Ссылка на Деда Мороза ч. 6

София Альбертовна с самого утра поджидала сына, который заезжал к ней по субботам и средам. Кроме Игорька у нее в этом городе не было других родственников. Ее муж давно скончался, а вся остальная родня подалась за границу.

Шабашникова-старшая передвигалась по квартире при помощи костылей, но руки у нее сохранили и силу, и навыки концертмейстера. Пианино, уже слегка расстроенное,  было ее единственным верным собеседником в этой пустой пыльной квартире. Она приблизилась к инструменту и с трудом опустилась на стул. Винтовой стульчик чуть покачивался из-за отсутствия одного гвоздя, но был ей дорог как память о времени больших надежд. Сын привез ей его из Чехии, куда ездил в свою первую и единственную зарубежную поездку.

Уехавшие родственники много раз предлагали ей сменить климат и гражданство, но она как будто приросла к этой квартире и к этой винтажной банкетке. После второго инсульта ей, по большому счету, нужны были только лекарства и клавиши.

Она заиграла «Фантазию Ре минор» Моцарта. Звуки рассыпались по паркету, точно тусклые шарики. Невеселая музыка пробуждала в ее душе хорошо знакомую грусть от несбывшихся мечтаний. Светильник на окне еле теплился, символизируя духовную стойкость.
- Надо жить, - произнесла она, не переставая играть. – Нельзя поддаваться унынию. Человек должен жить хотя бы ради любопытства. Вот сейчас он приедет, расскажет мне, как дела, и все будет хорошо. 

Ее сын, которым она так гордилась, пока он был молод, все больше отдалялся от нее – не только территориально, но и духовно. Он зачем-то переехал в пригород, где не было ни одного очага культуры, забросил свою профессию и перебивался случайными заработками. Его сожительница была обыкновенной провинциальной хабалкой, но почему-то терпела ее безвольного Игоряшу, от которого толку было как от козла молока. 

За окном была уже зима, и деревья покрылись тонкой изморозью. София Альбертовна подумала, что она три года не была на улице. Времена года смешались для нее. О перемене погоды она узнавала даже не по термометру, а по показаниям тонометра, когда ее давление подскакивало до критической отметки. Судя по тому, как сильно раскачивались ветки старого тополя, день был ветреный. Ей следовало бы поскорее лечь, а потом выпить таблетку. Взяв заключительный аккорд, она несколько минут сидела неподвижно, точно ожидая оваций.

- Мама! Это я! – услышала она наконец знакомый голос. – Ты уже умывалась?
Она не заметила, как сын открыл дверь своим ключом.

- Игоряша, ну что же ты так поздно? – крикнула в ответ хозяйка квартиры, но осеклась.  – Извини, мой друг,  я все время забываю, что у тебя могут быть свои дела.
- Да, мам, - отозвался сын из ванной. – Представляешь, какую идею я сегодня услышал в поезде: записать поздравление от имени Деда Мороза, выложить в Сеть и оправить ссылку.
Мать встала, оперлась на костыли и застучала ими по полу.
- Ты что-то сказал, милый?


В этой квартире Игорь все еще чувствовал себя ребенком. Он вспомнил двух пацанов, с которыми ехал в электробусе. Интересно, а они еще чувствуют себя детьми?
- Я, мама, хочу записать поздравление от имени Деда Мороза и оправить Светлане и Кристине ссылку.
- Кого отправить в ссылку? – не поняла мать.

Сын спохватился: мать не в ладах с компьютером, и ей нужно очень долго объяснять, что значит «кликнуть ссылку».
- Ну, это в общем, для молодежи, конечно, - уклончиво объяснил он. – Я хочу поздравление Кристине записать. Она если захочет, посмотрит его по компьютеру.
- Не валяй дурака, - мать, как всегда, была категорична. - Она тебя уже забыла. Да ты и адреса ее не знаешь.

Шабашников почувствовал забытые ощущения. Примерно те же самые слова он услышал от матери, когда приехал с Эстляндского вокзала с билетом на поезд. В висках застучала кровь, а к горлу подкатил комок. Только теперь этот комок был в сто раз больнее, чем в юности.
- Мама, - как можно мягче сказал он. – Это мое дело. Кристина моя дочь, и я хочу наладить с ней отношения. У меня есть адрес адвоката Светланы. Надеюсь, что он передаст мое послание, и что она общается с дочерью.
- Ну как знаешь, - фыркнула мать. – Хотите общаться – общайтесь.

Игорь Кириллович осторожно погладил место режущей боли. Вроде ничего, проходит. Маме он пока ничего не будет говорить. Если окажется что-то серьезное, тогда придется. Но это уже после Нового года.

Он с грустью посмотрел на старую даму, которая теперь сидела в кресле красного дерева. Этот особый предмет интерьера  достался ей от деда, который когда-то занимал высокий пост в системе исправительных учреждений. Историческое кресло служило напоминанием, что его предок добился многого в своей жизни, но быстро потерял саму жизнь.

Со стены на него глядели фотографии родственников по материнской линии. В детстве он любил спрашивать мать, кто где жил, и кто чем занимался. Мама рассказывала ему семейные истории, и он сам представлял себя на месте мужчин в воротниках с петлицами или в черных широкополых шляпах. Когда же в этой комнате поселилась и Светлана, то они повесили у окна еще две фотокарточки -  с их свадьбы и из рождественской Праги. Оба портрета продержались на памятной стене меньше двух лет, и о них теперь напоминали только кривые гвоздики.

- Что играла, мам? – поинтересовался сын, старясь придать живой интерес своему голосу.
София Альбертовна махнула рукой:
- А, не спрашивай. Стараюсь хоть что-то вспомнить. Ты сам-то играешь иногда?

Игорь помотал головой. В квартире его нынешней супруги не нашлось места даже для его кинокамеры.

За окном пошел снег. Ветер прибивал крупные снежинки к стеклу.
- Совсем зима уже, - примирительно произнес взрослый сын.- Скоро Новый год. 

Он совсем не знал, о чем говорить дальше. Ему надо было побыстрее вымыть пол на кухне, пропылесосить ковры в трех комнатах, приготовить суп, загрузить стиральную машину, а потом развесить белье, привести в порядок ванную и туалет и не свалиться от усталости после всех трудов.
- Ладно, я за уборку, - крикнул он уже из ванной, но буквально через пару минут вновь услыхал приближающийся стук костылей.
- Игоряша, - начала мать примирительно. – Ты ведь не обижаешься на меня?
- Нет, мам, - отозвался сын.
- У меня есть идея, - задумчиво произнесла мать. – Ты же режиссер. Вот и давай снимем фильм о нашей жизни.

Игорь Кириллович распрямился, повесил тряпку на батарею и вытер рукой пот со лба:
- О нашей жизни?
- Ну да, - в голосе матери теперь слышалось былая настойчивость. – Я надену свое концертное платье, красиво уложу волосы. Я даже диадему свою достану.
- Диадему? – не поверил ушам сын.
- А что тебя так удивляет? Я сыграю что-нибудь веселое. Новогоднее. Ты это запишешь, потом вставишь в свое поздравление. А потом – может пошлешь его Свете и Кристине, а может, себе на память оставишь. Отличная идея, правда?

Игорь Кириллович повернулся к матери, но как будто не видел ее. Он всю свою жизнь должен был принимать ее идеи с радостью и благодарностью. Его собственные, как правило, совершенно не принимались в расчет. Он вытер руки о собственные подмышки и пригладил щеточку усов перед зеркалом. 
 
- А давай, - просто сказал он. – Тогда иди голову мой. Тебе в ванную помочь залезть?
- Сама справлюсь, - проворчала София Альбертовна.

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/01/04/1702