравьи и другая мелкая живность — тут покопался, там покопался, тут-там, тут-там? Ты хочешь, чтобы и твоя жизнь прошла таким образом — в суете — то тут, то там, а в общем, если посмотреть внимательно, нигде?
  — Для меня работа, семья — это не есть твоё «нигде», — отвечает приятель спокойно.
    — Семья, работа, дом — конечно, важно. Никто не спорит. Но посмотри сам, подумай, — Антон пытается настаивать на своём, хотя прекрасно понимает, что в его вопросе есть не только «второе дно», но и желание немного поспорить. — Заработал, поел, отоспался, сходил за очередной порцией еды; опять заработал, поел, сходил… Согласись, всё это здорово напоминает бег белки в колесе — бесконечный и бессмысленный. Есть в нём какая-то заунывность, монотонность, тоска и даже скука! Как думаешь? Ведь за пределами небольшого пространства обыденных, каждодневных дел, в котором мы живём, остаётся, между прочим, весь мир, вселенная, если угодно. Да-да, остаётся мир, который мы можем познать, ярко и интересно жить в нём! Зачем же отказывать себе в этом?! Неужели ты готов наплевать на такую удивительную возможность? Никогда не поверю! Согласись, очень важно понять своё предназначение…
           — Какое ещё предназначение? — отвечает Борис.
           — Об этом и вопрос, — Антон упорно гнёт своё. — Наверное, мы должны быть не только участниками биологической эволюции. Но и что-то привносить в наш мир. А роль «участника», хорошо или не очень, выполнит каждый — и от этого никуда не денешься, и не «отвертишься» — ДНК заставит! Раз дело обстоит именно так — то не столь уж велика твоя, любого из нас, заслуга, что всё же выполнил эту самую программу — ходил на работу, породил кого-то, выкормил и так далее. Как говорится, не надо иллюзий.
           Секунду помолчав, он продолжает рассуждать:
           — У меня есть уверенность, что главное всё же в другом: быть человеком — везде и всегда! Не существом, задёрганным и зомбированным каждодневными заботами, а тем, кто помнит, как таблицу умножения, что он разумен, что способен охватить собой, своим мозгом и душой всю вселенную. И что мир этот — его. Да-да — это наш мир! И нужно отбросить странную убеждённость многих в том, что каждому из нас принадлежат лишь несколько десятков квадратных метров жилой площади, где проживаешь, да заросший, неизвестно чем, кусочек земли на даче. И хорошо бы не забывать, что появился ты не для того только, чтобы так или иначе выполнить вышеназванную биологическую программу. А затем, чтобы вдохнуть душу и разум в этот огромный мир, в его горы и равнины, в его туманы и дожди, восходы и закаты; появился, чтобы вернуть жизнь, к примеру, долинам Марса, и не только им… Постарайся представить — насколько одиноко и скучно этому миру без нас, наших глаз, без тепла наших рук и сердец… Ведь если нет присутствия живого разумного существа, то и его, мира, как бы — нет! Согласись. Кто же за ним присмотрит, или просто полюбуется на него, напишет о нём стихи, отобразит на картине?
           Борис молча качает головой. Мол, куда хватил. И, наконец, откликается:
  — Ну, ты загнул! Заставляешь подключить дополнительные интеллектуальные ресурсы. Мне нужно подумать.
      Он — человек с устоявшимися взглядами и непоколебимой психикой. Поэтому Антон не боится задавать ему вопросы нестандартные, требующие подхода не по шаблону...